Виктория 1937

Год 1937. Разное приходит в голову. Разное происходило. Заглянул в календарь. На сцене жизни появились четверо, будущие приметные действующие лица на сцене литературы:

— Ахмадулина Белла Ахатовна  10.04 – 29.11  (73)
— Битов Андрей Георгиевич  27.05 – 3.12  (81)
— Мориц Юнна Петровна (ПинхУсовна)  2.06
— Токарева Виктория Самуиловна (Шефтер)  20.11

Виктория! Токаревой сегодня исполняется 87. Вступает в восемьдесят восьмой год жизни. Посмотрел январское интервью «Личное время. Виктория Токарева». Она в своём доме. У неё юность старости. Самуиловна великолепна. Давно не читал. Исправляюсь. Сборник «Жена поэта» издан пять лет назад. Отправляюсь в прошлое. Растягивая удовольствие, оставляю в поле зрения характерные фрагменты.

«Я, молодой, начинающий писатель, принесла в журнал свой рассказ. Главный редактор прочитал и пожелал со мной встретиться.

Я вошла в кабинет. Виля поднялся из-за стола, долго тряс мою руку, потом сказал, что рассказ ему не понравился, и стал объяснять – почему.

Он нес какую-то хрень. Я слушала и рассматривала главного редактора. Все при нем – и шелковый шарфик вместо галстука, и нарядный кок на голове. Но что-то неистребимо провинциальное проступало в его облике, в его речи и в его аргументах.

Я не уверена в себе и люблю, когда мною восхищаются, а критику переношу с трудом. Я выслушала спокойно и неожиданно для себя сказала:

– Понимал бы что-нибудь…

Обычно я с начальством так не разговариваю. Я начальство боюсь.

Виля вытаращил на меня глаза. И полюбил. Не как женщину, а как личность.

Я люблю, когда меня любят.

Виля подарил мне сборник своих стихов. Это, конечно, не Мандельштам. Стихи Вили неуловимо провинциальные, но трогательные. В провинциальности есть своя чистота и цельность. И когда обожрешься равнодушием большого города, хочется погрузиться именно в чистоту и цельность».

Провинция и большой город. Литература и характеры. Автор любит, когда его любят.

«Один день нанизывался на другой, и в результате из долгих дней сложились короткие семь лет».

День длится долго, жизнь проходит быстро. Общедоступный парадокс существования. Теория относительности личной жизни. Всё давно известно. Слова нанизываются, складывается ощущение, что начинаешь понимать.

«Виля – номенклатура. Его часто приглашали на приемы.

Вале это было интересно, но со временем надоело. Одно и то же. Пустое общение. Пузатые мужики переговариваются, устраивают свои дела. Красивые бабы, как косяк рыб, передвигаются туда-сюда в поисках свободного и богатого. Валя чувствовала себя инородным предметом, как солдатский ботинок среди модной обуви. Она никого не осуждала. Знала, как тяжело одной, без мужской поддержки рассекать грубые житейские волны. Да и время поджимает. Года скачут, как псы. Только что зима, а уже лето».

Только что лето, а уже поздняя осень. Время и косяки социума.

«Валя заметила, что секс начал угасать. Раньше – три раза в неделю. Теперь – раз в три недели. И слава богу. Детей она больше не хотела. А самоцельные совокупления годились только как снотворное.

Раньше, в период цветения, секс – праздник: в душе взрывались петарды, расцветал салют.

Все имеет свой конец. Валя не заметила, как секс прекратился вообще. А когда заметила, было уже поздно.

У Вили завелась любовница. Провинциалка. Эти провинциалки хватали лучшие куски. Им доставались самые успешные.

У поэта Евтушенко была целая галерея жен из всех национальностей: татарка, еврейка, англичанка, русская. В ту пору, о которой речь, была Галя – голубоглазая еврейка, красивая, как Суламифь. Евтушенко отбил ее у лучшего друга.

У друзей отбивать удобнее, не надо далеко ходить».

Ритмы, имена на слуху.

       Все жестоко — и крыши, и стены,
       и над городом неспроста
       телевизорные антенны,
       как распятия без Христа…

Евгений был на пять лет старше Виктории. Семь лет назад юный старик отбыл в миры иные.

«Все началось в командировке. В городе Таганроге. Ездили по чеховским местам.

Виля удивлялся: какой маленький дом был у Чеховых. Семья большая, а дом – тесный. Такая же картина и в Ясной Поляне. Великим не надо большого пространства. Их пространство – внутри.

Таганрог – город южный. Городские власти принимали широко и щедро. На очередном ужине Виля перепил и разомлел. Аллочка Мухина из отдела писем сопроводила его до номера, а дальше все пошло по программе Шурки Самодёркина. Инициатором выступила Аллочка, а Виля взял то, что плохо лежит.

Утром Виля пришел в ужас. Что он наделал? Аллочка растреплет в редакции. Дойдет до Вали. И это не все. Она начнет его преследовать и шантажировать, и тогда придется ее уволить. Некрасиво.

Виля спустился к завтраку перепуганный и напряженный, как нашкодивший кот. Ждал, что будет.

А ничего не было. Алла сидела за столом как ни в чем не бывало. Как будто это не она облепляла Вилю ладошками, льнула своим шелковым тельцем, дышала прерывисто. А может, не она? Тогда кто? В делегации была Маргарита Петровна – заведующая отделом прозы, шестидесяти лет. Выглядела она хорошо. Но не настолько. Остальные – мужчины, которые норовили выпить с утра. Значит, кроме Аллочки – некому.

Аллочка сидела безучастная, с тонкой шейкой, как журавлик. Зубы у нее были как у зайца: два передних резца длиннее, чем остальной ряд зубов. Она сидела тихо и грызла сухарик.

Виля понял, что бояться нечего. Она сама боится».

Эпизод – рассказ. Коротко, простыми словами о том, что много места занимает в воображении, выходящем далеко за пределы номера в гостинице провинциального города.

«Виле нравилась его жизнь: семья и любовница – все, как у белых людей. Долг и счастье. Всё при нем.

Раньше он считал, что изменять жене аморально. А сейчас он так не считал. Со временем сексуальные связи слабеют, а человеческие крепнут. Поэтому логично иметь жену и любовницу.

Мусульмане приводят в дом младшую жену, при этом старшая остается здесь же. Очень удобно, и никому не обидно. А у православных младшая жена называется обидным словом "любовница", ее приходится прятать, а самому врать и крутиться, как уж на сковороде. Мусульманам лучше: вера позволяет».

Точно, человеческие крепнут. Если вера позволяет, так оно и есть.

«Аллочке приходилось много читать. От плохой прозы она уставала и тупела.

Маргарита Петровна давала советы:

– Ты читай по косой.

– Это как? – не понимала Алла.

– Талантливый текст виден сразу. И бездарный – тоже сразу. Зачем читать все? По одной странице можно все понять.

Алла попробовала читать по косой. Маргарита оказалась права. Талант – это энергия, которая чувствуется сразу, как будто ты вошел в море».

Вошёл. Море, море… У Токаревой больше речного. Или ручей – весь рядом, журчит, трава качается… жизнь, жизнь…

«– Лучше Бунина ты не напишешь. Не теряй времени, сочини детектив.

– Детектив? – удивилась Алла. – Я не умею.

– А там нечего уметь. Труп должен появиться на восьмой странице.

– Почему именно на восьмой?

– Чтобы подцепить читателя на крючок. А дальше интересно распутывать – кто убийца. Убийца должен быть тот, на кого не подумаешь.

– Я про трупы ничего не знаю.

– А там не надо знать. Надо выдумать. Сплести паутину подозрений. Детектив – это скорее головоломка, чем литература».

Появляется сюжет в сюжете. Полифонический текст. Детектив замелькал кадрами на телевизоре у стены.

«– Эй! – крикнул водитель "Нивы". – Куда?

– Домой! – отозвалась Юлия.

Она не хотела, чтобы при ней задерживали человека, которого она сдала.

Дальше не придумывалось».

Героиня сочиняет, пьеса разыгрывается, но и жизнь никуда не девается.

«Подруга Милка позвала ее на дискотеку. Валя не любила Милку, называла ее проституткой. Милка – никакая не проститутка, просто у нее такой характер: хочет объять необъятное. Боится пропустить свое счастье, поэтому бегает везде и всюду и шьет глазами по сторонам. Это не очень хорошо, но все же лучше, чем сидеть на одном месте, как пенсионерка».

Типология, характер, несколько движений, проститутка и пенсионерка сшиваются в одной ткани.

«– А где вы живете? – спросила Юлия.

– Я живу в одном доме с дочерью Аристотеля Онассиса.

– В Греции?

– Нет, в Москве. В писательских домах. На проспекте Мира.

– А разве Кристина Онассис живет в Москве?

– Сейчас в Москве. Она вышла замуж за русского.

– За писателя?

– Нет. По-моему, он кагэбэшник».

Снова имя на слуху. Исправно действующий способ распахивать границы мира, принимать участие, вспоминать забытое, узнавать неизвестное.

Дом памятный. Навестил однажды. Мимо до сих пор, то и дело. В нём Булат Шалвович обитал последние годы. Ушёл из жизни в Париже. А Евтушенко в США.

Рядом тот новый элитный, с верхних этажей которого падение из «Безбожного переулка».

Оставляю открытой девятую страницу Токаревой:

Рядом письмо от 31 мая 2019 года. Написано давней знакомой со склонностями к литературе и психологии. Она теперь консультирует и перемещается по свету – психолог, графолог, профайлер, коуч. Только её и видели. Началу письма, открытого случайно, обязан сегодняшней темой. Приношу благодарность даме и случаю.

«Последний день весны (заметил ребёнок по дороге в школу) и последняя – новая – книжка Токаревой – "Жена поэта" (наверное попалась по созвучию "жена-поэт")). Я бы дала ей подзаголовок "Энциклопедия (или Словарь) житейской мудрости". Это квинтэссенция всего её творчества. Афористичность, доведённая до предела, слитая с поговорками, короткими пословицами и даже современными концепциями психологии, нейробиологии и общего миропорядка в его понимании восточной философией. Можно прочитать всю Токареву – можно только эту книжку».

Всю не прочесть, книгу дочитаю.