Жизнь прожить гл 15 Как аукнется

Гл. 15                КАК АУКНЕТСЯ…                05. 44г.
Весть о том, что Ивана Пантелеевича арестовали не без помощи Владимира и Антонины, разнеслась по людям мгновенно. Уже к вечеру следующего дня  все знали подробности о случившемся. Подлило масла в огонь и произошедшее с Алешкой. Антонина тут же почувствовала холодок к себе со стороны колхозников. Первым сигналом стал разговор у сараев. После того, как больную Таю отвезли домой, Авдеич, распрягая лошадь, прямо указал повстречавшейся бригадирке:
-Мне уж в гроб пора, а я тут прыгаю, чужие грехи замаливаю, когда это твоего бугая дело. Сами напакостили, сами и отмывайтесь.- И ухмыльнулся- иш ты, начальниками, да героями стали! Земли под собой не чуют. Ты погляди, чего вырабатывают?
Антонина не нашла что ответить, и пришось пройти мимо, не солно хлебавши.
Уже с неделю прошло, как выгнали коров в стадо. На следующий день, после похорон Алешки, доярки скучились на минуту у пригона, поделиться неостывшими чувствами. Антонина, подходя к стойлу, издали заметила, как они поглядывают в ее сторону. Но, как только она подошла ближе, стали расходиться. Антонина окликнула:
-Ну- ка, подождите…
Но подходя, смутилась: с чего начать разговор?
Хмурясь, спросила:
-Прибавили молока? Что молчите?
За всех ответила Нюська, нарочито став в позу:
-Сначала травке вырасти надо, а потом молоко спрашивать.
И опять молчание. У находчивой Антонины, словно язык отнялся. В другой раз бы она так оттянула эту шкодливую вертихвостку, что у той пяткам горячо б было. На этот раз она только молча проглотила обиду: что говорить- виновата была сама.
Не получался разговор и дома с мужем. Владимир последние дни с небольшими перерывами умудрялся найти выпивку. Но разговорчивей от этого он не становился. Наоборот, больше грубил и уходил от разговора.
Даже повеселевшая в последнее время мать, как- то, готовя скромный ужин, высказала дочери:
-Что же так вышло- то нехорошо? Чем вам Пантелеич помешал? Теперь ходи- прячь от людей глаза. Не по- людски это, дочк.
На этот раз Антонина не сдержалась и сорвавшись, нагрубила матери:
-Мама! Ты б, хоть поняла и не лезла в эти дела, без тебя тошно. Все, как на волка смотрят, и ты туда же!
Мать несколько секунд помолчала, дав обдумать дочери ее же слова, выпрямилась, и открыто глядя в глаза, проговорила.
-Я тебя, дочь, не этому учила. И если твои глаза уже стыда не видят, то я не хочу на старости лет за тебя краснеть.
Антонина в слезах вышла из избушки.
Наутро прошла весть по деревне: приехала районная власть и объявили собрание. Все, кроме пастухов и немощных стариков стайками спешили к току. Повестку ждали, а точнее предполагали все одну- назначение новового руководителя колхоза. С севом уже нельзя было тянуть. Поля сушил ветер, бурьян нагло разрывал пахоту укоряющими зелеными плешинами. Все роптали и понимали, что эти чьи- то ошибки, скажутся на их шеях и желудках, но взять на себя ответственность за  будущий


Стр. 37
урожай было не кому. И хотя, по положению, как бригадиру, заботу о севе должна была взять на себя Антонина, беременность уже мешала ей в этом. Тем более, без сигнала сверху- ни- ни! Это понимали все и не раз, вслух и про себя вспомнили Ивана Пантелеевича.
Слушали высоких начальников стоя, да и затягивание разговора не предполагалось. Секретарь райкома объявил повестку собрания и тут же дал слово приехавшему специально для этого случая областному представителю. Тот коротенько охарактеризовал ситуацию, и недолго думая, сразу предложил кандидатуру на назначение нового руководителя колхоза. На удивление всем, им стал муж Антонины- Владимир. Он и сам не ожидал этого.  Звонким, крикливым голосом, областной начальник представил его, как «молодого, энергичного, достаточно политически зрелого- в этом месте товарищ из области многозначительно кашлянул в кулак, затем, только, закончил- героя- фронтовика Владимира Андреевича Родина».
После оглашения имени кандидата, по народу пошел ропот. Но начальник, как умелый агитатор, видимо предполагал и этот вариант. Не упуская момента, подытожил:
-Вы, все, понимая остроту политического момента, наверняка, не должны быть против этой кандидатуры. Ваш колхоз немало сделал, и мы надеемся, вы с новым руководителем сделаете еще больше героических шагов, навстречу нашей всеобщей победе над врагом. Родина не забудет ваш трудовой вклад в великое дело,- секунду помолчал и в заключение добавил- а мы, руководство области вас так же не оставим.
А теперь руководителя и исполняющего обязанности бригадира, просим остаться. А остальные свободны.
 «Без меня, меня женили»- горько думал, исподлобья разглядывая стоящих у потертой черной машины начальников вконец расстроенный Владимир. Он и предполагать не мог, что его, словно на посмешище, вот так, выставят на всеобщее обозрение.
Многие колхозники уже потихоньку, друг с другом, ругали руководство. Понимали, не вмешайся они грубо в их деревенскую жизнь, все бы было по- другому. Но районная власть, словно вша, все равно добьётся, чего захочет, и от него так просто не отделаешься. Теперь многим становилось понятно, что одну из главных  ролей в этом некрасивом спектакле сыграл поступок Владимира, который на первый взгляд был скрыт от глаз, однако явно проступал наружу, как соль поверх рубахи. Ведь его-то не арестовали, хотя и вызывали в НКВД.
 Не успели разойтись колхозники, бросающие на него, кто презрительные, а кто насмешливые взгляды, как откуда- то  сзади, вынырнул погрустневший Авдеич, и с ехидцей поддел:
-С новой должностью, Владимир Андреич. Глядишь, так скоро и до министра дойдешь. А мы- то тебя, с дуру, в скотники желали. Про сев- то, приседатель, не забудь…
 У Владимира заиграли скулы, но он промолчал. Ничего не сказала и рядом стоящая Антонина, лишь отвернулась и поморщилась.
Домой Антонина шла одна. Владимир сумел улизнуть от нее, и приплелся к двери избушки уже по темноте, еле «живой» и весь в придорожной пыли от частого бесконтрольного «приземления» на первой, попавшей под ноги, кочке, с крепким специфическим  душком, и вслух высказывая только окончания слов, да и то, с большими паузами. Уже, раздевая его и укладывая в постель, Антонина на привычном месте не обнаружила протез. Хотела, как обычно, промолчать, но не выдержала:
-Милок, а где ж твоя машинка- то?
Владимир отмахнулся культей, прокряхтел:
-А…- и упав на застеленный топчан, лицом вниз, тихо засопел. «Потерял.» - Подумала про себя Антонина со злом. Ей было уже не по себе и из- за поведения Владимира, и зло брало на того, кто его поит. Знала, многие вдовы пользуются таким приемом- за самогон приглашают мужиков- а их на всю деревню- раз- два и обчелся, за неимением своих, в помощь по мелким мужским делам, а там, кто ж знает, какие они дела, там, делают. Ревность в открытую ему не выказывала. Понимала, даже заметит Владимир мысль об этом- в отместку, в открытую, спьяну, может сорваться и гульнуть с молодыми вдовушками, и тогда ходи по дворам, разбирайся. Позору не оберешься.
-И из чего только эту гадость гонят? Самим жрать нечего, зато, чем мужиков споить, находят.  И баб жалко. В двадцать лет вдовы и засиделки- тоже можно понять. А ее- то кто сейчас пожалеет?


Стр.38
Вот он, лежит чурка- чуркой. И завтра с похмелья, будет нос от нее воротить, и это уже не первый день. Ведь его уже и ее беременность не волнует. Но, конечно, виноваты в его поведении не вдовы, а сам он, ее благоверный. Где- то вляпался, а теперь заливает свою глупость, и кому- то это пошло на руку. А отдуваться досталось ей, жене.
 Антонина горестно смотрела на широкую спину мужа, как она медленно, то поднималась, то опускалась от сонного дыхания. Ей, вдруг, то становилось жалко Владимира, то разбирало зло.
-И, дурак, тупеет на глазах, вот и протез потерял! Завтра подниму чуть свет, пока люди не видят, пусть ползает на карачках, как поросенок, да ищет. Председатель, тоже мне.
 Накрыв мужа попонкой, Антонина заторопилась: надо идти к больной Тае. Трудно было переломить себя, сходить к ней в первый раз. Потом стало проще, и словно гора свалилась с плеч. А что скажут люди, Антонину уже не волновало. Главное- Тае и Марусе требовалась помощь: Таю свалил в постель тиф.