Другой мир

Иду я по потолку, никого не трогаю. Вдруг вижу — микрофон начал падать. Ну я за ним, как заяц, прыгнул. А он, гад, улетел на пол. А я-то на полу ни разу и не был. Страшно мне на полу. Муравьи говорили: там собаки всякие бродят. Ну, я и переборол страх — прыгнул! Упал несильно, только левая почка заболела. Открыл её, посмотрел, а она... шутит! Хотела, видите ли, на мою реакцию посмотреть. Закрыл почку и пошёл за микрофоном.

Смотрю на него, смотрю... Часов через два он вдруг взял да и ушёл. Я — за ним. Бегу, бегу. Тут слоны начали смотреть, играться: думали, игрушка маленькая. А я им кукиш покажу — и ушли сразу. Только оглянулся — молоток смотрит на меня. Ещё таким взглядом, как у тарелки. Спрашивает:
— А ты сегодня поел книжку?

Я смотрю на него с недоумением. Вот наглость! Я схватил у него сковородку и бац! Он улетел. Никто ещё меня в поедании книг не обвинял! А микрофон всё это видел, покраснел даже, а потом снова начал давать дёру. Я опять за ним. Бегу, бегу, а он ноги иголками покрыл — по всему полу раскидалось. Вдруг он спрашивает:
— Хлеб — голова, а что насчёт банана?

Я отвечаю, не растерявшись:
— Банан тоже человек!

Микрофон снова убегает, а я раз — и поймал его. Побродил по полу часов десять, проголодался. Присел, ради приличия спросил у микрофона, хочет ли он чего. А он обиделся. Ну, я открыл ногу, взял немного мяса с сигаретами и поел.

И тут голос послышался. Это Заратустра! Подошёл, поздоровался, предложил поесть. А он отказался. Ползу дальше, к потолку. А он, потолок-то, смеётся. Смотрю: и люстра, и стол со стулом тоже ржут. Я им пригрозил микрофоном, бросил в них и убежал в слезах...

...Я оказался в коридоре. Тёмно, сыро, стены покрыты плесенью, а по ним ползает Ктулху. Он меня не замечает, будто я прозрачный. Вижу две двери: одна чёрная, другая чёрная. Захожу в первую. Там сидят сотрудники КГБ.

— Здравствуйте, предъявите документы.
— Конечно. Стул тоже нужен?
— Вы без стула?
— Да.

И тут они мне: «Без стула выход запрещён!» Я в панике. Выбегаю обратно, захожу во вторую дверь. Темно, ничего не видно тридцать веков. И вдруг — Христос со святыми. Он смотрит на меня, и тихо так спрашивает:

— Зачем тебе всё это?

Я молчу. Не знаю, что ответить. Разворачиваюсь и ухожу. Забредаю к знакомому шарфу. Он висит на потолке, смотрит на меня строго. «Дела подождут», — говорит. И в тот момент я отключаюсь.

Просыпаюсь. Мир другой. Лестницы тянутся в небо, здания ходят по улицам, люди вяжут сны из проволоки. Вдруг на горизонте появляется Катя. Она для меня была всем — и опорой, и смыслом, и светом. Но теперь её нет. Она исчезла, как и стул, как всё, что придавало мне устойчивость.

Я бросился бежать. Бежал долго, не замечая ничего вокруг. Под ногами рассыпались иголки, потолки кричали от смеха, а Ктулху смотрел мне вслед, не делая попыток остановить. В конце концов, я упал и увидел — передо мной снова микрофон. Он молча смотрел на меня, как будто знал ответы на все мои вопросы.