Коварством надежды

   Многие из купцов, живших на земле Яицкого войска того времени, жили широко и своею пышностью соперничали промеж собой.


   А Вы всеми своими чарами требовали все больше и больше денег, а это вело к безумным расходам. Постепенно эти безумные траты на обстановку и на жизнь как бы несколько сократились. Но это происходило не потому, что появилось в Вас осознание ненужности трат, а просто все истратилось, Вы запутались в своих делах и поневоле должны были на некоторое время приостановить веселье и сократить расходы.


   Но до каких бы размеров ни доходила Ваша легкая жизнь, все же в этой дорогостоящей жизни было много противоречий: рядом с чрезмерным блеском напоказ даже и не для особенно внимательного взора выступала неприветливость и неприглядность прежних грубых привычек.


   Простой народ Вы не считали за людей. Да и зажиточных казаков, старшин, которые приезжали к Вам, Вы признавали только для нужных отношений, а не как живых людей. Но главное, что меня больше всего удивило, это  иметь такое больше состояние и ничего не сделать для казачьего войска!


   Губина была сильно поражена и испугана, она злилась, не зная, что сказать и как держать себя. Никогда раньше с нею так не говорил никто,  да так нелицемерно.


   - Все это неправда! – выкрикнула она злым голосом. - Для казаков мы с мужем много хорошего сделали, это все знают!


   - Да хватит брата выдавать за мужа! - оборвал ее Трифон. - От мужа Вы с братом избавились, как только он стал догадываться, что Вы за плутовка.  И с того времени брат занял место мужа. Внешне они были схожи, и все бы хорошо: подмены никто бы не заметил, если бы не его пристрастье к вину, а Губин выпивал редко и то только в праздник. Все пошло на спад, Вы делами заниматься не умели, а брат был всегда пьян, на этом бы все и закончилось. Но Ваш брат переманил подельщиков и монетчика из глубинки России, таких как он сам, падких до легкой наживы.  Они стали помогать брату, и Вы пошли, по этому мерзкому пути. И сообща стали обирать скитских старообрядцев за их доверчивость и доброту. Раз в неделю вечером прискачет ваш лакей и объявит в скиту, что завтра Вы приедете. Это значит, что завтра нужно Вас встречать. - Трифон замолчал.


   - Упорный Вы, долго пришлось  выискивать подробности моей жизни? -  спросила купчиха, а у самой от злобы страшно стучало сердце, к лицу подступил жар, ей казалось, что она падает в бездну.


   - И вот, наконец, Вы приезжаете, и монашки скита начинают петь: «Святой Боже, Святой Крепкий, Святой Бессмертный, помилуй нас, …» Недурно? -
Трифон, как бы желал показать, что он еще много знает про ее дела. И по его глазам можно было понять, что он глубоко презирал ее, и ее брата. Всё то, что он так грубо рассказал, не было ничего хорошего, он с удовольствием и даже с радостью смотрел, как менялась в лице купчиха.


   - Да, сбилась я с честного пути, и Вы пришли сказать, что настала пора и мне во всем признаться… – Она вдруг резко сказала. - Все хватит, Вы слишком много узнали о том, чего не надо было бы знать. …  Уходите! - сказала она шипящим голосом, и отвернулась от Трифона, чтобы более его не видеть. - Уйдите!


   Трифон замолчал, напряженно вспоминая, что бы еще такое сказать. Он что-то припомнил, и лицо его вдруг просияло.


   - Взять хотя бы Ваши отношения к этому старообрядческому скиту! - заговорил он быстро. - Зачем Вы ездите сюда? Что Вам здесь у монашек нужно, позвольте Вас спросить? Ведь в Бога Вы не веруете, у Вас в сердце свой собственный бог, до которого Вы дошли своим умом,  на обряды церковные Вы смотрите снисходительно, к обедне и к всенощной не ходите, спите, сколько хотите. А я Вам скажу, ездите Вы сюда только за фальшивыми деньгами, что преступно изготавливает Косой.


   Трифон снова замолчал и посмотрел на нее. Лицо ее потемнело и стало суровым.


   - И еще я узнал, что монашке Евпраксии Вы обещали защиту от Косого, под этим предлогом вызвали ее к реке, где Ваш брат удушил её и сбросил в реку. Есть свидетель. И  меня Вы, небось, не просто позвали,  -  сказал он глухо. - Все же думаю, что Вы опомнитесь и во всем признаетесь, - в этот момент где-то в кустах треснула сухая ветка.

   - Это нехорошо, - настороженно кашлянув, сказал Трифон и быстро стал уходить от Губиной.