Самая большая матрешка

               Людмила вспомнила, как пересекала реку по предновогоднему льду, направляясь к подруге в гости. Навстречу шла семья: дети бесстрашно топали по тропинке из снега, прикрывающей серовато-синий прочный лед, молодой отец нес на плечах маленького сына, женщина в белом вязаном платке улыбалась, смахивая ресницами только что осевшие на них пушистые снежинки. Эта зима в Игриме была последней северной русской зимой в долгой жизни Люды*. Девушке исполнилось пятнадцать лет, и отец, всегда серьезный и ответственный, отправил дочь в город-здравницу одной из бывших союзных республик Советского Союза к родственникам, где Люся вскоре должна была поступать в авиационно-техническое училище.

               Тайга, с ее чистым резким лесных воздухом, сбором ягод и грибов, прогулками в резиновых сапогах по непокоренной осенней грязи поселковых улиц, застроенных двухэтажными деревянными домами, сменилась протоптанными туристами и местными жителями тропинками между толстыми дубами, редкими соснами, с голыми до половины стволами, и низким кустарником. Эти сосны не впечатляли девушку, но напоминали поселок детства и юности, который они обступали со всех сторон, иногда лишь согласно пятясь от различных нововведений, внесенных человеком: служб быта, памятника, парковой зоны.

               Среди вещей Люды нашлась деревянная матрешка, состоявшая из восьми куколок. Многие годы игрушка стояла на верхней полке, крепящейся над телевизором. Люся рассоединяла каждую куколку, с удовольствием касаясь пальцами их лакированной гладкой поверхности и восхищаясь разноцветными нарисованными платками на головках матрешек. Особенно ей нравилась самая большая матрешка – пузатенькая, с красными цветами спереди; а с маленькой восьмой, со сплошной деревянной фигуркой, Люся не знала как поступить – куколка не раскрывалась, и девочка лишь вертела ее в руках. Честно говоря, старшие куклы-сестры игрушечной малышки нравились Люде, тогда еще школьнице, больше, потому что с ними было интересно. Играла-заигрывалась Люся матрешками, вставляя одну куколку в другую, и детский ее лоб разглаживался и светлел, а вскоре ключ поворачивался в двери – приходил с работы папа. Матрешки забывались, прячась одна в другой, или лежали частями на детском одеяле, поблескивая в свете лампы разноцветием платков, напоминающих дни детства – жизнерадостные и непохожие друг на друга. Матрешка во взрослой жизни Люды заняла место возле ее блокнотов и шкатулок, позже перекочевала в детскую комнату одного из маленьких родственников девушки и была забыта...

               Людмила всматривалась в мелькающие белые стволы – первыми ее всегда приветствовали березы, когда она приезжала в Москву. Это был сигнал к сбору вещей, разложенных с вечера, и к собранности мыслей перед деловым визитом по работе. Молодая стройная женщина ездила в столицу довольно часто и обычно находила время побродить по столичным улицам или съесть тарелку диковинного салата в уютном ресторане.

               Отца давно не было в живых; Людмиле часто было одиноко и грустно. В один из погожих осенних деньков Люда приехала в Измайловский Кремль. У входа стояла деревянная матрешка, похожая на самую большую красочную игрушку из ее детства, только дороднее удивленной женщины. Люда рассматривала светлую нарисованную косу и большие яркие цветы на блестящем животе, а потом прислонилась к выпуклому боку спиной и усмехнулась – ей подумалось, что матрешка крепкая и хорошая. На душе стало тепло и спокойно.


*Эта зима в Игриме была последней северной зимой в долгой жизни Люды – ИгрИм – поселок городского типа в Березовском районе Ханты-Мансийского автономного округа – Югры Тюменской области России.

31.10.2024/Фотография (слева) из личного архива сделана на территории Измайловского Кремля в Москве, 2022 г.