Не склеилось...

Мне дали работу в Москве. Для человека, выросшего на окраине огромной страны, это предложение было как нельзя кстати. Я работал в местной областной газете, но постоянные свары, ужасные тексты и фотографии меня стали раздражать. Главный редактор брал людей, не подготовленных, а если «выписывал» из центра, то не берег. И сам наш главный стал меня раздражать своими уступчивостью, готовностью поддержать бездарей и понравится обкому партии. И я ушел из газеты в областной комитет народного контроля. Но, как говорится, попал из огня, да в полымя…
К этому времени развелся с Ритой, она родила двух мальчишек, прекрасных, веселых, а сама пустилась во все тяжкие.
Я часто выезжал в командировки, а когда возвращался, понимал, что верностью жены  не похвастаешь…
Но детей я не бросал, когда получил жильё в столице, ребята часто жили у меня небольшое время, хорошо, что помогала мама, готовила, стирала, убирала.
Они разные Женька и Тёмка. Старший тяготел к матери, но перестал её уважать, когда она стала приглашать домой посторонних мужчин. А Тёмка не обращал внимания ни на что, так мне казалось, и старался как можно чаще и дольше оставаться у меня. Но работа рвала меня из дома…
Однажды я возвращался с берега Каспийского моря, где сначала был на фабрике соли, а после ловил с рыбаками осетровые. Вернулся уставшим. Редактор, получив материалы, похвалил и дал небольшой отпуск.
Тёмка узнал, что я вернулся сел на поезд и примчался ко мне.
- Ты откуда?
- Из дома…
- А как ехал?  Кто купил тебе билет, что ел в дороге?
- А ничего пап, я всё сделал сам. Ехал без билета, ел, что дадут в поезде. Я ехал на третьей полке среди вещей, проводник меня не видел, а когда я сидел с соседями, не обращал внимания. Я же маленький…
Я обомлел. Поругал его, конечно, позвонил бывшей жене, сказал, что сын младший у меня, скоро верну.
Вот тогда-то я и задумался, кем же у меня вырастут мальчишки? Сам я рос после войны, матери не до моих будней, работала в двух местах, да ещё помогала пожилой армянке заботиться о внучке. Армянку звали Вартыванесовной. Это мы слышали, как мама её называла. Та работала директором гастронома, и мы имели дома кое-какие продукты.
- Так нельзя, - сказал я сыну, - ты уже взрослый, у тебя школа, мама, брат. Надо быть ответственным.
- Пап, возвращайся к нам, - вдруг жалобно посмотрел на меня Тёмка, - ну что тебе стоит? С тобой дома порядок, весело и все довольны.
Я задумался. Ведь жена гуляет, потому что я что-то не додавал. Ведь когда-то мы довольны были друг другом, думали о большой и счастливой семье. Ну работа… Такая вот она, сидеть нельзя, надо быть везде. Я и в Средней Азии побывал, и в Сибири, и на Дальнем Востоке, был и в Закарпатье. Рита думала, что командировки, гостиницы, встречи. Ну а как же без этого? Это же на доверии… И ребят жалко, вырастут без присмотра, насмотрятся, после на всё будем с женой согласны, да будет поздно.
Позвонил Рите, вызвал к себе, места в квартире хватало. Попробуем заново.
… Всё давно уже позади. Сижу на пенсии и наблюдаю за новой жизнью. Понимаю, что когда-то перемены стране нужны были только потому, что нельзя руководить людьми, как фигурами на шахматной доске. Нельзя было строить экономику на износ, нельзя было дарить «братским странам» новую жизнь без их глубокого осмысления и понимания.
Дети давно выросли. Женька так и остался маменькиным сынком, да после оказался ничейным. И он наложил на себя руки. Глупо, импульсивно, запутавшись в женщинах.
А Тёмка ушёл служить, прошел несколько боевых точек, получил ранение. Работает на стройке. Нет-нет, приезжает с женой. Купит бутылку коньяка. Чуть выпьем и идём гулять по берегу реки Москва. Рассказывать друг другу есть что, но сначала молчим, а после прорвётся боль. Боль души. Боль недосказанности тогда и сейчас. Только и ковыряемся в сигаретных пачках и щелкаем зажигалками.
Не всё скажешь… Посмотрим друг другу в глаза и снова за сигареты!
- Мама болеет много. Вчера скорую вызвали.
- Береги её. Она у тебя одна.
- Ну как же вы так, родили нас, а сохранить себя не сумели…
- Это, брат, жизнь. Мать родилась в тюрьме, когда её маму посадили по 58 статье.
- Она мне рассказывала. Бабушка у нас хорошая была, мудрая.
- Был на могиле?
- Кое как разыскал, заросла! Но почистил, порядок!
- Молодец!
- Она и о тебе всегда хорошо говорила. Маму ругала.
- Как у тебя с Кариной?
- Нормально. Я с женщинами коротко разговариваю…
Я подумал, это как обвинение в моей мягкотелости.
- Бьешь что-ли?
- Нет, но она знает, что муж – это всё!
- А я не знал, хочешь сказать?
- Ну что ты. Ты нормальным был…  Они не всегда с этим живут. Сейчас мама часто говорит, что не понимала тебя. Жалеет, что не слушала.
- Да ладно тебе…
Но я поверил сыну. Как поверил тогда, когда он просил семью. Но не склеишь то, что не хочет клеится. Не зачистишь края жизни, как не старайся!
Мы оба это понимали. Он с детства, я – к старости.