Неуправляемая марионетка

Антонина Сергеевна поправила перед зеркалом прическу, с досадой пригладив невесть откуда взявшуюся седую прядь на левом виске, одернула фирменную коричневую жилетку, доспехами заковавшую мощные груди, поправила на шее платочек корпоративного зеленого оттенка и распахнула дверь в зал ожидания районного МФЦ. Процокав каблучками  мимо ряда пустующих кресел, покрытых облезлым дерматином драматично-коричневого цвета, она направилась к своему рабочему месту - окошку под номером 25 «Приватизация земельных участков и дачная амнистия».

- Здравствуйте, Зинаида Михайловна, - поприветствовала она лавирующую шваброй между креслами уборщицу.

Та подняла взор от грязных разводов на мраморном полу и, неторопливо распрямившись, исподлобья  глянула на Антонину Сергеевну. Медленно и с нескрываемым презрением, как только умеют представители особо ответственных профессий, она обвела взглядом фигуру Антонины и неодобрительно покачала головой. Антонине показалось, что исключительно благодаря свежевымытым полам Зинаида Михайловна воздержалась от презрительного плевка в ее сторону. Не удостоив Антонину ответным приветствием, уборщица отвернулась и с троекратным усердием вновь принялась надраивать полы, что-то бормоча себе под нос.

Антонина Сергеевна опешила поначалу, однако годы общения с заявителями, настроение которых предугадать было невозможно, закалили ее характер. Она решила, что уборщица попросту надышалась вредными парами хлора. Однако по мере приближения к своему рабочему месту уверенность в том, что невежливость уборщицы была случайной,  улетучивалась со страшной силой. Завидя ее, коллеги отрывались от экранов мобильников, куда они еще секунду назад вперяли свои жадные взгляды, гаденько хихикали, пряча улыбки с той или иной степенью нахальства, и начинали что-то шептать на ухо сидящему рядом товарищу.

Последней каплей стало появление из уборной охранника Дементия. Подтягивая на ходу мешковатые брюки, он поравнялся с Антониной Сергеевной и, сложив губы куриной жопкой, сделал вид, что хочет поцеловать ее, мерзко хохотнув, когда женщина отпрянула в сторону.

- Да что вы себе позволяете? – Возмутилась Антонина, ретировавшись от неадекватных коллег в отгороженное от жестокого мира оргстеклом помещеньице под номером 25.

Она плюхнулась в жалобно скрипнувшее кресло, вцепившись трясущимися руками в его ручки. Однако собраться с мыслями не позволил требовательный звонок коммутатора.
 
- Доброе утро! – судя по сухому тону говорившего никакого добра это утро не предвещало, - Антонина Сергеевна, зайдите-ка ко мне в кабинет.

Антонина Сергеевна кивнула трубке и поднялась, нервно одергивая юбку. Вызов в кабинет начальницы отнюдь не свидетельствовал о желании поощрить подчиненного. Как правило, она ограничивалась раздачей приказов по телефону, личная беседа означала, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Женщина выскользнула из своего укрытия и, ощущая спиной буравящие ее взгляды сослуживцев, поспешила в кабинет руководителя.

Нинэль Абдулаевна – сокрушительных размеров черноусая женщина, прочувствовавшая на заре своей юности влияние советской закалки  и твёрдых нравственных устоев строителей коммунизма, торжественно восседала за письменным столом.

- Что ж вы, Антонина Сергеевна так себя позорите, - начала с места в карьер Нинэль Абдулаевна. При каждом слове бородавка над ее верхней губой выразительно шевелилась, как будто там примостился большой черный жук. Антонина изо всех сил старалась отвести взгляд от жука, но это было выше ее сил, - … а меж тем за нами следят граждане - заявители. Мы – лицо предоставляемых государством услуг, - жук снова завозился и замер. Начальница выжидательно уставилась на Антонину Сергеевну.

- Что? – часто заморгала Антонина, осознав, что пропустила большую часть речи.
- Я говорю, - нетерпеливо повторила Нинэль Абдулаевна, - что негоже в вашем возрасте такой срамотой заниматься! Вот вам сколько? 55? И весу в вас дай бог каждой.
- Мне? – искренне удивилась вопросу Антонина, - 48, а что? Какое это имеет отношение к моей работе, - до нее начала доходить абсурдность разговора.
- А вот, взгляните-ка, - начальница, потеряв терпение, схватила свой мобильник, разблокировала экран и сунула его под нос Антонине.

На экране Антонина, одетая в легкомысленный красный латексный костюм самозабвенно кружилась вокруг шеста, не взирая на свои 48 лет и 89 килограмм. Она ловко держалась за шест ногами, сползая вниз, и быстро взбиралась по нему вверх. Опустившись на пол, она томно поднималась на ноги и, покачивая пышными бедрами, снова приближалась к шесту. В каждом ее движении сквозили нега и сладострастие. Антонина невольно залюбовалась видео, отмечая про себя мелкие недочеты и неточности в движениях.

- Как это понимать? – черные глаза испепеляли Антонину.
- Что именно?
- Это! – Начальница ткнула крючковатым пальцем в экран. - Своими грязными танцульками вы позорите наше учреждение. Загляните в регламент, там черным по белому сказано, что каждый сотрудник МФЦ должен вести себя прилично и достойно!
-  На работе? Ведь регламент не распространяется на мое личное свободное время.
- Антонина Сергеевна, - начальница понизила голос до доверительного шепота, - ну посмотрите на себя, как вы докатились до такого? Что скажут ваши коллеги?

Антонина вспомнила смешки за своей спиной, преследующие ее все утро, наглый взгляд охранника и презрение уборщицы. Вот, оказывается, что их изменило до неузнаваемости. Ей стало неуютно. Тесно. Начальница возвышалась бесформенной громадой над своим столом, белые отштукатуренные стены давили со всех сторон, платок на шее душил. Она прикрыла глаза и на секунду перенеслась во вчерашний вечер – тот самый, на котором было снято злополучное видео. Перенеслась в атмосферу праздника, радости и легкости. Это был отчетный концерт в танцевальной школе. Камерное мероприятие, организованное только для своих. Танцовщицы  –радостные, вдохновленные порхали над сценой, не взирая на свои годы, неизлечимые болезни, вопреки лишним килограммам. На сцене они раскрепощались, забывая на пару часов о невзгодах и горестях.

А сейчас эта женщина пытается внушить ей, что это позор? Что этого нужно стыдиться? Что она клеймо и что-то там еще на лице МФЦ? Антонина встала, дернула душащий ее платок, расстегнула ненавистную жилетку.

- Мне нечего стыдиться. Я не приглашала ни вас, ни коллег на это мероприятие, мое свободное время не регламентируется никакими вашими уставами. Всего доброго, Нинэль Абдулаевна, успехов и процветания МФЦ.

Она вышла за дверь, показала средний палец охраннику, на ходу освободилась от жилетки, подхватила сумочку и выбежала на улицу. Ветер гнал по тротуару стайку жёлтых листьев, ерошил ей волосы. Октябрьское небо норовило разразиться холодным дождем. Антонина подняла ворот пальто и поспешила в ближайшее кафе, предвкушая, как закажет большущую чашку  капучино. С кусочком сахара! Или даже двумя! Была – не была!