жизнь прожить гл14 крутой поворот
Камера, куда поселили Ивана Пантелеевича, оказалась обыкновенным подвалом бывшего купеческого дома, в котором расположилось отделение НКВД. Только крохотное окошко в верхней части сырого и душного, но просторного каменного свода, позволяло назвать его, для приличия, полуподвалом. Вмазанный в глубине огрызок стекла решетки не имел. Но вряд ли кто бы подумал попытаться выбраться наружу через эту щель. В потолочной части свода красовались острые ржавые крючья, видимо, используемые в прежние времена для подвески мясных туш. Иван Пантелеевич мельком взглянув на них, с ухмылкой подумал: «Как раньше, на дыбе, подвесят и будут пытать.»
По сторонам на земляном полу устроены низкие и грязные деревянные нары, на которых в разных позах расположились несколько человек. Их понурые лица выказывали недвусмысленное отношение к своему местопребыванию.
-Пристраивайся, землячок, в ногах правды нет. - пригласил его ближний, пожилой и давно небритый мужчина, похлопав по доске настила, как только прогремел засов за спиной Ивана Пантелеевича. Он сел. Лежащий в углу, возрастом чуть моложе, но одетый в драный зипун и поношенные галифе, привстал, откашлялся:
-Ее теперь ни где нетути, а в ногах- то, как раз, можа и осталась. Мне бы дать деру поране, а не ждать когда за мной приедут. Вот и была бы правда.
Кто- то из темноты поддержал разговор:
-Неча было языком лишнее трепать, а то теперь правду ищешь.
-А я и тады правду вождю на портрете сказал, мол, сойди- ка к нам, простым крестьянам, да погутарь о жизни. Чего же тут неправда? Дак, кому- то нетерпелось выслужиться. Потому я и тут.
-Ну, удрал бы ты из дома, так за тебя бы твоим досталось.
-А я бы сразу на передовую, а героя бы потом простили, и делу конец.
-На фронте молодые валятся снопами, а он, дед, в герои собрался.
Мужик помолчал, затем заключил:
-Ды так- то, теперь живем, как с плохой бабой- то нельзя, энто не можно.
-А ты сам подумай, ты власть хаешь, а тут война, да какая, а тебе надобно все позволять. Должон же в государстве быть порядок?
-Слухай, а почему- то ты про себя ни чего не кажешь, может ты подосланный, да шпионишь за нами, а потом нам вместо десятки на всю катушку размотают?- Сосед наклонил голову и хитровато посмотрел в угол.
-Дурак ты.- горько вздохнул и примирительно заговорил тот- Али меня не видно, удумал тоже- шпион. Да из меня шпион, как из тебя министр. Ну раз уж потянул ниточку, тады слухай. Семеро ртов у меня, акромя бабы. А я с фронта по ранению. Обидно же, когда не можешь прокормить своих чад, вот и приходится хитрить- мудрить. Баба самогончиком приторгонуть хотела, ну ее и зацапали. А я то и взял на себя. Ведь упрячут ее- что я с этой оравой буду делать? А баба, она двужильная. На лебеде, да крапиве выходит.
-Вот тут твоя правда- угнувшись, уже тихо, но уверено проговорил сосед Ивана Пантелеевича- но как же тут- то не разобрались, и ты фронтовик, и ребятишек куча, за что ж от семьи- то отняли? Куда Сталин смотрит?
-Сталин, брат, сном и духом не ведает, что тут на местах эти холуи творят, а то бы он в момент разобрался с ними- повысил тон отец семерых детей- такая огромная страна, разве ж за всем уследишь? А мне говорили- самому напиши, да в грамотенке я не силен.
Тут он подвинулся к Ивану Пантелеевичу и доверительным голосом спросил:
-Ну, а тебя- то, сосед, тоже обидели, расскажи, за что замели?
Ивану Пантелеевичу что- то неприятное послышалось в вопросе и он в ответ только угнулся и махнул рукой.
Фронтовик- сосед еще несколько раз пытался вытащить его на разговор, но поняв, что попытки тщетны- отстал. А Иван Пантелеевич остальное время слушал разговор, не вступая в него, но только подумалось: нет, мужики, не с того угла вы заходите. Ваш разговор- только душу отвести. Ведь
Стр. 34
хороший хозяин всегда знает обо всем, что в его доме творится, каким бы большим дом его ни был.
Только, вот, непонятно, зачем ему, хозяину, такой порядок нужен, когда все переворачивается с ног на голову, когда безвинные обвиняются в преступлениях, когда заставляют подсматривать, подслушивать и доносить. Вспомнить, хоть предвоенные чистки- не могло же такого быть, чтоб чуть не полстраны оказалось врагами народа. А кто ж тогда народ- то? Какую- то дурь людям в головы вбивают. А в армии: лучший командир, и его туда же. Потому и перемесили нас в сорок первом.
« Ну, уж себя- то я знаю, какой же я враг, смешно сказать. Только, вот, пока не до смеха. А этим лысым крикунам доказывать не стоит, бесполезно. Служаки! Да уж мы- то мелкие сошки. Не ровню нам метут. Не, мужики!- заключил про- себя Иван Пантелеевич- кажись не там вы ищете обидчика.»
Больная нога ныла и он, морщась, пытался пристроить ее поудобнее. Сосед заметил, подвинулся и предложил:
-Что, болит? А ты прикорни, не перина, конечно, но все- таки.
Иван Пантелеевич поблагодарил и решил- теперь все равно уж спешить некуда, улегся рядом. От усталости, спустя какие- то минуты, он словно провалился в бездну. И уже телом услышал, как кого- то тихо забирали и уводили, а спустя какое- то время, опять затопали шаги на ступенях и дверь шумно отворилась. Неяркий свет облизал мрачные своды.
-Бобров, на выход. Руки за спину.
Иван Пантелеевич встал, на ходу сбрасывая с себя пелену сна, покорно прохромал мимо часового.
С десяток ступенек наверх и в прокуренном гулком коридоре показалось намного теплее. Прошли в самый конец по деревянному скрипучему полу, и перед последней дверью скомандовали:
-Стоять!
Рослый солдат над головой толкнул дверь, и Иван Пантелеевич оказался в просторной комнате с большими окнами и высоким потолком. За столом, обложенный кучей папок и бумаг сидел все тот же майор. Солдат отрапортовал и вышел за дверь. Ивану Пантелеевичу стало не по себе даже от одного вида майора. Он, еще ни одним словом не перекинувшись с ним, устал от него. Прошло не более часа с момента их приезда, но майор уже выглядел посвежевшим, подтянутым, от него разило одеколоном.
-Ну что, товарищ Бобров, поговорим? Как самочувствие? Не устал с дороги?
Иван Пантелеевич пожал плечами. Он понимал, что майор не для этого его сюда привез, чтоб интересоваться здоровьем.
-Я кое- что уже о тебе знаю, но хотелось, чтоб ты сам поволновался о своей участи и что- либо полезное рассказал. О своей антигосударственной деятельности, например, а?
«Так и говорил бы, но далеко берешь»- подумал про себя Иван Пантелеевич, а в слух ответил, снова пожав плечами:
-Про коров, про выдачу зерна Хроменковой Агрипине вы знаете. А что еще сказать?
В коридоре послышались негромкие шаги, и майор встрепенулся:
-Ты тут ужимки свои брось- он откинулся в кресле и повысил тон- это тебе не своих колхозниц за пупки щупать. Конкретно: вопрос- ответ. Мне тебя как фронтовика жаль, но у меня- работа. Слушай внимательно, о чем говорили сейчас в камере?
Вопрос обескуражил Ивана Пантелеевича, он совершенно не ожидал его. Хотел несколько секунд подумать, но майор подстегнул его:
-Советую с ответом не тянуть- быстро и коротко! Затягивание времени играет против тебя.
Иван Пантелеевич сидел спиной к двери и, скорее почувствовал, что она тихо открылась и кто- то вошел в нее и стал позади него. Майор, казалось, не обратил внимания на вошедшего и только внимательно смотрел сощуренными лисьими глазками на сидящего против него подследственного.
Иван Пантелеевич снова машинально поежился и тихо проговорил:
-Вы знаете, я как- то и не слушал, устал, и мне не до разговоров было.
-Я знаю, ты ни чего не говорил, а что говорили остальные?– майор заворочался в кресле- давай, давай.
Стр. 35
-О чем- то своем- опять попытался он уйти от ответа- а потом мне предложили лечь, потом позвали…
-Ты «Ваньку» не валяй, не глухой, хоть и хромой. А если очень хочешь, сделаем из тебя и глухого.- Теперь майор глянул через голову Ивана Пантелеевича на вошедшего, и язвительно прищурился.
Напротив Ивана Пантелеевича, над креслом, в простенке меж окон, висел портрет вождя «под стекло», где отражался тот, вошедший. Ивану Пантелеевичу вдруг захотелось, как бы невзначай, посмотреть на него. В стекле хорошо читалась офицерская форма, и показалось знакомым лицо. Но сталинские усы мешали рассмотреть глаза. Тут появился удобный момент- майор встал с кресла и отвернулся к окну. Это позволило Ивану Пантелеевичу сделать движение корпусом вперед, и глядя на портрет, откашляться. Отражение в стекле стало более чётким и Иван Пантелеевич чуть по настоящему не поперхнулся. Отражаясь в портрете «отца всех народов», а вернее позади него самого, теперь гладко выбритый, и надушенный одеколоном, стоял «отец семерых детей» из подвала. «Вот это номер»! В голове Ивана Пантелеевича мгновенно пронесся весь разговор. Нет! Точно, он ни чего не говорил, ни одного слова. Но как догадался его сосед, что этот из угла шпионит за ними? А с виду этот капитан там казался таким простоватым. Настоящие мастера своего дела.
-Ну что, так и будешь отпираться?- майор в полоборота снова взглянул на Ивана Пантелеевича.
-Мне нечего больше сказать, там не до разговоров было, у самого проблем хоть лопатой отгребай.
-Это так и есть- майор кивнул стоящему сзади- давай, Сердюков.
Тот подошел сбоку и положил руку на плечо Ивана Пантелеевича:
-Зачем врешь, дружище? Ты не мог меня не слышать.
Иван Пантелеевич поднял на него голову- он решил поиграть с капитаном:
-Вас? А где я мог вас слышать?
-Ты что, про семерых детей моих не слышал, и как моя жена самогончиком торгует?
-Товарищ капитан, я не пьющий. И мне, честно, эти разговоры не интересны.
Лицо капитана мгновенно побагровело:
-Встать, скотина!
Иван Пантелеевич не успел подняться на вторую, больную ногу, как получил крепкую оплеуху и полетел вместе со стулом в угол комнаты. Он сильно ударился головой об пол. К тому же, подставленная рука подвернулась и опять же, досталось больной ноге. Превозмогая боль, он поднялся. В голове шумело, из носа и уха текла кровь. Капитан оказался не слабаком.
Иван Пантелеевич, конечно, был готов и к такому повороту событий. Хотя, было, просто обидно. Капитан был, явно, моложе его. Да, и не считая детских лет, Иван Пантелеевич не припоминал, чтоб его, кто- то, не то чтобы ударил, а и словом то плохим назвал. Конечно, он и сам не применял грубости против людей, получалось обходиться без того, хотя силенкой он обладал неплохой, пусть и ростом был невелик. Вот, только, нога его подводила. А как хотелось в ответ показать настоящий удар капитану- у Ивана Пантелеевича в этом был свой небольшой секрет- на фронте, в рукопашной пришлось раз применить, когда брали языка. Ох, и отыгрался он тогда на фашисте! После его прикладуха, капитан не скоро бы поднялся. Но он понимал, сейчас нельзя давать повод. Капитану ничего не стоит схватиться за кобуру. А она наверняка не пустая. А тогда вполне возможно- прощай семья, прощай Тая с Марусей, прощай жизнь.
Но, по-видимому, в их сегодняшнем общении основным аргументом оказалось как раз то, что Иван Пантелеевич не принимал участия в разговоре в подвале. А спровоцировать его на выпады против власти, или хотя бы получить какую- то информацию о его сокамерниках у офицеров не вышло. Потому, сорвав на нем зло, и слегка понервничав, они успокоились.
-Твое счастье, Бобров, что большой наплыв по уголовной, я б тебя раскрутил на четвертак, как пить дать. Не таких колол- капитан потирал ушибленную руку и искоса, заглядывал в глаза майора, словно шкодливый мальчишка в глаза строгой матери.
Стр-36-
Тот помолчал, снова глядя в окно, и заключил:
-Ладно, Сердюков, готовь «дело», нечего тянуть резину,- и уже еле слышно, сквозь зубы, добавил- лопух!
Намек, который скорее всего относился к капитану, Иван Пантелеевич прекрасно понял- отчасти ему повезло, и на будущее это должно было стать уроком- почаще держать язык за зубами. Только было ясно: с этого дня, вопреки его желаниям, жизнь снова круто менялась.
Свидетельство о публикации №224111901745