Золотой век любви

Августовское дневное тепло ближе к полуночи сменила прохладная свежесть – чувствовалось приближение ранней осени.
М ы с приятелем Анатолием Ивановичем Таран на его даче вдвоём за городом и, хорошо поужинав и наговорившись за столом, улеглись отдыхать. Но нам не спиться. Хотелось ещё и ещё поговорить, ибо в силу разных обстоятельств в последнее время, встречаемся не так регулярно, как нам хотелось бы обоим. Мы разные с ним по характеру и увлечениям, но помимо дружбы со школьных лет, нас ещё что-то объединяло. Может то, что оба прожили нелёгкую жизнь, и мне казалось, что его душа, как и моя, обременена тоже какой-то заботой, если не сказать больше – невысказанным горем. И каждый раз, когда приходило время расставаться, я чувствовал по себе, что наговорившись, мы всё равно не высказались ещё о чём-то сокровенном и это подтверждал нам обоюдный тоскливый взгляд при расставании.
В такие для нас минуты, твоя душа приобретает какую-то странную, тайную восприимчивость…
                _____________________________________
Входная дверь небольшой коморки, где мы улеглись по разным углам, была открыта, чтобы не было душно и зашторена москитной сеткой. Полуночный легкий ветерок трогал листья рядом стоящих берёз, которые издавали легкий трепет – приятный шумок.
- Однако скоро осень,-с печалью подумалось мне.
- Толя, ты спишь?
- Какой тут сон? - Откликнулся он, повернувшись ко мне лицом. Я не видел в полумраке его глаза, но по тону сказанного было понятно, что они были грустны.
- Это верно. Страшна наша жизнь, дружище, - продолжил наш вечерний разговор, - иногда доводишь себя до кошмара в рассуждениях о нашей действительности. Не знаю, может я, извини, не нормальный человек, раз мне всё не так воспринимается, эта вся наша действительность. Ведь нормальный человек, всё, что он видит и слышит, всё это он понимает или притворяется, что понимает.
Я человек, извини, от природы не глупый, меня, конечно, мало интересуют такие вопросы, которые тебя уносят в заоблачную даль, но наша обыденность, от неё никак нельзя спрятаться – абстрагироваться.
- Что характерно,- перебил меня, - когда мы хотим рассказать что-нибудь о жизни, то опираемся на события не из собственного опыта уже прожитых лет, а поддаёмся влиянию той же информации из телевидения, газет, да порой просто слухов и даже сплетен.
От бессонницы нам ничего больше не оставалось, как только продолжить рассказывать и слушать друг друга.
- У людей рассудительных, со сложной душевной организацией, всегда есть на душе, что рассказать, особенно одиноким, - подчеркнул я.   
- Кстати, Володя, об одиночестве твоём, нелады с любовью? –отреагировал он на моё высказывание.
Стали говорить о любви.
- Забавная вещь,- продолжил он,- когда сойдутся в разговоре европейцы, представители, так сказать, старого света, то непременно ведут деловой разговор о ценах на рынке труда, о своих личных делах: насколько успешны или ущербны они в этом деловом мире. Но когда сходятся русские, одним словом наш брат, то говорят непременно о женщинах. Причём о женщинах говорят в непозволительно унизительной для них форме. А говоря о политике, то всегда в чём-то обязательно недовольны, хотя сами трусливо отмалчиваются, когда нужно проявить в чём-то принципиальность, не роняя своего достоинства.
- Любовь! Все понимают, что любовь, это то, что сокровенно и казалось бы не должно быть «публично», - поддержал я начатую им тему,- Не уподобаясь в таких случаях «свечкодержателям»,  многие одухотворённые люди писатели, музыканты и прочие творческие личности пытаются всё же показать, как ведут себя люди в определенных обстоятельствах, соизмеримо, конечно, своему разумению и нравственному состоянию.
- Но как зарождается любовь? –озадачил меня вопросом.
- Да как? Наверно, как и всё живое в природе: рождается, живёт, цветёт полной жизнью, а затем увядает. Всё протекает, само собой, разумеется, и в обыденной жизни, в этой суете сует мы никогда не задумывается над этим всерьёз. Наш современный быт так устроен, что некогда филосовствовать над этим, пожалуй, самым важным явлением нашего бытия. Так вот незначимо, спонтанно и протекает жизнь, сопровождаемая: одержимостью, желанием удовлетворить потребности своей плоти, наконец, по возможности обогатить себя всем тем, что окружает нашу жизнь. Все эти социальные страсти, накопленные человечеством за своё многовековое существование, конечно можно понять, и стремление каждого из нас к ним тоже понятны. Кто не хочет хорошо пожить и попользоваться всем тем, что человечеством накоплено. Но вот любовь! В силу уже привычки, что ли, и принято говорить, что любовь есть что то возвышенное, а на самом деле, если разобраться, природа всё сделает так, что то, что подразмуевается  под любовью, есть физическая страсть. Более сладострастного животного чем человек нет на земле. Это сладострастие сопровождается вечной борьбой начиная от сперматозоида, стремящегося оплодотворит яйцеклетку, и до скончания века того, кого они произвели на свет. Но то, как человек, явившись на свет, потом извлекает это самоуслаждение, вот тут вся загвозка и порой в достижении своих потребностей он идет во вред не только окружающим, но и самому себе.
Предметно и увлечённо о любви заговорили в конце XIX века,- после недолгого молчания продолжил я свои рассуждения, - «Золой век» любви пришелся на последнюю четверть XIX века и три четверти XX. Об этом можно сейчас говорить уже уверенно, особенно сравнивая то ушедшее время в историю и реалии сегодняшнего дня.
- Почему именно то время, по-твоему?- перебил меня, задав вопрос.
- Почему? Как тебе сказать. К тому времени культура человека, европейского, разумеется, перешедшая и к нам, достигла таких вершин, что через прозу, поэзию неплохо стали писать о любви  и музыка лишь дополняла это выражение любви в стихах. Музыка с неистовой силой открывает перед нами беспредельный мир мысли. От музыки должна исходить облагораживаемая человека сила. А сегодняшняя музыка это дешевая развлекуха. А вот музыка, скажем Ф.Шопена «Осенний вальс» или Ф.Листа  «Компанелла», а «Лунная соната» Л.Бетховена или «Вечерняя серенада» Ф.Шуберта. Такая музыка не может не вызывать благородных чувств у людей.
В каждом из нас таится это чувство – любовь! И вот в один прекрасный момент может явится к нам это чувство –чувство неких исканий, что ли. И как так происходит, мы не можем никак понять, что одному человеку вдруг совершенно чужой становится дороже всех остальных и откуда берется эта сила – сила чувств.
Ах, какое при этом сладострастие испытывает твоё тупое сознание – именно тупое, ибо оно отвлекает тебя от всех проблем бытия насущного дня.
Мы же мужчины идеалисты по своей природе. Если женщина тебе начинает нравиться, то ты её так идеализируешь, ставишь выше себя, что начинаешь тешить себя тем, что когда природа создавала её – был у неё какой-то коварный замысел или того лучше, какой-то изумительный умысел. Всё в ней вызывает у тебя трепет души и страстную жажду жизни. Что твориться в это время в душе – ничего не нужно, кроме этого «благородного существа», и это придаёт вашим отношениям какую-то особую прелесть. Она уже для тебя самое дорогое существо, ибо во взгляде поражает своим изяществом: глаза заигрывают, манят к себе. На щеках румянец, а голос тихий – виноватый. А у тебя при этом непременно появляется прям болезненная тяга ощущать себя при ней «незаурядной личностью».
Мой приятель промолчал на моё высказывание и я, пытаясь вспомнить что-нибудь из классики, продолжил.
- Ведь любовь это не только какая-то величайшая, без сомнения, тайна в нашем мире, которую мы толком не можем понять, но и большая трагедия. Помнишь у А.Куприна «Гранатовый браслет»,- впечатленный воспоминаниями неожиданно для себя процитировал несколько строк:
«…Ну скажем  растрата. Сказал бы мне об этом. Вы знаете пани, какие наши капиталы, когда отдаешь квартиры внаём холостякам.»
«…Ах, браслет - я  и забыла. Почему вы знаете?»
«…Пани, я вижу, что вы не как все другие, не из любопытства только…»
Тут мой приятель не удержался, что бы тоже не высказаться и от досады даже привстал с постели, опустив ноги к полу.
- Да! На громадное страдание способны только мужчины. Если мужчина любит женщину, а она по каким-то причинам не отвечает взаимностью, это вовсе не означает, что он «сумасшедший». Здесь злую шутку чаще всего сыгрывают социальные удобства. Положение в обществе, богатство и прочие блага. Хотя это, казалось бы, не должно касаться любви.
Что касается женщины, то не каждая способна в любви на самый высокий поступок. Задача её во взаимоотношениях, куда как проще: она целует, обнимает, наконец, извини, отдаётся для того, чтобы стать матерью. В этом её смысл жизни, если хотите.
- В этом ты прав, говоря о смысле её жизни. Ведь женщина носительница половой стихии в мире отношений и ей нужно в первую очередь выполнить  святую обязанность перед природой – дать новую жизнь, и она в том не виновата, что любовь у людей принята сегодня просто житейское удобство для плотского развлечения. Виноваты скорее мы, мужчины, погрязшие в пучине бытовых проблем.
- Ты процитировал А.Куприна из «Гранатового браслета», а у Л.Тостого?... в его «Крейцеровой сонате» граф, пытаясь объяснить это действо, нагородил там такого, что непонятно, он приверженец высоко одухотворенных чувств или его устраивает простое скотство в отношениях с женщиной. Д и его «Анна Каренина» скорее грешница, нежели носительница благородных чувств. Женщины сегодня, стали, изобретательнее, заметь, смотря на жизнь больше с практической точки зрения. Смотрят, чтобы избранник был более подходящий для совместной жизни не по душевным качествам, а по внешнему благополучию. Ведь в любви важны вопросы личного счастья обоих. Ну за внешнее состояние сегодняшних дам нечего беспокоиться, а вот по душевным качествам… стали все практичными циниками, причём цинизму нет уже предела. Характер этих циничных любовных отношений резко прослеживается в нашей социальной среде и служит индикатором нравственного здоровья нашего общества. Не по этой ли причине половина женщин страны – одиноки. Они не любят мягкосердечных, рассудительных и простодушных мужчин. Они больше увлекаются теми, кто обращается с ними «небрежно», мягко говоря, которые унижают их над их же чувствами к их же собственной особе. И как тут их понять? Может из-за этого «небрежного», порой, презрительного обращения к ним, они видят в таком мужчине просто сильного альфа-самца с необозримым обоянием.  Другими словами, чем в отношениях больше скотства, тем желаннее у женщины их физическая близость.
- Физическая близость, Толя, это не скотство. Скотство в другом. В том, что стали себя освобождать от нравственных отношений, когда входят в физическую близость. Но в чём-то ты прав. Что ни говори, а сегодня самая возвышенная любовь зависит не от нравственных достоинств обоих, а от их физической близости. Ведь культурный человек, одержимый духовной организацией не должен вот так, прямо, объяснять своё сильное влечение к женщине. Это было бы действительно ужасно, по-скотски. Духовность, это не что иное, как воспитание в человеке отвращение к животному инстинкту. Хотя сильное влечение к женщине есть факт необходимый, так уж природой определено. То, что мы называем культурой – это и есть не что иное, как борьба одухотворённого человека против природы и против, если хотите, животного, которое сидит в нём. Другими словами культура – это, в самом деле, есть отвращение к животному инстинкту, которое мы воспитываем из поколения в поколение.
- Чёрт его знает. С этой культурой и одухотворённостью, как ты говоришь, живут же, скажем, в деревнях и не заморачиваются на счёт культуры. Может, потому что там ближе к природе и их отношения между собой чаще всего связаны житейскими обстоятельствами. Какая уж там, извини, одухотворённость. Встретились и проявив пара симпатий друг к другу они замыкаются в кругу себя (семьи) и задачу своих взаимоотношений решают просто: жить и совокупляться, и этим будут оба счастливы, наплодив детей… Однако припозднились мы. Может отбой? – обратился ко мне. Отбой. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Мой приятель, замолчав, сразу же погрузился в сон, слегка похрапывая. А мне по-прежнему не спалось. И я мысленно, уже для себя, обдумывал наш разговор.
Да. Немыслимо, конечно, представить, что когда-то мы найдем разгадку – откуда берется любовь. Потому как тогда, всё в этом человеческом мире утратит своё значение, и что не будет это чувство уже нам щемить сердце, волновать душу, взывать к милосердию и благородным поступкам.
Нет уж, извините, род человеческий. Пусть это чувство остаётся для нас какой-то всё же тайной и живёт в вечном рождении, пока человек может существовать и мыслить. И не нужно искать, как бы нам этого не хотелось, правильного ответа на поставленный вопрос: «Что такое любовь?»
Пусть это чувство, действо и поступок у людей будет всегда рождаться в вечности…