Глава 6. Друзья в беде
Дверь внезапно распахнулась и в комнату, словно её втолкнуло сквозняком, вошла светловолосая женщина. Позади неё деловито топала маленькая девочка,
и, наконец, появился широкоплечий мужчина с солидными усами.
Ивар вздрогнул от неожиданности и, опершись на локоть, привстал с дивана.
Ирина отложила развернутую газету. Их друзья опоздали на полчаса.
Блондинка метнула на стол официального вида бумаги, которые приземлились
между подносом с жареными цыплятами и салатом Оливье. Мужчина закрыл дверь, и поток вони из коридора прервался.
"Нам пришел отказ", - провозгласила Саманта (так звали блондинку).
"Что?!" - Ирина вскочила с дивана.
"Ну-ка, переведи это", - с места в карьер продолжила Саманта, выуживая бумаги, удачно упавшие между блюд, и подавая их Ивару.
Она порывисто села на застеленную солдатским одеялом кровать, что стояла
справа от стола, и провела обеими руками по волосам, собранным в узел и скрепленным яркой пластмассовой бабочкой (вначале показалось, она разрыдается, закрыв лицо руками).
Сразу же в углу её рта оказалась сигарета и Саманта прищурила глаз.
Оба гостя были напряжены и взволнованы, лишь их пятилетняя дочка о чём-то весело поболтала с Ириной и тут же полезла в шкаф, где лежали её "походные"
игрушки.
Яков возле двери сбрыкнул свои мокасины, мрачно направился к дивану
и вопреки давнему зароку, тоже схватился за сигарету.
"Ребята, да успокойтесь вы, - Ивар взял было бумаги со стола, но тут же отложил их на спинку облезлого дивана. - Бумаги не убегут, вначале успокойтесь".
Он мог бы и сам воспользоваться этим советом, хотя снаружи, он надеялся,
ничто не проявилось - все то же скептическое лицо, внимательный взгляд,
вертикальные морщины на щеках.
"Давайте сперва выпьем, - предложил он, - цыплята, правда, уже остыли..."
Водка для них сделалась привычным средством от стрессов, равно как и
сигареты.
"Ублюдки", - выругалась Саманта, прищуриваясь от дыма.
Яков и Саманта были единственными людьми, при которых Ирина позволила себе расплакаться, когда она узнала о Ма. Они дружили с пересыльного лагеря, что располагался на окраине города M, в бывшей воинской части времен ГДР.
***
Ивар помнил их встречу, словно это было вчера. Они стояли в длинной очереди за обеденной "пайкой" в лагерной столовой, вмещавшей когда-то целый полк. Ирина и Ивар с опаской поглядывали на грузин и албанцев, которые толкались и лезли вперед других, втаскивали за собой приятелей, просили добавки, и вносили смуту в, вообще говоря, спокойную очередь.
"Посмотришь на этих людей, - сказал Ивар, - и поймешь, почему в их странах
царит бардак".
Ивар с уважением относился к знаменитой немецкой пунктуальности и
склонности к порядку, а потому считал своим долгом "будучи в Риме, вести
себя, как римляне".
"Я думаю, они из Латвии", - неожиданно сказала Ирина.
"Кто?!" - ошарашенно посмотрел на жену Ивар.
Ирина глазами указала на блондинку в очень короткой облегающей юбке и широкоплечего мужчину с солидными усами под слегка крючковатым носом. Пара стояла прямо перед ними и потому Ирина говорила очень тихо.
"Я заговорю с ними", - решительно сказала она.
За девять лет супружеской жизни Ивар убедился в бесполезности споров
с женой и потому лишь слегка пожал плечами, словно говоря, что не видит смысла в лагерных знакомствах.
"Вы не из Риги?" - храбро спросила Ирина.
Оказалось, что она права. Обе женщины почти сразу нашли общую тему,
хотя мужчины держались более замкнуто. Потом выяснилось, что они оба бегали в детстве по одной и той же улице, только с разных концов.
"А мы спорили, вы отец с дочерью или муж с женой", - с усмешкой признался Яков, приглашая новых знакомых на чай к себе в комнату.
Лицо Ивара было таким пожеванным и серым, что не исключались любые предположения. Внешность Ирины успешно скрывала её тридцать пять лет.
"Маленькая собака, всегда щенок", - обычно отшучивался Ивар.
У него полегчало на душе от встречи с такими милыми людьми. Когда Ивар
впервые увидел лагерь, он, без преувеличения, содрогнулся. Лагерь выглядел
как тюрьма.
Ирина и он приехали в город M поздним мартовским вечером 1995 года, и
водитель рейсового автобуса высадил их и ещё пару пассажиров, как казалось, прямо посреди леса.
"Лагерь, лагерь", - сказал немец и указал пальцем на темную, зловещую стену
деревьев.
Ивар надеялся, что это не дурная шутка.
Тем не менее они пошли в указанном направлении, Ивар с двумя сумками, вытягивавшими руки из суставов, и Ирина, как борец, обхватив свою ношу.
Метров через пятьдесят стена деревьев расступилась, и они увидели "лагерь".
Главный корпус лагеря плыл в ночи как океанский лайнер в открытом море.
Голые яркие окна всех его четырех "палуб" испускали разносортную музыку,
взрывы смеха и топот.
Холодный ветер свистел в спиралях колючей проволоки, вившейся по верху высокой ограды. Немецкая охрана в воротах казалась мрачной, караульные вышки - зловещими, обитатели лагеря - опасными.
Яков и Саманта дожидались здесь решения о предоставлении политического убежища почти четыре месяца. ("Невероятно долго", - подумал тогда Ивар.)
Сейчас, три года спустя, Ивар только криво усмехался, вспоминая как его
потрясло, что "процедура" в Германии занимала целых четыре месяца. Тогда
он был убежден, что не пройдет одной-двух недель, и они покинут этот
лагерь и будут приняты в общество, принципы которого он разделял и пытался
отстаивать в своей стране, но вынужден был отступить.
Он не думал, что новая жизнь осыпет их "подарками", он был готов мыть сортиры и подметать улицы, он был готов к натруженной спине и рукам в мозолях. На первое время, конечно, затем он снова встанет на ноги.
Это удалось ему на инженерном поприще, когда он штудировал американские
книги по электронике и принимал поздравления с будущей кандидатской
темой.("Ты даже схемы чертишь на американский манер," - как-то пожаловался его шеф.)
Ему удалось встать на ноги и позднее, когда он мечтал о блестящей карьере, но его вышвырнули из элитного института иностранных языков в Тбилиси и ни Минвуз, ни ЦК КП Грузии не ответили на его жалобы.
Он пробился в журналистику, когда в обретшей независимость Грузии инженеры остались без работы.
Это удастся ему и сейчас, когда он выйдет из лагеря. Он не хотел ни поддержки, ни денежных пособий, а всего лишь кусок бумаги, которая дала бы ему шанс, шанс начать новую жизнь.
"Наверное, вы сделали недостаточно много", - заявит в будущем презрительная сотрудница "Ауслэндербехёрде" (подобия отдела виз и регистрации), когда он сказал, что Германия слишком долго думает, прежде чем дать ему убежище или вышвырнуть из страны.
Сотрудница, которую передали в демократию по инвентарному списку бывшей ГДР, как тряпку с ведром передают новому владельцу. И вот эта "тряпка" будет читать ему нотации о "достаточно" и "недостаточно" сделанном!
***
"Ублюдки, как я их ненавижу", - прошипела Саманта.
Яков нервно закурил вторую сигарету. Он сидел спиной к окну, грузно навалившись на стол, зажатый в маленькой комнатке между диваном и койкой.
Со стены на них скалил зубы кровавый монстр. Это полотно, "сюрру", Яков нарисовал в подарок на день рождения Ивара: хищная кошачья голова на человечьем теле, кровь, капающая с волосатых рук, на одном из пальцев монстра печатка с перевернутой свастикой.
Ивар перевел бумаги, сопровождавшие письмо от адвоката, с судейского языка на человеческий и поспешил успокоить компанию. Прошение о политубежище пока не отвергнуто. Решением судьи им было отказано в "государственной дотации на судебные издержки".
"Что за судья, и что за издержки?"
Ивар и сам толком не знал. Бывалые "азюлянты" (соискатели "Asyl" политического убежища) говорили, что издержки включают в себя и сумму, которую государство выплатит адвокату, если дело будет выиграно. Отказ означал, что Яков должен платить адвокату самостоятельно.
"А кому я, по-ихнему, плачу все эти годы? - огрызнулся Яков. - В общем, это пока что не решение об "азюле", это хорошо".
"Лагерный опыт" гласил, что если отказывали в издержках, то государство
расценивало шансы Якова на выигрыш почти как нулевые. Но это ещё не было окончательное решение по делу.
"Если в вашем случае они так себя ведут, то..." - Ирина остановилась на полуслове.
Как правило, никто не знал, что привело других "азюлянтов" в лагерь.
"Политические" держали язык за зубами, потому что любая утечка информации
только добавила бы им неприятностей. "Коммерсанты" - экономические беженцы, "международные туристы" и просто воры, которым удалось добиться
разрешения на длительное пребывание в Германии или даже получить политическое убежище, никогда не раскрывали удачную "легенду".
На первый взгляд все были "политическими", всех преследовал лично президент их родной страны, всем угрожали тюрьма, пытки и даже смерть. Немецкие власти, как выяснилось, имели свои основании для скрытности.
Однако по мере отсидки в лагере, истинная картина все равно всплывала
на поверхность.
Так, настоящие политические никогда не воровали и редко покупали краденое. Настоящие политические не искали "работы по-черному", то бишь, "левой", с первого же дня пребывания. Настоящие политические стыдились обращаться за одеждой в Красный Крест, Настоящие...
Короче говоря, по поведению, по случайно выскочившим словам, обрывкам прошлого, можно было безошибочно воссоздать почти любую "легенду".
Непроизвольная реакция выдавала "липовое" имя, неожиданно объявившийся сосед - ложный адрес, письмо от адвоката, которое срочно приносили на перевод, подробности,по-разному преподнесенные разным людям, пьяное бахвальство, другие мелочи.
В лагере у всех довольно времени для умозаключений и почти никаких интересов "вне лагерного мирка", так что рано или поздно все знали почти все про каждого обитателя.
Ивар и Ирина знали все про дело своих друзей (и наоборот) из первых рук, хотя, разумеется, и не с первого дня знакомства в бывшей полковой столовой.
Три года назад Ивар приехал в Германию в розовых шорах. Он страдал, когда
мошенники обводили вокруг пальца наивных, простодушных немецких чиновников. Он считал, что немцы перегибают палку со своим добродушием, всё из-за призрака нацистского прошлого.
Их терпимость к хамству некоторых "беженцев" изумляла, их улыбчивость граничила со слабоумием. Ивар верил, что однажды немцы "проснутся" и "поймут" и устранят "несправедливость". Как идиот он верил не в то, что видел, а в то, что воображал…
Сегодня у него уже не было ни розовых, ни каких-либо других очков или шор.
Если немцы предоставляли кому-либо политическое убежище, это должно было что-то значить. В самом деле, потаскушка Магда получила "азюль" за один месяц, прямо по решению Бундесамта (федерального ведомства), а прошение Якова было отвергнуто.
"Дело Магды" было первым ударом, пошатнувшим представления Ивара о Германии.
Эта молодая женцина приехала в город M из распределительного лагеря в местечке S, что возле Франкфурта-на-Майне, вместе с Иваром и Ириной. И все шесть часов, совместно проведенных в поездах, она репетировала свою "легенду", наблюдая за реакцией своих спутников.
... "Меня похитил резидент КГБ в Австрии", - понижая голос и делая круглые глаза, поведала она, словно заново переживая страшные события.
"КГБ давно уже нет", - заметил Ивар.
"Да, да я имею в виду службу госбезопасности с новым названием, - поправила
себя Магда, - как она там ..э... называется…"
Женщина пощелкала пальцами, как бы припоминая название.
"ФСБ", - подсказал Ивар.
"Точно, ФСБ, - согласилась Магда. - Целых два месяца они держали меня в альпинистской хижине, где-то в Альпах. Они требовали, чтобы я отвезла в Москву гибкий диск с секретной информацией..."
Ивар перестал наблюдать ландшафт, скакавший за окном бешено несущегося поезда, и посмотрел женщине в лицо. Он надеялся, что его слова не прозвучат невежливо.
"Что, просто так, поймали первого встречного на улице и говорят "вези диск в Москву"? - Ивар даже покачал головой. - Мда-с."
Самоуверенность Магды ничуть не пошатнулась.
"О, они познакомились со мной на научной конференции в Гессене, - ответила Магда, предпочитая не замечать иронии. - Они работали под "крышей" физиков-ядерщиков. Видите ли, я специалист по ядерной энергии…"
Гибкая женщина с темпераментным южным лицом быстро достала программу
конференции - два листка грубой, серой бумаги. Её, указала Магда, имя было подчеркнуто желтым фломастером среди шести-семи вышестоящих соавторов.
Плод их научных трудов назывался несколько занудно: "О наблюдении побочных эффектов взаимодействия четвертой степени между чем-то и чем-то при использовании десятого приближения к чему-то". Ну, что-то типа того.
Ивар, в свою бытность инженером, тоже участвовал в написании подобного
дерьма и с тех пор ненавидел названия "О наблюдении..." и "К вопросу о..."
Очевидно, кому-то не терпелось поехать за границу на конференцию, или не хватало "опубликованных" статей для диссертации.
"Конечно же, я отказалась на них работать, - гордо заявила Магда. - Затем они
схватили меня, сделали укол и перевезли в Австрию, я спала всю дорогу".
Ивар "перевел" для себя эту историю следующим образом: девочкин "босс",
мужчина, по её словам, лет пятидесяти, взял её с собой, так сказать для сопровождения.
Девочка познакомилась с кем-то, кто мгновенно влюбившись, предложил ей руку и сердце, и заграничный паспорт, и сказочную заграничную жизнь в придачу.
Девочка моментально "кинула" своего седовласого босса. После двух месяцев расшатывания кроватей её тоже, в свою очередь, "кинули". Виза давно
просрочена, босс проклял, деньги кончаются, что оставалось делать - девочка
попросила политического убежища.
"Они привезли меня в горы. Это было ужасно. Меня заставляли, - покраснев,
женщина посмотрела Ивару на ширинку, - меня заставляли заниматься сексом
с одним, двумя, даже тремя мужчинами одновременно".
Мысленно Ивар ввел корректуру в свою версию: любовник сдавал Магду напрокат и она сбежала.
"Зачем резиденту вас унижать, если он добивался вашего сотрудничества?" -
не сдержавшись, спросил Ивар.
"О, в постели женщина может о многом проболтаться", - туманно ответила
Магда. Это звучало как строка из шпионского романа, где русский шпион, конечно,
рехнулся, подвергая себя такому риску. По опыту Джеймса Бонда, все
русские резиденты "сдвигаются" ни на одном, так на другом.
"Неужто у ФСБ не нашлось свободного шпиона, чтобы отвезти этот диск?" -
спросила Ирина, смотря на женщину со смесью опаски и удивления.
"О, все из за моей работы в ядерной физике", - загадочно ответила Магда.
Ивар поднял брови, но она держала паузу, сидя с таинственным выражением
лица.
"Мне удалось сбежать от них, но они выследили меня в Германии и вызвали
на секретную встречу, в одном кафе, где я должна была забрать диск, - продолжала Магда с хитрой улыбкой, - я пошла туда, предупредив полицию, но никто так и не подошел к моему столику".
Агенты КГБ потащились за ней домой, в Грузию. Конечно же она поехала домой, а куда ей было деваться. Это было ещё до назначения встречи в кафе, уточнила Магда.
Были и погони на машинах по горным дорогам и подстроенная авария. Русский резидент просто спятил на диске, который нужно было доставить в Москву, но непременно через Германию. Почему другой способ его не устраивал, Магда объяснить не могла.
"Он сказал, у него есть на то свои причины", - туманно ответила женщина.
"Я думаю, они хотели сделать всё столь неправдоподобным, чтобы мне никто
не поверил, если я вздумаю рассказать о вербовке", - добавила она, заметив весёлые огоньки в глазах у Ивара.
"Бедная девочка, - думал он, - лет на десять запоздала с этой историей времен "холодной войны"".
Магда была неплохая девчонка, не воровала, не скандалила, и Ивар даже сочувствовал ей. Ну да, ей хотелось интересной, красивой жизни за границей, как её осуждать, но эта история...
Два месяца спустя Ивар и Яков застыли с раскрытыми ртами, встретив Магду
в центре города M (ранее она загадочно исчезла из лагеря). Женщина показала
свой "голубой паспорт", выдаваемый беженцам. Она получила политическое
убежище.
Магда закрыла паспорт, сунула его в сумочку, забралась в новенькое авто, в котором её дожидались "резиденты" мужского пола и исчезла в клубах пыли. Больше они никогда её не видели.
Две бумажки - помятая программка конференции и заявление в полицию о «конспиративной встрече» сделали всё дело. Видимо кому-то в Бундесамте очень понравилась история о русских шпионах, похищающих людей с немецких улиц прямо среди бела дня.
***
Три года Ивар кипел от негодования и считал, что немцы делают серьезные
ошибки, что они заблуждаются, что они чересчур доверчивы или некомпетентны. Только несколько месяцев назад все кусочки мозаики встали на свои места и появилась четкая картина: Бундесамт верил в то, во что он хотел верить.
"Послушай, Ивар, я слышала рассказ про сестру Джеймса Бонда раз двадцать, а может и тридцать, - прервала его Саманта. - С этим все ясно. Вопрос, что делать нам и сейчас?"
"Сидеть не дергаясь, дождаться слушания дела в административном суде в
Веймаре, и, если политическое убежище не дадут, сбежать в "третью страну",-
ответил Ивар.
"Да, это в твоем стиле: сидеть и ни черта не делать, - вставила свое слово Ирина, - пока полиция не придет за тобой с наручниками и не вышлет обратно. Нам надо заранее найти "третью страну", которая согласилась бы нас принять".
"Мы должны заработать денег, - мрачно промолвил Яков. - Когда есть "бабки",
никаких проблем нет".
Они обсуждали планы до десяти вечера, и, только когда их дочка Алиса
сделалась невыносимо капризна, решили перенести "сессию", и гости отправились домой.
До лагеря, где жили Яков и Саманта, было семьдесят километров по деревенским дорогам, довольно долгий путь с ребенком, которого часто укачивало в машине.
"Быть или не быть, вот в чем вопрос..." – задумчиво сказал Ивар, когда они с Ириной помахали вслед красным габаритным огням видавшего виды Мицубиси-Кольта, на котором унеслись их друзья.
*
Свидетельство о публикации №224111901681