Молитв ради
Как-то пришлось полгода поработать водителем в Николо-Сольбинском монастыре. Матушка Еротиида, настоятельница, попросила помочь – приехать к ним на месяц. Но замена нашлась только через полгода. Каждый день приходилось ездить на разных машинах – легковых, грузовых, автобусе: то привозить стройматериалы, то возить людей. В день, бывало, наматывал по 800 км.
Как-то зимой нужно было ехать за город Владимир за цементом. С вечера небо было зловещее – над горизонтом висела огромная луна, никогда такой не приходилось видеть, казалось, что она скоро столкнётся с Землёй.
Наступила пятница, с утра пошёл обильный снегопад, началась сильная пурга. Я стал прогревать грузовик. Мотор с энтузиазмом урчал и подрагивал своими застывшими и застоявшимися лошадиными силами. И пока прогревал, поставил на приборную «торпеду» перед лобовым стеклом деревянный крест, который всегда возил в машине, стал молиться. Вдруг крест свалился с «торпеды». Я поднял его, установил вновь. Но от подрагивания кабины крест свалился, кувыркнувшись, опять. Это я принял как знак, что нужно молиться более усердно:
– Господи, впадаю в грехи, но прости меня грешного. Этим падением Ты, видно, подаёшь мне знак, что сегодня придётся перевернуться. Но молю – сделай, чтоб всё обошлось лучшим образом! Мои молитвы, конечно, слабые, но молитв ради молитвенниц Иларии и Наталии (это мои хорошие знакомые, верующие женщины, которые постоянно молятся за меня, а я за них) помоги мне в предстоящей дороге.
А это мне вспомнился один юродивый из детства. Он ходил по посёлкам, верующие женщины его старались приветить, накормить, оставить переночевать, так как знали, что он у них помолится об этом гостеприимном доме и Господь пошлёт сюда Свою благодать. Нам строго-настрого запрещали что-либо сказать нехорошее о нём. И у нас, детей, был некоторый страх перед такими скорбными на голову. Хотя была такая Нина-гыр-гыр, всегда неряшливо одетая женщина лет сорока, над которой мужики подсмеивались:
– Нина, спой песню, денюжку дадим!
Нина начинала петь, бормоча что-то невнятное "гыр-гыр-гыр". Мужики смеялись, бросали ей копеечку или пятачок, по доброте душевной, а она подбирала их, радуясь, как дитя, и продолжала петь на своём языке "гыр-гыр", кружась и пританцовывая. Женщины устыжали мужиков:
– Что вы смеётесь над убогой! Смотрите, Бог накажет!
А был ещё такой Гриша-дурак, так его все звали, жил в лесной землянке за городом, с ним всегда ходила свора разнопородных собак, шляпа его вся была во всеразличных значках: и октябрятски-пионерски-комсомольские, и ГТО, и ДОСААФ, и памятные, и всякие юбилейные, и к знаменательным датам, и даже с Лениным. Он ходил с палкой, чтоб внушать страх детям, бежавшим за ним и кричавшим: «Эй, Гриша, поймай!» Взрослые тоже нас останавливали, а одна старушка нас всё стращала:
– Ужо вот боженька на вас напустит ведмедев за ваши проказы, - видно когда-то слышавшая о пророке Елисее.
А когда он умер, то среди нашей пацанвы, когда сидели осенним вечером на брёвнах, прошёл забавный слух, что, оказывается, Гриша-то-дурак – дурак, дурак, а умный: "шпиёном" был, мол, в его землянке нашли какую-то аппаратуру – рацию, и, мол, он был связан с Америкой и постоянно передавал туда про всё, что происходило у нас. Мол, по «Голосу Америки» уже не раз про наш городок говорили, что молодёжные группировки разных районов враждуют друг с другом – "конкурируют", а это непонятное, но весомое слово означает, что вон какой политический вес мы имеем в мире. И когда на танцах в парке у нас бывают драки, то в Америке про это тут же знают, сообщают в своих "голосах". Вон, мол, про наш город, даже про наш могущественный «комбинатский» район и там известно. И, значит, наших "комбинатских" и там бояться. И росла внутренняя гордость за своих!
И вот, тот юродивый, ходя по домам, бывало, вёл себя чуднО, но верующие люди понимали, что через своё странное поведение он пророчески говорит о чём-то, и начинали умолять его, чтоб он отвёл беду от них. И вот, я вспомнил, как он, придя в один дом, сел на диван, на котором спал котёнок, взял его на руки и начал гладить, а потом вдруг, прижав, стал бить и приговаривать:
– Генка, не спи, сгоришь! Генка, не спи, сгоришь!
Тётя Нюра, которая мне это потом рассказывала, бросилась к нему на коленях:
– Ой, беда, ой, беда! Помолись, помолись, чтоб Господь сделал полегче!
И начали они молиться перед иконами. Этот юродивый плачет, умоляет об облегчении, тётя Нюра плачет.
Юродивый переночевал в этом доме, ну а потом пошёл скитаться по другим дворам.
И через короткое время она поняла о чём этот случай был. Как-то пришла она с работы, а кухня в сенях её частного дома чёрная от копоти, сына Генки нет. Побежала к соседям, а те говорят:
– Генку увезли в больницу, обгорел.
Как оказалось, Генка, придя из школы, включил газовую плиту на кухне, чтоб разогреть жирную утку, а сам пошёл в дом, присесть на диван, да заснул. Проснулся, почувствовав запах гари, выбежал на кухню, а там утиный жир горит на сковороде. Он схватил ковш с водой и плеснул на сковороду. Горящий жир брызнул в разные стороны – на деревянные стены, на пол, на Генку. Всё загорелось. В это время мимо проходили соседи, услышали крики, увидели дым, забежали, быстро всё потушили, а Генку отправили в больницу. Слава Богу и молитвам этого юродивого, ожоги оказались не опасными.
А ещё было – привели его в один дом, а он, зайдя в него, внезапно упал и начал кататься, схватившись за живот, и голосить: «Ой, умираю! Ой, смерть пришла!» Другие бы не поняли, кинулись за какими-то лекарствами, за вызовом скорой помощи, а хозяйка, глубоко верующая, приветившая его, поняла: начала слёзно умолять, чтоб отвёл беду от её семьи, чтоб Господь «сделал полегче». Встал этот юродивый тогда на колени перед иконами в углу и стал молиться, упрашивать Бога об облегчении участи этому дому. А в этой семье сноха была беременна, и ей вскоре предстояло рожать. Роды были трудные, стоял вопрос о жизни матери. Жизнь матери врачи спасли, а ребёнок при родах умер. Как эта семья была благодарна этому юродивому за молитвенную помощь! А детей они нарожали потом ещё – крепких, здоровых. "Это молитв ради умершего младенца Господь вам даёт благоустроение дома", – потом утешил тот блаженный.
И вот, вспомнив всё это и усердно помолившись о смягчении своей сегодняшней участи ради молитв Иларии и Наталии, а так же молитв ради этого юродивого, которого и имя-то забыл, я отправился в далёкий путь.
Метёт пурга, сильный ветер, мороз, на дорогах то гололёд, то высокие заносы. Тихо будешь ехать, застрянешь в заносах, быстро – на гололёде с дороги снесёт. Проезжая открытое поле на подъезде к Юрьеву-Польскому, я немного разогнался, чтоб преодолеть очередной занос, но на выезде из него начинался сплошной гололёд, тут резко ударил сильный боковой ветер, и парусности машины хватило, чтобы на льду её начало поворачивать, снося к пологой обочине, куда она боком и завалилась с двухметровой высоты. Я сразу выключил двигатель, вылез из машины, лежащей вверх колёсами на глубоком насте, как на перине. Что делать? Стал молиться, вспоминать Иларию и Наталию.
Смотрю, едет грейдер – ковшом металлического отвала дорогу, заносы расчищает, и грузовой пескоразбрасыватель, гололёд обсыпает. Остановились. Грейдерист говорит:
– Нет, я тебя не вытащу, я двухосный. А вот через пару часиков тут будет проезжать трёхосный грейдер, он точно вытащит. Я только на колёса смогу поставить.
Пескоразбрасыватель набросал песку около машины.
Прицепили трос к борту моей машины, поставили её на колёса. И дорожная техника уехала.
Стою, молюсь, мороза не замечаю, прошу Господа, ради молитв Иларии и Наталии, помочь.
Наконец, появляется тяжёлый трёхосный грейдер. Цепляет мою машину и легко вытаскивает её из кювета. «За нынешний день уж не одну машину вытащил», – говорит водитель. На моей машине ни одной вмятины. Снеговая перина приняла машину бережно и нежно. Поблагодарил я водителя и поехал дальше, молясь за него.
На подъезде к Владимиру оказался страшный затор, а это машины не могли подняться на длинный подъём из-за гололёда. Пробка образовалась огромная, только к утру подъём расчистили, набросали песок и движение возобновилось.
Приехал я на предприятие с большим опозданием. Ждали меня к вечеру пятницы, а уже суббота, рабочие на выходные ушли. Молюсь, прошу Господа помочь. Для монастыря всё же. И вопрос быстро решился: послали за грузчиками автобус по домам. Приехали они, быстро загрузили, и я поехал спокойно назад. Гружённая машина уже не так боялась гололёда, ехала уверенно и послушно...
А ещё было поздней весной: как-то возвращаюсь на легковой машине глубоким вечером в монастырь. Смотрю, на остановке стоит светлая девичья фигурка. А запоздалые машины уже ездят редко. Да и мало кто остановится в этой непроглядной тёмноте. Опасаются. Думаю, надо помочь девушке, подвезти. Остановился. Оказывается, она с работы не успела на маршрутный автобус. Вот и стоит уже часа два.
Я думаю: а как же её зовут? Господи, подскажи! Какое имя приведёшь на ум первым, так и назову. И говорю наугад:
– Оля, ты стояла, молилась, и за твои молитвы Господь сказал мне: «Возьми девушку, она уже давно молится».
– Да, – говорит. – Стою, молюсь, а никто не останавливается. Только я Даша, а Оля – это моя старшая сестра, она очень верующая, постоянно в храм ходит, молится. И меня учит молиться. И сейчас, знаю, стоит, просит за меня перед иконами, ведь я уже давно должна быть дома, а всё нет. Наверное, не знает, что и думать.
Подъехали к повороту в тёмном поле на грунтовую дорогу к её деревне. Она говорит:
– Ну всё, приехали. Теперь мне километра три пройти пешком – и буду дома.
– Нет, – восхищаюсь её мужеству идти одной в беспросветной мгле, – молитв ради Ольги, подвезу до деревни.
Вскоре мы подъехали к её дому, где горел свет на кухне. Лучи фар высветили цветущую в палисаднике сирень.
– Это Ольга молится за меня, – говорит Даша, – ждёт.
Радостная, она побежала домой, утешить сестру.
Я вышел из легковой машины, вдохнул душистый аромат благоухающей, как Божье благословение, на всю округу сирени и поехал в монастырь дальше. Понимая, что молитвенное благословение и молитвенное благоухание Ольги было и со мной в пути.
Молитв ради любящих нас, Господи, помилуй нас!
Свидетельство о публикации №224112000208