Глава 11. Дедовщина

Все персонажи и события выдуманы, совпадения - случайны.


Служба тянулась своим чередом.
Я уже писал выше, что после перевода меня к новому месту службы из рембата, мои сослуживцы не знали какого срока службы я был.

Деды, особенно, водили со мной дружбу, пользуясь моим доступом к канцелярии. По ночам, с моего позволения, в канцелярии печатались фото в дембельские альбомы, рисовались сами альбомы, готовились дембельские парадки и т.п.

Братаясь, обнимаясь со мной, каждый из дедов высказывал мне своё уважение и расположение.

Наступил август.  Деды стали активно закупать чемоданы, набивать их разными дембельскими ценностями.

Подготовка к дембелю становилась похожа на какой-то массовый психоз.

Любая вещь, определяемая, как входящая в дембельский комплект, будь то - зубная щётка или расчёска, или мыльница… как осколок святого Грааля,  полировалась, бережно заматывалась в кусок новой портянки и укладывалась в  ДЕМБЕЛЬСКИЙ чемодан.

Постоянные обсуждения между дедами очередных приобретений, сравнивание их потребительских и эстетических качеств, занимали у последних всё свободное время и свободное пространство в голове.

И вот, сидя с дедами на скамейке возле казармы, один из моих самых ярых «друзей», азиатской наружности, вдруг спросил меня:
- Димон! А ты почему чемодан не покупаешь?
- Так мне ещё полгода служить, - просто ответил я, не заморачиваясь над смыслом сказанного.

Дедов с лавки сдуло как ветром!
Они повскакивали со своих мест и принялись галдеть, как на базаре, что это неслыханный позор, сидеть с фазаном на одной скамейке!

Что я оборзел совсем, претворяясь дедом!
Что мне, по сроку службы, положено с молодыми ЦП драить за такую дерзость!

И всё это кричали мне те, кто ещё пять минут назад со мной обнимались и, заискивающе глядя в глаза, умоляли пустить их ночью в канцелярию.

Я был поражён этой переменой. Я никогда никому не говорил, что я дед. Служили мы уже вместе больше года.

Послав всех разом на х@й, я растолкал толпу и ушел в свою канцелярию.

Новость молниеносно разлетелась по роте.
Один из бойцов моего взвода, сообщил мне, что вечером меня прийдут бить.

Моё спортивное прошлое и физические данные позволяли мне быть уверенным, что я смогу устоять в этой разборке.

Но отбиться от дедов в своей роте, не значило решить все проблемы. В случае бунта фазанов или молодых, на разборки подтягивались деды из других подразделений для помощи в подавлении бунта.

Перспектива разбираться со всеми дедами полка настроения не добавляла.

Но делать было нечего.
Задачи нужно решать по мере поступления.

Первое - не позволить себя унизить в роте.
Армия - как зона. Опустят - не поднимешься.


Перед ужином, дверь в канцелярию открылась и в комнату ввалились четыре деда.

Я встал из-за стола, сделанного из двух солдатских тумбочек и вышел немного вперёд.

Канцелярия была узкой и длинной.
Слева от меня были стеллажи для литературы и хранения ЗИПов. Справа стояли четыре стула за которыми вдоль стены, на тяжелых табуретках располагались три железных ящика-сейфа для хранения всякого секретного.

Разойтись в проходе с трудом могли только два человека.

Так, что если не позволить кому-то зайти за спину, можно легко отбиваться хоть ото всей роты, потому, как нападать смогут только по-очереди и только спереди.

- Что надо?! - резко и с вызовом бросил я вошедшим.

Возглавлял эту зондер-команду щупленький злой пацанчик по фамилии Савельев.

Он был похож на оскалившегося грызуна. Сам он был детдомовским. Отличался сварливым и жестоким нравом. Ненавидел всех! И своих, и чужих!

За ним стояли три азиата, тоже все худые и невысокого роста.

Картина Репина - русский во главе татаро-монгольского ига.

- Ты совсем оборзел! - начал предъяву Савельев,  - Ты должен полы мыть, в караул ходить… - тут он запнулся.
Фантазия закончилась.

Я подождал ещё немного, наблюдая,  как мои ещё вчерашние «товарищи» сбились в кучку в проходе канцелярии и злобно глядя исподлобья, готовились мне вломить по первое число!

- Козлы вы немытые! - зло сказал я, - Вы же все ко мне с просьбами ходили, другом называли…  Я вас всех выручал.  А теперь, оказывается, вы - белая кость, а я дерьма кусок?

На столе, позади меня стояла пепельница, сделанная из отпиленной латунной артиллерийской гильзы.  Её ротный, в периоды запоя, метал в бойцов, которые в этот момент заглядывали в канцелярию.

Следы от этой пепельницы, глубокими шрамами оставались на входной двери.

Понимая, что за дверью вся рота ждёт развязки и что тянуть больше нельзя, я подобрав в руку гильзу за спиной, со всего размаху метнул её в толпу этих дедов.

Увернулись они чудом, согнувшись пополам в разные стороны, как лопухи на ветру.

Пепельница с грохотом ударилась об дверь. Дверь рапахнулась.

Не давая опомниться «воспитателям» я со всей силы влепил с ноги, подъемом сапога, Савельеву прямо в наклонившуюся голову.

Хрустнул нос. Дохлое тельце отбросило назад на согнувшихся сзади азиатов. Цепляясь друг за друга, за стулья и табуретки, деды повалились на пол.

На одного из них сверху упал сейф.
Савельев лежал сверху этой кучи и по его разбитой роже брызгами текла кровь.

Меня захлестнула какая-то бешеная ярость, усиленная чувством жестокого разочарования во вчерашних «товарищах по службе».


 Я прыгнул  на эту кучу из тел  двумя ногами вперёд и начал молотить всех подряд кулаками.

Бойцы крутились на полу  не в силах подняться из-за тесноты. А я вваливал им по скулам, рёбрам, спинам удар за ударом.

Рота толпилась на ЦП ближе к выходу, не видя, что происходит в канцелярии, но отчетливо слыша глухие удары и визг пострадавших.

Танкисты гадали, кто кого там метелит.

 Понимая, что мне нужно отбить желание у всех в этой роте на меня наезжать, я готовил эффектную концовку этой экзекуции.

В канцелярию вошло четыре деда, но в роте  их ещё больше двадцати человек.

Я стал вытаскивать на ЦП по одному из избитых мною дедов и держа их за шкирку и ремень швырять в сторону роты.

Савельева я вытащил, как он и лежал, лицом вверх. Я тянул его, взяв за солдатский ремень, как за ручку чайника.
Его окровавленная рожа  со сломанным носом могла вызвать ужас у кого угодно.

Бросив Савельева на кучу из ничком лежавших азиатов, я сжав сбитые в кровь кулаки сделал шаг в сторону роты и зло прошипел:
- Ну! Кто ещё хочет?!

Тишина была гробовой. Я повернулся, вошёл в канцелярию и громко захлопнул за собой дверь.

Сердце ещё молотилось в груди, дыхание ещё не восстановилось, но я уже сел за стол и стал думать, что будет дальше.

Вариантов не много.  Мои деды будут собирать свой призыв и придут опять. Только будет их больше и не факт, что это будет в казарме.

Прятаться в армии негде. Настроение ухудшалось на глазах.  Или меня забьют, или я кого убью…
Час от часу не легче.

Не успел я причесать свои думы, как на ЦП послышался топот, крики, дверь распахнулась и в канцелярию ввалились азиаты, которые кружили вокруг рыжего кабардино-балкарца из взвода управления, галдели в три рта об оборзевших фазанах и тыкали в меня пальцами.

Артур Вологиров. Дед. Рыжий кавказец, весь в веснушках, который всегда ходил надув грудную клетку, набрав полную грудь воздуха, отчего его руки поднимались и не доставали до талии.

Ему казалось, что так он выглядит очень накаченным джигитом и устрашает недругов одним своим видом.

Драться с кавказцем - хуже не придумаешь.
Это потом они не считали уже себя «земляками» и устраивали этнические войны. А в тот конкретный момент, Кавказ - это был один народ, одно землячество, которое стояло друг за друга как в кровной мести!

Но, память вдруг воскресила в моем мозгу спасительный сценарий.

Я смело шагнул навстречу Артуру и улыбаясь, как радушный хозяин гостю, промолвил:
- Артур! Давно тебя хотел спросить, ты знаешь Тырнауз на Тереке?
- Да-аааа! - вскинув в удивлении рыжие брови протянул Вологиров.
- У меня муж сестры из Тырнауза! - широко  расставляя руки, как для объятий, с радостью сообщил я.

С врожденным кавказским артистизмом, Вологиров распахнул свои объятия и шагнул мне навстречу:
- Земляк!!! - прокричал он и мы крепко обнялись.

Нужно сказать я не соврал ни на грамм. Муж моей сестры, действительно, был с Кабарды. Отец у него был русским, а мать - мигрелкой.

Но эти подробности я не стал уточнять.

Азиаты поменялись в лице, когда, освободившись из моих объятий, Вологиров резко повернулся к ним и с криком:
- Земляка бить?!!! - ринулся на них раздавая мощные удары по смуглым лицам.

Рота, собравшаяся посмотреть второй акт казни забуревшего фазана, с ужасом увидела вылетавших на пол ЦП участников предыдущего похода, только теперь погибающих под кулаками рассвирепевшего кавказца.

Мы стояли с Артуром обнявшись на ЦП. Под ногами скулили и глюпали разбитыми носами три дважды избитых деда.

- Брат мой! - громко сказал Вологиров, повернув ко мне свой греческий профиль, - ты сегодня на ужин не идешь! - он поднял к небу указательный палец, - эти шакалы, тебе в кровать свою пайку принесут!!!

Даже не знаю с чем сравнить то, что произошло.
Во-первых: одним махом мои гнобители были лишены своего уважаемого статуса «деды», больше того, они должны были ублажать фазана собственными пайками. Это унижение, которого свет не видывал.

Во-вторых: я стал другом, братом, земляком кавказской диаспоры.

На следующий день, прямо после развода, меня нашёл Вологиров.
- Брат мой! - летело над казармой.
Он долго тискал меня в объятиях. Оказалось, что Артур Вологиров житель того самого Тырнауза, в котором родился и проживал муж моей сестры.

Не дав мне опомниться, Вологиров потащил меня знакомиться с земляками.


Удивительное постоянство наблюдалось в армии.
Все должности на кухне занимали узбеки.

Единственное место в полку, где все были с Украины - это санчасть. И командовал ей уроженец Краматорска - капитан Некрасов.

Все складские и хозяйственные должности в полку занимали выходцы с Кавказа.

- Сейчас пойдём знакомиться с земляками! - доверительно проговорил мне на ухо Артур.

Мы двинулись в расположение хозвзвода.

Первым нам встретился маленький солдатик, очень худой, как от анарексии, в страшно ушитом ХБ, которое делало его и без того тонкие конечности похожими на соломинки.

Солдатик стоял гордо запрокинув смуглую голову и заложив большие пальцы рук за висящий на яйцах ремень.

- Это Ибрагим! - почтительно представил Артур маленького солдатика. - Чечено-ингуш! - Вологиров поднял указательный палец к небу, - Дикий человек! Ему кого зарезать, как два пальца об асфальт!

Артур сделал шаг в сторону и представил меня:
- Это мой земляк! Димитриев! Мой брат! - добавил он, исковеркав акцентом мою фамилию, но усилив впечатление.

Ибрагим сурово свёл на переносице густые чёрные брови и утвердительно кивнул, страшно выпучив глаза.

Я еле сдерживал смех, глядя на этого «убийцу» в полтора метра роста вместе с пилоткой.
Но, ничем не выдал неуважения и обнявшись мы двинулись дальше.

Дальше мы вошли в какую-то комнатку заваленную старыми сапогами.
Навстречу нам поднялся заросший щетиной боец, лет двадцати восьми, с большими чёрными усами.
В армии запрещают носить бороды и усы. Делалось  это больше из гигиенических соображений.

Но, видимо, в хозвзводе были свои послабления.

Усатый обнялся с Вологировым.
- Это Абузер! Черкес! - Вологиров сделал опять шаг в сторону и представил усачу меня.
Мы обнялись и пошли дальше.

Короче в хозвзводе было 10 человек на разных должностях.  Мы знакомились и обнимались.
Грузин… мегрел… кабардинец… адыгеец…

Почти весь Кавказ был представлен на маленькой территории хозвзвода.

Со всеми познакомившись, я понял то, что теперь меня в полку никто не посмеет тронуть, как и то, что проблем хозяйственной направленности у меня не будет никогда.

Рота ещё два дня переваривала произошедшее со мной.
Азиаты смирились со своим унижением и затаились. А вот Савельев, никак не остывал.

Он каждый раз зло зыркал на меня, проходя мимо, широко раскрывал ноздри и начинал часто дышать. Нос у него распух и был синюшного цвета.

Ротному он сказал, что поскользнулся на полосе препятствий. Но, ротного его нос вообще не интересовал. Так, что история постепенно затихала.

Я так думал. Но Савельев думал иначе. Детдомовец - он всю свою жизнь выживал, дрался и за место под солнцем, и за кусок хлеба. Я этого не учёл. Такой обид не прощает.

Рота готовилась в караул. Получала автоматы и патроны у дежурного в оружейной комнате, когда я проходил мимо по ЦП.

Неожиданно ко мне повернулся Савельев и, передернув затвор автомата, упёр ствол мне прямо под челюсть.
Я оказался прижатым к колоне посреди казармы и голова моя торчала на стволе автомата, как на шесте.

Все замерли. Злобный Савельев в напряжении перебирая ногами, прошипел сквозь зубы, глядя мне в глаза:
- Ты, сука, до утра не доживёшь.

Я представлял, что будет с моей головой, нажми он на курок. Пуля со смещенным центром тяжести… голова лопнет, как арбуз.

Рота с напряжением наблюдала, за этой сценой, где опять на кон была поставлена моя честь.

Очень медленно, не отводя взгляд от глаз этого зверька, я поднял правую руку, завел два пальца под пламегаситель Ак-74 и с усилием вывел в сторону дуло из-под моей челюсти.

Перехватив автомат кистью правой руки на уровне крепления газоотводной трубки, я резко и сильно заехал коленкой Савельеву в пах. Он сложился, как перочинный ножик, рухнув на пол и заскулив.

Автомат остался у меня в руке.

- Если я доживу до утра, то ты лучше в казарму не заходи! - проговорил я, стараясь выглядеть спокойным.

Я отсоединил магазин, выбил и подобрал патрон из патронника,  протянул всё это железо дежурному по роте. Затем расправил гимнастерку и пошёл куда шёл стараясь не ускоряться.


Прошла неделя с начала моей дружбы с Вологировым.
Ночью меня разбудил дневальный.
- Дмитриев! Иди, тебя Вологиров приглашает.

Я еле разлепил глаза. Самый сон. Но делать было нечего.
Я натянул галифе, обул сапоги и в одной майке поплёлся вниз, на первый этаж, в взвод управления.

Возле каптерки взвода управления стоял другой дневальный, который открыл дверь в каптёрку  и пропустил меня внутрь.

Потом он зашёл сам, запер дверь изнутри на засов и потянул на себя оббитую вагонкой часть стены, которая прикрывала пространство в углу, под лестницей, ведущей на второй этаж.

В образовавшейся щели была видна яма, уходящая куда-то под пол.
- Лезь! - скомандовал дневальный, - Вологиров тебя ждёт!

Я стал на карачки и еле протиснулся в этот лаз.
Дальше я полз метров пять в абсолютной темноте, пока неожиданно не повернул направо и не оказался в довольно просторной землянке.

Посреди этой норы, был накрыт импровизированный стол, представлявший из себя тот же земляной пол, накрытый бумагой для мишеней, вокруг которого была выкопана канава для ног, за которой чуть ниже уровня стола, была обозначена полоска земли для сидения.

Во главе этого «стола» сидел Вологиров, скрестив ноги на восточный манер, а вокруг стола уже не сидели, лежали бойцы взвода управления, не подававшие признаков жизни. Часть из них успела отблеваться , поэтому в этом подземелье стоял спёртый тошнотворно-кислый запах.

- Брат мой! - закричал Вологиров, - иди, дорогой, сюда! Ко мне!

Тут он пнул ногой, сидящего рядом с ним бойца, который отлетел в сторону, запрокинув безжизненную голову.

- Садись, мой земляк! Садись, мой брат, рядом со мной!
Мы обнялись и я пристроился за этим столом, при этом мне пришлось согнуться так, что колени уперлись в подбородок.

На столе передо мной валялась закопченная  сковорода, с остатками жареной картошки, куски резаного репчатого лука и огрызки черного хлеба, в двух местах коптили две керосиновые лампы, излучая мрачный свет.

- Посмотри на этих шакалов, мой брат! Разве ж это мужчины?! - Артур презрительно обвел рукой стол.
- Разве они умеют пить?!!! - он схватил за волосы ничком лежащего по другую от меня сторону бойца  и поднял к свету его бледное лицо.

- Это не мужчины!!! - не унимался Вологиров.
Потом он схватил алюминиевую кружку, вытащил из канавы маслянистую бутылку какого-то пойла, щедро влил темную жидкость в кружку до самых краёв и протянул её мне:

- На! Мой брат! Покажи этим шакалам, как пьёт настоящий мужчина!

Меня и так уже мутило от недостатка кислорода и вони. А тут ещё под нос мне подсунули кружку то ли самогона, то ли перегнанной тормозной жидкости…

Но ситуация была безвыходной. Я не мог в глазах моего новоявленного «брата» ударить лицом в грязь.

Взяв кусок надкусанного черного хлеба, я выдохнул и залпом вылил в себя адскую смесь.

Пойло тут же рванулось назад, желудок отказался принять эту отраву, я делая вид, что занюхиваю, чути ли ни кулаком запихнул поднимавшуюся из желудка волну обратно.

Мне стало сразу так, плохо, что показалось, буд-то я слепну.

Голова закружилась, свет померк. Откуда-то очень издалека доносились вопли Вологирова:

- Ай, молодец!!! Смотрите, сволочи, как  пьет настоящий мужчина!  Это мой брат!!!

Едва удерживая организм в вертикальном положении, я различал, как Вологиров ползал среди тел бойцов своего взвода и пиная их призывал смотреть на «настоящего мужчину».

Желудок, на мгновение сдавшийся моему напору, вдруг опять решил освободиться от выпитой мною отравы.

Я понимал, что счёт идет на секунды.

Собрав все свои остатки разума и сил, я притянул к себе Вологирова  и обняв вымолвил:

- Брат мой! Спасибо, что ты оказал мне такую честь и принял за своим столом. Но позволь мне удалиться. Завтра рано вставать, стрельбы, нужно немного отдохнуть.

Вологиров крепко обнял меня и, чуть ли не со слезами вымолвил:
- Ты настоящих джигит! Мужчина! Горжусь тобой, мой брат!
Потом он отстранился и ещё раз зло посмотрел на лежащих в безобразных позах бойцов:
- С кем приходится служить… - удрученно выдавил он из себя, - Иди, мой  брат, отдыхай! Нас осталось так мало!

Что он имел ввиду, кого осталось мало и почему, я уже выяснять не мог.
Ужом я растворился в земляном проходе, чуть не оторвав прикрывавшую тайных вход в стене вагонку, я рванулся к двери каптерки, отдернул засов и влетел в туалет, благо дверь его была напротив через коридор.

Меня вывернуло так, что казалось, за изрыгаемой мною вонючей коричневой жижей, вылетел в нужник мой желудок.


Благо мама у меня была врачом и ещё до армии мне приходилось пару раз перепить. Первую помощь при отравлении, в том числе и алкоголем, я усваивал не от дилетантов.

Припав к крану я принялся промывать себе желудок.

Через пол-часа, всё ещё испытывая жуткое головокружение и тошноту, я добрался до своей койки.
Рухнув на кровать я попал в вертолёт.
Все закружилось,  даже с закрытыми глазами так, что меня опять накрыл приступ жесткой тошноты.

Быстро перевернувшись на живот, я воткнул ладонь с растопыренными пальцами в пол. Это помогло слегка приостановить «вертолёт».

Утром на разводе, из всего вчерашнего застолья, на построении стоял только я и Вологиров.
Встретившись взглядами мы улыбнулись друг другу, выпрямив спину и гордо вскинув головы.
Мы были бледными, с синими кругами под глазами…
Но мы стояли! Как «настоящие мужчины».