Загадочный русский поэт Велимир Хлебников

                Мне мало надо!
                Краюшку хлеба
                И каплю молока.
                Да это небо,
                Да эти облака!
                Велимир Хлебников

         Творчество Хлебникова  вызывает  горячую полемику до сих пор. Несмотря на то, что Хлебников прожил всего 37 лет, все события ХХ века, изменившие историю России, прошли через его жизнь. Это русско-японская война, революция 1905 года, Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции 1917 года, гражданская война. Почему поэт, по сути  выпавший из социума,  «не удобный жилец» (по слову Р. Якобсона),  бродяга, по сути бомж,  беспрестанно скитающийся по свету,  оказал такое огромное влияние на таких гигантов,  как Маяковский, Есенин, Мандельштам, и про которого Олеша сказал, что на его прозе следует учиться всякому писателю? Почему современники  не услышали  его  пророчества о 1917 годе, что внешняя война в России  через полтора года «перейдет в мертвую зыбь внутренней войны»? О  Хлебникове прочла около двухсот работ, но четких ответов нет. Радует появление выхода его биографии   в серии «ЖЗЛ» автора Софии Стариной.  Вышло новое собрание  сочинений, что свидетельствует о возрастающем интересе к его творчеству.
          
         О себе он говорил: «Люди моей задачи умирают в 37 лет», имея в виду судьбу Рафаэля, Байрона, Пушкина, Моцарта. В 1920 году поэму-утопию «Ладомир» Хлебников начал следующими словами: «И замки мирового торга, / Где бедности сияют цепи, / С лицом злорадства и восторга / Ты обратишь однажды в пепел». В 2001 году, когда в Нью-Йорке террористами были разрушены башни Всемирного торгового центра, эти слова Хлебникова вспоминали соотечественники за рубежом. В произведении «Лебедия будущего»  в 1918 году он довольно точно описывает Интернет и Живой журнал под именем «тенекниг», где появляются «новинки Земного Шара, дела Соединенных Станов Азии. Какое будущее своим потомкам он описал?
          Почему мало читаем мы его стихи и не бережем великое Русское слово, а засоряем нашу речь иностранщиной, опошляющей наше самосознание? А ведь слово может полки за собой  повести и обогатить науку и культуру, как это сделал загадочный русский поэт, которого  многие называли  человеком не от мира сего, юродивым,а  сейчас, по прошествии почти ста лет, обнаружили, что во многих случаях он был гораздо более прозорливым, чем многие его современники.
          
       Велимир Хлебников — русский поэт и прозаик, один из крупнейших деятелей русского авангарда, один из основоположников русского футуризма; реформатор поэтического языка, экспериментатор в области словотворчества и зауми, «председатель земного шара». Всю жизнь его преследовал  «голод времени и пространства».  Он пытался понять проблемы эпох, а скорость  перемещения Хлебникова в пространстве были настолько стремительны, что приходится только удивляться, как это было возможно по условиям тогдашнего транспорта и общей обстановки. «…босой, лохматый, в рваной рубахе и штанах с оторванной штаниной до колена, он спокойно Шествовал по берегу моря от деревни к деревне» (А. Костерин), а то попадал к некоему революционному хану в  Персии. Но самое фантастическое то, что этот босой оборванный «русский дервиш» создал в невероятных условиях невероятные  произведения.  Поэты Асеев, Бурлюк, Кручёных, Каменский , Пастернак и другие считали его  одним из своих поэтических учителей и великолепнейшим и честнейшим рыцарем в острой   поэтической борьбе. Высшую оценку Хлебникову дал знавший его лично Роман Якобсон: «Был он, коротко говоря, наибольшим мировым поэтом нынешнего двадцатого  века…»

            Ранние годы (1885—1908),прославленная родословная

        Виктор Владимирович Хлебников родился 28 октября (9 ноября) 1885 года в главной ставке Малодербетовского улуса Астраханской губернии (ныне село Малые Дербеты, Весь  род Хлебниковых, немало сделал для России. Прадед  Иван Матвеевич Хлебников был купцом первой гильдии и потомственным почётным гражданином Астрахани. Все Хлебниковы исправно трудились на благо Астрахани и всей России.
      Отец — Владимир Алексеевич Хлебников -  блестящий выпускник Петербургского университета, ученый — орнитолог,  уезжает на  управленческую должность в Калмыцкую степь, а мать — Екатерина Николаевна Хлебникова (урождённая Вербицкая), историк по образованию, воспитанница Смольного института, следует за мужем.  Он был основателем и директором первого в России Астраханского заповедника,  опубликовал девятнадцать научных работ, собрал уникальную коллекцию птиц Астраханской губернии.  Всю жизнь отец поэта много и тяжело работал, чтобы содержать семью. Своих сыновей он тоже хотел видеть учеными, но вышло все иначе.  Виктор был третьим ребёнком в семье (позже у его родителей родилось ещё двое детей, одна из которых — художница Вера Хлебникова).
         Вместе с отцом Витор с удовольствием возился с гнездами, яйцами, зверьками, бабочками и птичий мир является важнейшей составляющей его творчества — от раннего стихотворения в последней, написанной незадолго до смерти сверхповести «Зангези». Не случайно его  первое стихотворение, которое он написал в 12 лет,   называется  «Птичка в клетке":

О чем поешь ты, птичка в клетке?
О том ли, как попалась в сетку?
Как гнездышко ты вила?
Как тебя с подружкой клетка разлучила?
Или о счастии твоем
В милом гнездышке своем?

       Позднее  футуристы, подобно Маяковскому  соединяли литературное творчество с изобразительным и в портретах часто обыгрывали птичий профиль поэта. Любовь ко всему живому Хлебников сохранил на всю жизнь. Да и память его всегда хранила картины места его рождения:  «Родился… в стане монгольских исповедующих Будду кочевников… в степи — высохшем дне исчезающего Каспийского моря». Буддийский мир, калмыцкий быт, калмыцкие мифы и предания прочно вошли в сознание Велимира Хлебникова. Знаменательно, что последнее его произведение, труд нескольких лет его жизни, назван «Доски судьбы». Доски судьбы используют при вычислении времени и в гаданиях калмыцкие и тибетские астрологи. Ощущение покоя, приволья, слитности с природой осталось у него на всю жизнь. Первые воспоминания Хлебникова запечатлены в его раннем творчестве:

Меня окружали степь, цветы, ревучие верблюды,
Круглообразные кибитки,
Моря овец, чьи лица однообразно худы,
Огнем крыла пестрящие простор удоды —
Пустыни неба гордые пожитки.

    Культурная среда, к которой принадлежала семья Хлебниковых, была неразрывно связана с позитивизмом, с религиозным вольнодумством, либерализмом, народничеством.  Это наложило отпечаток на формирование Хлебникова: Спинозу и Лейбница он прочел раньше, чем Сологуба и Брюсова. Отход от этой культуры позднее Хлебников ощутит как разрыв, как ее преодоление. Сходный путь проделал за несколько лет до Хлебникова и Александр Блок, порвавший с «бекетовской» культурой, и Андрей Белый, сын профессора Н. Бугаева, студент физико-математического факультета. Все они независимо друг от друга идут в русской литературе и русской культуре по тому пути, который за полвека до них прошел Владимир Соловьев, ключевая фигура русского культурного ренессанса: преодолевая позитивизм и материализм, соединяя доселе несоединимое, — к «новому строю слов и вещей», «новому зрению», по выражению Юрия Тынянова.

        Семье Хлебниковых по службе Владимира Алексеевича приходилось часто переезжать с места на место: в 1891 году отец семейства был переведён в Волынскую губернию, в 1895 — в Симбирскую.  В 1898 году семья переехала в Казань, где Виктор поступил в 3-ю казанскую гимназию.  Через пять лет  он поступил на математическое отделение физико-математического факультета Казанского университета.  Казанский университет еще с 1880-х годов считался «беспокойным». Кстати, именно здесь учился самый известный русский революционер В. И. Ульянов. Русско-японская война и произошедшее в ходе неё Цусимское сражение оказали большое влияние на Хлебникова. Впоследствии Хлебников писал: «Мы бросились в будущее с 1905 года». После участия в студенческой демонстрации он был арестован и месяц провёл в тюрьме.   
        Несмотря на участие Виктора в студенческих волнениях,   в среде университетских товарищей Хлебников по большей части чувствовал себя одиноким. «Нельзя, плывя против течения, искать у него поддержки», — записал он как-то раз после студенческой вечеринки. Ему же были близки именно те люди, кто, как и он сам, «плыл против течения». Одним из таких людей был Николай Иванович Лобачевский, создатель неевклидовой геометрии, в прошлом — ректор Казанского университета. Лобачевский пересмотрел пятый постулат Евклида, то есть построил свою геометрию на том, что через одну точку можно провести бесконечное множество прямых, параллельных данной. Имя Лобачевского много раз встречается в произведениях Хлебникова. Сам Хлебников сделает со словом нечто похожее, создаст по образцу «воображаемой геометрии» свою «воображаемую филологии.
        Принятый в декабре 1906 года в Общество естествоиспытателей Казанского университета  Хлебников  принимал участие в научных экспедициях в Дагестан и на Северный Урал и даже написал статью  об открытии  нового вида кукушки, но вскоре он перестал уделять внимание как орнитологии, так и занятиям в университете, сосредоточившись на  литературе. Он пишет пьесу «Елена Гордячкина», посылает  её в издательство «Знание» Максиму Горькому, но безуспешно.    
      Желание серьёзно заниматься литературой побудило его переехать в Санкт-Петербург.. Примерно в это время он пишет масштабное прозаическое произведение «Еня Воейков», где высказаны очень существенные для дальнейшего жизненного и творческого пути положения: проблема индивидуума и вида, философия числа, философия свободы.  Кроме того, в этот период им было написано большое количество стихотворений. Начался «словотворческий» период в творчестве Хлебникова..

       В кругу символистов (1908—1909).  На «башне » у Вячеслава Иванова
 
        В Петербурге  Хлебников сблизился с кругом молодых поэтов – символистов, посещает поэтические вечера.  Славянская тема же нашла отражение во многих произведениях, в частности, в пьесе «Снежимочка», где  в числе действующих лиц оказывается целый пантеон выдуманных Хлебниковым языческих божеств, таких как снезини, смехини, Березомир, Древолюд и другие. Это было прямым продолжением начатой символистами тенденции возобновления интереса к мифам: в те же годы выходят в свет стихи Александра Блока на тему России, книги Ремизова «Лимонарь» и «Посолонь», а также поэтические сборники Городецкого «Ярь» и «Перун». Вячеслав Иванов в те годы писал: «Оживление интереса к мифу — одна из отличительных черт новейшей нашей поэзии».

Годы, люди и народы
Убегают навсегда,
Как текучая вода.
В гибком зеркале природы
Звезды — невод, рыбы — мы,
Боги — призраки у тьмы.
Стихотворение перекликается с последним произведением Г.Р. Державина «Река времен в своем стремленьи уносит все дела людей…». В нем проступают христианские символы.
         Хлебников посылает  свои стихи поэту-символисту Вячеславу Иванову, чья статья «О весёлом ремесле и умном веселии», опубликованная в 1907 году в журнале «Золотое руно», произвела на него большое впечатление.
     Среди его стихов было, например, такое:

Облакини плыли и рыдали
Над высокими далями далей.
Облакини сени кидали
Над печальными далями далей.
Облакини сени роняли
Над печальными далями далей…
Облакини плыли и рыдали
Над высокими далями далей.

      К этому времени относится  увлечение Хлебникова идеей воинственного панславизма. В октябре 1908 в петербургской газете «Вечер» было напечатано анонимное «Воззвание учащихся славян», написанное Хлебниковым, которое  призывало к вооружённой борьбе за свободу славянских народов Восточной Европы. Появление его связано с Боснийским кризисом, но  уже в конце ноября он отошёл от принципов, заявленных в «Воззвании».
      В сентябре 1908 года познакомился с Василием Каменским, заместителем главного редактора журнала «Весна», и уже в следующем месяце в октябрьском номере «Весны» появилось наполненное неологизмами дебютное  стихотворение в прозе «Искушение грешника»:
…И были многие и многия: и были враны с голосом: «смерть!» и крыльями ночей, и правдоцветиковый папоротник, и врематая избушка, и лицо старушонки в кичке вечности, и злой пёс на цепи дней, с языком мысли...
     К этому фантастическому пейзажу Хлебников обращается и в стихах. Вот одна из лучших миниатюр:

Времыши — камыши
На озера береге,
Где каменья временем,
Где время каменьем.
На берега озере
Времыши, камыши,
На озера береге
Священно шумящие.

    «Искушение грешника» являет собой яркий пример языкотворчества, о чем очень хорошо сказал Бенедикт Лившиц: «Дыхание довременного слова пахнуло мне в лицо.И я понял, что от рождения нем."

   А как свежо и красочно другое его знаменитое стихотворение:

Там, где жили свиристели,
Где качались тихо ели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
Где шумели тихо ели,
Где поюны крик пропели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
В беспорядке диком теней,
Где, как морок старых дней,
Закружились, зазвенели
Стая легких времирей.
Стая легких времирей!
Ты поюнна и вабна,
Душу ты пьянишь, как струны,
В сердце входишь, как волна!
Ну же, звонкие поюны,
Славу легких времирей!

    Здесь архаизмы, неологизмы сплетаются с музыкой птичьего пения. Вабный — манящий, привлекательный (устар.). В сочетании с неологизмом поюнна создается особое поэтическое напряжение. Времирь — слово, придуманное Хлебниковым, оно получено сложением слов время и снегирь.

       В произведениях Хлебникова проявилась его грандиозная работа со словом. В его стихах плывут «облакини», летают «времири» и шуршат «времыши»-камыши. Он пытается заменить многие заимствованные слова исконно русскими. Так вместо происходящее от греческого слово «математик» он  придумывает слово «числарь», а вместо «политик» создает слово «нравитель», акцентируя внимание на том, что тот должен быть носителем нравов.   
         Хлебников использует необычные рифмы, в том числе каламбурные, которые ранее считались уместными только в юмористической поэзии. В одном, даже небольшом, стихотворении Хлебников может использовать разные стихотворные размеры. Он называл это «пляской размеров» и делал вполне осознанно. Многие его стихотворения написаны верлибром, или свободным стихом, напоминающем стихи в прозе.
       Неологизмы, которыми пользуется Хлебников, в основном построены по единому принципу: поэт берет русские, славянские корни и суффиксы и соединяет их так, как раньше никто не соединял. Эксперименты с созданием новых слов с помощью слияния корней с  разными морфемами открывает пространство  для словотворчества.  Например, неологизм "облакиня" образован от основы — облак— с помощью суффикса — ин(я) по аналогии со словами «богиня», «княгиня». Таким образом, "облакиня" — это облачная богиня, богиня облаков. Позже Хлебников объяснял: «Словотворчество — враг книжного окаменения языка и, опираясь на то, что в деревне около рек и лесов до сих пор язык творится, каждое мгновение создавая слова, которые то умирают, то получают право бессмертия, переносит это право в жизнь писем».

Однажды Оно
вышло из сумрака,
и в удивлении глядит.

Как в свете северной зари,
Перуном восседая на обл(аке),
вышел
верхом на олене
суровый король.

Без конца и края,
Играя и сверкая,
разливалось белое,
и бешено глаза сосала синь.

      В апреле 1909 года начала работу «Академия стиха» на «башне» Вячеслава Иванова. «Башней» называлась квартира Иванова, находившаяся на последнем этаже дома 35 по Таврической улице, с круглой угловой комнатой.  У Иванова собирались по средам.  На вечерах выступали представители старшего поколения: сам „мэтр“ Вячеслав Иванов,  ученый-эллинист Зелинский,  переводчик Еврипида Иннокентий Анненский.  Среди посетителей были Осип Мандельштам, Николай Гумилёв, Алексей Толстой, Елизавета Дмитриева и многие другие.
      На «башне» были  сильны оккультные увлечения и интерес к антропософии Рудольфа Штайнера. Увлечения оккультизмом не избежал практически никто из посетителей «башни», но только не  Хлебников. Показавшийся посетителям «башни» сначала «ужасной размазней», Хлебников на самом деле обладал очень сильным характером и несгибаемой волей.

     Под непосредственным влиянием Вячеслава Иванова Хлебников пишет небольшую пьесу «Таинство дальних». Сюжет пьесы — древний обряд, в котором принимают участие юноши, Жрец, Жена, девушки. Жена (богиня, или верховная жрица) обещает юношам утешить каждого, кто придет к ней, но не раньше, чем солнце начнет клониться к закату. Не вынеся ожидания, многие юноши кончают жизнь самоубийствами.
     В сентябре Хлебников подал прошение о переведении его на факультет восточных языков по разряду санскритской словесности, но, передумав, изменил свой выбор на историко-филологический факультет славяно-русского отделения. Этой же осенью поэт познакомился с Николаем Гумилёвым, А. Н. Толстым; сблизился с Михаилом Кузминым, которого называет своим учителем. Он взял себе творческий псевдоним Велимир, южнославянское имя, означающее «большой мир». Поэт стал членом «Академии стиха» (или «Общества ревнителей художественного слова»).  Творчество его не вызывает особого восторга в кругу символистов, но, несмотря на это, он переживает творческий подъём и пишет много стихотворений, поэму «Журавль» и драму «Госпожа Лени;н».

     Хлебников за всю жизнь не научился откладывать деньги или хотя бы разумно тратить . Свой первый гонорар он весь отдал цыганам, которые окружили его с музыкой во время обеда. Он никогда  не старался обзавестись постоянным жильем, имуществом. Дм. Петровский описал жилище и образ жизни поэта так: «Комната была, как набережная после непогоды на море, когда вскружаются чайки и бумажки, и их не различишь. Белые клочки сидели буквально на чем только можно: на шкафах, шторах, спинках стульев, на полу, на подоконниках. Хлебников был доволен. Он ходил среди своего волшебного царства, как великан среди карточных домиков, и смеялся, фыркал и смеялся, как ребенок. Голос у него был до странности неожиданный для большого человека: высокий, детский, какой-то закругленный, похожий разве только на его почерк, — губы его скорее вышептывали, чем выговаривали слова". Большую часть времени  Хлебников тратил на путешествие  по городу, так  как всегда любил много ходить пеком.

Тайной вечери глаз знает много Нева,
Здесь спасителей кровь причастилась вчера
С телом севера, камнем булыжника.
В ней воспета любовь отпылавших страниц.
Это пеплом любви так черны вечера
И рабочих, и бледного книжника.
Льется красным струя,
Лишь зажжется трояк
На усталых мостах.
Трубы ветра грубы,
А решетка садов стоит стражей судьбы.
Тайной вечери глаз знает много Нева
У чугунных коней, у широких камней
Дворца Строганова.
Это стихотворение — прогулка по Петербургу. Мы узнаем трояки (светильники) на Троицком мосту, решетку Летнего сада, чугунных коней на Аничковом мосту через Фонтанку, дворец Строганова на Мойке...

      Вскоре началось противостояние Хлебникова и символистов. Полемика Хлебникова была направлена не столько против Николая Гумилёва, Михаила Кузмина или Вячеслава Иванова — его он до конца жизни продолжал считать своим учителем, — сколько против Сергея Маковского и Максимилиана Волошина.  Их нарочитый дендизм был глубоко чужд Хлебникову, хотя, как вспоминают многие, сам он в тот период тоже очень хорошо одевался и был похож на «лондонского денди». Мелочные увлечения противоречили духу аскета.
     Последним счастливым периодом в его жизни станет 1909 год, когда много дней он провёл в Святошине, пригороде Киева, где жили его родственники — семья Варвары Николаевны Рябчевской (Вербицкой). С ними у Хлебникова установились близкие отношения, а в Марию Рябчевскую, дочь Варвары Николаевны, он был некоторое время влюблён и посвятил ей несколько стихотворений. В  личной жизни не было успеха, его захватили другие дела.
   
          Появление будетлянства (1910—1911)

      К началу 1910 года Хлебников уже перестал посещать «Академию стиха». В это время начал формировать  «левый фланг» художников  Николай Иванович Кульбин —   врач Главного штаба и в то же время художник-футурист, организатор «левых» выставок. Многие называли Кулибина «сумасшедшим доктором». Критики на выставках негодовали. «Чуковский, — вспоминает Каменский, — рассматривая картины, положительно веселился, выкрикивая тоненьким тенорком:
- Гениально! Восхитительно! Зеленая голая девушка с фиолетовым пупом — кто же это такая? С каких диких островов? Нельзя ли с ней познакомиться?
     Бурлюк смотрел в лорнет то на публику, то на картину, изображающую синего быка на фоне цветных ломаных линий вроде паутины, и зычным, сочным баритоном гремел:
- Вас приучили  разные галдящие бенуа и брешки-брешковские, ничего не смыслящие в значении искусства живописи... А мы, мастера современной живописи, открываем вам глаза на пришествие нового, настоящего искусства.

     На выставках Хлебников познакомился с левым крылом нового искусства: художником Михаилом Матюшиным, его женой поэтессой Еленой Гуро, братьями Давидом, Владимиром и Николаем Бурлюками. Вскоре Хлебников переехал жить в квартиру Бурлюков.
        «Аполлон» отказался напечатать «Зверинец» и несколько стихотворений Хлебникова, но в марте 1910 года его знаменитое стихотворение «Заклятие смехом» появилось в сборнике «Студия импрессионистов» под редакцией Николая Кульбина:
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешищ надсмеяльных — смех усмейных смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!
Смейево, смейево,
Усмей, осмей, смешики, смешики,
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!

        Деятельность Кульбина устраивала Каменского, Д. Бурлюка и Хлебникова не в полной мере.  Они  основали собственную группу — «будетляне» (от слова будет) и начали готовить выпуск сборника, который решено было назвать «Садок судей», которыи вышел  тиражом 300 экземпляров в издательстве «Журавль» без буквы ; и твёрдого знака на конце слов. В «Садке…» из произведений Хлебникова были напечатаны «Зверинец», первая часть драмы «Маркиза Дэзес» и начало поэмы «Журавль». Валерий Брюсов писал о нём: «Сборник переполнен мальчишескими выходками дурного вкуса, и его авторы прежде всего стремятся поразить читателя и раздразнить критиков». Будетлян можно назвать первой футуристической группой в русской литературе.

     Летом 1910 года Хлебников уехал вместе с Бурлюками в Таврическую губернию, где Давид Фёдорович Бурлюк (отец братьев Давида, Николая и Владимира) служил в селе Чернянка управляющим имением графа Мордвинова. После этой поездки у будетлян появилось ещё одно самоназвание — «Гилея», по древнему названию этой местности. Хлебников много пишет, но его новые стихи уже не столь радикальны и содержат гораздо меньше неологизмов. Например:
Слоны бились бивнями так,
Что казались белым камнем
Под рукой художника.
Олени заплетались рогами так,
Что казалось, их соединял старинный брак
Со взаимными увлечениями и взаимной неверностью.
Реки вливались в море так,
Что казалось: рука одного душит шею другого.
    
       В это время поэт  испытывает творческий кризис. Летом 1911 он отправился в речное путешествие в Астрахань. К тому моменту он был уже исключён из университета за неуплату (это произошло в июне), что окончательно поссорило его с родителями, не одобрявшими литературные занятия Велимира.
      Осенью поэт послал министру А. А. Нарышкину письмо, озаглавленное «Очерк значения чисел и о способах предвидения будущего».

     Издание первых книг (1912). Оформление движения футуристов (1912—1913)

    К 1912 году со времени выхода «Садка судей» прошло уже почти два года, за которые будетляне не предпринимали никаких действий. Тогда Давид Бурлюк пригласил в группу двух молодых поэтов — Владимира Маяковского и Алексея Кручёных. Особенно близко Хлебников тогда сошёлся с Кручёных, стихи которого были несколько сродни творчеству Хлебникова в том, что касается словотворчества и экспериментов со словом.
        В мае в Херсоне на средства автора с рисунками Владимира Бурлюка была издана брошюра «Учитель и ученик», в которой Хлебников попытался рассказать о найденных им «законах времени», в том числе предсказал бурные российские события 1917 года, Февральскую и Октябрьскую революции: «Не сто;ит ли ждать в 1917 году падения государства?». Вскоре, в августе, в Москве была опубликована «Игра в аду», поэма, написанная в соавторстве Кручёных и Хлебниковым; в ноябре вышла ещё одна совместная работа двух поэтов «Мирсконца». Эти книги, выпускавшиеся в основанном Кручёных издательстве «ЕУЫ», были сделаны в технике литографии, причём текст на литографском камне был написан Кручёных от руки (в предисловии авторы высказывали мнение, что почерк очень влияет на восприятие текста).
     В том же году футуристы  начали активно пропагандировать свою деятельность. Проходят выставки художников-авангардистов (возглавляемая Давидом Бурлюком группа «Бубновый валет», «Ослиный хвост»), проходят диспуты с участием футуристов. Маяковский читает свои стихи в арт-кафе «Бродячая собака». Тогда же гилейцы (они же кубофутуристы, существовал ещё и эгофутуризм Игоря Северянина) стали готовить стихотворный сборник «Пощёчина общественному вкусу».   Предварявший его манифест, написанный Бурлюком, Кручёных, Маяковским и Хлебниковым, призывал «бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч., и проч., с парохода современности», содержал обвинения в адрес самых авторитетных русских литераторов («Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам, Аверченко, Чёрным, Кузминым, Буниным и проч., и проч. — нужна лишь дача на реке»), а также утверждал важный для творчества Хлебникова принцип права поэта «на увеличение словаря поэта в его объёме произвольными и производными словами (Слово — новшество)».
     Значительную часть сборника (почти половину) составляли стихи Хлебникова, в том числе знаменитое стихотворение «Кузнечик»:
Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
«Пинь, пинь, пинь!» — тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво!
О, озари!

     Критика встретила сборник в штыки, назвав его «Вымученным бредом претенциозно бездарных людей», но книга была раскуплена очень быстро. Уже через два месяца, в феврале 1913, футуристы издали листовку с тем же названием , где Хлебников был назван гением и великим поэтом современности. Затем сразу же появляется второй «Садок судей», большую часть которого опять занимают произведения Хлебникова, в том числе поэма «Шаман и Венера»; в марте — совместный сборник футуристов и группы художников «Союз молодёжи»; в этой книге появилась поэма Хлебникова «Война — смерть».

      Осенью продолжились скандалы с участием футуристов и в том числе Хлебникова: Давид Бурлюк выступил с циклом лекций «Пушкин и Хлебников», где называл Пушкина «мозолью русской литературы». Хлебникова вызвал на дуэль после ссоры в «Бродячей собаке» Осип Мандельштам (дуэль не состоялась); наконец, в октябре появился ещё один манифест,  который  прилагался к сборнику «Слово как таковое», где  было сформулировано понятие заумного языка:
      За манифестом последовали скандальные постановки театра кубофутуристов «Будетлянин», в том числе и опера «Победа над солнцем», пролог к которой написал Хлебников; в начале 1914 года состоялся визит в Россию родоначальника итальянского футуризма Филиппо Маринетти, на лекциях которого Хлебников, отрицавший преемственность русского футуризма от европейского, демонстративно отсутствовал, из-за чего поссорился со многими своими друзьями.

     Декабрь 1913 года был ознаменован публикацией первого авторского поэтического сборника Хлебникова. Он получил название «Ряв!» и был издан при помощи Алексея Кручёных. Уже в феврале 1914 года Давид Бурлюк (с которым Хлебников был в ссоре из-за разногласий по поводу Маринетти) издал первый том собрания сочинений Хлебникова, снабдив его восторженным предисловием: «Хлебников указал новые пути поэтического творчества!.. Хлебниковым созданы вещи, подобных которым не писал до него ни в русской, ни в мировых литературах никто». Почти одновременно с этой книгой в Петербурге в издательстве Матюшина вышел «Изборник стихов». Хлебников предпринял попытку присоединиться к «Цеху поэтов», группе акмеистов, но уже в апреле «Цех…» перестал существовать. К 1915 году практически распалась и «Гилея», и Маяковский в статье «Капля дёгтя»  признал, что «футуризм умер как особенная группа».

                Новые поиски «Законов времени» в годы войны

      В  1914 год началась Первая мировая война. Как и русско-японская, она побудила Хлебникова к поискам неких исторических закономерностей, которые помогли бы предвидеть события и не допустить новых войн. Этим он начинает заниматься летом, когда  гостил у родителей в Астрахани. В это же время у него завязался роман с московской актрисой Надеждой Николаевой, и Хлебников некоторое время гостил у неё. В сентябре он возвратился в Петербург (уже ставший Петроградом) и два месяца жил рядом с Кручёных в Шувалове, пригороде столицы, после чего снова уехал в Астрахань.

Несмотря на свои исторические исследования, Хлебников продолжал писать стихи, на которых тоже отразилась эта тема:
Усадьба ночью, чингисхань!
Шумите, синие берёзы.
Заря ночная, заратустрь!
А небо синее, моцарть!
И, сумрак облака, будь Гойя!
Ты ночью, облако, роопсь!..

       На этих же изысканиях основан и рассказ «Ка», написанный в том же году.
1915 год поэт живёт в Астрахани, летом в Москве и на даче у Бурлюков, во второй половине года — в Петрограде с частыми посещениями дачной местности Куоккала (ныне посёлок Репино в Курортном районе Санкт-Петербурга), где собиралась богема. В это время футуристы сблизились с Ильёй Репиным и часто бывали на его даче. Хлебников же чаще посещал дачу Юрия Анненкова.

    Хлебников изучает  «Законы времени» и пытается применить их не только к народам и цивилизациям, но и к отдельным людям: к примеру, на основе труда Лернера «Труды и дни Пушкина» он вычислил закономерность, согласно которой все значимые события в жизни Пушкина происходили с промежутком в 317 дней (число 317 Хлебников называл одним из важнейших в судьбах людей и народов ещё в брошюре «Учитель и ученик»). 20 декабря 1915 (2 января 1916) Хлебников был избран друзьями виртуальным «Королём Времени». Чуть позже, в феврале 1916 года, было основано утопическое «Общество председателей Земного шара» или «Союз 317». Хлебников намеревался создать общество из 317 членов — лучших людей со всей планеты, которые бы правили идеальным всемирным «Государством времени». Намерения его были выражены в декларации «Труба марсиан», под которой стояло пять подписей, в том числе и уже за два года до этого покончившего с собой поэта Божидара. Одними из первых «председателей Земного шара», помимо самого Хлебникова, были новый друг Хлебникова Дмитрий Петровский и Вячеслав Иванов; затем в число председателей вошли (многие, правда, даже и не зная о том) Давид Бурлюк, Маяковский, Каменский, Асеев, Рюрик Ивнев, Кузмин, Рабиндранат Тагор и т. д.
   
     Весной 1916 года Хлебников был мобилизован на военную службу, в запасной пехотный полк, находившийся в Царицыне. В это время он написал большое количество антивоенных стихотворений, которые позже составили поэму «Война в мышеловке».
     Уже через месяц после начала службы Хлебников написал давнему знакомому Н. И. Кульбину, который в годы Первой мировой войны был военным врачом-психиатром, письмо с просьбой о помощи. Кульбин много сделает для Хлебникова: благодаря его содействию Хлебников получит отпуск из армии во время Первой мировой войны.

                Хлебников во время революции
      
     События Февральской революции побудили Хлебникова в мае отправиться в их центр, то есть в Петроград, где он приветствовал революцию:

Свобода приходит нагая,
Бросая на сердце цветы,
И мы, с нею в ногу шагая,
Беседуем с небом на «ты».
Мы, воины, строго ударим
Рукой по суровым щитам:
Да будет народ государем,
Всегда, навсегда, здесь и там!
Пусть девы споют у оконца,
Меж песен о древнем походе,
О верноподданном Солнца —
Самодержавном народе.
    Это стихотворение является откликом на Февральскую революцию 1917 г. В первых строках можно увидеть отсылку к картине Э. Делакруа «Свобода, ведущая народ» («Свобода на баррикадах»). В строке Мы, воины, строго ударим… — отсылка к стихотворению А. Блока «О, весна без конца и без краю…».

      Потом произошла Октябрьская революция.  Хлебников много   путешествовал по России без особой цели.  В  начале 1919 года  поэт направился в Москву, где должна была выйти его книга, которая находилась в плане, предложенном Маяковским издательству ИМО. План был одобрен А. В. Луначарским, но сборник так и не появился, во многом из-за того, что Хлебников весной неожиданно уехал в Харьков. Делами, связанными с изданием стихов Хлебникова в Москве, занимался в основном Маяковский.
      Конец лета и осень 1919 года Хлебников провёл в психиатрической лечебнице, известной в Харькове как Сабурова дача. Там поэт спасался от призыва в деникинскую армию, которая в 25 июня заняла город. Этот период стал чрезвычайно плодотворным для Хлебникова: он написал большое количество небольших стихотворений, поэмы «Лесная тоска», «Поэт» и др. После того, как поэту был поставлен диагноз, позволявший избежать призыва, Хлебников остался в Харькове, где вскоре написал утопическую поэму «Ладомир», одно из самых значительных своих произведений. Примерно тогда же, в начале 1920 года, появляется поэма «Разин» с подзаголовком «заклятье двойным теченьем речи, двояковыпуклая речь», каждая из примерно четырёхсот строк которой представляет собой палиндром:
Сетуй, утёс!
Утро чорту!
Мы, низари, летели Разиным.
Течёт и нежен, нежен и течёт,
Волгу див несёт, тесен вид углов…

         Весной 1920 года в Харькове оказались поэты-имажинисты Сергей Есенин и Анатолий Мариенгоф, с которыми Хлебников быстро свёл знакомство. По инициативе Есенина в Городском харьковском театре была проведена публичная церемония «коронования» Хлебникова как Председателя Земного шара. В церемонии участвовали С. Есенин, А. Мариенгоф и Б. Глубоковский. Хлебников был серьезен, а другие потешались при церемонии «коронования».

   Меня поразило не только жестокость поэтического братства, но кротость и внутреннее благородство Хлебникова. При высмеиваемом юродстве он был выше и глубже собратьев по перу. При раздираемом его душу комке противоречии и расщепленном сознании, которое свидетельствовало о психическом неблагополучии, он выпестовал в себе удивительную гармонию, которая отразилась в  мирных пейзажах, написанных  в 1919 г. в голодном Харькове, раздираемом гражданской войной.

Точит деревья и тихо течет
В синих рябинах вода.
Ветер бросает нечет и чет,
Тихо стоят невода.
В воздухе мглистом испарина,
Где-то не знают кручины,
Темный и смуглый выросли парень,
Рядом дивчина.
И только шум ночной осоки,
И только дрожь речного злака,
И кто-то бледный и высокий
Стоит, с дубровой одинаков.

       Вскоре он опубликовал три стихотворения в сборнике имажинистов «Харчевня зорь», вышедшем в Харькове. Через год Есенин издал в Москве отдельным изданием поэму Хлебникова «Ночь в окопе», крупное поэтическое произведение на тему Гражданской войны.
      15 августа 1920 года Хлебников выступил с чтением стихов на сцене ростовского «Подвала поэтов». Осенью 1920 года Хлебников оказался в Баку, где по инициативе Коминтерна проходил Первый съезд народов Востока. После него поэт решил пробраться ещё дальше на восток, в Персию.

                Хлебников в Персии (1921)

       В апреле 1920 года на севере Ирана вспыхнуло антиправительственное восстание. 5 июня того же года было объявлено о создании в провинции Гилян Персидской советской республики. В начале 1921 года советская Россия, поддерживавшая повстанцев, сформировала в Баку Персидскую красную армию (Персармию), которая была направлена в Персию. Хлебников был приписан к армии в качестве политического  лектора и отправился в Энзели. Он стал известен среди местных жителей как «русский дервиш». Персармия двиалась по направлению к Тегерану. И тут он поступает на службу к талышскому хану в качестве воспитателя его детей.  Всюду бесприютность, тяжелейшие бытовые условия, но у хана  более комфортным бытом поэт , пожалуй, даже тяготился. Жизнь в ханском дворце произвела на Хлебникова сильное впечатление. Особенно ему запомнилась комната, где в полу был вмонтирован аквариум с золотыми рыбками. . Хан лежал на подушках, смотрел в потолок и любовался отражавшимися золотыми рыбками. В поэме «Труба Гуль-муллы» Хлебников описывал этот эпизод. Поработать там ему довелось лишь месяц — из-за измены одного из главнокомандующих революционных войск наступление на Тегеран было приостановлено, а Хлебников в августе 1921 года вернулся в Россию.
     Путешествие в Иран стало очень плодотворным для Хлебникова. В этот период он создал большой цикл стихотворений, а также начал поэму «Труба Гульмуллы», посвящённую его впечатлениям от Персии.

ИРАНСКАЯ ПЕСНЬ
Как по берегу Ирана,
По его зеленым струям,
По его глубоким сваям,
Сладкой около воды
Вышло двое чудаков
На охоту судаков.
Они целят рыбе в лоб,
Стой, голубушка, стоп!
Они ходят, приговаривают.
Верю, память не соврет.
Уху жарят и пожаривают.
«Эх, не жизнь, а жестянка!»
Ходит в небе самолет
Братвой облака удалого.
Что же скатерть-самобранка,
Самолетова жена?
Иль случайно запоздала,
Иль в острог погружена?
Верю сказке наперед:
Прежде сказка — станет былью,
Но когда дойдет черед,
Мое мясо станет пылью.
И когда знамена оптом
Пронесет толпа, ликуя,
Я проснуся, в землю втоптан,
Пыльным черепом тоскуя.
Или все мои права
Брошу будущему в печку?
Эй, черней, лугов трава!
Каменей навеки, речка!
       Это автобиографическое стихотворение создано в 1921 г. В нем отражены впечатления поэта от путешествия в Персию,.

                Последний год жизни и смерть (1921—1922)

      С годами нарастали странности Хлебникова. По словам поэта Ивана Грузинова, будто он смотрит и ничего не замечает вокруг себя, ни окружающих его предметов, ни окружающих его людей. Изменился Хлебников и чисто внешне. Лицо Хлебникова стало бесформенным и неопределенным по своим очертаниям. Хлебников выглядел гораздо старше своих лет.
      Президиум Союза поэтов однажды  устроил  в кафе «Домино» выступление Хлебникова. Выступление провалилось.
— Сначала, — пишет И. Грузинов, — он читал сравнительно громко; кое-что можно было расслышать, кое-какие стихотворные фразы можно было понять. Но постепенно голос его становился всё глуше и глуше, пока не перешёл, наконец, в тихий лепет и невнятное бормотание…  Окончательно запутавшись в рукописях, поэт извлекал одну из них наугад и начинал читать. Не дочитав до конца, возвращал их в родимый хаос… Слушатели… один за другим тихо, но решительно стали покидать зал…   

     После возвращения из Персии Хлебников снова путешествовал, не останавливаясь нигде на срок больше нескольких месяцев. Везде он носил с собои знаменитую наволочку, набитую рукописями, которые то терял, то сжигал, пытаясь в поле греться у  костра.  Некоторое время он жил в Баку или  на даче у  знакомых. Он написал  свой трактат о «законах времени», названный «Доски судьбы», а также готовил к публикации написанные за последнее время стихи и поэмы. Ещё три месяца поэт провёл в Пятигорске, работая ночным сторожем или,  по другим данным,  в Пятигорском отделении РОСТА. За  этот период он  написал поэмы «Ночь перед Советами», «Председатель Чеки», а также небольшие стихотворения и другие поэмы. Было опубликовано несколько статей Хлебникова, посвящённых числовым закономерностям и радио, некрологи А. А. Блоку и Н. С. Гумилёву. В это время в творчестве Хлебникова важное место занимает настоящее, а не прошлое или будущее, он пишет несколько стихотворений социальной тематики.

          В декабре Хлебников неожиданно для окружающих отправился в столицу. Там его встретили старые друзья — Кручёных и Маяковский. Они обеспечили его жильём и поспособствовали тому, что Хлебников стал членом официального Союза поэтов  в январе 1922 года, а также устроили несколько творческих вечеров в богемном кафе, известном как «Домино». К тому времени уже была закончена сверхповесть «Зангези», которая, как и «Доски судьбы», стала одним из важнейших произведений Хлебникова. Тематически она связана с «Досками судьбы»: главный герой произведения — Зангези — новый пророк. В сверхповести он излагает сформулированные в «Досках судьбы» «законы времени», учение о «звёздном языке». Произведение было опубликовано только после смерти Хлебникова.

   Одна из немногих публикаций — стихотворение «Эй, молодчики-купчики…», появившееся в марте 1922 года в газете «Известия». В этом произведении проявилось недовольство Хлебникова нэпмановской Москвой:
НЕ ШАЛИТЬ!

Эй, молодчики-купчики,
Ветерок в голове!
В пугачевском тулупчике
Я иду по Москве!
Не затем высока
Воля правды у нас,
В соболях-рысаках
Чтоб катались, глумясь.
Не затем у врага
Кровь лилась по дешевке,
Чтоб несли жемчуга
Руки каждой торговки.
Не зубами скрипеть
Ночью долгою,
Буду плыть, буду петь
Доном-Волгою!
Я пошлю вперед
Вечеровые уструги.
Кто со мною — в полет?
А со мной — мои други!

     Весной поэт начал страдать от приступов лихорадки. Новый друг и поклонник таланта Хлебникова художник Пётр Митурич (будущий муж сестры Хлебникова Веры) предложил в мае две-три недели побыть в Санталове Крестецкого уезда Новгородской губернии, где жила жена Митурича  и двое его детей. Вскоре после приезда туда Хлебников слёг, поражённый параличом. Уже через две отнялись ноги, развилась гангрена, и Хлебникова выписали из больницы в Крестцах уже как безнадёжного больного. Митурич перевёз почти полностью парализованного поэта в Санталово, где за ним ухаживали семья Митуричей и их няня «Фопенька». 28 июня 1922 года в 9 часов утра Хлебников скончался.

Еще раз, еще раз!
Я для вас звезда!
Горе моряку, взявшему
Неверный угол своей ладьи и звезды:
Он разобьется о камни и подводные мели.
Горе и вам,
Взявшим
Неверный угол сердца ко мне:
Вы разобьетесь о камни!
И камни будут надсмехаться
Над вами, как вы надсмехались
Надо мной!