часть 12 Очередной душевный разговор

   Директор стал «наезжать» на меня, как говорят нынче ученики. Меня, конечно, предупреждали, что второй год у молодого специалиста не проходит спокойно, но не настолько же! Его постоянные вызовы перед уроком, неприятно и оскорбительно сделанные замечания не по делу, просто отвратительны.

 13 октября. Из дневника.
Я не выспалась. Ночью ныл зуб, а как болели ноги. В пятницу вернулась за темна, педсовет был. Всю неделю уходила из дома в 7:00, мой 8б  дежурил по школе. Бегала по всем этажам, потом генеральная уборка первого этаже. Дети мыли стены, в седьмом часу какие-то посторонние люди вошли в школу, я их прогнала. В 7 вечера и детей отправила домой.  Ох, набегалась, наговорилась я. Сижу в учительской и реву. Сама села в учительской.  Вернулась под ночными звездами. Ветер явно говорит, что зима вот-вот наступит. Слопала пару кусков колбасы и заела  маминым вареньем из инжира. Чувствую себя как дома. Эх, скорее бы не как дома, а дома. Под утро уснула, но проснулась от громкого разговора соседки Нины Николаевны с печником.  Как же она громко разговаривает, будто перед ней 1150 учащихся школы №2 и надо их всех перекричать.

      Аннушка с математичкой Наташей уехали в Новосибирск, посмотреть «Лебединое озеро», я отказалась. Сил не было никаких. Лариса тоже укатила домой. Говорит, что подала заявление об уходе. Заявление подписал директор, но чтоб была замена. Она все равно уедет. Это он меня не отпустит, так как я по распределению ВУЗа, а она якобы по желанию. Да, плохи мои дела.
Две недели назад жарила картошку и подумала, что нечего ждать от него писем. Наверно я ему не нравлюсь. Но с другой стороны, можно же об этом написать. Решила не ломать себе голову, в январе все узнаю. Во сне приснился Роберт, мы ели дыню, такую сладкую и ароматную. Я проснулась от т ого, что слюни текли у меня.
    В последнем номере Иностранки прочитала роман «Черный принц» Айрис Мердок. Какая у нее угрюмая философия. 
 
14 октября. Пошел снег. И это на 7,8 месяцев. С зимой вас, Любовь Гоговна. Пусть она будет последней у меня, а?
    
 Из дневника от 15 октября 1974 года.   
     Сегодня меня два раза шеф вызывал к себе на экзекуцию. Причина? Зашел в класс на перемене и заметил бумаги на полу. Я пошла в класс и стала разбираться. А потом ведь надо опять к нему пойти и доложить, как я разобралась и каков результат. Прихожу, сажусь, докладываю, зная наверняка, что все равно сейчас он начнет… Все по полочкам разложила, виновных в классе обнаружила, предупредила…  одним слово подробно докладываю.  А он свое. «Нет, вы, Любовь Гоговна, не подчиняетесь, вы не следите за классом, у вас там весь пол оплеван мелкими бумагами. Почему? Я вас спрашиваю!» И тут интонация его голоса повышается, идет пауза, и он набирает очередную порцию воздуха… после чего он перейдет на крик, я знаю об этом и пользуясь заминкой, вставляю:
- Виктор Иванович, я там только большие бумаги видела и  пару самолетиков. Всё  уже  убрано.
- Как большие? Я видел мелкие. Вы отпираетесь! - Прошел месяц, мы говорили с вами об этом, а вы стороной прошли.
 И все в таком духе.  Чувствую, что закипаю. Дело пахнет керосином. Он еще минут десять кричит про мое нарушение дисциплины и переходит на Устав школы. Ох, еще пару его фраз, я не сдержусь, и пропала моя головушка. В столовую я точно не успею, а есть хочется. У меня еще уроки во вторую смену. До звонка всего ничего. Меня начинает трясти, и я как можно громче, по военному чеканя, тороплюсь вставить пару слов:
- Ошибки учту, виновата, такое более не повторится. Разрешите идти, Виктор Иванович?
- Идите.
 Все же этот солдатский стиль действует на него, успокаивает.
      Вышла из кабинета и в душе сплюнула. Солдафон! После меня Тамара пошла на ковер и вышла вся в слезах. Ей 24, а от него вышла старухой.
  Ну нет, не дождется! С меня хватит.  Трудовик Люц тоже выкатился из кабинета и пол дня ныл. Пусть думает, что он тут «государством поставлен». У нас новая англичанка Зоя Григорьевна. Она говорит, что старается держаться ко мне ближе. Я для нее оживляющий источник.


                После «душевного» разговора с директором
      Вышла и продолжаю размышлять. В этом 43 кабинете мои не занимаются, и я там не веду уроки. Но что за порядки! Тот учитель, который дает там урок глаз не имеет? Не видит, что там творится на его уроке и после? Разве я не права? Так трудно оглянуться, прежде чем уйти из кабинета, даже если этот кабинет не за твоим классом закреплен. Мне так хотелось об этом сказать директору. Но не получилось. Он слышит только себя.  Но что-то надо делать! Тут уже времени совсем не осталось, я вошла в учительскую за журналом и заодно посмотрела в расписание, чтобы узнать, кто там завтра будет работать. Стою, читаю, а сама распеваю «Сердце красавицы склонно к измене, и к перемене, как ветер в мае… ха, ха, ха…» Слышу учителя хохочут и говорят:
    - У нас только Любовь Гоговна, единственная, которая после «беседы» с ним поет.
   - И это означает, что она злиться, - добавила Марья Васильевна, завуч.
   - Нет, коллеги, это означает, что я нашла правильное решение, и тем, кто в 43 кабинете работает, теперь мало не покажется! Разумеется, коллегам было интересно, что же он на этот раз от меня хочет.
   - Как обычно, получила ценное указание, и мне теперь стало сразу ясно какие меры необходимо принять, ибо в противном случае ко мне будут приняты конкретные меры, - копируя его интонацию, я дала исчерпывающий ответ. Коллеги посмеялись, я вместе с ними. И разошлись. Люди они порядочные, понимающие, не предадут.   
      
     Завтра мой свободный день, а значит, на следующий день там опять будут бумаги, тряпки валятся на полу. Мои туда завтра не всунуться, раз меня нет, да и у них там нет урока.  И это естественно. Дети, они такие. Потом меня вновь вызовут «на ковер». Но я уже имею план! Не знаю на сколько меня хватит, чувство юмора иссякает. Раньше я пыталась как -то объяснить, но поняв, что он глух, отделываюсь теперь только фразами, от которых тошно самой, «Приму, учту, больше не повторится». Да, у меня тут весело.

    А в воскресенье послали и мой восьмой класс на картошку.  Я ещё не очень поправилась после гриппа.
    
     Было -5, мы замерзли, долбая эту мерзлую землю, а мои еще и всю неделю в школе дежурили. Два этажа мыли, все стены и рамы. Не дети, а чудо просто. Мне на поле в какой -то момент даже плакать захотелось, как посмотрела я на своих воробышек. И когда шеф уехал отвозить мешки с картошкой, костер развели, но он не помогал согреться. Тогда я велела им играть в «ловитки». В Баку мы  так называли игру в пятнашки.Сама бегала, падала, хохотала с моими, и мне было плевать, что другие учителя и ученики стояли и смотрели на нас. В конце концов, я тоже замерзла. А сегодня мои родители пришли к директору и пожаловались. Они думали, что мы будем работать часик на пришкольном участке, а не в поле четыре часа. Ко мне подошли, посочувствовали, поинтересовались, не заболела ли я. А одна бабушка клюкву в сахаре принесла. Дети ведь мои все дома рассказывают. А я сегодня будильник не услышала, так вчера устала на поле, и надела две теплые кофты наизнанку. Хорошо, что в раздевалке коллега заметила. Вот почему шеф меня сегодня «побил».
      А вообще, я в хорошем настроении, мама посылку прислала. Разных вкуснятин положила и опять варенье из инжира. Я сегодня дома дежурная, отварила курочку, пришла Аннушка, стало веселее. Похохотали над моими «дискуссиями» с шефом, слушали пластинку с песней «Белый снег»… Пишу неразборчиво, тороплюсь рассказать, мысли бегут, а рука не поспевает. Скорее всего не буду отсылать ему письмо. Нужно ли ему мои письма?Не знаю. Может они такие же бессмысленные, как моя жизнь здесь. Вчера нарисовала пальму и Хлою на зеркале… очень даже недурно. Надоели березы, раньше нравились, а теперь тоску наводят. Терпение мое на исходе, а письма от него так и нет.