Как бабули ручейки пускали

Жили-были в небольшом посёлке две женщины-пенсионерки Нина и Тоня. Когда-то они, конечно,  и молодыми были, но в то время  когда я оказалась их соседкой, это были уже возрастные особы, обиженные то ли на жизнь,  то ли на людей, а может,  и на  самих себя, кто знает. В их отношения с окружающим миром я не вникала по молодости своих лет, но ясно видела недовольство друг другом. И это их недовольство периодически выплескивалось во всеуслышание.

Проживали мы все вместе в тихом и спокойном переулочке, который сбегал к главной достопримечательности посёлка  - пруду. Домиков в перулочке совсем немного стояло, все на пальце одной руки умещались, вот и знали люди своих соседей,  что называется,  как облупленных, т.е. без прикрас и масок.

Почему я говорю,  что переулочек наш бил тих и спокоен? Потому что был он в стороне от центра, на окраине, шум машин не сотрясал окна, запах выхлопных газов запутывался в ветках деревьев и не беспокил , посторонние незнакомые  люди редко сюда захаживали особенно весной и осенью.  Зимой же по замерзшему пруду прокладывали тропку жители Старого села, сокращая и спрямляя дорогу до центра. Летом, когда выдавались жаркие денёчки, местная поселковская детвора шумными ватажками спускалась к пруду купаться, потому что именно здесь было самое лучшее место для купания. У него даже название было - Песчанка. Каждый житель посёлка прекрасно знал, где она находится.

Но люди не машины, пройдут, пробежат - не услышишь. Мелькнут за окном редкие силуэты и опять картинка за окном не меняется. А так как соседки мои были уже далеко не молоды, на работу они не ходили, хозяйством рьяно заниматься сил не было, проводили они основную часть светового дня у окон, вспоминая свои молодые годы, разглядывая редких прохожих, улыбаясь шагающим на работу соседям. Может, котов да галок считали от скуки. Но друг с другом никогда не перекрикивались, любезностями и новостями не обменивались. И дело даже не в том, что далековато было. ГолосА у обеих ещё  ого-го какие, хоть на плац командирами выводи,  гаркнут, крикнут  так, что поджилки у новобранцев задрожат. Только между собой соседки не общались, не разговаривали и, вообще,  не любовь между ними была, а холодная война. Никто уже не знал, что было первопричиной такой напряжённой обстановки, с каких пор она велась, но костёр раздора не затухал от времени, а продолжал тлеть, ежегодно вспихая по весне с новой силой.
 
Именно весна заставляла соседок выходить на тропу войны. Оружие, правда,  у них было своеобразное - лопаты. А причиной столкновений - весенние ручейки, которые дружно, весело и обильно мчались по переулку в период обильного таянья снега. Проулок наш был с небольшим уклоном в сторону пруда, вот ручейки со всей округи и стремились добраться до водоёма самым удобным способом. Но не тут-то было. Не нравилось тётке Нине, что ручейки эти как раз под её окнами бегут, дорогу портят, канавки, пробивают, сырость разводят, которой и так достаточно.  Брала она лопату и выходила на перекрёсток на битву с ручейками, чтобы поменять направление их движения и пустить ручейки по другой улице. А вы представляете, как это сложно  перенаправить ручей, который бежал под уклон, в другую сторону, где уклона совсем нет? Вот то-то и оно. Очень сложное это дело, трудоёмкое и по времени затратное. Но разве русская женщина боится трудностей? Особенно   если ей какая идея в голову втемяшилась. Да её трактором не сдвинешь.  И доводы она никакие слушать не будет. Потому что она так решила и всё,  разговор окончен.

Вот и тётка Нина была так же упряма в вопросе пропускания ручейков. По полдня копается,  устанет, уйдёт на перекур, посидеть да чайку выпить. А в это время ручейки на перекрёстке лужи образуют, упираются, не хотеть бежать по ровной дороге, уклон снова ищут, сил набираются. Смотрит из своего окна тётка Тоня на это безобразие,  смотрит. Терпит до поры до времени, но любому терпению конец приходит, у него тоже своя чаша имеется. Как и у речейков на перекрёстке, когда они начинают разливаться и разбегаться в сторону дома тётки Тони. Атакуют потихоньку её полисадник, подбираются к калитке,  затопляют дорожку вдоль дома.
- Да что же это такое? Уймется ли она когда-нибудь или нет? - возмущённо восклицая Антонина выходит на улицу, надев сапоги повыше и вооружившись лопатой.
И начинается новое перенаправление ни в чём не повинных ручейков, обратно по уклону проулка в сторону пруда.
А Нина в это время сидит дома, на улицу носа не кажет, как будто она здесь совсем не при чём, а затея неизвестно чья.

Только следующим утром ручейки снова разливаются большой лужей на перекрёстке,  затрудняя проход и увеличивая время просыхания дороги. - И когда только успела, несносная баба?
Снова возмущенные возгласы Тони в адрес Нины сотрясают воздух переулка, а соседи, кидая дощечки через грязь, чтобы по минимуму замарать обувь, качают головами и невольно тоже выкрикивают:
- Да что б тебя...

Проскочит весна в одно мгновенье и снова в проулке тишина установится. Соседки нейтралитет соблюдают, претензий друг к другу не предъявляют, словно и не было ручейковых разборок и баталий. Ждут следующей весны. Может,  поэтому обе смогли дожить до вполне солидных годиков, что на каждую весну были у них серьёзные планы (по их меркам, конечно)?

 Вот такое своеобразное ежегодное  противоборство было у двух моих вполне милых и безобидных соседок. Развлекались, наверное))