Франц Шереги. Корни и встреча с реальностью

80-летний юбилей давнего друга Франца Шереги – это не только повод еще раз рассмотреть, удивиться и порадоваться сделанным им в и для отечественной социологии. Это еще и основание серьезно задуматься о его жизни и судьбах старших поколений советских / российских социологов. В моем понимании и в моей классификации «старшие» - это три когорты исследователей, постепенно входивших в социологию на протяжении 60-х – первой половины 1970-х годов. Один из большого числа парадоксов развития науки в те годы заключается в том, социологи уже были, т.е. небольшое число молодых обществоведов – философов, экономистов, историков, математиков называли себя социологами, но власти не признавали социологию в качестве самостоятельной науки.
Пирамида поколений так построена, что первые два поколения – это социологи, родившиеся в интервале начало 1920-х – 1934 гг., а третья генерация объединяет ученых, годы рождения которых заключены в промежутке 1935-1946 гг.  В процессе моего историко-социологического проекта были проведены биографические интервью с 20 и 23 социологами I и II поколений, соответственно, и с 49 представителями генерации III.


Юбилей Франца Шереги, родившегося на исходе 1944 года, - очевидный знак того, что практически все живущие социологи этой когорты достигли 80-летия. Прежде чем начать мой рассказ о Шереги – немного поделюсь сугубо личным.
Наше знакомство, сразу окрашенное доверием и переросшее в дружбу, возникло в 1976 или 1977 годах, т.е – бесконечно давно. Возможно, нас представил друг другу Владимир Эммануилович Шляпентох, руководивший кандидатским исследованием Шереги, но, скорее всего, мы сами познакомились в Москве, куда я часто наезжал из Ленинграда. Прежде всего у нас был общий профессиональный интерес – ряд вопросов математического обеспечения надежности результатов прикладных социологических исследований. Но мы не зацикливались на этом, говорили о разном, т.е. о жизни. И, мне кажется, я всегда больше слушал Франца чем говорил, так как многое из того, о чем он мне рассказывал, было для меня необычным. И по содержанию, и по уровню откровенности, или свободы в суждениях.
В первой половине 80-х успешно существовал советско-венгерский проект по изучению средств массовой коммуникации, переросший в изучение экологического сознания, им руководили Б.М. Фирсов и известный венгерский социолог и журналист Тамаш Сечкё. Развитию исследования и становлению дружеских отношений в этом международном проекте способствовало участие в нем Франца Шереги, который был своим для всех. Тогда я впервые непосредственно наблюдал особенности его подхода к исследованию как процессу и характер его отношения с коллегами. Если кратко, то в работе – стремление к многостороннему познанию изучаемого явления и в коммуникации – внимание, деятельная доброжелательность.   
Сейчас я уверенно говорю, моя жизнь в Америке, а это уже  тридцать лет, сложилась бы значительно менее продуктивно, если бы не помощь, поддержка Франца. Мне не надо вспоминать или, тем более, сочинять, процитирую два первых абзаца моей книги, увидевшей свет в 2006 году, это история моей жизни, которую невозможно забыть:


«Путь к написанию этой книги был долгим и сложным, она смогла родиться лишь благодаря помощи многих людей. Всех их я считаю своими друзьями; хотелось бы, чтобы и они видели во мне друга. Со многими из них меня связывают многолетние профессиональные интересы и добрые личные отношения. Однако со значительной частью американцев, с которыми я контактировал в процессе работы, я знаком только по переписке, в основном — электронной. Но я не противопоставляю физическое пространство виртуальному. Нередко трудно сказать, какое из них реальнее.
Жизнь в Америке многое дала мне для понимания человеческих отношений. Одно из открывшихся правил может показаться парадоксальным, но оно верно: “друзьям не нужно ничего рассказывать о себе, они и так все знают и понимают”. Такими друзьями являются Франц и Галя Шереги. Иногда мне кажется, что они могут рассказать мне о моей жизни больше, чем я сам знаю о ней.
Это удивительно. Года четыре назад, когда я лишь задумывал исследовать творчество Джорджа Гэллапа и прошлое американских опросов и не имел даже смутных намерений писать книгу по этой теме, Франц, один из ведущих российских специалистов в области изучения общественного мнения, сказал мне: «Делай книгу, я ее издам». Не уверен, что я впрягся бы в эту огромную работу, если бы не его слова. И вот «Отцы-основатели» написаны и издаются «Центром социального прогнозирования», созданным и возглавляемым Ф. Шереги. Большое спасибо».


Прошло всего два года, и Франц опубликовал фундаментальную, более 600 страниц, книгу по малоизвестной в России тематике - «Реклама и опросы общественного мнения в США: История зарождения. Судьбы творцов». Пожалуй, только ученый, подобный Францу, с опытом маркетинговых исследований и анализа общественного мнения мог отважиться на издание такой работы.


Фактически этой книгой завершился историко-биографический этап моей «гэллапиады» и главным для меня стало изучение современной истории советской / российской социологии, в которой эмпирическую базу составляют развернутые биографические интервью с социологами разных поколений. Эта работа началась в 2004-2005 годах, и невозможно было сказать, когда она закончится и насколько велико будет число проведенных интервью. И в этом плавании, затянувшемся до 2020 года, я постоянно ощущал поддержку Франца. Он привлек к работе опытнейшего создателя сайтов Елену Григорьеву, и это сделало доступными результаты опросов в интерактивном режиме. На момент завершения активной фазы проекта было проведено свыше 200 интервью, которые представлены в получившем признание многих коллег «Большом портрете» и онлайновой книге «Современная российская социология. Историко-биографические поиски» в 9 томах. Вывод простой, участие Шереги в проекте, начинавшемся как локальное по целям и традиционное в своем формате историко-социологическое исследование превратилось, допускаю с высокой вероятностью, в первое в России социолого-сетевое исследование: интернет на всех его этапах – от сбора данных до представления результатов.


На протяжении второго десятилетия Шереги издал ряд моих онлайновых и две «бумажные» книги. В 2018 году - «Нескончаемые беседы с классиками и современниками», в ней представлены биографии трех американских и семи отечественных социологов, к опыту работы и отношения к своему делу я постоянно мысленно обращаюсь. Книга открывается предисловием Франца Шереги, знавшего всех ее отечественных героев и точно передавшего суть замысла и дух монографии.
В 2020 году свет увидела работа «Я живу в двуедином пространстве...» с посвящением: «С благодарностью крестным родителям этой книги моим друзьям Галине Шереги и Францу Шереги». В ней – социографические очерки о моем освоении Америки, в основе которых лежат письма и устные рассказы моим друзья и коллегам о первых годах американской жизни, а также автобиографические тексты. И если все отмеченные выше книги представляют итоги проведенных исследований, то эта – задавала начало освоения нового исследовательского пространства и языка – автоэтнографии. И сейчас, постоянно заходя в него, я ощущаю внимание и помощь Франца. Теперь, наверное, ясно мое утверждение о том, что без его поддержки прошедшие годы были бы принципиально менее продуктивными, т.е. более скучными.


Мое изучение биографии Франца Шереги началось в 2006-2007 году, и наше интервью было опубликовано под заголовком «Тогда я пришел к выводу: СССР стоит перед распадом», подчеркну, такой прогноз был сформулирован в 1983 году, т. е. до перестройки и за восемь лет до распада страны. Публикация интервью сопровождалась кратким введением: «Приезжая в Москву, я всегда стараюсь встретиться с Францем Шереги, но при этом от многих слышу, что они его давно не видели. Почему же это происходит?
Первая причина: Шереги всегда безумно много работал и остается верен себе. В последние годы им проведено огромное число прикладных социологических исследований по широчайшему спектру проблем, он – один из пионеров маркетинговых исследований в России, он много пишет и регулярно издает.
Вторая причина: Шереги не любит «тусовку», ему милее – более глубокие формы общения. Его не прельщают дискуссии, ему много ближе, роднее внутренний диалог. Но он не нелюдим: он многих знает, и его многие знают. Созданный и руководимый им Центр социального прогнозирования публикует не только свою продукцию, им издан ряд книг советских/российский социологов, причем даже тех, с логикой и выводами которых он не согласен» [1].


Так сложилось, что этом служебном тексте оказалось сформулированным одно из главных положений ряда последующих материалов о Шереги. Так пять лет назад была опубликована статья под заголовком «Невидимый человек невиданной продуктивности», который в свернутой форме воспроизводит мое введение к названному давнему интервью [2].


10 лет назад, в преддверии 70-летия Шереги А.Н. Алексеев разместил в своем блоге пост «Загадки Шереги», который начинается так: «С Францем Шереги мы знакомы разве что заочно. Если не контактам, то дистанционному взаимодействию очень способствовала дружба обоих с Борисом Докторовым. Среди моих коллег, да просто – творческих личностей, не так уж много таких кто остается для меня загадкой. О таких можно сказать: “Я не понимаю, как это ему удается”».
В своем ответе: «Франц Шереги. У него все от жизни» [3] я предложил разгадку этих задач, базировавшуюся на моем понимании ценностной структуры его личности. Вот как он сказал о себе: «Я пришел в советскую социологию случайно, причем как “белая ворона” и остался “белой вороной”. Иначе говоря – пришел в социологию “ниоткуда”, “побродил” в кулуарах словно незваный, но “диковинный” гость, и остался в российской социологии как неудобный объект, который в какой-то мере мешает, но к которому “притерлись” и мимо которого можно проходить не замечая, коли в нем нет надобности». Горькие слова, но определенная правда в них есть. Он проясняет присутствие в заголовке выше названного текста слова «невидимый». Поясню сразу и утверждение «невиданная продуктивность». В июне этого года по моей просьба Шереги прислал мне список своих книг и брошюр, в нем 11 авторских (монографических) книг , некоторые из которых вышли в двух изданиях, и 54 книги – с соавторами. У нас нет совместных книг и статей, но мне известна природа его соавторских произведений: как правило фамилия Шереги – последняя, таков алфавит, но его вклад – ведущий.


Я думаю, что безотносительно к нашей дружбе, я с интересом изучал бы жизнь и творчество Франца, не очень часто, но у меня было подобное в моих историко-биографических поисках; увлекаешься героем и стараешься как можно больше узнать о нем. Так было при освоении биографий исходно абсолютно не известных мне Джорджа Гэллапа и Дэвида Огилви, Альберта Ласкера и Клода Хопкинса. Именно тогда обнаружилась теснейшая связь между жизненными коллизиями этих людей, особенно в их детские годы и молодости, с характером их деятельности, и тогда же я обозначил этот феномен биографичностью творчества. Это же обнаруживается в истории жизни Франца Шереги. Его жизненный путь в вышей степени уникален и интересен, а его вклад в науку весьма значим, и при знакомстве с ним он удивит многих не только своим объемом и многообразием, но смелостью, нестандартностью выводов. К тому же, здесь – яркий пример биографичности творчества социолога: отношение Шереги к исследуемой социальной реальности пронизано и детерминировано  особенностями мира, в котором проходили его досоциологические годы.


Поэтому уже в конце прошлого года я решил вновь поговорить с ним и, получив его согласие, 14 декабря, т.е. за год до нынешнего юбилея, я написал ему: «...сегодня и начинаем нашу беседу... вопрос приложен... поехали», вот этот вопрос: «Франц, наша первая беседа состоялась очень давно, в 2006-2007 годах, не только мы были иными, но другими были российская социология, страна, да и мир. Спасибо тебе за согласие еще раз рассказать о себе, думаю, у нашего разговора будет два пласта: то, что мы обсуждали полтора десятилетия назад, и то, что произошло в твоей жизни в последние годы.
Я перечитал наше первое интервью, оно начинается весьма своеобразно: “Нередко я интересуюсь тем, почему наши коллеги стали социологами, хотя их ответы скорее раскрывают, как, в силу каких обстоятельств они выбрали этот путь. Тебе я не стану задавать вопрос ‘почему?’, а потихоньку начнем раскручивать ‘как ты стал социологом’"». А теперь я спрошу тебя, как ты думаешь, почему ты стал социологом? Наверное, какие-то социо-культурные предпосылки были к тому, что, выйдя на социологическую тропу, ты не свернул с нее, а идешь по ней, наверное, полвека?»


Я рассчитывал на долгую, неспешную беседу, такой она и оказалась, но в неожиданном формате. Франц решил изложить свой ответ в той логике и в той структуре, которые позволили бы ему изложить все необходимое, чтобы затем мы превратили бы его в стандарт: «вопрос – ответ». И вот 14 апреля уже этого года я получил законченный текст объемом – 220 тыс. знаков, т.е. 5,5 авторских листов. Фактически – небольшая брошюра. Не удивительно, что в событийном плане этот материал во многом повторяет рассказанное Шереги в начале 2000-х, однако, во-первых, здесь отражено происходившее в последующие годы, в частности, новые направления исследований, а всего этого было немало. И, во-вторых, текст содержит интересные размышления Шереги о прожитом и ряд теоретических положений, сформулированных применительно к своей жизни, но имеющих и ценное значение для историко-биографических исследований в целом.
Полный текст интервью будет опубликован в «Социологическом журнале» №4 за этот год, а я с разрешения редакции конспективно передам содержание его первой части и процитирую ее отдельные положения. Первая часть интервью, названная Францем «Психоаналитический анализ» – это сага о жизни его родительской семьи и об открытии для себя социологии, отсюда и название настоящего текста - «Корни и встреча с реальностью». Недавно петербургские социологи отметили столетие С.А. Кугеля, его книга о прожитом «Записки социолога» начинается словами: «Социологом нельзя стать. Им нужно родиться». Эти слова в полной мере относятся к Францу Шереги, социологом его сделала наблюдаемая им социальная реальность и врожденная склонность к рефлексии.


Отцы-основатели отечественной постоттепельной социологии связывали свой приход в философию, шире – в общественные науки – откуда они позже самостоятельно пришли в создаваемую ими же социологию, с желанием найти правду о жизни, с установкой на поиск механизмов улучшения общества и подобными юношескими мечтами и желаниями. Франц Шереги дает свое объяснение становления социологом и одновременно указывает на его историческую и политическую универсальность: «по причине перманентного ощущения в подсознании социального дискомфорта». И затем – конкретизация, почему именно он стал социологом: потому что ощущал потребность найти причину своего собственного перманентного социального дискомфорта.
Подобное Шереги читал на лицах тех, кого хорошо знал лично или по работам: В. Ядова, Б. Грушина, В. Шубкина, Ю. Левады, О. Шкаратан, И. Кона, В. Шляпентоха, А. Здравомыслова, А. Харчев, Б. Фирсов. Всех этих социологов знал и я, о каждом писал и потому знаю, помню линии, пространства их социального дискомфорта. Таким образом, не могу не согласиться с концепцией Шереги относительно ощущения социального дискомфорта как фактора движения в социологию.


Сделаю лишь одно уточнение. Безусловно влияние социально-политических событий конца 1930-х и войны во всех ее проявлениях, в значительной степени порождавших социальный дискомфорт будущих социологов первых двух-трех поколений, переживали многие их ровесники, но лишь единицы выбирали в качестве своей профессии обществоведение, иного и не могло быть.
Приведу теперь ряд реальных ситуаций социального дискомфорта, оставивших значимый, точнее – значительный след в жизни Франца Шереги, которые со временем привели его в социологию. Начну с событий, непосредственно предшествовавших его рождению. Все происходило в той части Венгрии, которая после войны стала частью Западной Украины.


Описание трагических событий в семье Франца начинается с упоминания о том, что родители его матери погибли в фашистском концентрационном лагере, а ее брата фашисты расстреляли вместе с группой партизан в родном городе Франца – Селюше. В 1944 году в связи с концентрацией евреев в гетто над его матерью, которая была беременна им, нависла угроза попасть в фашистскую газовую камера. При поддержке местного населения она скрывалась восемь месяцев в горах. Советские войска освободили город через две недели после рождения Франца.
Все это имело тяжелейшие последствия, постоянная угроза смертельной опасности в течение длительного времени укоренилось в нем, обретя в глубоком подсознании комплекс постоянного ощущения большой перманентной угрозы из внешней среды – природной и человеческой. Он долго болел и начал ходить почти в три года.
И общий вывод Шереги: «Постоянное подсознательное опасение агрессии со стороны людей рано простимулировало у меня стремление понять человеческие отношения, причины конфронтации и то, как можно усмирить эту угрозу». В дальнейшем это сформировало у него стремление к познанию секретов, управляющих поведением людей.


По линии отца Франц принадлежит к давнему роду трансильванских венгров, и венгерское написание его фамилии Sereghy – указание на аристократическое положение семьи, приобретенное благодаря заслугам его предков в войнах с турками еще в ранний период Венгрии. В годы войны отец сражался с фашистами, в связи с этим мне запомнился такой сюжет из воспоминаний Франца: «Будучи католичкой, бабушка по линии отца понесла меня крестить в римско-католическую церковь (мать, как еврейка, не могла сопровождать нас в церковь). Как мне потом рассказывали, священник отказывался крестить и согласился лишь под дулом автомата, который с собой принес вернувшийся с фронта отец».


После войны частная собственность у населения региона была конфискована: фабрики, мастерские, земля, в городах крупные дома. Одноэтажный дом семьи Шереги, уходивший вглубь двора, включал мясную лавку и семь жилых помещений. Он располагался на центральной улице напротив протестантской церкви. В бывшей мясной лавке открыли государственное фотоателье, семье выделили две комнаты и кухню, остальные комнаты отдали другой, также многодетной семье. Мать занималась воспитанием пятерых детей, отец брался за любое дело, чтобы прокормить всех.  Только в конце 1950-х колхозникам стали предоставлять для личного пользования 15 соток земли, у всех еще был огород и скот. У Шереги всегда были две свиньи, куры и гуси.


Текст Франца читается как повесть о мало известной нам послевоенной жизни венгерского, в действительности, полиэтнического и многоконфессионального, региона Западной Украины. Пропущу многое и перейду к разделу «Политическая культура», ведь стремление понять политику – составляющая движения к пониманию общества, т.е. к социологии.
Прежде всего следует отметить, что политическая культура такого сложного по своей структуре населения региона не могла быть монолитной. Так венгры считали, что их территория, как это было не раз в истории, на какое-то время отошла очередному новому государству, и надо жить по-своему, ориентируясь на культуру и политику Венгрии, слушать венгерское радио, и не ссориться с новой властью. Находясь в многогранной информационной среде, имея доступ к различным иностранным радиоканалам, люди сами были вынуждены сопоставлять и анализировать политическую информацию, делать свои выводы. Сильно политизированной была молодежь, естественно, она проявляла интерес не только к местным событиям, но и к тому, что происходит в огромной стране, на окраине которой они оказались.


В целом культурная, общеполитическая, трудовая, коммуникационная полиэтническая и многоконфессиональная среда не вызывала у Франца отторжения, он легко к ней адаптировался и не ощущал враждебности ни в одной из этих сред. Однако он продолжал подсознательно ощущать  наличие в окружавшей его среде постоянную аморфную угрозу, о которой говорилось выше. Она возникла в его генах в те месяцы,  когда его мать, будучи беременной им, переживала психологический стресс, опасаясь фашистской угрозы смерти. И здесь я приведу фрагмент текста Шереги: «Разгадку этой перманентной угрозы в детстве я искал в теологии, но в ней я не находил оправдания моей борьбы, лишь призыв к смирению и покаянию. Только в старших классах школы я пришел к выводу, что истинные познания об обществе может дать философия, хотя о ее содержании знал мало. Освоение философии явилось стратегической задачей моей жизненной траектории».


В целом, мы бегло рассмотрели траекторию движения Франца Шереги в социологию. Начало этого движения – в далеком прошлом, важнейшая кульминационная точка – в трагическом и счастливом 1944 году. Тогда Жизнь восторжествовала над Смертью.
Прошло 80 лет познания жизни и полвека плодотворной работы в науке. Дорогой Франц, пусть продолжается жизнь и сохраняется движение по избранному пути.

1. Шереги Ф.Э. Тогда я и пришел к выводу: СССР стоит перед распадом / Телескоп. 2007. №5. С. 5-14. 2. Докторов Б. Невидимый человек невиданной продуктивности http://proza.ru/2024/04/05/1253
3. Докторов Б. Франц Шереги. У него все от жизни.