Сонаследники. Глава XV

     Через месяц после смерти Люси Ольга заказала Сорокоуст за упокой души новопреставленной рабы Божией Людмилы, купила хороших конфет, чтобы  раздать соседям и подругам. Как-то поздно вечером ей позвонила Валя из Павловска и рассказала историю, смеяться или печалиться над которой, они не решили. Разговор вышел долгий, потому что к первой истории Валя присовокупила несколько других, из прошлых времён.   

     Оказалось, что ей звонила Галя из Воронежа: просила уговорить Ольгу прийти на поминки, которые она собирается устроить в Липецке. Ольга с Женей идти не собирались: общаться с Галей и тем более есть за её счёт было ниже их достоинства. А Валя, между тем, вспомнила, как два раза — первый раз довольно давно, а второй года три назад — Галя обращалась к ней с интересной просьбой: у неё были дела в Павловске и она хотела остановиться и ночевать у Вали.
— Так мы ж даже не родня!  — возмущалась Валя. У неё Андрей, племянник двоюродный, один в четырёх комнатах. Тётя Люба — троюродная сестра (девичья фамилия её Карасёва). Родной брат мужа тоже в Павловске живёт, такой особняк отгрохал! А она ко мне собралась. Я, конечно, культурно объяснила, что у меня и устроить их с Игорем негде, и ложимся мы в девять часов: мне без пятнадцати восемь надо быть в училище, Вовке ехать до работы час с лишним. Но наглость Галькина сильно напрягла.
     — А в Павловске разве гостиницы нет? — удивилась Ольга.
     — Есть, целых две. Одна — хорошая гостиница, другая попроще, такая, где можно только переночевать: в ней из сёл люди останавливаются, кто к врачам приехал, или нотариальные дела какие решать. Но так там же платить надо!
     — Ну да, — согласилась Ольга. — А свои люди и постельку свежую постелют, и полотенчико чистое подадут, и накормят, и разговорами развлекут — всё от души.
     — Точно! — смеялась Валя. — А потом за гостями дорогими всё перестирают-перемоют — тоже от души.  Знаешь, что мне Галька тогда сказала? Пол-Павловска родни, а остановиться не у кого. Выходит, настоящая-то родня ей от ворот поворот дала.  Думаю,  было за что.

     Закончив разговор с Валей, Ольга спросила у сына, не звонили ли ему из Воронежа. Женя покопался в телефоне и обнаружил, что антиспам «обрубил» восемь звонков с трёх разных телефонов воронежского региона. Ольга открыла свой чёрный список и нашла все номера, с которых пытались звонить сыну: они были внесены туда почти три года назад.


     Коля позвонил вечером после поминок, голос был довольный. Рассказал, что в «Арфу», кроме родственников, пришли подруги Люси, с которыми Галя установила контакт. Вела себя Галя, оплатившая поминки, как хозяйка.  Игорь и Вика молчали, но выглядели  умиротворёнными и чуть ли не радостными, что его удивило.

     А ещё через день братец уже кричал в трубку: «Галька втихаря подала на наследство! Представляешь: ничего не говорила и молчком подала!» Понятно:  Нина с Алёной узнали об этом в Интернете, у Коли компьютера никогда не было  и обращаться с ним он не умел.
     Ольга с Женей из любопытства тоже заглянули в  Реестр наследственных дел РФ и знали, что наследственное дело было открыто вчера —  на следующий день после поминок. Никаких эмоций это у них не вызвало: Галя — законная наследница, а нравится она им или нет, не имеет никакого значения. Всё это она и сказала Коле, когда тот, накричавшись и навозмущавшись, наконец замолчал.
     — Как?! — снова взвился братец. — Они и в Липецке-то не бывали! Я, я помогал Люсе! Я за квартиру платил, в магазин ходил! А они приезжали только на похороны!

     Выслушав вторую вспышку Колиного возмущения, Ольга поспешила распрощаться: она не видела смысла в обсуждении темы, да и говорить об этих родственниках было неприятно. Не хотелось и думать о них, но мыслям не прикажешь: мысли обратились к прошлому, к тяжёлым для Ольгиной семьи событиям.


     Женя, окончив первый курс института и прозанимавшись год в секции альпинизма, отправился с друзьями в Бахчисарай — покорять вершины пусть невысоких, но всё-таки гор. С молодыми людьми были  опытные инструкторы, так что Ольга с Виктором не очень волновались и в конце августа  ждали сына с фотографиями легендарных мест (он со школьных лет увлекался фотографией). Беда пришла, откуда не ждали: группа попала под камнепад, несколько человек получили травмы,  самую серьёзную Женя — множественные переломы левой ноги. Когда друзья на плечах вынесли его из вагона, Ольга поняла, что всё гораздо серьёзнее, чем ожидали: глаза сына непривычно блестели, сквозь загар пробивался яркий румянец — у него была высокая температура. С вокзала сразу поехали в больницу: Маша уже договорилась с самым известным в городе хирургом-травматологом (она учила его сыновей) и в больнице их ждали.

     Операция длилась три часа. Потом аппарат Илизарова, боли, температура, полтора месяца в больнице. С врачом беседовала Маша: Ольга просто боялась услышать страшное после его  слов перед операцией: «надо во что бы то ни стало сохранить ногу». Никаких оптимистичных прогнозов  не давали: переломы срастутся, но сильно повреждено колено, надеяться на полное восстановление подвижности ноги  не стоит.

     Ольга с Виктором, Лена бывали в больнице каждый день. Часто приходил Лёша, приносил деревенские гостинцы, которые передавала его мать: творог, сметану, маринованные грибочки (Женя их очень любил). В свои выходные из Ельца обязательно приезжала Вера. Каждую неделю из Подольска мчался Тёма с лекарствами, которые добывал в Москве: в больнице были самые необходимые и далеко не самые эффективные, о чём врач честно говорил Маше и писал на листочке, что надо  достать. И в это тяжёлое время, как дубинка по голове, Ольгу ударили слова Люси, которые вроде бы невзначай в телефонном разговоре передал Коля: «Умные родители не отпустили бы своего ребёнка в горы».

     Ольге  не хотелось, чтобы об этих словах узнал муж, но не удержалась — сказала. Виктор, как и она сама, конечно, испытывал чувство вины: не смог предвидеть подстерегающих опасностей, не отговаривал от поездки, а надо было, ведь «умный в гору не пойдёт». Но услышать такое от практически постороннего человека было обидно.

     Иногда по вечерам Ольга звонила Коле, рассказать, как дела у Жени. Трубку чаще брала Нина (когда она была дома, то к телефону брата и дочь не допускала — так почему-то  у них было  заведено), расспрашивала подробно про больницу: как кормят, чем лечат, когда обещают выписать, так что разговоры получались долгие. Муж однажды, не выдержав, спросил: «Тебе не надоело ещё  перед ними отчитываться?» Ольга задумалась: шёл  второй месяц, как Женя лежал в больнице, но ни Коля, ни Нина, ни Алёна его ни разу не проведали, не говоря уже про Римму с Люсей. Конечно, у них была работа, у Алёны учёба (только занятия в ВЗФИ по вечерам, а день у неё весь свободен: она нигде не работает). Бывали и выходные…

     В начале октября Женю выписали — это была большая радость для всех. Скакал, как получалось, на костылях по квартире, тепло одевшись, выбирался на балкон подышать свежим воздухом. Пытался помогать Ольге по дому, говорил, чтобы она, уходя на работу, составляла для него список дел, которые надо сделать. Об учёбе, конечно, не могло быть и речи, написал заявление на академический отпуск, а что дальше будет — Бог ведает. Через несколько дней после выписки забежала Нина. Была суббота, Виктор работал, Ольга отправилась на рынок за продуктами. Нина вручила Жене шоколадку, пробыла минут десять и ушла, хотя он говорил, что Ольга скоро вернётся и они вместе пообедают. «Мне показалось, что она не хотела с тобой встречаться», — так подытожил сын свой рассказ о визите тётушки. Ольга только пожала плечами.

     К декабрю убедились, что нога полностью не восстановится:  до конца разгибаться в колене не будет. Жене дали группу, успокоив, что это не навсегда, а на время реабилитации. Но он был страшно расстроен: ему только что исполнилось девятнадцать, а он инвалид. Несколько дней провёл в унынии и размышлениях, а потом выдал родителям своё решение. Будет поступать на математический факультет: со спортом уже ничего не выйдет, надо получать профессию, которая прокормит. Свою часть денег от дедовой квартиры потратит на репетитора: друзья в институте уже обратились к преподавателям с просьбой найти хорошего математика. На дневное
поступать не стоит: добираться до института в общественном транспорте ещё неизвестно когда сможет, а на такси денег не напасёшься, так что поступит на заочное, а времени на подготовку остаётся полгода.   

     В середине декабря к ним  пришёл репетитор Андрей Семёнович — маленький, худенький старичок в модных очках. Цену запросил, как показалось Ольге с Виктором, заоблачную, но это был преподаватель института, кандидат физико-математических наук, доцент. Первые занятия Андрей Семёнович был официален, но скоро «оттаял». Женю полюбил, по его словам, «за стойкость в непростой жизненной ситуации», потом стал хвалить и за хорошие способности к математике. Не отказывался от приглашения выпить чаю после занятия, рассказывал забавные истории из своей преподавательской практики, с интересом расспрашивал Виктора о работе на комбинате. Женино уныние сменилось активностью: два раза в неделю занимался с преподавателем, а все остальные дни, не исключая воскресенья, прорешивал примеры и задачи. Ольга переживала, что он слишком много работает умственно, а на воздухе бывает мало. Спуститься без помощи с третьего этажа не мог, сама она слишком ненадёжная опора для немаленького ростом и набравшего вес сына, а Виктор и Лёша работают в одной бригаде, так что выходные у них совпадают. Когда бывала дома, укутывала Женю и почти силой выпроваживала на балкон: мозги проветрить. Заметив, что куртка на нём сходится с трудом, он стал делать зарядку с гантелями, пока сидя и лёжа: больная нога восстанавливалась медленно и только к маю  смог бросить костыли. Ходил, опираясь на палочку, понемногу. Если пытался дать ноге нагрузку больше обычной,  вечером она болела. 

     Сдав экзамены —  на пятёрку математику и на четвёрки физику и русский, — Женя поступил в институт. На установочную сессию ездил на такси: высокие ступеньки трамвая и автобуса преодолеть не мог. Занимался усиленно, так что родители иногда возмущались: отдохни наконец! Ольга рассказывала ему, что, переводясь с очного на заочное, она миновала один курс, досдав экзамен и зачёты.  Сын поставил пред собой цель: за год сдать всё за два первых курса. Андрей Семёнович поможет, и несколько дисциплин, общих для всех факультетов, обещали перезачесть. Вышло так, как он планировал, и даже лучше: в первый год учёбы сдал всё за первый и второй курс, во второй — за третий и четвёртый. Отличником не был, получал в основном «четвёрки», но вместо шести лет закончил институт за четыре. Но это было потом. А пока больная нога не позволяла ни вволю погулять, ни съездить, куда хочется,  и знакомиться с девушкой, опираясь на палочку, не подойдёшь.

     В августе Ольга заметила, что сын распечатывает на принтере  какие-то объявления. Когда вечером он отправлялся на прогулку, увидела краем глаза, что положил в карман пачку маленьких листков. Через несколько дней Женя рассказал родителям, что собирается подрабатывать электриком: весь нужный инструмент есть, разбирается он в электрике хорошо: папа научил, да и вообще ему это дело нравится. Скоро стали звонить по объявлениям, и Женя раз или два в неделю отправлялся на заработки: чинил розетки и выключатели, прокладывал проводку. Поначалу далеко не ходил — только на соседние улицы, где и расклеивал объявления. В октябре попробовал ездить в общественном транспорте: подниматься и спускаться было трудновато, но уже получалось, и с каждым днём всё лучше, так что палочку свою бросил. Поэтому, когда предложили большой заказ за городом, согласился. 

     Выехал  в шесть часов утра. Около полудня позвонил: делать всего  много, рано не ждите. Виктор пришёл с работы в  шесть, Ольга после второй смены в половине восьмого. Началась программа «Время», а Жени всё нет. Звонили ему на сотовый: вне действия сети. Встревоженные вышли на  балкон: холодно, ветрено, людей на улице совсем мало. Вдруг Виктор своими зоркими глазами разглядел сына, вышедшего из автобуса. Пригляделись: Женя шёл к переходу медленно-медленно, волоча больную ногу, тяжёлый чемоданчик с инструментом почти касался земли. «Мусор у нас есть?» — крикнул Виктор, и Ольга  сразу поняла, что он хочет встретить сына, но так, чтобы тот не почувствовал, что отец выбежал навстречу из жалости, а вроде бы случайно. Ольга сунула мужу пакет, и тот помчался по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Сама подошла к окну. Виктор через пару минут выбежал с другой стороны дома, остановился, помахал и пошёл навстречу сыну. Подхватил чемоданчик, жестикулируя свободной рукой, стал что-то рассказывать, Женя кивал, но плёлся еле-еле, из последних сил.

     Когда щёлкнул замок, Ольга вышла в коридор со спокойным и весёлым выражением лица, стала расспрашивать. Сын отвечал тихо, говорил медленно — смертельно устал. Дела было на два дня, но хозяин дома — крепкий мужик лет тридцати пяти — , когда увидел, как быстро и ловко Женя работает, предложил: давай за день, я помогать буду и заплачу больше. Пахали как лошади. Хозяин два раза бегал за чебуреками и колой, пожевав наскоро, снова принимались за работу.

     Следующий день Женя отдыхал: смотрел телевизор, читал — всё лёжа. Вечером ему позвонили: не включается торшер. Ольга сделала большие глаза, но он успокоительно махнул рукой и стал договариваться на завтра. Закончив разговор сказал, что за ночь ещё отдохнёт, а заказчики живут совсем близко, на Титова, так что всё в порядке. Потом помолчал, подумал и решился: «Ладно, скажу, почему я так за деньгами гонюсь. Хочу ещё с физиком немного позаниматься (Андрей Семёнович договорится), чтобы сдать пару экзаменов досрочно. Вопросы взял на кафедре, посмотрел: с некоторыми сам разберусь, а с некоторыми не получится».

     И вот в такое напряжённое  время — ещё далеко не решённые проблемы с ногой, начало учёбы на другом факультете, подработка — сына вдруг объявляют бездельником. Как раз накануне его дня рождения позвонила из Павловска Валя, по её собственным словам, «злая, как чёрт». Оказывается жена дяди Вани, которую она встретила на рынке, заявила, что Женя, «здоровый бугай», не работает. Валины дети больные (почему и чем больные, Валя так и не поняла) работают. А «здоровый бугай» и спортсмен  не работает. То, что он ногу сломал, так это когда было — в прошлом году, а кости за месяц срастаются.
     — Ты не представляешь себе, как я на неё орала, — говорила Валя. — Я и матом по ней прошлась от души.

     В то, что преподаватель истории  педучилища (теперь колледжа) нецензурно выражается, было трудно поверить: никогда Ольга подобного от неё не слышала. И вот на тебе.

     — Я ей и про то, что Андрей сколько лет уже нигде не работает, а в московский институт на платное поступил, высказала, — продолжала Валя. — И про то, сколько мой отец помогал им и с домом, и с забором, и в саду, когда дядя Ваня уже совсем больной стал, а она вместо благодарности его пьяницей обзывала. Про всё высказала.
     — Теперь, выходит, разругались навсегда?  — спросила Ольга.
     — Да хватит тебе! Что починить понадобится, тут же родителям станет названивать: дядя Ваня негожий, у Андрея руки не из того места растут, он художник, а как с молотком обращаться, не знает. Вспомнит, что отца Володей зовут. Она, всегда, когда что-то нужно, вспоминает, как его зовут. А когда не нужна помощь, он для неё «пьяница».   

     Закончив разговор, а точнее, выслушав Валин взвинченный монолог, Ольга решила, что ни муж, ни сын ничего из рассказанного узнать не должны. Как и Маша: она часто к ним приезжает, общается и с Виктором, и с Женей и может проговориться. Подумав, набрала номер Любы, троюродной сестры из Россоши. Оказалось, что про встречу с дядиной  женой Валя ей рассказала ещё вчера и Любаша успела проанализировать ситуацию. Она на два года старше Ольги и Вали и отличается от них меньшей эмоциональностью и большей практичностью, поэтому в своих рассуждениях исходила из материальных причин.

     Андрей давно уже не имеет постоянной работы:  с дипломом учителя рисования  найти её в Павловске практически невозможно. Однако учится в Литературном институте имени Горького. На коммерческом отделении — это раз; два раза в год ездит в столицу и живёт там по месяцу, а то и больше — это два. На что-то и дома живёт не тужит. Понятно, что не на пенсии родителей: их на коммуналку и на лекарства хватает, и остаётся только на хлеб. Дом  в Павловске сдают  —  какие-то доходы, но не очень большие. Дом в Казинке продали — четверть получил дядя Ваня. Теперь у них живёт Наталья Андреевна (Любаша училась в павловском сельскохозяйственном техникуме и хорошо знала бабушку Наташу), она до семидесяти лет преподавала семеноводство, пенсию заработала большую, да и накопления имеются, есть что «отстёгивать» любимому Андрюше на учёбу.

     — Правильно я рассуждаю? — выдохнув облегчённо, спросила Любаша.
     — Да-а-а… —  раздумчиво протянула Ольга.
     — Ну, и вывод. Вы живёте на то, что зарабатываете, и живёте скромно. А у них с нескольких сторон «ручейки бегут», отсюда и Андреевы претензии: на писателя учиться. Надо же как-то объяснить, откуда взялись эти его претензии. Вот  тётя Валя и распускает сплетни про то, что твой сын не работает. Злая она, завистливая — никогда её не любила. И хватит о ней. Расскажи лучше, какие у вас дела: как сама, как Витя, как Женя.