Часть 1
Солнце взошло уже достаточно высоко, хотя было еще утро – раннее весеннее утро, украшенное трелью птиц, росой на свежей зеленой листве и звенящим, как струна, чистым воздухом.
Я вышла из старенького фырчащего автобуса на трассу и, глядя вслед его уползающему грязному телу, подивилась про себя тому, что подобные экземпляры еще курсируют из города в район, хотя по его виду было понятно, что пора бы ему отправиться на вечный покой на какую-нибудь там старую свалку ненужных авто, отживших свое.
Достала из сумки мягкий шелковый платок с цветастым узором, повязала его на голову, заправив несколько выбившихся прядок, и пошла по широкой тропинке в лес. Идти мне до деревни Заячье логово еще несколько километров. Общественный транспорт туда не заезжает, только автомобили местных жителей могут проехать напрямую. Что же – придется идти пешком, хорошо, что мой компактный чемодан снабжен колесиками – тащить его было бы трудновато, хотя вещей у меня не так и много.
Я двинулась вперед, стараясь отвлечься от неудобств, доставляемых мне моим двухколесным другом мыслями о том, почему деревня называется Заячьим логовом. Дядя как-то раз говорил, что зайцев там отродясь не было, а тем более, слово «логово» уж точно говорит о том, что те же самые зайцы должны были бы найти в этом месте надежное укрытие от волчьих, лисьих и неведомо еще чьих, зубов.
Дядя, милый дядя... Мне было всего тринадцать, когда мои родители погибли в аварии на дороге, отец тогда вильнул в сторону, чтобы не столкнуться с выехавшей на «встречку» машиной и, не рассчитав, улетел за бордюр. Машина вспыхнула сразу и шансов у них не было. Так и осталась я одна-одинешенька – ни братьев, ни сестер, только дядя, папин родной брат... И жилья у меня не было – отец был военным и курсировал вместе с семьей из города в город, а жили мы, сколько я себя помню, в служебных квартирах. Да и капитала большого мои близкие не скопили – денег с трудом хватило на приличные похороны.
Наверное, меня бы определили в детский дом, если бы дядя Сережа не оформил надо мной опеку и не забрал к себе. Он, бывший майор милиции, пятнадцать лет назад ушедший в оставку, на заслуженный, как он говорил, отдых, сразу пресек все разговоры про детский дом одной решительной фразой:
– Запомни, Аська, служивые люди никогда своих не бросают!
На тот момент он уже продал свою квартиру в городе и переехал в Заячье логово, так что доучиваться мне пришлось в местной школе. Будучи активной и коммуникабельной, я сразу завела дружбу с одноклассниками и одноклассницами, которые по-простому заходили к нам с дядей Сережей в гости и любили сидеть на теплом деревянном крылечке дома.
Дом в деревне достался дяде по наследству от прабабушки, его и отца бабули. Я ее никогда не видела, единственное, что осталось от этой женщины – это этот самый дом и маленькая, потемневшая от времени, фотокарточка, на которой была изображена хмурая женщина в платке, с густыми, сведенными к переносице, бровями, и в темной одежде. Говорят, прабабушка Марфа была нелюдима и гостей в доме не привечала.
Впрочем, дом в Заячьем мне очень нравился, к тому же дядя Сережа, на вырученные от продажи квартиры деньги, сделал в нем капитальный ремонт, в том числе подправив фундамент, а также провел в дом воду и канализацию. Часть денег, совсем небольшую сумму, он отдал мне, так как я собралась после школы ехать поступать в город. Всю жизнь мечтала быть ветеринаром, и мечту свою осуществила довольно легко.
– Учись, Ася! – говорил мне дядя, когда я в очередной раз, после выходных, собиралась возвращаться в город из Заячьего – без знаний человек тупеет, становиться глупым потребителем, злится... Нужно учиться обязательно! Тем более, у тебя такая профессия!
На пятом курсе института я познакомилась с Анатолием. Влюбилась сразу, как только увидела его и через два месяца мы поженились. Анатолий дяде не понравился, на его взгляд был он слишком высокомерен и заносчив, да только я этого не замечала и видела в этом красивом парне только достоинства. Мне казалось тогда, что Толя тоже меня любит, иначе зачем же тогда он женился на мне?
Но буквально недавно выяснилось, что ему... просто было со мной удобно. Десять лет коту под хвост. И вот мне тридцать два, а за душой у меня только небольшая накопленная сумма денег и дом в Заячьем логове. Ни семьи, ни детей... Да наверное, это даже и к лучшему. После развода я свободна, как ветер, а будь у меня ребенок – я бы вынуждена была ради его будущего остаться в городе. Все-таки там больше перспектив, кружки-секции разнообразные, много всяческих развлечений... Нужно было бы забыть о том, чего хочу именно я и действовать только в интересах ребенка.
Мне же после такого удара хотелось побыть в тишине, покое и одиночестве, прийти в себя и немного осмотреться по сторонам, чтобы понять – как жить дальше.
За десять лет, благодаря и моей поддержке в том числе, Толя добился достаточно многого, например, руководящего поста в своей компании, ну, и следуя модным веяниям, завел себе молоденькую любовницу. Я застала их абсолютно случайно – мне срочно нужно было обсудить с Толиком кое-какие покупки, которые я намеревалась совершить прямо сейчас, и я заехала к нему на работу показать фото. Открыв дверь его кабинета, застала начальника и его секретаршу в весьма пикантной позе. Конечно, ни о каком обсуждении не могло быть и речи, я ушла, а к вечеру уже собрала свои вещи и переехала к подруге. Мой муж даже не стал искать меня и переживать, все ли в порядке. Что же... Видимо, не так уж важна я была для него.
Помня слова матери о том, что в разрыве всегда виноваты двое, я решила, что развод – это самый лучший выход в нашем случае. Тем более, ничего моего у Анатолия не было – квартира принадлежала его родителям, и я не могла претендовать даже на придверный коврик в ней. Единственное, за что я себя хвалила – это то, что копила деньги, пока состояла в браке. Словно чувствуя, что рано или поздно эта сумма может мне пригодиться и даже очень.
Развели нас быстро и безболезненно, и я решила, что хочу только одного – вернуться в Заячье и попробовать начать жить все сначала. В конце концов, я в любой момент могу приехать в город, если вдруг в деревне мне станет скучно.
Дядя Сережа умер три года назад – именно тогда я была в деревне в последний раз. Причем умер он, как мне казалось, при странных обстоятельствах. Он, заядлый рыбак, прекрасно умеющий плавать, утонул на местном озере, которое называлось Заячье по аналогии с названием деревни. Нашли его только через двое суток, полиция ничего подозрительного не обнаружила, и мне позволили заняться похоронами. Старухи на деревне же судачили о том, что накануне праздника Пасхи на озеро ходить не стоит, а тем более, ловить рыбу. Качая седыми головами, разговаривали тихо меж собой.
– И хто ж на Пасху-то рыбалит, а? Вот прибрал Господь...
Крестили сомкнутыми пальцами худые, впалые груди, качали головами в цветастых платочках, цокали языками, да вздыхали так, словно знали какую-то величайшую истину на земле.
– И не говори, Макаровна... От природы в святой праздник рази берут? Вот и поплатился грешный... Ох, грехи наши тяжкие...
С тех пор я в Заячьем не бывала. Вступила в наследство через шесть месяцев после дяди Сережиной смерти, но в деревню не приезжала. Толик не любил здесь бывать, он вообще урбанист по своей сути, вот и я не ездила сюда.
...Задумавшись, я почувствовала, как стало жарко ногам в кроссовках. Стянула их и носки и, с удовольствием наступая изнеженными ногами по колючим травинкам, пошла вперед, меж стройных, величавых сосен и по-девичьи стыдливых берез с молочно-белой корой. Лес здесь смешанный, дух стоит такой, что воздух хочется пить и пить. Недалеко от деревни озеро, и весь лес просто испещрен источниками.
Когда я видела дядю Сережу в последний раз, – он приезжал ко мне в город, это было года за два до его смерти – он рассказывал, что в деревне развивается фермерское хозяйство, какой-то крепкий, хозяйственный мужик, тоже бывший то ли военный, то ли полицейский, занялся фермерством, и теперь в деревне многим молодым нашлись рабочие места. А еще деревенские мужики страсть любили охотиться – практически в каждом хозяйстве было ружье. Уходили очень далеко в тайгу – возле деревни какая охота может быть. Возвращались всегда с добычей. Мне это очень не нравилось, я училась на ветеринара и работала в клинике для животных, потому что очень любила их. Еще местные зарабатывали на кедровой шишке – когда приходил срок, уходили в тайгу, а потом продавали мешками в город.
Сейчас, топая по тропинке, я втайне надеялась на то, что в фермерском хозяйстве в деревне мне обязательно найдется место ветеринара.
Я так задумалась, пока шла, что сама не заметила, как наступила на что-то острое, с короткими шипами, валяющееся на тропинке. Вскрикнула, потерла раненную ступню, убедилась, что крови нет, и подняла с земли странный предмет. Это был ободок – такие носят девчонки – белого цвета со смешными заячьими ушами, торчащими на самом верху, эти самые уши были уже совсем грязными. Мельком подумала, что кто-то из девчонок потерял в лесу, или выкинул, может быть, вон, одно ухо совсем порванное, ровненько так, по шву. Неизвестно зачем, убрала смешную вещь в сумочку, машинально, даже не думая о том, что делаю...
Если бы я тогда знала, какие события ждут меня в Заячьем, я бы... задумалась... Но сейчас я воспринимала свой переезд, как увлекательное приключение, а самое главное, очень и очень хотелось наконец почувствовать себя счастливой и нужной кому-то.
По дороге мне встретились двое мужчин, в костюмах защитного цвета и ружьями за спиной. Они несли ведро воды, и, увидев меня, остановились.
– Куда путь держишь, красавица? – спросил один из них – может, проводить?
– Да нет, спасибо, я сама. А вода у вас питьевая? Не угостите? А то моя кончилась – я поболтала пустым шейкером, внутри которого раздались странные булькающие звуки.
– Конечно, угощайся! Вода из источника, того, который для глаз... Знаешь поди, если местная?
– Да я не местная, у меня дядя тут жил, ну, и я немного совсем.
Поднесла ведро к лицу и стала жадно пить студеную, ароматную воду, пахнущую малиновым листом и еще какими-то травами. Жмурила глаза от удовольствия, потом открывала их и смотрела на свое отражение – высокий лоб, выбившиеся светлые прядки волос, огромные глаза, по-девичьи округлые щеки.
– Давай вот свою бутылку – сказал один из них – до Заячьего далеко еще, опять пить захочешь.
Они налили мне воды в шейкер, и мы распрощались, как хорошие знакомые. Что же, встретить здесь человека с ружьем – дело обыденное. Скоро, выбившись из сил, я наконец увидела вдали покатые крыши домов. Улица, на которой стоит теперь уже мой дом, расположена словно бы наверху. Вон, уже и крыша виднеется с трубой и петухом на самом краю «конька», и огород видно, а там, за дальней калиткой – настоящий лес, густой, теннистый, манящий своей таинственностью.
Навстречу мне баба гнала впереди себя хлипкого мужичонку в заляпанных трениках и майке – «алкоголичке». Она била его по загорелой шее и спине хворостиной и говорила громко:
– Опять нажрался с утра, подлюга! У, змеиная твоя, сволочная натура! Я из тебя дурь-то выбью!
Увидев меня, они остановились и вдвоем уставились, открыв рты. Опять эта бесцеремонная привычка деревенских смотреть на нового, появившегося человека вот так откровенно, разглядывая напрямую. Да уж, деревенские не слишком отличаются тактом и скромностью, и к этому надо привыкнуть. Когда я прошла мимо, баба опять прикрикнула на мужика:
– Ну че рот раззявил, паскуда?! Я вот у тебя сейчас отобью охоту на чужих баб смотреть!
Усмехнувшись, я пошла дальше, и скоро с облегчением вздохнула, оказавшись у ворот. Ворота металлические, добротные, дядя Сережа на совесть их поставил. Отомкнула ключом калитку, вошла во двор, тут и там заросший травой – хоть и забетонированы дорожки, но трава на оставленных кусочках зелени все ж таки пробивается. Вон, и зелень растет, и старая трава выпрямилась под солнцем, желтая, похожая на кудели пакли...
Не успела я отомкнуть дверь дома и пройти в прохладные сени, как из-за соседского забора показалась любопытная голова тетки Дуни, Евдокии Дементьевны. Ох, и живучая старушка! Она в Заячьем, почитай, с самого начала своей жизни. И замуж здесь выходила, и жила с мужем, и схоронила его... Теперь вот с ней ее внучка живет, младше меня по возрасту. В свое время по деревне шел слух, что у нее не все в порядке с головой, но мне она всегда казалась вполне нормальной.
– Аська! – воскликнула тетка Дуня – ты ли это, батюшки?!
– Здравствуйте, тетя Дуня – весело сказала я – кто ж еще-то будет, конечно, я!
– А я думаю – кто там во дворе шебуршится – заметила она – думаю, если кто чужой – погоню метелкой вон, а это ты! Надолго ли?
– Пока не знаю – уклончиво ответила ей, улыбаясь. Так не люблю эти расспросы! А что поделаешь? Старушки – народ любознательный, все хотят знать.
– Заходи, чаек пошвыркаем! – кричит она мне вслед – да с Анюткой хоть поболтаете...
Киваю ей, закрываю за собой дверь и оказываюсь в прохладных сенях. Все, как прежде, ничего не изменилось – чисто, только на поверхностях небольшой слой пыли. Старенький комод прабабушки – вещь добротная, ему сносу нет, дяде жаль было выкидывать, вот он его в сени и определил, над комодом – большое старинное зеркало в тяжелой деревянной раме, дальше – шкаф, тоже старинный, высокий, со скрипучими дверцами. Я почему-то боялась его раньше, наверное, потому что оттуда торчала вывернутая наружу волчьим мехом дядюшкина зимняя шуба. В сенках темно и сумрачно, так как окон тут нет, а вот дальше, справа, веранда, там окна от пола и до потолка, потому там светло и пахнет солнцем, которое пробивается даже сквозь занавески. На веранде стол, уютный диван и буфет с посудой, а также маленькая одноконфорочная плита.
С бьющимся сердцем открываю ключом двери дома. Тут все более современное – и мебель, и техника. Большая кухня с русской печью, электрическая плита, стол посредине – круглый, большой, с пустой вазой из-под цветов... Кухонный гарнитур по стене с блестящей мойкой, современные стулья с высокими спинками. За русской печкой широкий старинный сундук с теплым пледом. В комнате широкая кровать, шкаф для одежды с большим зеркалом, туалетный столик... Все также, как я оставила, уезжая после дядиных похорон...
Дом одноэтажный, с высокими окнами, наверху чердак с дверью, я помнила, что на чердаке тоже стоит какая-то старая мебель, надо бы залезть туда и разобраться, что там вообще.
Но сначала – сделать все основное! Разобрать чемодан, протереть пыль на полу и мебели, сходить в местный магазин – продуктов у меня вообще нет, а чтобы избавиться от запаха затхлости и сырости в доме – протопить русскую печь-теплушку, и вечером слушать, как уютно трещат полешки.
С пылью я справилась довольно быстро. А до этого с замиранием сердца включила скважину – будет ли работать? Но электричество работало исправно, воды я накачала довольно быстро в огромный бак на чердаке, и теперь могла спокойно мыть посуду и использовать воду для питья. В доме стояло два водонагревателя – один в кухне, второй – в ванной. Хорошо, что все эти годы я исправно платила налог на свой дом и следила за разного рода счетами. Не будучи слишком рачительной, долги я все же не любила.
Закончив с уборкой, огляделась вокруг – как же стало хорошо и чисто! Здорово, что в свое время дядя позаботился о домике, заменив некоторые бревна и подладив фундамент. Дом был совсем крепкий, и я надеялась, что он будет радовать меня своим уютом не один день.
После уборки я разобрала чемодан, разложив в шкаф свои вещи. С грустью подумала о дяде Сереже – его вещи так и лежали на самой нижней полке. Надо бы отдать в храм или нуждающимся... В глубине отсека для одежды, которую положено вешать на плечики, обнаружила длинный плоский сейф. Вероятно, в нем хранится дядино ружье. Стрелял он в основном птиц, на животных охотиться не любил. Надо бы отыскать ключ от сейфа и проверить ружье, а заодно вспомнить, чему учил меня дядя, когда показывал мне, как заряжать и пристреливать его.
После того, как уборка была закончена и вещи разложены, я решила отправиться в магазин. Находился он ниже улицей и назывался стандартным деревенским названием: «Смешанные товары». Прилавки и холодильники еще, вероятно, со времен восьмидесятых-девяностых, крашенные лавки для любителей посплетничать и круглощекое лицо за прилавком с пышной наколкой на прическе.
На лице у продавщицы был явный переизбыток косметики. Голубые тени на веках, ярко-красная помада на полных губах и толстый слой румян на и без того красных щеках.
– Ой, это к кому такая хорошенькая?! – заверещала она, увидев меня, а я подумала, в очередной раз, что жители деревни просты до безобразия. Вероятно, эта их простота – не самый плохой признак, но все же мне, жившей в последнее время в городе, это было непривычным.
– Здравствуйте! – вежливо сказала я, не отвечая на вопрос любопытной девицы – мне бы продукты, да посвежее.
– А у нас все свежее – улыбаясь, она обвела свой прилавок руками – и сметанку у местного фермера берем, и молоко, и мяско у нас – загляденье!
Я стала называть ей продукты по списку, и когда наконец закончила, сумма получилась довольно внушительной.
– Ай, молодца! Осчастливила выручкой тетю Галю! Галя – это я! – она ткнула себя в грудь пальцем с очень длинным маникюром – а тебя как звать?
– Ася – ответила я ей и повернулась, чтобы идти к выходу. Очень сильно хотелось есть, в желудке посасывало, а Гале, кажется, хотелось меня задержать.
– Ты, Ася, заходи! Семки пощелкаем и потрещим с тобой за жизнь!
Я пообещала ей, что обязательно зайду и отправилась домой. По пути мне попадались деревенские жители, с которыми я вежливо здоровалась. Так уж принято в деревне – здороваться со всеми, даже если пока никого не знаешь. Одна из старушек окликнула меня:
– Девка, ты не Сергея ли Величко племянница?!
– Я самая! – крикнула ей в ответ.
– Во дела! А че приехала-то в наши трущобы?
– Отдохнуть!
– А, ну ты заходи, я тетка Марфа, живу ниже улицей, синие ворота с птицами.
– Хорошо, спасибо, зайду!
Вряд ли им так уж хочется провести со мной время. Скорее всего, спокойная деревенская жизнь наскучила, и они желают новостей и историй, желательно, «погорячее».
Домой я вернулась в прекрасном расположении духа. Перекусила перед открытым окном, поглядывая в огород на баньку, добротную, с длинной металлической трубой, на сарай с дровами и инструментом, на запертую дверь мастерской дяди.
Во второй половине дня решила все-таки слазать на чердак, посмотреть, что там и как. Пыли там, скорее всего, скопилось много, требуется уборка, хотя и не к спеху это.
Но если уж наводить порядок, так во всем доме. К двери на чердак я подставила старую деревянную лестницу и полезла по ней, осторожно, остерегаясь, что она развалится подо мной. Но боялась напрасно – лестница выдержала мой легкий вес и даже ни разу не скрипнула. Повернула замок-вертушку, деревянный, обветшалый, подумала про себя, что надо бы заменить на что-то более надежное, толкнула дверь и ступила на чердак. Тут пахло пылью, маленькое окошечко с задернутой серой шторкой выходило на улицу. На чердаке стояла старая железная кровать, огромная емкость для воды и кованный старинный сундук с массивными замками.
Прочихавшись как следует от пыли, я налила воды в прихваченное с собой ведро, подмела полы веником и открыла сундук. Внутри была какая-то старая, замызганная одежда. Перебрала ее наспех и сложила в большой мусорный мешок. Завтра надо отнести это на улицу, около забора стоял ящик для мусора, потом те, кто отвечает за благоустройство деревни, мусор вывезут. А пока спустить мешок вниз и бросить в сенках.
К вечеру я почувствовала, как сильно устала. Болела каждая клеточка моего изнеженного тела. Сходила в сарай за дровами, затопила баньку, предварительно накачав туда воды, с удовольствием помылась. На чердаке над банькой я отыскала припасенные еще дядей Сережей березовые веники, удивляясь тому, как хорошо они сохранились, похлестала ими свое уставшее тело и отправилась домой.
Дома растопила печь и, слушая треск полешек, наслаждалась тишиной и покоем. Жутковато немного стало только тогда, когда деревню окутали сумерки. В городе ведь все по-другому – там постоянный шум машин, свет уличный фонарей и какой-то дополнительной подсветки, пластиковые окна не защищают от разговоров мимо проходящих людей или смеха молодежи во дворе дома. А тут с наступлением сумерек такая тишина, что показалось – жизнь остановилась и среди всех жителей существую только я. Но вскоре во дворе дома тетки Дуни зажегся яркий фонарь, свет которого бил даже через забор.
«Надо у себя тоже повесить» – с ленцой подумала я и тут же уснула.
Приснился мне довольно странный сон. В сенках, перед тем самым мешком с ненужным тряпьем, стоял дядя Сережа. Он смотрел на меня и улыбался своей доброй, немного смущенной улыбкой. Потом указал на мешок и спросил:
– Ты уверена, что прежде чем выбросить все это, ты все хорошо проверила?
Я смотрю на него, и не могу и слова сказать. Хочется броситься к нему, обнять родного человека, прижаться, ощущая еле заметный запах табака и дымка от костра, но только я двигаюсь к нему навстречу, как фигура его растворяется, словно в тумане.
Выспалась я настолько хорошо, что проснулась утром словно обновленная. Потянувшись со счастливым вздохом, я откинула легкое, но теплое одеяло, встала, еще раз хорошенько потянулась, взлохматила свои светлые волосы, накинула халат и пошла на крыльцо. Солнце уже вовсю освещало мой дом и деревню, я с удовольствием ступила на теплые деревянные половицы крыльца и наслаждалась запахами природы и раннего утра.
Когда собралась заходить в дом, взгляд мой упал на мешок с вещами с чердака. Вспомнив свой сон, вывалила всю кучу на крыльцо и стала перебирать вещи, от которых исходил запах нафталина, старости и сырости. В кармане женской кофты я нащупала что-то маленькое и металлическое, и извлекла на свет божий небольшой старинный ключ.
Часть 2
Я рассматривала ключик и почему-то вспоминала сказку – «Приключения Буратино». В этой сказке все тайны были связаны с золотым ключиком, который искал непоседа мальчик, вырезанный из полена. Здесь ключик достался мне легко и просто, а значит, ничего сказочного и необычного в этом нет. Поэтому я посмеялась над своей наивностью, и сразу же решила проверить, что же открывает это старинное блестящее изделие.
Но возникала пара вопросов – как ключ оказался в старье на чердаке, да еще и в кармане женской кофты? И вопрос номер два – кто его туда спрятал? Если это была прабабушка, то тогда ключ лежит там уже сто лет, и возможно то, что он открывал, давно уже на помойке, а если дядя Сережа... Тогда зачем он его туда спрятал? Вероятно, в этом случае ключ этот открывает что-то важное...
Чтобы не мучиться этими вопросами, я решила тут же попробовать вставить ключ во все имеющиеся замки.
Прошлась по кухне, комнате, попробовала открыть им старый сундук, сейф для ружья, потом перешла на веранду и в сенки, потом – в чулан, который находился в сенках слева – он был небольшим, и там было пусто, за исключением, разве что, пустых деревянных бочек для засолки грибов и капусты. Я попробовала вставить ключ в замки на старом шкафу в сенках, в замки на комоде, на веранде – в замки буфета, спустилась в подполье в доме и сенках, но там было пусто и предметов, открывающихся ключами, не было.
Потом я попробовала открыть им сарай и дядину мастерскую. Добравшись в конце своих поисков до чердака, я совсем осатанела. Ключ не подходил ни к единому замку в доме. На чердаке история повторилась – старый сундук открывался совсем другим ключом.
Решив, что больше не стоит тратить время на поиски, я стала спускаться по лестнице вниз, и тут услышала голос соседки, тетки Дуни:
– Ася! Асенька, дома ли ты? – увидев меня, спускающуюся с чердака, она спросила с удивлением – ты че там делала-то, на чердаке?
– Да так – я махнула рукой – порядок наводила...
Поздоровалась с доброй старушкой, а она спросила меня:
– Ты завтракала уже? Идем к нам, чайку попьем, да расскажешь, как жизнь...
Я не стала отказываться и заодно прихватила с собой и ключик. Тетка Дуня с дядей дружила, крепко, по-соседски, может, она знает, чего открывает этот таинственный предмет. Как только я вошла в маленькую летнюю кухню во дворе дома тети Дуни, мне на шею тут же кинулась Анютка, ее внучка.
– Аська! Ты приехала, как замечательно! А то мне тут скучно, даже поговорить не с кем!
– Что же ты себе подруг не завела? – спросила я ее, улыбнувшись и обнимая девчушку – много же тут девок в деревне.
– А! – она махнула рукой – с ними скукота смертная!
Анютке двадцать пять, но ей можно дать лет семнадцать, по внешности она – сущий ребенок. Круглое миловидное личико, длиннющая коса почти до колен, большие миндалевидные глаза голубого цвета и маленькая стройная фигурка. Анютка юркая и живая, и за день может переделать столько дел, сколько не могла бы переделать бригада из пяти-шести женщин.
Как и всегда, у тети Дуни уютно и чисто, хотя ничего не изменилось с тех пор, как я была тут в последний раз. Я удивляюсь этой ее способности вести хозяйство, содержать в чистоте дом, заниматься огородом и животными... Впрочем, в лице Анютки у нее очень хорошая подмога... Анютка, как школу закончила, так и осталась у бабушки. Тетя Дуня говорит, что ее внучка боится общения с людьми, большого количества народа, потому и не поехала в город учиться. О родителях внучки она никогда не говорила, а я и не спрашивала – если не говорит, значит, ей эта тема неприятна...
На столе – конфеты, деревенский творог, вареная картошка с веточками зелени, холодец с кружочками моркови и яиц, оладьи с пылу с жару, сметана и сливки. В чашках – ароматный чай с брусничным листом и сушеными ягодами земляники.
Тетя Дуня расспрашивает меня о моей жизни и о том, надолго ли я приехала.
– Пока надолго – отвечаю ей и, вздохнув, рассказываю о разводе с мужем.
– От горюшко! – она качает головой, потом, подперев щеку рукой, спрашивает – а что же ты – ничего не забрала у него? Совместно нажитого нет, что ли, у вас?
– Тетя Дуня, мне от него ничего и не нужно...
Она помолчала, а потом произнесла:
– Ну и правильно, девка! Сама все наживешь!
А я усмехнулась про себя, вспоминая, как забирала остатки вещей у мужа из квартиры, и как он при этом стоял и смотрел, чтобы я, не дай бог, чего-то лишнего не взяла. Даже украшения, которые он мне дарил, забирать не стала, и оставила обручальное кольцо на тумбочке у кровати.
Вспомнив, что хотела поинтересоваться про ключ у соседки, достала его из кармашка и спросила:
– Тетя Дуня, вы не знаете, от чего этот ключ? Нашла его в старых вещах на чердаке, может, вам бабушка что-то про него говорила?
Старушка взяла у меня из рук ключик, повертела его, внимательно разглядывая, а потом ответила:
– Ой, нет, не скажу тебе. Видно, что старинный, а вот от чего? Не знаю, никогда не видела такой ни у Сережи, ни у Федосьи... Может, вообще чужой? Кто оставил или потерял...
Про себя решила, что ключ выкидывать не буду – уберу куда-нибудь, глядишь, и найду потом, что он открывает.
Не знаю, что мне в голову взбрело, но почему-то я спросила у старушки:
– Тетя Дуня, а дядя Сережа... перед тем, как, ну... утонул... Вы ничего странного не заметили в его поведении?
– А что? – насторожилась та – ты что-то подозреваешь?
– Да нет... просто удивляюсь, как он, который прекрасно плавать умел, вот взял и утонул.
– Ох, девка! Неисповедимы нам пути матушки-природы! Ведь он же аккурат накануне Пасхи пошел рыбалить-то! А кто же так делает? Нельзя...
Я откусила пирожок и опустила взгляд в кружку с чаем.
– Ты знаешь – продолжила словоохотливая старушка – примерно за месяц до его гибели случай был – он какого-то раненого мужика из лесу приволок. Вроде как... волк того задрал, что ли... А он, значится, Сережка-то, нашел его... Только вот... Умер тот мужик, не дождался скорую. У Сергея на руках и умер...
– Вот как? – удивилась я – странно, мне никто об этом не рассказывал.
– А разве кто связывал два этих случая? Нет, конечно, да и сейчас, кумекаю я, никто бы и не подумал, что тот мужик погрызенный и Сережа потопший связаны как-то!
– Тетя Дуня, а кто-нибудь знает, что это за мужик был?
– Да откуда? Незнакомец какой-то... Одежка истрепана, такое ощущение, что в лесу потерялся и плутал, пока его Сергей не нашел. Весь в кровище, ну, и отощавший, конечно... Вот так вот...
Мне показалось это странным...
Вот так – сначала какой-то мужик, а потом дядя Сережа – это уж слишком, хотя месяц целый прошел. Но опять же – милиция и экспертиза не нашла в смерти дяди ничего подозрительного, так что сомнений быть не может.
– Тетя Дуня – перевожу я разговор на другое – а почему деревня называется Заячье логово? Дядя говорил, что здесь зайцев отродясь не было.
Она смеется.
– Были, только очень давно, девка! Сбегались сюда и здесь прятались. Места здесь хорошие – трава густая, высокая, лес, деревья, озеро и источники. Так что прятаться им было где. Но потом охотники всех постреляли и сейчас надо постараться, чтобы зайца хоть одного здесь найти. Где-то в тайге, может, и обитают. Да и волки у нас есть, и медведя можно встретить...
Анютка все время молчит, внимательно слушая наш разговор, и лишь накручивает на палец прядку волос, выбившуюся из-под белого платочка. Но когда мы с ней после завтрака садимся в тени старой черемухи на качалку, она говорит:
– Аська! Что же ты теперь делать будешь – без мужа, без работы...
– Спрошу на ферме – может быть, найдется место ветеринара для меня. А муж... это не самое важное, Анюта. Ты сама-то когда замуж соберешься?
– А мне не за кого! – задорно сверкая глазами, говорит она.
– Такой красавице – и не за кого? Ни за что не поверю!
– Да они все дураки – парни местные, у них одно на уме – охота, рыбалка и пиво в кругу себе подобных. Ой, ты знаешь... – она загадочно замолкает, а потом продолжает таким же загадочным голосом – тут же пять лет назад в лесу поселилась в старом доме знахарка. Она травки разные собирает... Травница, значит. С ней так интересно! Она столько о травах знает, а еще умеет... предсказывать!
– Анют, да ты что? Как можно верить какой-то там знахарке?
– Ася, она всю правду говорит, клянусь тебе!
– Да она просто грамотно умеет разводить таких дурочек молоденьких, как ты!
– И ничего она не разводит – Анютка надула губы – зря ты мне не веришь! А травками она людей лечит, и порой лучше, чем таблетками.
– Почему я про нее ничего не слышала?
– Ну, когда ты последний раз приезжала – не до этого было...
– А где же она живет? Дом сама, что ли, построила? – рассмеялась я.
– Почему сама? Она мужиков наших попросила поставить ей дом. Заплатила им хорошо, они ей быстро его соорудили, а сама она в это время в деревне летник снимала у Козловых.
– Откуда же у нее такие деньги? Наверняка шарлатанством своим заработала.
– Ну, этого она никому не сказала! Но знаешь – к ней ходила беременная Полька с нижней улицы, спрашивала, кто у нее будет. Она ей мальчика предсказала, хотя у той еще живота не было. Потом она мальчика и родила!
Я закатываю глаза – до чего же Анютка наивная и доверчивая!
– Ну, а ты-то к ней зачем ходишь?
– Она меня учит правильно травы собирать... Слушай, пойдем как-нибудь со мной! Я тебя с ней познакомлю, и ты сама увидишь, что она никакая не шарлатанка!
– Вот еще! – возмущаюсь я – я бы еще по бабкам всяким подозрительным не ходила!
Но Анютка вцепилась в меня, как клещ. Чтобы она наконец отстала, я согласилась сходить с ней к этой знахарке.
Мы проболтали с ней добрый час, а потом я пошла к себе. Ключик припрятала дома в буфет и занялась делами. Посадить я в огороде успею только разве что какую зелень. Картошку – точно нет, морковь тоже... Поздновато уже. Хорошо, что есть деньги – можно съездить в райцентр и купить там семян. А пока вскопаю грядки...
За этим занятием я провела почти час – с непривычки физическая работа показалась мне достаточно трудной. В надежде передохнуть, я отправилась в комнату и только хотела прилечь на кровать, как раздался звонок. Звонили у ворот, стало интересно, кто же это ко мне наведался. Я была уверена, что это не Анютка – та бы не стала церемониться, а позвала бы меня через забор, если бы ей что-то было нужно.
Сожалея о том, что отдых не удался, направилась к воротам, открыла их и увидела мужчину в полицейской форме. На вид ему было лет тридцать восемь – сорок, карие глаза, мужественное лицо и суровая складка губ наводили на мысль о том, что у мужчины покоя нет от местных незамужних курочек. Я поняла, что он свободен, кинув взгляд на его правую руку – кольца на ней не было. Подумав вдруг, что я слишком уж откровенно его разглядываю, я отвела взгляд, а он сказал:
– Здравствуйте! Стало быть, вы – новая жительница Заячьего логова? Что же – приятно познакомиться. Я местный участковый, зовут меня Марк Романович Светлов.
– Какая у вас фамилия хорошая – начала я знакомство с комплимента – я Ася. Просто Ася.
– Что же – он усмехнулся – хорошо, «просто Ася»! Я слышал, что вы – племянница и единственная наследница Сергея Юрьевича Величко?
– Да, это так. Может быть, чаю?
– Нет, я при исполнении, а к вам пришел просто познакомиться по той простой причине, что обязан знать, кто проживает на вверенной мне территории. Надолго ли к нам?
– Как получится – уклончиво ответила я.
– Не боитесь? За вашим домом сразу лес...
– А чего бояться? Здесь вся верхняя улица так живет.
– Ну, там в семьях мужчины есть, а тут вы одна.
– Думаю, что вряд ли кого-то может заинтересовать моя скромная персона.
– Ася...хм... – он прокашлялся – я должен предупредить вас. В нашем районе, хотя, конечно, и далеко отсюда, находится мужская колония, люди там разные сидят, бывает, что после того, как срок кончается, кто-то и сюда заглядывает. Так что если кого подозрительного встретите – обязаны, как сознательное лицо с гражданской позицией, мне сообщить.
– Я сообщу, конечно. Спасибо, что предупредили.
– А работать не планируете? А то у нас есть и ферма, и теплицы...
– Пока планирую отдохнуть, а там посмотрим – может быть, и на работу захочется выйти.
– А кто вы по специальности?
– Я ветеринар.
Он сразу же приободрился:
– Ух, так это же замечательно! Нам люди таких профессий и нужны! На ферме молодые ветеринары долго не задерживаются – в город рвутся, а предприниматель страдает... Сколько уж он их сменил! Но может быть, вам понравится работать у нас?
– Спасибо вам, я подумаю! Если ваш предприниматель не будет против, то с удовольствием устроюсь к нему.
Он кивнул мне и ушел, а я смотрела ему вслед и думала о том, что когда утонул дядя, и я вернулась в Заячье, я видела этого участкового. Тогда мы не были знакомы, да и не до этого было... Что же – знакомства заводить надо, некоторые из них могут быть очень полезны.
О том, что где-то недалеко отсюда находится колония, я и сама знала. Как знала и то, что вышедшие оттуда в этих краях не задерживались, а сразу садились на курсирующий тут автобус и ехали в город. Через Заячье освобожденные сильно не гуляли, да и нечего было тут делать – мужики тут суровые, чужих не очень любят, могут и ружьем встретить.
Я все-таки позволила себе небольшой отдых, а потом снова взялась за грядки. Семена можно будет и у тети Дуни спросить, она запасливая, в райцентр сейчас ехать не очень охота. Хочется одного – отдыхать и покоем наслаждаться.
К вечеру я снова затопила баньку. Все это время где-то очень далеко слышала словно какие-то тихие хлопки. Ничего удивительного, скорее всего, местные охотники в тайге стреляют, а звук доносится сюда.
– Ася! – заглянула через забор голова тетки Дуни – ты, я смотрю, в огороде седни день! Так я подумала – поди какую зеленуху еще посадить успеешь, так я семена-то дам тебе! Напокупала в свое время, теперя лежат!
– Я сама хотела вас попросить продать мне, если есть лишние – ответила я доброй старушке – так что куплю с удовольствием.
– Вот еще! «Куплю»! – рассердилась она – бери так! Хватает их, так зачем куплять!
Она ушла на некоторое время, а потом появилась снова. В руках у нее были пакетики с семенами.
– Вот, редисочка тут даже, свеженькой поесть успеешь. Сергей-то знатным был огородником! – она утерла слезу – еще почище, чем у баб, у него все росло, да в теплице вечный порядок. Ты туда уже конечно ничего посадить не успеешь, но если будешь жить, то на следующий год и огурцов сможешь вырастить, и помидор!
– Спасибо вам, тетя Дуня! Но мне неудобно... Давайте я вам хоть сколько-то заплачу!
Она махнула рукой.
– Не серди старуху! Бери и все, я сказала!
Кивнула ей с благодарностью, и решила завтра заняться посадками.
Занялась ими прямо с утра, после завтрака. Пока испытывала удовольствие от этой простой работы, услышала, как Анютка зовет меня:
– Ася! Ась! Иди сюда!
Подошла к ней, она шепнула:
– Пошли со мной к Сычихе! Ты обещала!
– К какой еще Сычихе?
– Ну, к знахарке, я тебе рассказывала про нее! Травница, которая в лесу живет.
– Аня! Может, не сейчас?
– Нет, пойдем! Ну, пожалуйста! Интересно же будет!
Она все-таки уломала меня. Я взяла с собой сумочку, в которую положила маленькую баночку меда и душистый магазинский хлеб – покупала утром. Как заверяла меня Анютка, эта самая Сычиха денег не берет – только продуктами.
Мы углубились в лес за нижней улицей и пошли по тропинке.
– Озеро обогнем, а там и до ее дома рукой подать – заверила меня подруга.
Как же хорошо в лесу! Спасительная тень деревьев, огромные лапы сосен, белоствольные березки, пение птиц и насекомые, жужжащие непрестанно около растений.
– Летом у нас хорошо – говорила Анютка – а зимой, если нет телевизора и интернета, со скуки умереть можно. Снег, деревья голые... Неприглядная картина.
– Слушай, а почему эту гадалку Сычихой звать?
– Да кто его знает? В деревне кто-то один предложил, а остальные подхватили, да и все. А так-то ее имя – Таисья Александровна.
– Ну, и что она мне скажет? Дурь все это, Анюта! Не надо мне было на твои уговоры поддаваться.
– Ну, что ты! Вот увидишь – ты не пожалеешь, что пошла к ней. Она тебе жениха хорошего наворожит, это точно!
– Нужны мне больно эти женихи!
Где-то вдалеке снова раздались глухие хлопки.
– Мужики на охоту ушли – сказала Анютка – ой, Асенька, знаешь, по деревне слух идет, что далеко-далеко в тайге расположен скит, как деревня старинная. Нет у них там цивилизации вообще. Живут без машин, на лошадях передвигаются, дома и посуда – все старинное. Ни тебе телевизоров, ни интернета, и знать они не знают, что такое смартфон.
Я кинула взгляд на ее фигурку в белом платье, а потом рассмеялась:
– Анют, ну ты как ребенок – веришь во всякую ерунду! Какой скит, ты что, в самом деле?! Не могут люди в наше время жить в таких условиях! Зачем отказываться от благ, когда их тебе цивилизация предоставляет? Мне кажется, брешут люди, а ты слушаешь!
– Да кто-то из мужиков видел! Так рассказывали красочно!
– Ань, да ему спьяну привиделось, вот он и понес околесицу! Или так, ради красного словца выдумал все это!
За разговорами мы сами не заметили, как обогнули озеро. Я смотрела на него и думала о том, какую же загадку хранят в себе его темные, искристые воды. Неужели и правда дядю Сережу не пощадила стихия накануне Пасхи, и он, попав в воду, не смог выбраться из нее и утонул именно из-за этой досадной случайности?
Взявшись за руки, как настоящие подружки, мы пошли по тропинке, которая должна была привести к домику этой самой знахарки.
– Анют, а чего эта самая Сычиха в деревне не живет? Страшно же одной в лесу.
– Говорит, что с людьми не хочет жить, мол, скучно... Среди природы лучше ей. И вовсе не страшно. У нее ружье есть, если надо, волков и пугнуть может.
Дом Сычихи, на мое удивление, оказался вовсе не темной хибарой, а светлым, добротным строением, окруженным деревянным забором. Полянку, на которой он стоял, заливало солнце, и дом, окрашенный ярко-оранжевой краской, сам казался светлым и солнечным. За забором около ворот было сухое дерево с толстым стволом, и хозяйка, видимо, чтобы не уничтожать его, смастерила на самой вершине подобие гнезда и двух аистов. Выглядело это очень привлекательно, и вообще, от дома веяло теплотой и уютом.
Да и сама Сычиха оказалась не горбатой ведьмой, а весьма привлекательной женщиной в брюках и футболке цвета хаки и высоких, украшенных узором, бордовых сапожках. Волосы ее, заплетенные в косу, были ярко-рыжего оттенка и тугие завитки, выбившиеся из-под шляпы, делали ее беззащитно-трогательной.
Увидев нас, она улыбнулась и направилась к нам навстречу.
– Анюта! Здравствуй, здравствуй! А кого это ты привела?
– Здравствуйте, тетя Таисия! Это подруга моя, Ася. Она очень хотела с вами познакомиться.
Я кивнула женщине, отметив про себя, что у нее открытая, добрая улыбка, но достаточно цепкий взгляд. Показалось, что она читает людей, как открытую книгу.
– Ну что же, проходите. Сейчас заварю вам вкусного чаю.
В доме у знахарки пахло травами, внутри было немного сумрачно, но все же уютно. Я поймала себя на мысли, что тут хочется побыть подольше, не уходить. Сама не заметила, как в руках у меня оказалась чашка с чем-то ароматным. В чай был добавлен мед и вкус его был непередаваемо изумительным.
– Тетя Тася, посмотри нашу Асеньку! Что ее ждет впереди? – Анюта умоляюще глянула на знахарку.
Сычиха протянула руку и поводила ею передо мной, потом внимательно посмотрела мне в глаза. Я уже готова была выслушать что-нибудь о своей судьбе, как она вдруг сказала:
– Ты принесла с собой предмет... Посторонний, который никак к тебе не относится. Нашла на дороге... Дай мне его.
Я не сразу поняла, о чем она говорит, а когда вдруг вспомнила смешной ободок с заячьими ушками, удивлению моему не было предела. Как эта женщина узнала об этой вещи? Я достала ободок из сумки и положила на стол перед знахаркой. Затаив дыхание, мы следили за ее руками. Сначала она подожгла над ним какую-то траву, потом поводила перед ним рукой и затем окунула в воду. Проделав все эти манипуляции, положила его перед собой на стол, и вдруг, вскрикнув, откинула от себя так, что он улетел в угол под лавку.
Часть 3
Мы с Анютой переглянулись – лицо знахарки было нереально бледным, восковым и неподвижным.
– Тетя Тася – тихонько начала Анюта – что с вами? Вам плохо? Я сейчас воды вам...
Но та сделала останавливающий жест рукой и сказала тихо, глуховатым голосом, от которого у меня мурашки побежали по телу:
– Какая страшная вещь, боже мой! Какая страшная вещь!
– Таисья Александровна – я решила разговорить знахарку, а потому задала сначала простой вопрос – вы про ободок говорите? Но как простой детский ободок может нести в себе что-то страшное?
Глаза знахарки, когда она посмотрела на меня, показались мне мертвыми, словно бесконечная, бескрайняя пустыня, в которой нет жизни.
– Зря ты его подобрала – сказала она – но теперь-то уже ничего не изменишь... Впрочем, это даже не важно – подобрала ты его или нет... Важно то, что через него страдания людские видно...
– Простите, я не понимаю – сказала я, думая о том, что знахарка несет какую-то ересь. Ну как, как какой-то детский ободок может нести людям страдания? – страдали дети?
На этот мой простой вопрос ответа я не получила. Сычиха опять подняла руку и поводила ею передо мной, а потом все-таки сказала:
– Нет, ты не права... Тот, кого пытались спасти, но не успели, знал...И тот, второй, тоже... Но они уже ничего не скажут. И то, что ты ищешь сейчас, с этой вещью – она кивнула на ободок – связано...
– Таисья Александровна, я не понимаю... – сказала я, с отчаянием глядя на нее, мне вдруг стало жутко от ее слов и пустого взгляда – я не понимаю...
Она устало прикрыла глаза.
– Лучше тебе не знать этого, а то с таким столкнешься, что и думать не думала... И не ходи туда, куда собралась – ни к чему тебе это.
Она посидела, помолчала, закрыв глаза, потом сняла шляпу, тряхнув своими рыжими завитками и добавила устало:
– Уходите. Уходите и не приходите ко мне больше. Мне нужно отдохнуть.
– Тетя Таисья! – Анюта прижала кулачки к груди, намереваясь просить знахарку рассказать нам что-нибудь еще, но та махнула рукой.
– Уходите, я сказала!
Полдороги мы с Анютой подавленно молчали, но потом я обняла ее за плечи и спросила:
– Ну, че ты загрустила-то, Ань? Если всем знахаркам да гадалкам верить – можно вообще не жить!
Она никак не отреагировала на мой веселый тон, а через пару минут сказала:
– Зря ты, Ася, ей не веришь. Как она узнала про вещь в твоей сумочке?
Я не нашлась, что ей ответить, но вспомнила вдруг, что злосчастный ободок так и остался лежать под лавкой у знахарки. Глупо было бы сейчас вернуться за ним, тем более, эта странная женщина нас выгнала.
– Я не знаю, Анюта. Но ведь заметь – она не сказала ничего существенного, только то, что этот невинный детский ободок – страшная вещь и то, что он принес страдания каким-то людям. Но я никак, Анюта, никак не могу взять в толк, как детский ободок может быть причастен к страшным страданиям людей. Вот ты как-то можешь это объяснить?
Аня покачала головой, и я продолжила:
– Ну, вот видишь! И я не могу. Такое ощущение, что эта знахарка только жути нагнала на нас с тобой, специально...
– Асенька, разве ты не видела, что она очень напугана?
– Анюточка, золотая моя! Таисья Александровна просто очень хорошая актриса, вот и все...
На самом деле, как бы я не старалась показать Анюте, что не верю знахарке, ее слова меня обеспокоили. Да, я не верю во всякие мистические вещи, меня не привлекает астрология, магия, гадания... Я... не суеверный человек. И если Анютке в душу не запали слова Сычихи, которые она говорила дальше, то я-то прекрасно понимала, что знахарка имела ввиду.
А потому у дома я поспешила попрощаться с подругой и пошла к себе. На автомате наварила вкусной картошки с мясом и овощами, решив не заморачиваться с русской печкой, а сделать это в духовке в горшочке, поглядывая в окно, ела и думала.
«Тот, кого пытались спасти, но не успели, знал...И тот, второй, тоже... Но они уже ничего не скажут.» – это для меня сложностей не представляло. Было, как говорится, и коню понятно, что речь идет о том человеке, которого дядя нашел в лесу и пытался спасти, но так и не успел. Этот незнакомец знал что-то, что было связано с этим ободком, а потом об этом узнал и сам дядя. Скорее всего, тот ему что-то успел рассказать... Тогда... случайна ли в этом случае дядина смерть? Тут я не могу и не должна сомневаться в выводах экспертов – а выводы эти однозначны: дядя Сережа утонул и следов насилия на его теле нет. Ладно, с этим разобрались. Хотя – какое там! Ну. скажите мне кто-нибудь, что такого злого, плохого, страдательного может нести детский ободок с ушками?! Лично мне в голову ничего не приходило.
«И то, что ты ищешь сейчас, с этой вещью связано...» – а что я ищу? Понятно тоже – я ищу замок, который открывает этот ключик, лежащий в буфете. А поскольку я уже от пола до потолка проверила все замки в доме, терзают меня смутные сомнения, что ключ этот открывает совсем не то, что находится в нем. И даже не в сарае, и не в мастерской дяди. И где теперь искать этот тайник – ума не приложу.
На всякий случай, поев и помыв за собой посуду, я взяла ключ и еще раз обошла с ним весь дом, заглядывая под шкафы, кровати, диваны. Еще раз попробовала все замки, но безрезультатно. Совесть моя в этом отношении была чиста, но где искать замок, подходящий к этому ключу, я не знала. И тем более, в голову мне не приходило, как может то, что я ищу, быть связано с каким-то детским ободком. Я подумала о сейфе в каком-либо банке, но тут же откинула эту мысль, потому что когда вступала в наследство, нотариус сразу проверила наличие у дяди банковских счетов и ячеек. Ячеек при этом не обнаружилось, а небольшую сумму денег с одного счета я получила.
Последняя фраза знахарки и вовсе ввела меня в ступор - «Лучше тебе не знать этого, а то с таким столкнешься, что и думать не думала... И не ходи туда, куда собралась – ни к чему тебе это.». Собиралась посетить я многое – и озеро, и местный лес, и сходить на ферму насчет работы, а если не повезет – то в теплицы. И что теперь – запереться дома и никуда не выходить? Трястись и бояться? Нет, это вовсе не про меня! «Лучше тебе не знать этого...» – чего не знать? Как же я не люблю неопределенности! Впрочем, с этим ободком действительно не все так просто, так что о нем мне нужно забыть хотя бы на время.
Я вышла на улицу, села на крыльцо и задумалась. Необходимо что-то предпринять, но что именно, я пока не могла взять в толк. Подумав о том, что у воды думаться будет легче, я надела на ноги легкие кроссовки, взяла с собой на всякий случай тонкую трикотажную кофточку, закрыла дом и направилась в сторону озера.
Природа по пути туда просто необычная – высокие сосны и березы, шелковистая зеленая трава, и глядя на нее, я почему-то вспоминаю глаза знахарки бутылочного цвета. Синее-синее небо с белыми отрывками облачков взирает сверху на все это великолепие красок, оно тут какое-то другое, не такое, как в городе – величественное, с разными оттенками голубого. Жаль, что я не художник и не могу передать эту красоту на холст.
Я смотрю на расстилающуюся передо мной зеркально-прозрачную озерную гладь. Странно – озеро очень спокойное, как можно было в нем утонуть? Вероятно, дядя упал со своей лодки в воду, и в холодной воде ему стянуло ноги – я читала, что такое вполне возможно, и шансов выбраться у человека очень мало.
Усаживаюсь на песок, покрытый редкой травой, некоторое время еще любуюсь гладью воды, а потом, закинув руки за голову, ложусь, чтобы полюбоваться небесной синью, а заодно подумать о том, что же мне делать дальше со всем тем, что я узнала от знахарки.
Сначала, наверное, лучше поговорить с теткой Дуней. Хотя бы так, намеками, издалека и лучше, когда не будет Анютки рядом. Тетка Дуня – человек пожилой, опытный, и знахарку эту должна хорошо знать. Спросить осторожно ее мнение об этой Сычихе, ну, и потом – может, она от других жителей кое-что слышала о ней.
Второе – нужно каким-то образом найти родных того человека, которого дядя отыскал в лесу и которому не удалось помочь. Может быть, эти родные что-то знают. Но вот только как это сделать? Родных-то наверняка нашли, и знать о их местонахождении в деревне может только один человек – Светлов. Ну, или хотя бы не знать, а попытаться выяснить. Только вот как мне быть? Как попросить его выяснить данные этих людей. Ведь это тайна следствия наверняка. Или нет? В общем, следующий шаг – это попытаться построить мостики дружбы с этим участковым...
Не успеваю я подумать об этом, как рядом раздается тихое кряхтение. Вздрогнув, поворачиваю голову, и тут же усаживаюсь на песок.
– Как вы меня напугали! – говорю стоящему передо мной Светлову.
Марк Романович смущенно кряхтит.
– Простите, я вовсе не хотел. Спустился освежиться – в деревне пыль, жара - и увидел вас. Вы здесь за тем же?
– Да, я пришла полюбоваться на озеро. Давно же здесь не была. Природа тут неописуемо красивая, конечно.
– Да, места у нас очень привлекательные – отвечает он и вдруг тоже усаживается на песок прямо в своей форме – Ася, а я вас помню. Вы приезжали хоронить вашего дядю, Сергея. Я еще тогда обратил на вас внимание, но подходить не стал – с похоронами обычно много забот-хлопот. Но вот запомнить – запомнил. У вас очень нестандартная и яркая внешность.
– Ну что вы? – смущаюсь я – меня в школе серой мышью звали, о какой нестандартности речь?
– В любом случае я рад, что вы здесь. Надеюсь, мы с вами будем хорошими если не друзьями, то приятелями.
– Я тоже буду рада, если у нас будут хорошие отношения.
– Я помню вашего дядю – он был замечательным человеком, настоящим мужиком. Мы общались с ним, и он довольно часто давал мне советы по работе.
– Вы правы – я вздыхаю – мне его очень не хватает, и я жалею, что в свое время уделяла ему мало времени. Вот, собираюсь завтра с утра сходить к нему на кладбище. А то столько не была уже. Надо прибраться на могилке, покрасить оградку...
– Хорошее дело – говорит он – а в клубе нашем вы еще не были?
– Нет – отвечаю ему – когда мне, я ведь совсем недавно приехала, с делами бы сначала разобраться.
– У нас в выходные фильмы крутят почти такие же, как в кинотеатрах города, певцы с концертами приезжают, даже цирк иногда. Клуб отстроили на славу – вся деревня помещается. Молодежь на дискотеки ходит, а летом прямо на площадке рядом с клубом танцы устраиваем. Вы же не можете все время быть одна – приходите в клуб, увидите, что не пожалеете.
Я усмехаюсь.
– Сейчас мне как раз хочется тишины и покоя. Но думаю, скоро это пройдет, и я обязательно приду в клуб.
– Ася, если что, я живу вон на той улице – он показывает в сторону деревни – ее отсюда видно, она называется Советская, пятый дом.
– Хорошо. Марк Романович, можно задать вам личный вопрос – вы, такой молодой, и служите простым участковым в деревне. У вас отсутствуют амбиции? Обычно молодые в город стараются убежать.
– Да нет – он усмехается – я просто продолжаю традицию моего отца. До этого он тут был полицейским, потом вышел в отставку. Я служил сначала в городе, но когда узнал, что здесь освобождается место, решил переехать на родину. Родители пожилые уже, помощь нужна, а я у них один. Мне здесь нравится – хорошо, спокойно, жители стараются соблюдать порядок. Серьезных происшествий у нас тут нет, а если и есть – пресекаем бардак, стараемся сразу обеспечить раскрытие того или иного случая. Порядок был и при моем отце и сейчас, при мне тоже, и я очень этим горжусь.
Я встаю с песка.
– Что же, было приятно с вами поговорить, но мне пора домой. Отдыхать хорошо, а дел несделанных еще много.
Мы прощаемся с ним, и он остается на озере, а я иду к себе, думая о том, что начало положено. Теперь нужно как-то сделать так, чтобы узнать у него данные того мужчины, которого дядя нашел в лесу... Только вот действовать надо осторожно...
Вернувшись домой, я решаю заняться старой травой в огороде, чтобы отвлечь свою несчастную голову от дум. Траву нужно сгрести и вынести на задний двор, к забору, за которым начинается лес. Берусь за дело с энтузиазмом и весело, сгребаю желтую прошлогоднюю траву в кучки, потом из сарая выкатываю тачку, укладываю ее туда и везу по тропинке на задний двор. Не вытерпев, открываю калитку. Сторона там совсем не солнечная, а потому картина какая-то неприглядная. Серый, неуютный лес, даже отсюда видно, что он влажный и какой-то... враждебный. Между полоской леса и моим забором – широкая дорога, раскатанная проходившим совсем недавно трейлером. Дорога, как объясняла тетка Дуня, нужна для того, чтобы мужики на своих джипах могли проехать в тайгу на охоту.
Вообще, кому пришла в голову гениальная мысль – устроить охоту на животных? Невинные существа, предназначенные для того, чтобы стать едой для двуногих... Впрочем, некоторые из них вовсе не невинны.
От этого странного, хмурого леса веет какой-то... опасностью. Чтобы испытать самый настоящий контраст, я поворачиваю голову туда, где светит солнце. Там, с противоположной стороны, вдалеке тоже виднеется кромка леса. И совсем другая картина – ярко освещенные деревья пышут зеленым жаром своих крон, и вот туда хочется смотреть, чтобы любоваться природой. А этот лес, что сейчас передо мной – тих, сумрачен, спокоен и действительно от него исходит ощущение угрозы.
Я возвращаюсь назад и закрываю за собой калитку, давая себе обещание, что выходить без надобности за нее не буду.
Когда возвращаюсь к дому, слышу голос тети Дуни:
– Ася! Асенька! Иди пить чай, пополдничаем! Я рогаликов сладких напекла!
Решаю, что не стоит отказываться, с собой прихватываю вкусные, сладкие апельсины, купленные в магазине, тетя Дуня всплескивает руками:
– Да куда ты! Ела бы сама те витамины!
– Да вы попробуйте сначала! Они очень сочные! А где же Анютка?
– В магазин убежала. Да че-то нет давно... Может, языками там с кем зацепилась. Ты садись, мы ее дожидать не станем.
Некоторое время мы говорим с ней ни о чем – о деревне, о работе в теплицах и на ферме, о продуктах, которые привозят из города в местный магазин... Потом я спрашиваю осторожно, в надежде, что Анютка не рассказала тете Дуне о нашем визите к Сычихе:
– Тетя Дуня, а правда, что в лесу знахарка живет? И что она – действительно помогает?
– Есть такая – отвечает та – мы к ней с бабами за мазями ходим, она сама делает. Или я вон Анютку посылаю. Денег не берет, тока продуктами. Сейчас лекарства-то, девка, дорогие, да за ними в райцентр надо, а тут она, своя, да все из трав и близко, считай. У меня спину прихватило – она какую-то мазь сочинила, прошло на раз-два. У деда Прокопия на нижней улице болела ступня – она тоже мазь дала, дак он теперь не хуже молодого козла скачет! У Нюры болело по-женски – она ей капли какие-то...
– И что – она еще и предсказывает, говорят?
– Ну было дело – не знаю, правда или нет... Как-то никто не делился, как к ней с этим сходил, ну, чтобы она, значит, судьбу предсказала. А тока я тебе, девка, так расскажу – у нашей тетки Гришихи сын стал на сторону смотреть – приехала тут одна городская, фифа... Юбка до пупа, глаза, что у коровы, с этими ресницами-то искусственными, и сын ее на эту фифу... Ну, в общем, сама понимаешь...Ничем она его отвадить не могла от нее, Гришиха-то... Хотя у него самого, жена – хоть в рамочку вставь, да на стенку повесь, красавица, кровь с молоком, двое деток у них...Она с им и ругалась, и плакала, и просила, тем более, невестку любят они оба – да он ни в какую. И пошла она к этой Сычихе, значит... Та ей какую-то воду дала... И вот после той воды у него как шторы с глазьев послетали... А та городская опосля уехала. Он жену себе вернул, так до сих пор и живут – в мире и согласии, Гришиха-то не нарадуется, да все знахарку эту благодарит... Поэтому мы может че не знаем, но видимо, есть в этом мире то, что нам неведомо – завершила она свою пространную речь и тут же замолчала, отпивая из кружки с цветочками чай.
Я задумалась. Значит, действительно, нет у меня повода не верить Таисье Александровне. Только бы... Информации побольше. Но она сказала не приходить к ней... Может быть, потом, попозже, смилостивится и примет у себя.
– А ты чего? Сходить к ней хотела, погадать?
– Да нет... Так, интересно стало...
На следующее утро я иду на кладбище – проведать дядю. По пути рву на поляне цветы – ларьков цветочных в деревне нет, бабы деревенские сами выращивают, но сейчас еще рановато. А вот на поляне первые весенние уже появились. Срываю их, с длинными стеблями, ароматные, с удовольствием втягиваю носом их запах – непередаваемый, пьянящий, зарываюсь в собранный букет лицом и стою так некоторое время. Потом иду вперед, прихватив оставленную на земле сумку с рабочими перчатками, банкой краски и кисточкой, и грабли. На кладбище, поздоровавшись с дядей, сразу принимаюсь за работу, поглядывая на его портрет на черном холодном мраморе. Он смотрит как-то искоса, взгляд хитроватый, и эта знакомая искренняя улыбка, так похожая на улыбку моего отца.
За работой я не замечаю, как за спиной останавливается мужская фигура, и только когда оборачиваюсь, вскрикиваю от неожиданности.
– Умеете же вы подходить незаметно! – говорю я Светлову.
– Простите меня. Я не хотел вас пугать, но опять сделал это. Ася, кладбище за деревней, и здесь небезопасно, могут быть волки. Потому я решил сопроводить вас.
– Ну, какие волки днем? Тем более, все-таки вблизи от человеческого жилья. Подождите, вы что – следили за мной?
– Нет, почему следил! – кончик его носа краснее от обиды – просто шел следом.
– Ну, вы даете! Могли бы дать о себе знать еще тогда!
После уборки мы стоим у могилы дяди, и я грустно смотрю на его фото.
– Ася – Светлов вдруг берет меня за руку – вы мне... очень нравитесь... Позвольте мне... помогать вам...
Я убираю свою руку – рана после развода у меня еще свежа.
– Марк, я совсем недавно развелась с мужем, и пока не хотела бы заводить отношения.
– Ну... я понимаю... Мы могли бы... пока быть просто друзьями, а там видно будет. Просто я хотел бы, чтобы вы знали – если вам нужна помощь – я всегда готов ее вам оказать.
Я смотрю ему в лицо и вдруг говорю неожиданно для себя:
– Да, мне нужна помощь. Если вам не сложно это сделать... я хотела бы выяснить данные близких того человека, которого мой дядя нашел в лесу незадолго до своей смерти.
Написанное на его лице удивление говорит о том, что он абсолютно не предполагает, зачем мне это надо.
– А... вам... для чего это?
– Оказывается, он оставил у дяди вещь – зажигалку, недешевую, отдал ему в руки и попросил передать своим родным. Дядя на всякий случай написал записку, что это такое, видимо, хотел сделать это... но не успел. Я хотела бы сейчас исполнить то, что у дяди не получилось... Я знаю, что это, может быть, закрытая информация, но в память о дяде...
Объяснение было нелепым, но разве парадокс не в том, что как раз таким нелепым объяснениям, как ни странно, верят?!
– Хорошо – говорит он, немного помешкав – я выясню все... И сообщу вам. Обещаю, что сделаю это...
Ну вот, теперь я буду, как на иголках! Сколько дней ждать, пока он узнает хоть что-то об этом человеке? Ладно, Ася, имей терпение! Мне в голову вдруг пришла мысль попросить Светлова найти мне то, что открывает ключ, но я решила пока не делать этого – я еще очень плохо знаю этого участкового, а дело, в которое я хочу залезть и выяснить, что же такого связано с этим ободком и ключом, крайне странное. И вообще, пока не стоит никого в это втягивать – очень не хочется, чтобы пострадали люди.
Светлов выполнил свое обещание, и уже на следующий день принес мне адрес и данные близких людей того неизвестного, написанные на клочке бумажки.
Так, погибший – Ознобов Виктор Павлович, тело передано дочери – Смоленной Дарье Викторовне. Место проживания, адрес... Вздыхаю облегченно – это в соседнем городе, от того, в котором я жила раньше с мужем девять часов езды. Получается, выехать мне надо в ночь, чтобы утром быть там. И очень, очень надеюсь, что Дарья Викторовна еще проживает по адресу, написанному на бумажке.
– Ася! – спрашивает у меня Светлов – может, мне с вами поехать?
– Нет, не стоит, спасибо вам, Марк, но я должна сама...
Часть 4
Я решаю не откладывать дело в долгий ящик. Завтра суббота, если сегодня я выеду в наш город и сяду на вечерний поезд, который отходит в двенадцатом часу ночи, завтра утром я буду аккурат в пункте назначения. Если дочь Ознобова работает пять – два, то утром в субботу она будет дома. К сожалению, никакой информации о ее деятельности Светлов не нашел, потому я решила, что дело не стоит того, чтобы откладывать его в долгий ящик – нужно воспользоваться выходными.
Я еще успеваю на автобус, который отходит в два часа дня. Собираю рюкзак по минимуму – только самое необходимое, надо учесть, что до трассы мне еще идти и идти. Зову через забор тетку Дуню или Анюту.
Когда голова в светлом платочке появляется над забором, говорю:
– Тетя Дуня, мне нужно срочно уехать, ненадолго, дня на два-три. Вы не могли бы присмотреть за домом, мало ли?
– Случилось чего? – под ее пристальным взглядом я опускаю глаза – может, чем помочь?
– Да нет, ну что вы?! Просто в город надо – я не уточняю, в какой именно и зачем – я туда-обратно, и снова буду здесь. Можно ключи у вас оставить?
– Да без проблем, Анютка приглядит, если что. Но ты, Асенька, если тебе помочь чего надо – скажи... Сергей-то мне... как родной... что же я, за тобой не пригляжу?
Она вытирает глаза концом платка, а я успокаивающе обнимаю ее через забор.
– Тетя Дуня, у меня все отлично. Правда! Просто дела, не требующие отлагательств.
Успокоив таким образом старушку, я выхожу на улицу, запираю ворота запасным ключом и бодро шагаю в сторону леса, откуда попаду на трассу. Хорошо, что в этот раз я взяла с собой нормальное количество воды, да и оделась очень удобно. На мне джинсы, прямые, просторные, легкие, в которых не будет жарко, кофточка и футболка. Волосы забраны под бейсболку, за плечами – вместительный рюкзак.
Я иду по той же тропе, по которой всего-то несколько дней назад шла в деревню. За это время лес ничуть не изменился, да и не должен был. Всего-то, что на деревьях появилось больше листиков, которые пышными шапками окутывали стволы, а что уж говорить о соснах – их зеленые иголки на ветках угрожающе и весело топорщились в разные стороны, видимо, радуясь тому, что вокруг все больше расцветает весна, и не за горами уже лето с его буйством красок и веселыми птичьими песнями.
Слышу где-то журчание ручейка и решаю немного свернуть в сторону – в лес. Источников тут всегда было много, и это меня особенно поражало. Благодатный край, полный свежей и чистой воды... Буйство тайги, густой смешанный лес и где-то там, в глубине этого леса – мои подопечные, которых я так люблю – животные.
С собой у меня есть пустой шейкер, решаю наполнить его водой из ручья. Склоняюсь к источнику, захватываю воспаленными губами свежие холодные струи, пью с удовольствием и даже с жадностью. Когда поднимаю голову, то вдруг понимаю, что природа вокруг словно затихла, и где-то там, вдали, очень-очень далеко, слышу опять глухие хлопки, тихие, но все-таки достаточно отчетливые, а потом... недолгий и такой же тихий, но отчетливо слышимый – вой...
Решаю, что пора выбираться на тропинку – чем быстрее я дойду до трассы, тем безопаснее буду себя чувствовать. Нет, я не боюсь того, что происходит где-то далеко в тайге, но все же... Звуки тут разносятся так, что складывается иллюзия того, что скоро охотник и его жертва будут прямо перед тобой.
Быстрым шагом продолжаю свой путь, и наконец, выхожу на трассу. Там уже около знака остановки толпится небольшое количество человек. В надежде не встретить никого из уже знакомых, чтобы ехать в тишине и покое, я подхожу к ним, здороваюсь и ловлю на себе откровенно любопытные взгляды. К бесцеремонности деревенских я уже привыкла.
В автобусе стараюсь заснуть, но время от времени просыпаюсь, чтобы попить. Почему-то пить в деревне хочется постоянно, наверное, из-за жаркого сухого воздуха. В город приезжаю абсолютно выспавшаяся и решаю сначала сходить на вокзал за билетом, а потом где-нибудь пообедать.
После покупки билета еду в центр города – решая, что сначала нужно нагулять аппетит, а потому пробежка по магазинам ничуть мне не помешает.
– Ой! – врезаюсь в какого-то мужчину, потому что ловлю ворон, с неизвестной целью разглядывая плитку у себя под ногами.
Тот берет меня за плечи и вскрикивает от неожиданности:
– Ася!
Только не это! Вот встречи с бывшим мужем мне сейчас только и не хватало!
– Привет! – говорит он таким тоном, словно несказанно рад видеть – ты как?
– Спасибо! – отвечаю ему холодно – у меня все хорошо.
– Я рад. А здесь что делаешь? Я думал, ты в Заячье уехала.
– Я действительно живу в Заячьем. А здесь по делам. Но сегодня вечером уезжаю. Тоже по делам.
Какой же он по-прежнему симпатичный, харизма из него так и прет, так что ничего удивительного в том, что девки так и прыгают на него, тем более, молоденькие. Темные волосы, полные губы, ослепительная улыбка...
– Как сам? – спрашиваю его.
– Да... так себе... Фаина абсолютно, как выяснилось, не умеет готовить.
Ну да, конечно! И почему вы, мужики, никогда не думаете об этом заранее? – думаю я про себя. Первая эйфория от страстной любовницы проходит, а быт остается, и тут выясняется, что Ася со своими борщами и котлетками лучше, чем Фаина с ослепительной модельной внешностью.
– Запиши ее на курсы – советую я – научится... Ладно, Толя, мне пора. Хочу пробежаться по магазинам, а потом на вокзал.
– Ты что-то... совсем похудела. У тебя все хорошо? – мне кажется, или он пытается остановить меня любой ценой? Нет, скорее всего, он, поскольку всегда был довольно участливым, просто интересуется, а я уже тут напридумывала себе.
– Да, Толя, у меня все отлично. Спасибо за то, что поинтересовался, и пока.
Мы прощаемся, я иду в одну сторону, он – в другую. Вот к чему была эта встреча? Теперь настроение испорчено. Ну, да ладно... Вероятно, Толик, который привык все-таки считать деньги, разорился на ужинах в ресторанах с этой своей Фаиной. И поделом ему!
После покупок иду в кафе, обедаю и направляюсь в кино – до поезда еще есть время. После фильма приезжаю на вокзал, жду своего рейса, и, когда он приходит, устраиваюсь на своей нижней полочке в купе. Соседи у меня спокойные – старушка, которая, едва устроившись, принимается за чтение газеты под названием «Садовод» и два молодых парня. Они сразу же запрыгивают на свои верхние полки и там разговаривают между собой, смеются тихо и слушают какую-то музыку. Под их неспешный гомон я засыпаю и просыпаюсь уже тогда, когда мы прибываем в город.
При здании вокзала я снимаю комнату на час, принимаю душ, расчесываюсь, в общем, привожу себя в порядок, и иду искать ту улицу, на которой проживает дочь Ознобова.
Улицу и дом я нахожу довольно быстро, благодаря молодому парнишке на велосипеде, который отводит меня туда буквально за руку. Следом за старушкой захожу в нужный мне подъезд. Бабуля бросает на меня подозрительный взгляд, старушки ведь практически все такие – подозрительные, недоверчивые, но я улыбаюсь ей и спрашиваю, проживает ли в подъезде Смоленная Дарья Викторовна. Мол, я знакомая ее, давно не видела и не знаю, здесь ли она еще. Старушка улыбается мне в ответ и заявляет:
– Здесь она, вместе с мужем и дочкой своей, здесь... Вон там, на пятом этаже коричневая дверь...
Благодарю ее, поднимаюсь на пятый этаж, сердце начинает стучать где-то в горле. Вероятно, от волнения, хотя я редко его испытываю. На мой стук за дверью раздается тихий голос:
– Кто там?
– Дарья Викторовна? Здравствуйте! Меня зовут Ася, мне необходимо поговорить с вами. Простите, что отнимаю ваше время.
За дверью некоторое время длится замешательство, потом она открывается, и я вижу перед собой хрупкую девушку с тоненьким личиком, худеньким, с острым носиком и полными губками. Длинные темные волосы собраны на затылке в хвост, большие глаза смотрят хмуро и серьезно.
– Я вас не знаю – говорит она – вы по какому вопросу?
– Дарья Викторовна... Только не подумайте плохого... Я хотела бы поговорить о вашем отце. Я – племянница человека, который отыскал его в лесу...
Ничего не отвечая мне, она пытается закрыть дверь, но я быстро реагирую, подставив ногу и умоляюще складываю перед собой руки.
– Прошу вас! Мой дядя погиб через месяц после того, как нашел вашего отца!
Она раздумывает какое-то время, потом говорит:
– Проходите! – и закрывает за мной дверь.
Квартирка у них небольшая, уютная, на диване в комнате сидит кудрявая светловолосая девчушка, похожая на румяную куклу, и смотрит телевизор.
– Дианочка, ты поиграй пока, ладно – говорит ей Дарья – а нам с тетей надо поговорить, потому мы пойдем на кухню.
Девчушка кивает и тут же показывает мне свой маленький острый язык розового цвета.
– Диана! – возмущенно говорит молодая женщина и поворачивается ко мне – простите...
– Ничего! – я иду вслед за ней на кухню, но на полпути оборачиваюсь и отвечаю девчушке тем же самым – показываю язык.
Она смеется, уткнувшись лицом в диванную подушку с розовым котиком, вышитым на серой поверхности.
– Присаживайтесь – она подает мне фотографию в рамке, которую успела взять из комнаты. В уголке черная ленточка – это папа...
Улыбчивый мужчина смотрит на меня с фото, а я пытаюсь понять – что же скрывает его взгляд? Дарья Викторовна похожа на своего отца.
Она берет две чашки и наливает чай. Я не отказываюсь – это попытка сблизиться с человеком.
– Дарья Викторовна – начинаю я, но она перебивает:
– Пожалуйста, давайте обойдемся без этих условностей. Просто Даша.
– Хорошо. Даша, скажите пожалуйста, как так получилось, что ваш отец оказался в лесу за тысячи километров от своего города?
Она молчит, некоторое время глядя на портрет, а потом произносит:
– Ни я, ни мой муж этого не знаем.
Вот это да! От подобного заявления у меня глаза на лоб лезут.
– Но... вы не жили вместе? – спрашиваю я.
– Нет, как раз-таки жили мы все вместе в этой вот квартире. Я на тот момент была беременна. Папа пропал в конце января. Пошел на работу и не вернулся. А в конце марта нам сообщили, что его тело нашли, и что он был жив, когда ваш дядя нашел его, но не дождался скорой и умер.
Честно говоря, я не ожидала подобного, потому сейчас я не знаю, что сказать моей собеседнице.
– Даша, но вы... вы заявляли в полицию?
– Конечно, а как же! – говорит она возмущенно – но они... даже не могли сказать, каким образом он исчез. Папа работал на авиазаводе, нашем, местном, простым инженером. У него не было врагов, у него не было долгов, потому и мы, и полиция терялись в догадках.
– Даша, вы получали заключение о смерти? Ему делали вскрытие? Поверьте, это не праздное любопытство... я... у меня есть все основания думать, что...
– Конечно, делали... Ну, сами представьте – март месяц. На нем одежонка так себе, чья-то чужая обувь. Хотя в том году март был достаточно теплым – растаял практически весь снег. У него было общее переохлаждение организма, воспаление легких, которое, видимо, только недавно началось. Папа был физически крепким... Многочисленные ссадины, царапины, какие-то укусы, словно на него в лесу волки напали. На нем была кровь животных, наверное, у папы был с собой нож, и он убил кого-то, защищаясь. Если бы его нашли раньше – у него был бы шанс выжить, но в такое время понятно, что люди по лесу не шарашатся. Спасибо, что хотя бы ваш дядя нашел его, иначе он пропал бы бесследно, и скорее всего, потом его вообще не нашли бы. А тут мы хотя бы похоронили его по-человечески...
– Простите меня, Даша... Что я будоражу ваши воспоминания об этом.
– Да ничего страшного. Вам ведь тоже нужна помощь. Но к сожалению, это все, что я знаю...
– А перед тем, как ваш отец пропал, он не казался вам странным? В его поведении ничего не было такого... особенного?
– Нет... все было, как прежде, поверьте мне.
– Даша, скажите, вам знаком этот предмет? – в дороге я смогла найти в интернете фото ободка, очень похожего на найденный мной на лесной тропе.
Она внимательно смотрит на фото.
– Нет. Не знаком.
– И у вашей дочки никогда такого не было?
– Нет, я не покупаю ей такие вещи. Но как... это связано с моим отцом?
– Если бы только знать – вздыхаю я – я знаю только одно – что они как-то связаны, но как... Ладно... спасибо вам, Даша... Вы предоставили мне информацию к размышлению – а это самое важное. И простите еще раз...
Она провожает меня до двери, а потом долго смотрит, как я спускаюсь вниз. И только когда я нахожусь этажом ниже, вдруг кричит в пролет:
– Ася, подождите!
Я поднимаю голову и вопросительно смотрю на нее.
– Давайте обменяемся телефонами, вдруг вы что-то еще узнаете! Я буду признательна, если позвоните мне! Или вдруг вам потребуется помощь!
– Конечно! – говорю я – давайте, Даша!
Я поднимаюсь снова, мы обмениваемся телефонами и прощаемся уже так, словно являемся старыми добрыми друзьями.
Честно говоря, я разочарована в этой поездке. Я ожидала, что от дочери Виктора Павловича получу больше информации, но больше стало только вопросов. Как мужчина, проживающий в другом городе, мог оказаться за тысячи километров в совершенно глухой, по меркам города, деревне? Что с ним стало? Может быть, его избили, когда он возвращался после работы? Или он потерял память? Но при чем тут мой дядя? Так, стоп, когда я разговаривала со Светловым, он сказал, что мужчина прекрасно помнил, как его звать и помнил место своего жительства... Но успел сообщить только это... Потом полицейские запросили сводку и выяснили, что этот самый мужчина числится пропавшим. При нем не было ни телефона, ничего...
Но делать нечего – пусть вопросы остались нерешенными, возвращаться в Заячье нужно. Может быть, знахарка права, и мне не стоит лезть в это дело? Может быть, все слишком... опасно? Да нет же... Ну, какое дело? Как я вообще докажу... Экспертиза ведь не может лгать... И что я, должна буду требовать возобновления расследования и проведение повторной экспертизы? Бред! Бред! Бред!
А если подойти с другой стороны – узнать, что открывает ключик? Только вот как? Все мыслимые и немыслимые замки в доме и во всех помещениях я уже попробовала. Где искать тот, что мне нужен? Со всех сторон вопросы и ни одного ответа.
В итоге я прихожу к выводу, что буду просто жить дальше – как ни в чем не бывало. Под девизом, что рано или поздно тайное станет все же явным.
Бросаю взгляд на часы. Сейчас двенадцать дня. Ближайший поезд обратно – в пять часов. В городе я буду в два ночи, и что потом? Искать гостиницу и отсыпаться, а утром ехать в Заячье? Нет, лучше я погуляю по городу, а билет возьму опять на вечер, утром буду в городе, там сразу дождусь очередного автобуса и спокойно уеду домой.
Прогулка немного отвлекла меня. Я пофотографировала достопримечательности, пообедала в кафе с очень вкусной кухней и пошла гулять. Гуляла я долго, а потому в обратной дороге спала, как сурок и проснулась незадолго до того, как поезд прибывал к пункту назначения.
Всю дорогу до Заячьего я терзалась мыслями о том, что никак не могу отпустить слова знахарки обо всей этой ситуации. Ведь как она точно высказалась – коротко, двумя-тремя фразами дала понять, что в этой истории повязаны два таинственных предмета – ключ и ободок, и два лица – мой дядя и некто Ознобов Виктор Павлович.
До дома дошла быстрее, чем предполагала, забрала у тети Дуни ключи, она осведомилась, как прошла моя поездка, и я заверила ее, что все хорошо. Анютка запросилась ко мне, и я с радостью позвала ее с собой, тем более, сейчас мне совершенно не хотелось оставаться одной.
– Ась, а куда ты ездила? – спросила она меня с хитрым видом, когда я начала раскладывать немногочисленные вещи из рюкзака в шкаф.
– По делам, Анюта, по личным – я спрятала лицо за дверку шкафа, чтобы она не видела мое смятение.
– А знаешь, что я думаю? – спросила она внезапно, и на мой вопросительный взгляд заявила – я думаю, что ты ездила по делам, связанным с этим ободком.
– Анют, ты что, совсем ку-ку? И куда я, по-твоему, ездила, если даже хозяйку этого ободка с ушами не знаю?
Кидаю взгляд вглубь шкафа, решаю перевести тему разговора и спрашиваю ее:
– Пойдешь со мной в овраг в лесу, ружье пристреливать?
– Не люблю оружие – она морщит свой маленький нос – и Таисья говорит, что любое оружие – это зло и насилие.
– Иногда, Анюта, оно бывает очень необходимым, особенно здесь. Вот например, когда я шла на автобус, чтобы уехать в город, где-то очень далеко я слышала вой волков.
– Ты можешь сколько угодно пытаться перевести разговор, но я все-таки думаю, что ты ездила именно по делам этого странного ободка.
– Анютка, не выдумывай! Пошли пить чай!
Мы пьем чай и болтаем уже о постороннем, я стараюсь сделать беззаботный вид, но видимо, у меня это плохо получается. Странно, почему мне кажется, что Анютка становится похожей на эту знахарку? Наверное, из-за ее поразительной интуиции... Вон как быстро она поняла, что каталась я так срочно в город не просто так.
Когда Анютка ушла, я подумала про себя, что с пристрелкой оружия стоит поторопиться – в конце концов, это просто мера безопасности, крайне необходимая. И не потому, что я боюсь чего-то, совсем нет. Просто на всякий случай ружье должно быть подготовлено. Ведь в этой местности могут быть волки...
Я достаю из тумбочки в буфете на веранде ключ и открываю сейф с ружьем. Оружие в отличном состоянии, еще бы – дядя следил за ним, как положено. Тут же, на полочке, лежат патроны. Сегодня к вечеру прогуляюсь до леса. Ружье простенькое, но пристрел устроить надо, хотя бы для того, чтобы проверить его практические возможности на данный момент времени.
А пока до вечера есть время, его можно провести с пользой. Я иду в огород и проверяю свои посадки – что-то из зелени уже взошло, и это хорошо, дядя всегда говорил мне, что для садоводства и огородничества у меня очень легкая рука. Но я считаю, что здесь все дело в качественном и обильном поливе.
Заглядываю в сарай – дров не так много, но чуть позже можно заказать машину – и тогда на зиму мне хватит.
У ворот снова раздается звонок – скорее всего, это Марк. Так оно и есть. Сами не замечая этого, мы с ним переходим на «ты». Он протягивает мне баночку с прозрачной, как слеза, жидкостью.
– Березовый сок. Сам собрал.
– Спасибо – говорю ему я.
– Как ты съездила? – интересуется он – отдала вещь, которую оставил твой дядя?
– Да. Его дочь... была рада.
– Хорошо. Я очень рад, что твоя поездка удалась.
– Марк... скажи, а когда мой дядя нашел это мужчину, он был... слишком болен?
– Он был слаб и да, пожалуй, болен. Дядя Сергей нашел его под деревом. Увидел, что он живой и буквально на себе принес его в деревню.
– И он не успел ничего сказать, кроме своего имени, фамилии и адреса? Как он вообще попал в этот лес, кто-нибудь выяснял? Это же за тысячу километров от его родного города!
– Да, я же тебе говорил уже, что он сказал только свои данные – и все. Потом он потерял сознание и вскорости умер.
– А кто-то был с ним в момент смерти?
– Только дядя Сережа, если иметь ввиду в непосредственной близости.
Кажется, я задаю этому участковому слишком много вопросов, он может начать что-то подозревать...
Вечером я отправляюсь в дальний овраг в лесу, чтобы осторожно, никого не потревожив, устроить пристрелку ружья.
Прибиваю принесенным с собой молотком на сухое дерево фанеру с изображением мишени, вскидываю ружье на уровень плеча, располагаю левую руку на цевье, и стреляю. Сухой, гулкий щелчок разносится по лесу.
Снова прибиваю мишень, снова беру ружье и только прицеливаюсь, как слышу позади себя громкие хлопки в ладоши. Резко поворачиваюсь, не убирая ружье и вижу перед собой двоих незнакомых мужчин – молодого и в возрасте. Тот, что старше, говорит с улыбкой:
– Замечательно! Вы стреляете, как богиня Диана!
Часть 5
– У богини Дианы не было ружья – сухо замечаю я, стараясь сделать вид, что нисколько не испугалась того, что они подошли так неожиданно – а у меня есть! И вам надо было бы быть разумнее! А вдруг бы я выстрелила от неожиданности!
– Простите – тот, что старше по возрасту, смущается – вероятно, вы правы, и мы вас напугали. Не следовало так делать. Глупость с нашей стороны.
– Я не испугалась. Просто вы слишком тихо подошли и слишком громко дали о себе знать.
Я смотрю на них с досадой. Вот зачем они здесь? И что у них у всех за привычка такая, у деревенских – подходить неслышно и за спиной?
Они подходят ближе и молодой говорит:
– Я должен извиниться перед вами за себя и за своего отца. Действительно, плохой поступок. Простите, мы не должны были так делать.
Я хмуро и подозрительно смотрю на них. Тот, что старше – высокий, широкоплечий, про таких говорят: косая сажень в плечах, настоящий этакий русский медведь, лицо продолговатое, с мягкой линией подбородка, легкой щетиной на скулах и мясистыми щеками. Его можно было бы назвать приятным, если бы не глаза – небольшие, какие-то «острые», очень светлые со светлыми же ресницами. Волосы тоже светлые, даже какие-то белесые, торчат коротким ежиком. На нем костюм защитного цвета и высокие военные ботинки.
И семи пядей во лбу быть не надо, чтобы сразу понять, что второй, тот, что моложе – его сын. Но глаза у него более приятные, медового оттенка, скорее всего, во внешность он взял что-то не только от отца, но и от матери. Он тоже одет в костюм и ботинки. И у него, как и у его отца, на плече висит ружье.
Чтобы разрядить неловкое молчание, молодой кидает взгляд на мишень.
– Вы очень хорошо стреляете – говорит он – вероятно, вы из тех немногих женщин, что могли бы увлечься охотой?
– Терпеть не могу убивать животных – говорю я, поморщившись – я их лечу, а не убиваю.
– Подождите! – тот, что постарше, вдруг улыбается во весь рот, и я нахожу, что несмотря на неприятный взгляд, улыбка у него искренняя и открытая – так вы тот самый ветеринар, что прибыл в нашу деревню больше недели назад?
– Вероятно, да. Но откуда вы...
– Да все говорят – младший пожимает плечами – но мы очень рады, что вы здесь, у нас вообще с ветеринарами проблемы. Разрешите представиться – Маслов Георгий Данилович. А это мой отец Маслов Данила Ефремович. Вам, наверное, уже говорили про нас – в его голосе звучат самонадеянные нотки – мой отец – владелец фермы, ну, а я при нем... Заместитель, так сказать.
– Очень приятно – говорю я – меня зовут Ася.
– А отчество?
– Можно просто Ася, но если вам так проще, то пожалуйста – Ася Николаевна.
– Ася, позвольте вас проводить – Данила Ефремович оглядывается вокруг – уже сумерки скоро...
Я пожимаю плечами, мы выбираемся из оврага и направляемся в сторону деревни.
– Простите, если вы не любите охотиться – зачем же вам ружье? Это, конечно, излишнее любопытство, но...
– Странный вы – улыбаюсь я – я ведь одна живу, и вы наверняка об этом знаете. Прямо за домом – лес, мало ли кто придет оттуда, можно будет спугнуть выстрелом. А вы, значит, любители поохотиться?
– Мы только на птиц в основном – заявляет сын – но раз в два-три месяца уезжаем на охоту в тайгу. Далеко отсюда.
– Ася, простите, я не ошибусь, если скажу, что вы племянница Сергея Величко, ведь верно?
– Да, вы правы.
– Ваш дядя был настоящим мужиком, очень хорошим человеком.
– Спасибо.
Пока идем, говорим ни о чем, Маслов-старший пытается выспросить у меня о животных, очевидно, проверяя таким образом мои знания. Спрашивает какие-то советы, хотя я уверена, что он и сам все прекрасно знает, так как фермер он довольно опытный.
Когда подходим к дому, он говорит мне:
– Ася, у меня ветеринар через месяц уезжает. Не держатся люди-то в деревне, молодые, амбициозные, хотят большего. Так вот я хочу спросить – не согласились бы вы работать на моей ферме? По своей специальности? Я хорошо плачу своим сотрудникам, никого не обижаю.
– Еще целый месяц впереди – улыбаюсь я ему – там посмотрим. Вдруг ваш сотрудник передумает и останется. Я же пока планирую отдохнуть, но думаю, что работа в будущем мне обязательно будет нужна. И если вы не передумаете взять меня – то буду ждать вашего приглашения.
– Что же – я рад, что мы поняли друг друга. И приятно было познакомиться, Ася.
Они уходят, а я закрываю за собой ворота и вхожу в дом. Включаю везде свет – когда наступают сумерки, я предпочитаю, чтобы в доме было светло. Не очень люблю это время – кажется, что темнота туманным темным облаком обволакивает дом вокруг, и его становится совсем не видно в этой самой темноте. Все – таки я, видимо, трусиха, хотя всегда была храброй и могла вступить в любую передрягу. Но сейчас, с возрастом, становишься как-то разумнее, что ли, больше думаешь о безопасности своей жизни.
Ну вот, другое дело – над крыльцом тети Дуни вспыхнул яркий фонарь, освещая не только территорию ее дома, но и частично захватывая мою.
Выхожу на крыльцо, чтобы полюбоваться чуть ближе танцем мотыльков вокруг фонаря, стою неподвижно, любуясь и темным небом с яркими, крупными звездами, и темнеющими верхушками деревьев у полоски леса, и луной, огромным желтым шаром пылающим на небе. Полнолуние... Сказочное время... Такое ощущение, что идеально ровный круг луны сейчас пересечет ведьма на метле в остроконечной шляпе, а следом за ней пролетят маленькие, благодушные ведьмочки, взмахивая прозрачными крылышками, потом пронесется череда каких-нибудь невиданных существ, и все вместе они устроят шабаш на местном озере.
Улыбнувшись своим полудетским мыслям и выдуманной сказке, я продолжаю мечтательно смотреть на лунный диск, щедро украшенный на поверхности темными прожилками, когда вдруг эйфорию мою нарушает относительно четкий волчий вой, раздавшийся не так далеко отсюда, со стороны того самого леса, что находится за задним двором.
О, неужели волки подобрались так близко к человеческому жилью! Быть этого не может! Конечно, темный ночной лес усиливает звуки, и я понимаю, что на самом деле воет это животное достаточно далеко, но все же становится жутковато, по коже проходит озноб, и я скрываюсь в доме. Ощущение того, что сказка осталась недодуманной до конца, почему-то вызывает у меня досаду. На всякий случай достаю ружье из сейфа и ставлю его поближе к себе, рядом с кроватью.
Утром прибегает Анютка, и я оставляю ее на завтрак. У меня, в отличие от них, все скромно на столе – стряпать такие булки, как у тети Дуни, я еще пока не научилась. Готовлю не очень много, потому что одна. Но в этот раз у меня яичница на местном сале с розовыми прожилками, творог, сметана, деревенский хлеб и холодный квас – в эту жаркую погоду самое то, особенно с утра.
– Слышала вчера вечером, как волк выл?
– Ага, мы с бабулей слышали. Жуть! И как они так близко к деревне подошли и зачем? Скот теперь драть будут... Обычно не приходили, боялись, а теперь-то почему перестали.
– Может, уйдут еще...
Она как-то недобро усмехается:
– Надо Маслову на своей ферме теперь двойную охрану устанавливать, а то не дай бог, задерут кого. Будет потом убытки подсчитывать. Кстати, с каких пор ты с ними двумя по деревне ходишь?
Ее тон меня удивил, и я рассказала ей о встрече в овраге.
– Они тебе не нравятся? – спрашиваю ее.
Все – таки она поболе меня о деревенских знает.
– Скользкие они – что сын, что отец. Отцу уже почти за пятьдесят, конечно, он мужик крепкий и вроде бы неплохой, но вот Гошкина мать... Лет шесть назад исчезла без следа. Как раз тогда ферма строилась. Шел слух, что он застал ее с кем-то из рабочих и выгнал и ее, и его, оставив себе сына.
– Ну так и что тут такого? Мужик не стал измену терпеть, да и все?
– Не знаю, Аська. Ну, сама подумай – женщина прожила с ним до Гошкиных семнадцати лет, а потом такая раз! И сразу стала плохой женой и изменницей, да? Да и жесткий какой-то этот Маслов...
– Анют, ну, ты даешь?! Ты думаешь, бабы так не изменяют? Ну, вырастила сына, встретила настоящую любовь, решила, что Гошке ее будет лучше с отцом, да и уехала...
– Ась, ты что? То есть ты хочешь сказать, что тетя Лиза с Масловым как сыр в масле каталась, а тут, значит, решилась с простым рабочим свою жизнь связать?
– А что тут такого? Думаешь, этого не может быть? Анюта, мне кажется, ты... на пустом месте какие-то несуществующие факты выдумываешь! Хочешь сказать, что Маслов убил свою жену и ее любовника, и закатал их в бетон?
– Ну, нет конечно – она надкусывает шоколадный пряник – это было бы слишком. По деревне ходил слух, что он запретил ей и близко появляться и даже заплатил за это... Кто-то из местных слышал этот скандал. А Маслов – младший сватался ко мне, между прочим.
– Ему ведь двадцать три всего?
– Да... Он моложе меня на два года. Но я отказала, хотя бабушка говорила – иди, иди, я старая, скоро помру, с кем тогда останешься.
– А ты отказалась?
– Взяла время на «подумать», и сходила к Таисье. Так вот она мне сказала, что если я за этого Маслова выйду, то молодость свою погублю. Будешь, она мне сказала, работать на них, как каторжная. Я, конечно, работать люблю, но вот так, как она сказала – не хочу. Еще Таисья заявила, что они хапуги и скряги...
– Странно, Маслов старший вчера дал понять, что хорошо платит своим сотрудникам.
– Ну, ветеринарам хорошо, а простым работягам... Ну, в принципе, платит, да, но сама подумай, замуж – это быть членом их семьи, а значит, работать на семью, конечно, за бесплатно и неизвестно, в каких объемах. Может, день и ночь пахать придется...
– Ох, Анютка! Как у тебя все мудрено! А что же Маслов-старший, так и живет один?
– Нет, зачем один?! Привез из города какую-то фифу, вот по ней не скажешь, что она у него на ферме упахивается – вся такая из себя дама-мадама, наденет цырлы свои вот на таких каблучищах – и пошла писать по нашим-то дорогам! Батюшки, как смешно! Ножонки тонкие, как у цапли, волосы белые, словно пеплом посыпанные, ладно, хоть юбка приличной длины. Да и не разрешил бы ей Маслов короче носить. Вот и думаем – как эта фифа согласилась с ним из города в нашу глушь перебраться? Гордая она вся, конечно – ни с кем лишний раз не поздоровается и словом не перекинется.
– Ну, самое главное – ему хорошо с ней, и ладно. Всем остальным до нее и дела не должно быть.
– Тут ты права, но знаешь же наших деревенских – у них любопытства выше крыши, тем более, к посторонним людям. Вот и про тебя в деревне говорят...
– Про меня? – я застываю – и что именно?
– Ну, что приехала ветеринар, молоденькая, хорошенькая, домом занимается, хозяйством, и уже успела участкового в оборот взять.
Я редко позволяю себе нервничать или гневаться, но тут... у меня даже слов нормальных не осталось. Нож со стуком падает на стол, а я сама не замечаю, как краснею.
– Ну, Анют, даже не думала, что ты будешь сплетни таскать...
Она пугается:
– Да ничего я не таскала! В магазине услышала просто! И вообще, что тут такого – ты молодая, не замужем, он тоже не женат! Может, и сладится у вас!
– Все, Анютка! Хватит! Чего ты такое говоришь? Я совсем недавно с мужем разошлась, а ты мне нового жениха подсовываешь. Если хочешь сплетничать – иди – ка ты лучше домой.
Она надула губы, встала и ушла к себе. А я разозлилась не на шутку. Вот что у них, у деревенских, за привычка – преувеличивать то, чего еще и в помине нет! Люди просто встретились и разговаривали, а они уже надумали себе чуть ли не свадьбу и совместную жизнь. Ну, чудаки! Да и Анютка хороша! Никогда не думала, что она будет собирать сплетни по местным сельпо! Пусть дуется себе на здоровье!
Днем пришел Марк. Как всегда, подтянутый, строгий в своей форме.
– Ась, сегодня не выходной, но в клубе будут показывать фильм. Может, сходим? А то ты никуда не выходишь. Только в магазин и на озеро.
– А откуда ты это знаешь? – с улыбкой посмотрела я на него – снова следил, что ли?
– Да нет – смущается он – просто, знаю...
– Тоже в магазинах слушаешь, что говорят?
– Да ничего я не слушаю! Так... Там фраза, тут фраза...
– Вот что мне и не нравится в деревне – то, что все все друг про друга знают, и все по деревне эти слухи таскают.
– Ты просто не привыкла. Учись не обращать внимания. Местные кумушки – они такие. Так как тебе мое предложение?
– Ладно, пойдем. Тем более, действительно, хватит сидеть дома, пора хоть немного выходить в свет.
– Тогда я зайду за тобой в половине восьмого. Фильм в восемь начинается.
Я пообещала ему, что к этому времени буду готова, и мы попрощались до вечера.
В клубе было довольно людно, видимо, жители Заячьего позволяли себе развлечения не только в выходные дни. Марк хотел купить билет и на меня, но я возразила, и билет свой оплатила сама. Из пришедших в клуб я узнала, в первую очередь, продавца из магазина, ту самую Галину, которая познакомилась со мной в мой первый день жизни в деревне. Рядом с ней стояла вторая продавец – Анфиса, видно было, что девушки подруги, и вообще, они были очень похожи друг на друга – одевались ярко, красились так, что косметика так и выделялась на их глазах и губах яркими пятнами, и ничуть не стеснялись выражать достаточно громко свои чувства и мнения относительно пришедших.
– Глядикося! – громко сказала Галина своей товарке – она уже и кавалера себе нашла!
И кивнула на меня. А потом покачала головой и продолжила:
– И когда только эти городские успевают и разводиться, и новых мужиков себе искать!
Я даже внимания не обратила на колкости в свой адрес, а Марк сказал:
– Не обращай внимания, они со всеми так. Местные сплетницы.
Я и не собиралась придавать большого значения словам Галины и насмешливым взглядам Анфисы, но про себя подумала, что вероятно, всей деревне уже известно, что я развелась с мужем. Что же... Это только мое дело, и вряд ли они, деревенские, должны любопытничать на этот счет.
Перед самым сеансом, когда мы уже сидели на своих местах, в зал вошла высокая стройная девушка с длинными, пепельного цвета, волосами и надменным, хмурым взглядом. Виляя бедрами, она прошла к самому первому ряду и уселась в центр.
– А кто это? – тихо спросила я у своего спутника – вон та девушка?
– А, это жена предпринимателя Маслова, того самого, что ферму держит. Имя у нее такое интересное, старинное - Агния.
– Красивая девушка. Не хочу выглядеть сплетницей, но возникает интересный вопрос – что она делает в Заячьем? Такой впору где-нибудь по подиуму вышагивать.
– Так Маслов и привез ее из города, вроде они немного встречались, а потом он предложил пожениться и уехать к нему. А что ей тут не жить? Маслов ее целиком обеспечивает, холит и лелеет, ничем не обременяет, а по ее виду понятно, что вряд ли она очень уж хочет работать.
Сеанс еще не начался, когда дверь в зал распахнулась и появился сам Маслов-старший. Окинув своим цепким взглядом зал, он прежде всего кивнул Марку, потом подошел ко мне, сопровождаемый перешептываниями местных, поцеловал мою руку и сказал:
– Рад вас видеть, Ася Николаевна.
Я поймала на себе хмурый, но все-таки заинтересованный, взгляд его жены, поздоровалась с ним и спросила, пришел ли он тоже на сеанс.
– Нет, я за женой – ответил Маслов – не люблю, знаете ли, эти светские развлечения.
Потом он направился к Агнии, и они пару минут о чем-то говорили, причем мужчина был очень раздражен при этом, и раздражения своего не скрывал. Наконец он взял жену за предплечье, и она вынуждена была подняться и последовать за ним.
Марк хмыкнул и сказал, чуть наклонясь ко мне:
– Видимо, Даниле Маслову не очень нравится, когда жена ходит куда-то без него.
– Я бы тоже на его месте такую красотку далеко от себя не отпускала.
Кино было так себе, и большого интереса у меня не вызвало, тем более, фантастику я не очень люблю. После фильма Марк вызвался меня проводить, сказав, что хоть на улице еще и не сумерки, но все же уже вечер, мало ли...
Мы шли по улице и разговаривали в основном о жителях деревни. Марк решил, что немного расскажет мне о них, так как пора избавляться от одиночества и начать «выходить в люди».
– Ну, а Масловых у нас уважают – оба труженики, что сын, что отец, опять же, предоставляют рабочие места для жителей деревни – завершил он.
– Я только одного не понимаю – говорю ему – он фермер, за животных, вроде, печется, а сам на охоту ездит...
– Ась, ну тут ничего не поделаешь – люди испокон веков охотились и будут продолжать это делать. Понятно, что в связи с твоей профессией ты против этого... Но у нас в деревне, например, охота многих кормит. И зверья в лесах от этого меньше не становится. Да и Маслов с сыном не так часто это делают.
– А что ты думаешь про знахарку, Таисью?
Он пожимает плечами.
– Ась, я же полицейский, участковый. Должен реально смотреть на мир. Ну, местные бабули говорят, что она помогает со своими мазями и каплями. Но все-таки это нетрадиционная медицина, потому я против таких методов лечения.
Около моего дома мы прощаемся. Я закрываю за собой ворота и думаю о том, что пожалуй, коротать вот так вечера в деревне – не самая плохая идея.
Открываю дом, вхожу внутрь и ставлю на электрическую печь кастрюльку с кашей. Гречневая с мясом, маслянистая, вкусная, каждая крупиночка на своем месте. Тает во рту просто. Такое обычное, но в тоже время очень вкусное блюдо меня научил готовить дядя, готовить по-особому, так, чтобы можно было потом насладиться этой пищей. «Даже еда, Асенька, должна приносить удовольствие. Тогда и жить будет веселее.» – учил он меня. Я беру в руки портрет дяди Сережи и некоторое время разглядываю черты лица родного человека. Все-таки очень интересно, чем же связан с тобой мужчина, которого ты отыскал в лесу?
После ужина выхожу во двор, чтобы на ночь подышать вечерним свежим духом. Легкий ветерок приносит с полей запах свежих трав и цветов, в воздухе кружатся насекомые. На столбе забора недалеко от задней калитки сидит котик, рыжего окраса с длинным толстым хвостом. Хвост смешно свешивается вниз и котик виляет им туда-сюда, то ли чем-то озадаченный, то ли недовольный. Некоторое время он сидит так, вглядываясь в гущу темного леса там, недалеко от забора, а потом срывается вниз – вероятно, побежал за порхающей птицей.
Думаю про себя, что, пожалуй, неплохо было бы завести кота. Будет по вечерам не так одиноко, да и спать станет уютнее под его урчание.
Возвращаюсь в дом, устраиваюсь в кровати и включаю телевизор. Видимо, даже после похода в клуб у меня недостаточно впечатлений, потому что смотрю какой-то фильм и засыпаю довольно поздно.
Я просыпаюсь ночью от непонятного и странного чувства страха, который сковывает мои руки и ноги. Какое-то непонятное предчувствие доводит меня до мурашек во всем теле, и я не могу даже пошевелиться.
Широко открываю глаза, вглядываюсь в ночную тьму, потом перевожу взгляд на окно – даже сквозь шторы видно круглую луну, ярко-желтым диском выделяющуюся на небе.
Не понимаю – то ли у меня галлюцинации, потому я и проснулась вот так – внезапно и словно чего-то испугавшись, то ли мой тонкий слух в действительности улавливает во дворе... чьи-то шаги. Неверные, словно тот, кто передвигается, делает это с большим трудом... Нет, этого не может быть... Но если это так, то означает ли это то, что тот, кто пришел - пришел за мной? И почему? Я, вроде бы, никому ничего плохого не сделала.
Перевожу взгляд на ружье недалеко от моей кровати, и думаю о том, что надо бы посмотреть в окно, которое выходит во двор. Но мне... страшно...
Осторожно беру телефон – время три часа ночи. И в этот момент я понимаю, что никакие это не галлюцинации – во дворе действительно кто-то ходит. Вот неизвестный прошел недалеко от окон, шумнула негромко лестница, которая лежит вдоль дома и предназначена для того, чтобы проникнуть на чердак, видимо, неизвестный взял ее. Вот раздался глухой мерный удар – лестницу прислонили к чердаку. Вот скрипят ступеньки, кто-то поднимается по ней наверх, открылась чердачная дверь.
Неужели это вор, и он надеется чем-то поживиться сначала на чердаке, а потом и в доме? Но почему я должна это допустить? И почему должна бояться кого-то, находясь у себя дома? Мой дом – моя крепость, и я должна защитить и себя, и его!
Решительно встаю, быстро одеваюсь, заряжаю тихо ружье и выхожу в ночную тьму моего двора.
Часть 6
Спохватываюсь в сенках – надо бы взять фонарь, острожно возвращаюсь в дом, потом выхожу во двор. Фонарь пока включать не стану, да и дверь открываю так, чтобы она не скрипнула. Не хочу спугнуть того, кто прячется сейчас на чердаке. В темноте я вижу, как кошка, а потому почти на автомате фиксирую то, что происходит вокруг. Полная луна на небе, редкие насекомые над колышущимися травинками, угрожающе чернеет лес там, за забором на заднем дворе. Останавливаюсь, чтобы немного перевести дух и сосредоточиться на том, что делать дальше.
Фонарь включаю только тогда, когда подхожу к лестнице на чердак, и тут же негромко вскрикиваю – на тропинке рядом с лестницей – кровь, большими темными каплями, видимо, капала, пока тот, кто находится на чердаке, брал лестницу. На ней, кстати, тоже капли крови. С гулко бьющимся сердцем начинаю подниматься, когда добираюсь до двери, говорю резко, но негромко:
– Эй, кто там?! Выходи, а то буду стрелять! У меня ружье!
В ответ слышу короткий то ли стон, то ли вздох. Толкаю ружьем дверь, фонарь висит у меня на локте за ручку и прекрасно освещает то, что происходит внутри.
На полу чердака на животе лежит мужчина. Одна рука под головой, ноги разбросаны в стороны. Видимо, он вошел, сделал два шага с желанием прилечь на старую, с панцирной сеткой, кровать, но упал, потеряв сознание.
– Эй! – тихонько говорю я – эй, вы живы?! Я сейчас полицию вызову!
Он делает усилие, чтобы перевернуться и тихо шепчет:
– Нет, прошу вас... Я... уйду скоро... Умоляю...
Черт! Ну, и приключения! К чему все это? И кто этот человек?
Замечаю под ним кровь, кладу в сторонку ружье, ставлю фонарь на сундук и подхожу к мужчине. Переворачиваю его и всматриваюсь в лицо. Заросшее темной щетиной, с открытыми глазами, в которых читаются признаки безграничного страдания, с плотно сжатыми губами, оно вызывает у меня бесконечное чувство жалости. Худой, волосы давно не стрижены, одежда – сплошная рвань, по которой можно понять только то, что раньше она была камуфлированной. Голые ступни с многочисленными ранами и порезами – видимо, он так и бежал по лесу босиком, потому что нет абсолютно никаких сомнений в том, что пришел он сверху.
Касаюсь его лба – так и есть, у него температура, он буквально горит, возможно, из-за его ран у него уже открылся воспалительный процесс.
Нет, и речи быть не может, чтобы оставить его здесь. Еще не хватало, чтобы он умер тут! Нужно бежать, звонить в полицию и скорую. Я хочу было подняться, но он вдруг резко, из последних, видно, сил, крепко хватает меня за руку. Воспаленные, красные глаза смотрят на меня, сухие губы шепчут:
– Нет, прошу вас! Не нужно, умоляю... Не звоните никуда...
– Ну, как же – не звоните? – говорю ему возмущенно – еще не хватало, чтобы вы здесь дух испустили, на моем чердаке!
– Как вас звать?
– Ася.
– Ася... Я прошу... Дайте мне... отлежаться, утром я уйду и больше вас не потревожу. Иначе мне... иначе меня...
Вспоминаю слова Марка о том, что где-то здесь, в соседнем районе, находится колония. А если этот человек – беглый преступник? И его ищет полиция?
– Вы из колонии бежали? – вырывается у меня.
– Нет... Нет, что вы... Я... не преступник... я вообще не помню, кто я...
Он закрывает глаза и со стоном выгибается дугой. Кажется, сейчас он совсем потеряет сознание.
– Подождите – говорю ему и, взяв ружье и фонарь, спускаюсь вниз.
Дома я быстро собираю все необходимое и снова иду туда, где лежит незнакомец. На чердаке быстро устраиваю ему постель на старенькой кровати, и стараюсь поднять его. Он встает и, еле волоча ноги, добирается до кровати.
Безжалостно разрезаю его тряпье и осматриваю раны. Очень много старых синяков, словно его избивали достаточно давно. Они уже светло-желтого цвета, но окончательно не исчезли. Какие-то многочисленные ссадины, порезы, которые кровоточат, следы от зубов на самой страшной и глубокой ране на боку. Ноги синие от многочисленных синяков и представляют собой один сплошной синяк. В ране на боку, от которой я с трудом отвела его руку, словно вырван кусок мяса. Качаю головой, думаю про себя о том, как и куда он уйдет – в таком-то состоянии. Потом достаю свои многочисленные пузырьки и лекарства и начинаю осторожно обрабатывать раны. Он ведет себя тихо, только скрипит от боли зубами и постанывает, но терпит, видимо, понимая, что закричи он в голос – и доставит мне проблем.
Пою его водой, не позволяя пить слишком много, потом ставлю обезболивающий укол, профессионально, со знанием дела, все-таки ветеринар – это тоже медик своего рода и тоже лечит живые организмы.
После придвигаю сундук к кровати, оставляю воду на сундуке, говорю ему тихо:
– Вам надо поспать. Мне тоже. Не вздумайте что-нибудь натворить. А утром мы решим, что с вами делать.
Я сижу с ним до тех пор, пока он не засыпает, потом кладу ему на лоб мокрую повязку, чтобы хоть немного с помощью внешнего воздействия сбавить жар. Пока я обрабатывала его раны, заметила, что мужчина очень развит физически, но при этом очень сильно истощен. Итак, он небрит, волосы его достаточно сильно отросли, у него многочисленные раны и синяки, он истощен... Какой из этого вывод можно сделать? А вывод следующий – либо это действительно сбежавший из колонии сиделец, либо... Неизвестно кто...
Интересно, как у него еще сил хватило пробраться на чердак? Конечно, сарай и мастерскую дяди я запираю, до чердака на крыше бани ему пришлось бы тащить лестницу, а тут нужно было только немного усилий – подставить ту самую лестницу к дверце чердака и забраться туда. Но даже при таком раскладе ему с его ранами это стоило огромных усилий.
И внезапно я вспоминаю слова Даши, дочери Виктора Ознобова: «...Многочисленные ссадины, царапины, какие-то укусы, словно на него в лесу волки напали. На нем была кровь животных, наверное, у папы был с собой нож, и он убил кого-то, защищаясь. Если бы его нашли раньше – у него был бы шанс выжить, но в такое время понятно, что люди по лесу не шарашатся.». А может быть, этот человек – тоже пропавший без вести и его ищут родные?
Еще проверяю температуру у незнакомца, потом спускаюсь вниз. Сна больше – ни в одном глазу. На небе уже пробивается тонкая розовая полосочка – не за горами восход солнца. Воздух свеж, ощущение, что каждая его молекула напитана частицей этой свежести. На траве лежит роса – крупная, прозрачная, хочется сорвать травинку и медленно запустить эту капельку себе на язык, чтобы почувствовать настоящий вкус неба и природы. Но сейчас пока не до сантиментов и любования утром.
Я вхожу в дом, зябко кутаюсь в пуховой платок, оставленный, видимо, еще от прабабушки – и как только сохранился?! – и открываю ноутбук, который привезла с собой из города. Это была моя вещь, и после развода я забрала его. Открываю, и на сайтах пропавших без вести ищу хоть какое-то фото, похожее на моего незнакомца. Почти час я провожу за этим занятием и понимаю, что все бесполезно – нигде в интернете нет ни слова, ни фото, хоть отдаленно напоминающего мне того, кто лежит сейчас на чердаке.
Когда я, все еще упорствуя, хочу все-таки свернуть это бесполезное дело и наливаю себе крепкий кофе, бросая взгляд на часы, время уже стремится к семи часам утра. И тут мне в голову приходит одна мысль. Я выхожу из дома и вижу, что я действительно не ошиблась – небольшой кровавый след, где пятнами, а где целой полосой, тянулся от дома, к мастерской и сараю, потом уходил к задней калитке и за нее, на ту самую, проложенную грейдером, дорогу.
Не раздумывая, насыпаю в тачку большую горку песка, беру лопату и тщательно посыпаю следы, чтобы скрыть их. Потом ухожу наверх к калитке, открываю ее и начинаю посыпать в сторону леса. Увлекаюсь этим занятием так, что сначала не слышу мерного шума колес автомобиля, и поднимаю голову только тогда, когда он останавливается рядом со мной.
Это открытый джип камуфлированного окраса, помимо мужчины за рулем, в нем сидят еще четверо. Все в камуфляже или просто в костюмах цвета хаки, на головах – кепки. Двоих из них я знаю – это Маслов-старший и его сын.
Данила Ефремович мастерски выпрыгивает из машины и подходит ко мне.
– Ася Николаевна! Что такая красивая женщина, как вы, делает в такой ранний час в этом неуютном месте?
Делать нечего – на дороге полоска крови, и он ее видит, нужно либо сказать правду, либо... Но почему мне что-то мешает это сделать? По видимому, мне все-таки лучше вообще молчать, пока незнакомец с чердака окончательно не покинет мой дом.
– Да вот – говорю я, улыбаясь самой невинной улыбкой и показывая на дорогу – проснулась рано, обнаружила в огороде кровь, а ночью слышала, как дрались две собаки – такой рык стоял. Честно говоря, я испугалась немного – вдруг это не собаки вовсе, а волки. А утром их не было уже – разбежались. А следы их бурной деятельности остались. И для меня это не очень приятно, вот и вышла засыпать...
Болтаю еще какую-то околесицу и чем больше делаю это, тем больше мой собеседник, похоже, верит мне.
– Ася Николаевна, а может быть, мы вам поможем? – предлагает мне Маслов.
– Ну, что вы, Данила Ефремович, вы, вероятно на охоту... Да и мне тут совсем немного осталось.
Он мнется и мне кажется, что хочет что-то еще спросить у меня.
– Вы, Ася Николаевна, осторожны будьте – говорит наконец – мало ли кто в этих местах шариться может. И если что – сразу бегите к нам, Марк, конечно, участковый, но он еще зеленый пацан, а я вам быстро помогу, если вдруг что... тем более, нас с сыном двое, да вот еще ребята – он кивает на мужчин в машине.
– Спасибо вам большое, Данила Ефремович. Но пока вроде бы я и сама справляюсь. Но буду иметь в виду.
Он садится в джип, и они уезжают, а я шумно выдыхаю и скоро возвращаюсь к себе.
Сначала осторожно поднимаюсь на чердак, Незнакомец все еще спит, разметавшись по кровати, повязка на лбу съехала на бок, над губой – бисеринки пота. Откинув старенькое одеяло, внимательно осматриваю повязки – некоторые из них кровоточат. Нужно будет чуть позже разбудить его и поменять. Самое печальное, если у него начнется сепсис. Внимательно осматриваю ноги. Они, конечно, в синяках и ранах, многочисленных порезах, но отеков нет, думаю, что ноги его заживут быстрее всего. Пока оставить все, как есть и спуститься вниз – сварить ему куриный бульон, по нему видно, что он совсем без сил.
Но сначала – обойти территорию двора, посмотреть, везде ли я засыпала кровь. Убедившись, что везде, иду в дом, включаю негромко музыку и начинаю варить суп. Готовить суп-лапшу с курицей я мастер. Дядя Сергей был еще тот кулинар, и все свои знания передал мне.
Видимо, незнакомец был настолько уставшим и без сил, что проспал практически до вечера. Хорошо, что в этот день ко мне никто не заглядывал и не приходил – я итак была в смятении, и не знала, что делать, так что только гостей мне недоставало сейчас.
Весь день я пробыла в напряжении и несколько раз поднималась на чердак. Когда увидела, что незнакомец открыл глаза и тут же поморщился от боли, спустилась вниз, взяла чашку с бульоном, немного хлеба и травяной чай, и снова поднялась к нему.
Его глаза уже не смотрели на меня с каким-то отрешенно-безумным выражением – взгляд их изменился, стал более осмысленным.
– Ася... Как вас по отчеству? Вы мой ангел-спаситель...
– Будет вам. И отчество не обязательно. А вот кто вы, мне интересно знать? И советую не врать, иначе это может плохо кончиться.
Он горько усмехается.
– Да какой тут врать, когда врать не о чем?
– Что вы хотите этим сказать?
– Дело в том, Ася, что я не знаю, кто я.
– Что? Придумайте что-нибудь поинтереснее.
– Это действительно так и есть – я не помню, кто я...
– Но ночью, когда вы бессовестно пробрались ко мне на чердак, вы сказали, что не из тюрьмы... Значит, вы в этом уверены, и что-то все равно помните?
– Только последние события и только отрывками. Помню какую-то яму... Множество людей... Помню, как бежал... И все. И еще помню, как меня кусала собака, то ли волк...
– То есть вы даже не помните, как вас звать?
– Да. Я вообще не помню, кто я, откуда, и как оказался здесь.
Я хмыкаю недоверчиво.
– А почему я должна вам верить?
– Это совершенно не обязательно. Вы не переживайте – стемнеет, и я уйду из деревни, чтобы... не мешать вам.
Он вдруг захлебывается в жутком кашле, я даю ему воды, пою из железной кружки, потом говорю:
– И куда же вы направитесь в таком состоянии? Если вы даже не помните, кто вы?
– Ничего. Доберусь до города – он задыхается после кашля – а там... пойду в полицию...
– Но у нас тут тоже есть полиция и врачи в фельдшерском пункте. Давайте я позову участкового, и он вам поможет. А врачи переправят в город.
– А как называется эта деревня, в которой вы живете?
– Заячье логово – отвечаю я, не понимая, к чему он клонит.
– Нет – он решительно мотает головой по подушке – нет. Тут также опасно для меня, как и там, в лесу. Я не знаю, почему... Нет, мне надо в город. Ася, скажите, вы можете оказать мне услугу и рассказать, как добраться до города?
– Конечно. Но как вы не побоялись прийти в дом? Ведь вы не знали, кто в нем живет. На моем месте мог быть мужчина с ружьем...
– Мужчина с ружьем... – повторяет он задумчиво за мной – я просто... был в таком состоянии, что думал, что умру. Хотелось уже где-то найти пристанище и хотя бы немного отдохнуть. И было все равно – где! Казалось, в три часа ночи все спят и никто не услышит.
– Ладно. Вам надо отдохнуть, если вы хотите в сумерках покинуть деревню. Я сделаю вам свежие перевязки и принесу одежду моего покойного дяди – другой у меня, к сожалению, нет. И объясню, как добраться до автобуса и доехать до города, а потом, по темноте, выпущу вас. Только прошу – лежите тихо, ко мне иногда приходят знакомые, я бы не хотела, чтобы вас обнаружили.
Он пообещал, что будет вести себя тише воды, ниже травы, съел весь бульон и хлеб, потом попил чай. В глазах его мелькнуло желание попросить добавки, но я сразу пресекла это.
– Нельзя. Вы голодны, есть нужно осторожно и понемногу. Еще не хватало, чтобы вам стало плохо.
После еды я сменила ему повязки. Раны заживали плохо, кроме того, если его кусали животные... Где-то у меня была вакцина от бешенства и столбняка. Нужно поискать и поставить ему, иначе вполне не избежать заражения. Да и срок этих укусов неизвестен – вполне может быть, что шанс уже упущен.
Спускаюсь вниз, нахожу нужные мне вакцины, ставлю незнакомцу, и он тут же снова засыпает. Мне же пока нужно подобрать ему одежду, что-то из дядиного. Честно говоря, я вообще сомневаюсь, что он сможет идти, этот мужчина. Слишком слаб, слишком истерзан и истощен, раны его заживают плохо. Я вдруг вспоминаю дядю Сережу – похоже, это какая-то тенденция. Он обнаружил в лесу истерзанного человека, и ко мне пришел такой же. Тому нужна была помощь, и этому тоже. Вот только интересно – этот что-то знает о ободке с заячьими ушками? Нужно будет показать ему фото, ибо сам ободок так и остался у знахарки под лавкой.
До вечера я подбираю незнакомцу одежду, навожу порядок в доме – работы хватает, и она отвлекает меня от того, что происходит. Когда поднимаюсь к нему, уже в сумерках, обнаруживаю, что он лежит с открытыми глазами и смотрит в потолок, словно ищет там ответы на какие-то только ему известные вопросы.
– Как вы? – спрашиваю я и кладу на сундук одежду и обувь, которую приготовила.
– Гораздо лучше, спасибо.
– Я принесла вам одежду дяди и немного денег. Вполне возможно, что добравшись до дороги, вы сможете поймать попутку, люди здесь добрые, остановятся.
– Хорошо – он тяжело садится на кровати – спасибо вам, Ася.
– Осмотрю ваши повязки.
Мне все еще совсем не нравится то, что я вижу. Кроме того, я чувствую, что у мужчины снова температура. Он встает, покачивается и внезапно снова падает.
– И куда же вы пойдете в таком состоянии? – спрашиваю я его, качая головой – сделаете несколько шагов и упадете. Оставайтесь тут, я постараюсь хоть как-то залечить ваши раны, а потом, когда будете твердо стоять на ногах – сможете уйти. Может быть, до того времени, вам удастся что-то вспомнить.
– Спасибо вам, но я не хотел бы доставлять хлопот...
– Уже доставили – говорю я – так что одними хлопотами больше, другими меньше, чего уж теперь. Но у меня условие – старайтесь никак себя не выдать. Иначе... если, как вы думаете, вам грозит опасность – вы под монастырь не только себя, но и меня подведете.
– Хорошо – говорит он – простите меня еще раз... Я уйду через несколько дней.
– Принесу вам одеяло потеплее, все-таки ночи холодные. И подтоплю печь. Труба проходит через чердак, вам будет теплее.
– Ася! – он вдруг опять берет меня за запястье – вы меня не сдадите?
Я мотаю головой:
– Нет, не сдам. Давно бы уже сделала это.
Я снова кормлю его оставшимся куриным бульоном и чаем, и спускаюсь к себе. Сначала, находясь в доме и зная, что где-то на чердаке лежит посторонний мужчина, я ощущаю некоторую неловкость. Мало ли кто он такой... Но потом вспоминаю дядю и понимаю, что моя интуиция меня не подводит – этому незнакомцу нужна помощь, и моя задача – помочь ему. Коробит только одно – у него нет документов, нет памяти, он не числится в списках пропавших. Как быть и где искать его близких? Как ему передвигаться без доков, когда они в нашей стране нужны буквально на каждом шагу?
Ладно, обо всем этом мы можем подумать и завтра, сегодня уже пора спать. Только вот засну ли я?
Но несмотря на дискомфорт от присутствия постороннего, я довольно быстро засыпаю, а утром сразу направляюсь на чердак. Мой подопечный тихонько стонет, голова его мечется по подушке, и я сразу понимаю, что у него жар. Ставлю укол, даю ему попить воды, проверяю раны – мне абсолютно не нравится их вид.
Немного подумав, говорю ему:
– Мне надо отлучиться из дома, поэтому придется вас закрыть, а то, не дай бог, еще выберетесь на улицу в бреду.
Кладу ему на голову смоченное ледяной водой полотенце, спускаюсь вниз, собираюсь и выхожу из дома.
Я очень, очень надеюсь на то, что она не откажет мне в помощи. Даже не мне – тому, кто лежит на моем чердаке.
Потому быстро иду по лесу, спускаюсь к озеру, минуя его прохладные воды, огибаю, и продолжаю свой путь в тень леса. Но если несколько дней назад, когда мы шли тут с Анюткой, я замечала его красоту, то теперь я этого не вижу, лес кажется мне каким-то тревожным и взволнованным, наверное, еще и из-за погоды – сегодня пасмурно и хмуро.
Я знаю, что она дома, потому что ворота открыты. И оказываюсь права – она, словно чувствовала, что я приду, спускается ко мне со ступенек. На ней горчичного цвета брюки, такая же рубашка и черные сапоги. Волосы забраны под платок.
– Ты зачем пришла? – спрашивает она – я же просила тебя больше не являться ко мне!
В этот момент небо окончательно сереет, где-то далеко гудят раскаты грома, и внезапно, непрерывной стеной, с неба начинает лить дождь. Мои волосы и одежда моментально становятся мокрыми.
– Я пришла за помощью! – кричу ей отчаянно, стараясь перекричать дождь – и эта помощь нужна даже не мне. Мне необходима твоя заживляющая мазь, говорят, она ставит людей на ноги.
Она некоторое время раздумывает, потом отвечает:
– Я сделаю – придешь за ней завтра утром. А теперь иди. Я чувствую опасность за твоей спиной. Тебе нельзя здесь находиться.
Я ухожу. Что же – до завтрашнего утра вполне можно и потерпеть. Возвращаюсь домой, первым делом переодеваюсь в сухое, потом поднимаюсь на чердак. Хорошо, что крыша прочная – ни капли дождя не проникло сквозь нее. Незнакомец спит, тихонько постанывая. Пою его водой и ухожу. Нужно сварить еще куриного бульона, он прекрасно помогает поставить человека на ноги.
Хорошо, что в эти дни ни тетя Дуня, ни Анютка не тревожат меня – общение с кем-то было бы сейчас так некстати. И только я успеваю подумать об этом, как у ворот раздается звонок. Хорошо, хоть дождь закончился и не нужно бегать с зонтом. Открываю и вижу перед собой Агнию Маслову.
Часть 7
Сказать, что я удивлена – это ничего не сказать. Зачем здесь, около моих ворот, эта немного высокомерная и нелюдимая особа? В голову вдруг приходит мысль о том, что не так давно я видела самого Маслова при странных обстоятельствах – когда засыпала песком кровь на дороге. Может быть... ну, нет, зачем это ему? Да и Агния явно не из тех людей, кого можно к кому-то подослать.
– Агния? – говорю с удивлением – что вы здесь делаете? Я могу чем-то помочь?
– Простите – как-то нервно говорит она – я, может быть, вовсе не вовремя. Просто... я подумала... у меня здесь абсолютно нет подруг, я совсем одна. Меня совершенно не прельщают эти тупые деревенские курицы, с ними даже поговорить не о чем. Может, мы могли бы с вами общаться. Вы ведь тоже городская...
– Ну, не совсем – улыбаюсь я – я прожила достаточное время в Заячьем. Поверьте, и среди местных девушек есть хорошие люди.
– По крайней мере, у вас в глазах – свет интеллекта – заявляет она – в отличие от местных...
– Входите – я приглашаю ее в дом – если вы не против, мы будем разговаривать, и я при этом буду готовить. А вам налью травяного чая с листьями смородины.
– Спасибо – она вдруг улыбается, отчего на ее щеках появляются невинные детские ямочки, которые совершенно преобразуют ее лицо – вы очень добры. Данила рассказывал про вас – вы ветеринар. Любите животных?
– Очень – я наливаю ей чай и ставлю вазочку с вареньем, которым меня угостила тетя Дуня и хворостом, который я стряпала на днях.
– О, вот это зря! – говорит она – блюду фигуру. Данила очень требователен в этом отношении.
– Простите меня, Агния, за прямоту, но Данила Ефремович, вообще-то, сам не идеал.
– Это вы точно подметили, но у него деньги, а для меня это самое важное в жизни. Я не создана для того, чтобы пахать на благо общества.
– Агния, но ведь такие отношения – это зависимость...
– Я бы назвала это созависимостью – усмехается она – ведь Данила тоже зависит от меня. Я завишу от него материально, а он от меня – физически. Понимаете, о чем я?
– Вполне. Что же – если вас все устраивает...
Она осторожно ест с ложечки варенье, соблазнительно приоткрывая свои пухленькие, накрашенные губы. А я исподтишка бросаю на нее взгляды – да уж, и где, интересно, Маслов нашел такую нимфетку? Она даже сейчас в мини-платье с открытыми плечами и в дорогих туфлях на высоких каблуках, которые делают ее ноги бесконечно длинными.
Она невольно втягивает носом воздух и говорит:
– Вы варите что-то изумительно вкусное.
– Это куриная суп-лапша, меня дядя научил, он просто здорово готовил. А вы? Готовить любите?
– Нет, к нам приходит женщина, которую Данила нанял. Я абсолютно не приспособлена к домашнему хозяйству.
А у меня в голове проскакивает мысль о том, что я думала о Даниле Маслове, как о человеке рачительном, считающим каждую копейку, и действующим только в рамках собственной выгоды. Но Агния не похожа на его выгодный проект. Похоже, он достаточно тратит на нее, а вот она... Что дает ему она? Впрочем, шариться в психологии – не мой конек. Меня просто удивляет ее визит, и я стараюсь прочитать в выражении ее лица что-то скрытое, но вижу, что она – просто открытая книга, когда с ней общаешься.
– Чем же вы занимаетесь целыми днями? – спрашиваю я ее с удивлением – у вас есть хобби, увлечения?
Она пожимает загоревшим уже под весенним солнцем плечиком:
– Листаю журналы мод, сижу в интернете или еду в город – прогуляться с подругами по торговым центрам, пошопиться. Но Данила не любит мои эти поездки, поэтому я стараюсь делать это, когда они с Гошей уезжают на охоту или по делам на целый день. Но это случается не так часто.
Да, кстати, про журналы мод... Я слышала как-то в магазине, что местная почтальон, которая приносит старухам пенсию, не доверяющим карточкам и банкам, говорила о том, что «эта чудачка, что у Маслова живет, выписывает бумажные журналы, достаточно дорогие».
В это время Агния вдруг поднимает к потолку свою прелестную головку и спрашивает:
– У вас кто-то стонет? Там, наверху?
Я тоже прислушиваюсь. Действительно – чуть сдавленный стон моего незнакомца еле доносится сюда. Ну, и слух у этой Агнии!
– Это телевизор – быстро нахожу выход из ситуации и киваю в сторону комнаты, где он у меня действительно включен и работает.
Стоны прекращаются, и она равнодушно машет своей ручкой с изящным маникюром:
– И действительно... Чего это я себе надумала?
– Ну, а ребенка вы не планируете? – спрашиваю ее, чтобы поддержать разговор.
– Нет, зачем. Я еще молода, а у Данилы есть Гошка. Честно говоря, меня не совсем прельщают пеленки - распашонки и детские горшки. Вас, я смотрю, тоже.
– Я разошлась с мужем. Это другое. Возможно, если бы этого не случилось, у нас был бы ребенок. Сколько вам лет, Агния?
– Двадцать три. Если вы про разницу в возрасте между мной и Данилой – то мне все равно, самое главное, что он обо мне заботится и обеспечивает.
– То есть вы его не любите?
– Скажем так – для меня любовь не первостепенна...
– Хотите еще чаю?
Она беззаботно машет рукой:
– А, давайте! Он у вас поразительно вкусный! Гулять, так гулять!
Я наливаю в ее кружку еще травяного чая, она с удовольствием пьет его вприкуску с хворостом и болтает теперь уже без умолку:
– Мне кажется, мы с Данилой идеальная пара, но я жду только одного – что он сделает мне предложение...
– Вы не расписаны?
– Пока нет. Он, слава богу, успел развестись со своей женой, так что наша свадьба – вопрос времени. Знаете, какую я хочу свадьбу, Ася? Чтобы все было красиво – с выездной регистрацией, чтобы платье со шлейфом, который несли бы маленькие красивые девочки и мальчики, в общем, не хуже, чем у принцессы Уэльской.
Ну, и запросы у этой девицы! Да, кстати, удобный момент, чтобы задать один каверзный вопрос.
– Агния, а с бывшей женой Данилы Ефремовича вы знакомы?
– А зачем? Она исчезла еще до моего появления в его жизни, и когда я прибыла в его дом, там и духа ее не было, даже и вещей. Что-то она забрала, а остальное Данила сжег. Знаете, он был так удручен ее изменой... Но я быстро вытащила его из этого состояния.
– А Гоша? Разве он не переживает из-за матери?
– Гошка уже взрослый, и потом – он настоящий мужик, ему не до переживаний. Отец жестко воспитывал его, так что вряд ли он уж так сильно страдает из-за отсутствия этой изменницы. Она же сама виновата – бросила их ради какого-то кобеля.
«Уж ты бы точно также поступила, если бы на горизонте появился кто-то побогаче и помоложе Маслова» – думаю я про себя, а вслух говорю:
– Да, бросить собственного, пусть и взрослого ребенка – не очень хороший поступок.
– Я надеюсь, что она не вернется – девушка встает – спасибо вам за чай, Ася. Я пойду, а то скоро Данила с Гошкой приедут, обещали сегодня вернуться. Данила звонил ужасно чем-то разозленный, так что мне надо встретить его во всеоружии, чтобы успокоить.
– Приятно было пообщаться, Агния.
Я провожаю ее до ворот, а когда возвращаюсь к дому, вижу голову Анютки, торчащую из-за забора.
– У тебя Маслова что ли была? – спрашивает она удивленно, поздоровавшись со мной – очень странно, она ведь ни с кем не общается.
– Она пришла просто поболтать. Говорит, что ей скучно здесь, думала, что я, городская тетенька, развею ее печаль – тоску.
– И как?
– Нормально, легкомысленная болтушка, абсолютно безобидная.
А про себя я в тот момент думаю, что из этой самой Агнии можно поиметь немного важной информации. Впрочем, ничего такого я из ее разговора не узнала. Лишь только то, что она абсолютно ничего не знает про жену Маслова. А впрочем – мне-то это зачем? И почему у меня стойкое ощущение того, что с этими Масловыми не все в порядке? Только вот что это значит – не все в порядке? Наверное, не надо мне в это совать свой любопытный нос – я и так уже столько тут пережила со своего приезда.
– Слушай, Ася, может, сходим сегодня на озеро? Местные мальчишки купались уже, говорят, вода, как молоко.
– Да ты что, Анюта, какое молоко? Начало июня. Но если хочешь – пойдем, только ненадолго и днем, когда будет самая жара.
– Давай завтра тогда – завтра как раз жару обещают. Кстати, ты в курсе, что Марк в город уехал на три дня? На какие-то там курсы?
– Правда? Что-то он мне ничего не говорил, и уехал молча, не попрощавшись. Если бы не ты, я бы так и не узнала.
Я прощаюсь с ней и иду в дом.
Прихватив старый матрас из шкафа в сенках и комплект постельного белья, поднимаюсь по лестнице на чердак. Мой подопечный не спит, мечется по подушке – у него снова температура.
– Я сейчас перестелю вам постель и посмотрю ваши раны – говорю ему.
По нему видно, что еда придает ему сил – он уже сам может взять с сундука кружку и попить воды. Помогаю ему спуститься с кровати и сесть на сундук, быстро перестилаю постель, смотрю его раны, что-то меняю, некоторые повязки его все еще в каплях крови.
– Завтра я получу чудодейственную мазь – говорю ему, улыбаясь ободряюще – и ваши раны станут заживать быстрее. Вы стонали совсем недавно – вам больно? Где-то особенно сильно болит?
– Да, простите меня – не мог сдержаться. Болело здесь – он показывает на бок.
– Придется вам терпеть, если не хотите сдаваться нашим врачам. У вас там самая серьезная рана. Вас волк укусил?
– Нет – он мотает головой – это был другой зверь, насколько я помню. Очень похожий на волка.
Остаток дня я провожу в делах и заботах и иногда поднимаюсь на чердак. На свежей постели, в чистом нижнем белье, накормленный и напоенный, мой подопечный засыпает. Сейчас сон для него, частый и глубокий, очень важен – он ускорит выздоровление.
Скорее бы уже дождаться завтрашнего утра – я почему-то возлагаю на чудодейственную мазь Таисьи особые надежды. Ночь, слава богу, проходит спокойно – мой подопечный тоже спит хорошо, и мое чуткое ухо не улавливает никаких стонов.
Утром я собираюсь к знахарке. Погода на улице – загляденье. Сначала заглядываю на чердак, но незнакомец спит, его тихое дыхание дает мне надежду на то, что он на пути к выздоровлению.
Собираюсь осторожно и иду снова к озеру, от которого дорога ведет к дому Сычихи. Но не огибаю его, а подхожу и трогаю воду. Это удивительно, но она действительно теплая. Очень странно, в такое время года... Впрочем, Заячье логово – аномальная зона, хотя бы из-за происходящих событий.
В очередной раз любуюсь лесом по обе стороны от тропинки. Пронизанный ранним утренним солнышком, он также прекрасен, как и всегда. Останавливаюсь, чтобы полюбоваться на идеально сплетенную паутину, в которой застыл большой паук с желтой спинкой и длинными лапами. Паутинка тоненькая, выписанная узором – настоящее произведением искусства. Через нее тоже проникает солнце. Я хочу осторожно прикоснуться к ней, но тут же одергиваю себя – нельзя, такую красоту легко сломать.
Дохожу до дома Таисьи, кричу от ворот, что я пришла. Она тут же выходит из дома – рыжие локоны ее в свете солнца делают ее нереальной какой-то, инопланетянкой.
– Вот – она подает мне мазь в березовом туеске, накрытом березовой крышкой – мажь аккуратно, не рукой, а ватным диском, например. После этого мой руки. Потом перевязывай раны и периодически смачивай их водой, чтобы бинты не прилипали. Мазь быстро сохнет, потому мазать обильно, чтобы впиталась в раны хорошо. Обязательно закрывай туес и храни там, куда не проникает свет. Иди.
Она бросает на меня мрачный взгляд, а я спрашиваю ее:
– Я вам не нравлюсь – почему? Ведь я не сделала ничего плохого.
Она молчит, потом решается все-таки ответить на мой вопрос:
– За твоей спиной стоит опасность, и именно это мне и не нравится. Ты вскрыла нарыв, который... не должна была вскрывать, и от этого могут пострадать люди. Теперь надо закрыть этот гештальт и завершить это. Тебе.
– Подождите! – в отчаянии говорю я – я не понимаю, о чем вы! Объясните мне.
– Я не могу. Я все уже сказала, больше я не вижу. И ты уж не совсем доверяй тому, кого приветила и лечишь. Он может что-то скрывать, из благих целей, правда. Это я признаю. И еще – не доверяй никому, а то все может закончиться не слишком хорошо для тебя. А теперь иди.
– Таисья! – опять вскрикиваю я – где мне искать тот предмет, про который вы говорили в первую нашу встречу?
– Тут я тебе не помощница – отвечает она – а нужно ли тебе его искать, а? Да, это все связано между собой, но... Ты увидишь то, что... Не должна будешь видеть... Это принесет тебе огромную боль...
– Я готова... Мне очень нужно! Вы же сами говорите – что я должна это закрыть!
– Но я правда не знаю, где искать – мягко отвечает она – действительно не знаю. Если бы знала – обязательно сказала бы тебе.
Мне ничего не остается, как уйти. По дороге я раздумываю над ее словами. Что она хотела сказать всем этим? Почему я вскрыла какой-то там нарыв? Почему за моей спиной стоит опасность? И почему теперь я должна разрулить ситуацию, про которую сама не имею представления? Сычиха говорит такими словами, что не поймешь, что она вообще имеет ввиду. Видимо, все эти знахарки – гадалки только так и изъясняются – чтобы ничего не было понятно. И вообще – я хочу жить, как прежде – без всего этого!
И вдруг мне в голову приходит, что зря, наверное, я не верю в какие-то высшие силы, которые все-таки существуют. Ведь если поразмыслить над ситуацией – дядя когда-то не смог спасти человека, тоже незнакомца, которого нашел в лесу, хотя вероятно, ему не была уготована такая смерть... Он должен был хотя бы успеть рассказать, помимо своих данных, почему и как он оказался за тысячи километров от дома, и где вообще он был. И тогда все это должно было бы закончиться еще тогда. Но этого не произошло. И тогда высшие силы предоставили еще один шанс для, по выражению знахарки, того, чтобы «закрыть этот гештальт». И потому сделать это должна я – племянница дяди Сережи. Только вот – в каком направлении двигаться? Что искать, если я представления не имею, о чем вообще идет речь? Вероятно, нужно любыми силами попытаться восполнить пробелы в памяти у этого незнакомца...
А может быть – обратиться к Марку? Он должен найти из этого выход и помочь мне. Опять же, Таисья сказала, чтобы я никому не доверяла... Я всегда была достаточно сильной и смелой, но тут у меня опускаются руки, потому что я не знаю, в каком направлении двигаться. Ладно, сейчас самое главное – поставить на ноги моего подопечного, а там, может быть, к нему и память начнет возвращаться.
Я сразу же мажу мазью раны незнакомца – запах у нее еще тот, приходится использовать медицинскую маску и ему, и мне. Потом плотно закрываю туес. Пока мажу, он шипит и постанывает, а я спрашиваю у него:
– Вам больно?
– Она просто жутко пощипывает. Кажется, раны вспыхнут сейчас. Где вы ее взяли?
– У одной местной жительницы, знахарки. Я очень ей доверяю, и очень надеюсь на эту мазь, которая, думаю, быстро поставит вас на ноги.
– Да, хотелось бы... Мне уже надоело лежать и стеснять вас.
– Скажите – вы действительно ничего не помните? В прошлый раз вы мне рассказали, но совсем немного. Это все или что-то все-таки вспомнилось?
– Нет, я помню только то, что рассказал вам. Мою бедную голову придется, видимо, лечить долго. Я бесконечно благодарен вам, Ася, за то, что вы заботитесь обо мне. Вероятно, у вас очень большое и доброе сердце.
– Может, вы и правы... Но скажу вам честно – я не совсем доверяю вам. Мне кажется, вы что-то скрываете. А делать этого не стоило бы. Для вашего же блага.
– Ася... поверьте, я ничего не скрываю. Я действительно мало, что помню. Кажется, меня били по голове, поэтому память совсем отшибло. Простите меня...
Я понимаю, что ничего от него не добьюсь. И если то, что открывает найденный мной ключ, связано с тем, что этот человек скрывает от меня, надо искать тот самый замок.
Я спускаюсь вниз и иду в дом. Достаю из буфета на веранде ключик и внимательно его рассматриваю. Ничего необычного, старинный, небольшой, весь изогнутый. Какую же тайну ты хранишь там, куда пока я не могу попасть? И где мне искать это самое «там»? И почему кажется, что именно в том месте, которое открывает ключик, я найду то, что ответит на все мои вопросы?
Нет, надо пойти на огород, посмотреть свою взошедшую зелень, прополоть имеющиеся грядки и отвлечься, иначе голову можно сломать.
Пока я занимаюсь прополкой, мысли о том, что творится в моей жизни, отпускают меня. Сорной травы не так много, потому заканчиваю я быстро. А после этого зачем-то направляюсь в сторону задней калитки. Странное желание – посмотреть на тот лес, что расположен за дорогой, раскатанной грейдером. Что я хочу там увидеть?
Осторожно выбираюсь из калитки, смотрю в самую гущу мрачного, сырого, таинственного леса, делаю шаг вперед, вглядываясь туда, буквально не отрывая глаз и задаваясь в очередной раз вопросом о том, что я хочу там разглядеть. Но ничего страшного, необычного и странного там нет. Ни ветерка не пробивается сквозь трущобы, ни один листик не колышется, не слышен хруст веток... Ничего... Вековая тишина и так будет еще сто лет...
И только я успеваю подумать об этом, как сбоку мое зрение улавливает какое-то движение, там, вдалеке, на дороге. Поворачиваю медленно голову и понимаю, что из леса вышли двое. И поскольку эти двое далеко, я не могу разглядеть, кто это. Силуэты их размыты, и похоже, они так увлечены беседой, что меня вообще не видят. Делаю шаг в сторону, чтобы окончательно скрыться от них в тени деревьев, чуть вхожу в лес, стараясь, чтобы не трещали под ногами ветки, провожаю их взглядом, мучаясь вопросом – кто же это?
Возвращаясь домой, все размышляю про себя, что силуэты этих людей мне знакомы, но вот кто они и что делали в лесу? Впрочем, ладно, это уже не так и важно...
На следующее утро, разглядывая раны моего подопечного, я вижу, что они в более лучшем состоянии, чем были до этого. Волшебная мазь знахарки действительно помогает!
– Мне надо как-то вас называть – говорю я ему – вам какое имя нравится?
Задумывается он совсем ненадолго, из чего я делаю вывод, что имя свое он помнит.
– Олег. Зовите меня Олегом.
– Хорошо. Олег, если так дело пойдет – вы очень быстро поправитесь. Завтра в сумерках я отведу вас в баню. Вы не мыты и не стрижены, я помогу вам с этими процедурами.
– Спасибо вам, Ася. Да, вы правы, мне нужно помыться и подстричься.
– И еще – думаю, что смогу тихонько переместить вас на веранду. Там вы сможете спокойно спать, только одно условие – там есть подпол, как только кто-то приходит ко мне, прошу вас туда спускаться и сидеть, пока я сама вам не открою, хорошо?! Но о переселении мы подумаем тогда, когда вы более - менее окрепнете и перестанете стонать по ночам.
Днем, в самую жару, мы с Анюткой отправляемся к озеру. Погода стоит – загляденье. Белые облачка на синющем небе, легкий и уже по-летнему горячий, ветерок, пение птиц и стрекот кузнечиков в траве.
Усаживаемся на песок и долго болтаем о разном, потом ложимся и бездумно смотрим в голубое небо, делясь впечатлениями о том, на что похоже то или иное облако.
Потом Анютка отправляется пробовать воду. Сначала она скидывает сарафанчик белого цвета и остается в одном купальнике. Ярко-зеленый, он делает ее похожей на какую-то русалку. Она собирает свою косу в шишку на затылке, и сначала осторожно трогает ступней с розовыми, как у младенца, пятками, воду в озере. Повизгивая тоненько, осторожно входит в воду, а потом, задыхаясь от ощущений, плывет вперед.
Я тоже подхожу к воде и, присев на корточки, трогаю ее рукой. Вода еще холодная, но Анютка кричит мне:
– Асенька, плыви ко мне! Вода – просто загляденье! Действительно теплая, как молоко!
– Да ты что! – отзываюсь я – Анютка, выбирайся давай на берег – вода еще совершенно не предназначена для купания. Стянет ноги!
– Ой, нет, Ася, я собираюсь как следует поплавать! А ты трусиха!
– Я просто разумный человек! А ты нет!
Надо сказать, что уже у берега достаточно глубоко. Глядя на подругу, я рассеянно бултыхаю руками в воде, непонятно на что надеясь – может быть, на то, что она потеплеет?
Бултыхаюсь и перебираю камешки на дне до тех пор, пока в песке не нащупываю какой-то странный предмет. Он совершенно не похож на камень, и структура другая. Достаю его из песка, смотрю на него и понимаю, что от страха и недоумения у меня трясутся руки. Мне знаком этот предмет... И я не могу понять, как забыла про него и не вспоминала тогда, три года назад. А также я не понимаю, как он мог оказаться так близко к берегу. Этот предмет – нательный крестик.
Часть 8
Я прекрасно понимаю, что это может быть чей угодно крестик – не обязательно дяди Сергея, но внутреннее чутье подсказывает мне, что это именно он. И тут же на ум приходит воспоминание о дне похорон – на шее у него действительно ничего не было. А еще я помню такую мелочь – на крестике дяди с изнанки была капелька зеленого цвета неизвестно от чего. Словно краской мазнули. Крестик простой, медный, ничем не примечательный. Сжимаю его в руке, в ушах шумит и стучит кровь от волнения, я почти не слышу голоса Анютки.
Отхожу от воды, сажусь на песок, разжимаю ладонь, поворачиваю крестик... Зеленое пятнышко... Это крестик дяди Сережи, без цепочки...
Теперь впору задать себе вопрос и постараться на него ответить – как он попал сюда? Ведь если дядя утонул там, где мне показали – на самой середине озера, а течения тут нет, значит... Значит, крестик никак не мог попасть к берегу. В принципе, волнами его могло бы отнести сюда, но что-то мне слабо верится в это. За три года, с середины озера... И почему тогда нет цепочки? Если бы сорвало с шеи во время борьбы с водой, то вместе с ней.
Или я все преувеличиваю и нагнетаю? Почему с тех пор, как я в Заячьем, я во всем и везде вижу какие-то загадки и заговоры? Убираю крестик в карман платья, не слышу, как подходит Анютка. Прихожу в себя только тогда, когда она спрашивает:
– Ась, ты чего? Все в порядке?
– Да, а что?
– Просто у тебя вид какой-то... странный...
Сначала возникает желание хоть с кем-то поделиться, но потом понимаю, что нельзя. Во-первых, об этом говорила Таисья – нельзя никому доверять, а во-вторых – первое – это совсем не про Анютку. Ей нельзя говорить, чтобы если что, обезопасить. Она вообще не должна ничего знать, иначе и ей будет грозить опасность. Уже сейчас-то она и тетка Дуня в опасности только потому, что являются моими соседями. А я просто не знаю, откуда и от кого эта опасность исходит. Вполне возможно, что от того, кто сейчас лежит на чердаке и излечивается от ран.
Анютка что-то болтает, а я рассеянно слушаю ее и киваю в унисон словам. Честно говоря, мне сейчас хочется лишь одного – отправиться домой, лечь и подумать. Но Анютка станет подозревать что-то, а потому остается терпеть ее беспечную болтовню.
Наконец, когда она, вволю наплескавшись, чувствует себя совершенно замерзшей, мы отправляемся домой. Я ложусь на кровать и разглядываю крестик. Да уж – это даже совпадением назвать невозможно. Словно опять те же высшие силы вели меня туда, где я сидела и бултыхалась в воде, перебирая камни. Как я могла в этом песке наткнуться на него? А если бы не наткнулась – что тогда?
И вообще – это похоже на какой-то знак... Знак, который подает мне дядя. Только вот что именно я должна делать?
И вообще – хватит уже втягивать в эту историю мистику. Достаточно того, что говорит мне Таисья, я из-за ее слов уже, кажется, схожу постепенно с ума, что уж говорить о том, что я нахожу какие-то вещи – то ключ, открывающий неизвестно что, то этот крестик.
Бережно опускаю его туда же, куда убрала тот самый ключ – в буфете им самое место. Потом лежу с запрокинутыми за голову руками и продолжаю думать о том, что же делать дальше.
У ворот вдруг слышу тихий шорох шин и понимаю, что машина останавливается у моего дома. Кого еще принесла нелегкая?
Выхожу во двор, открываю ворота и чуть не падаю от удивления – передо мной стоит Анатолий. Интересно, что его сюда привело?
– Толя? А... ты что здесь делаешь?
– Привет, Ася. Я... поговорить приехал. Чаем не напоишь?
Вот еще заявки?! С чего бы это?!
– Толь, какой чай? Что тебе нужно?
– Ась – он вдруг подходит ко мне так близко, что я чувствую запах его туалетной воды – Ася... давай начнем все сначала, а?!
У меня глаза на лоб лезут от такого заявления. Быстро же его Фаина наскучила ему! Хотя, похоже, дело вовсе не в Фаине... Толик привык, что называется, франтить, а тут... Футболка мятая, на вороте, там, где соприкасается с шеей, уже четко видно серую полоску, видимо, давно не стираная, брюки тоже в таком состоянии, словно по ним тысяча викингов скакали.
– А что? – невинно спрашиваю я – не стало домашней служанки – кухарки – и жизнь сделалась совсем печальной?
– Ась, ну... не ерничай... Я только сейчас понял, кого потерял.
– Толь, ты в своем уме? Я что тебе – девочка, что ли? Захотел – поиграл, захотел – выбросил... Что у тебя случилось с этой твоей Фаиной, что ты ко мне прилетел каяться?
– Да она... Красивая картинка и не более того! Работать не хочет, квалификацию повышать не хочет! Хочет только сидеть дома, красиво одеваться и ходить в свои фитнес и СПА – салоны. А денег тратит столько, что просто невозможно хотя бы что-то отложить!
Я киваю ему.
– Вот ты и сдал себя с потрохами, Толик... Была у тебя удобная жена, которая готовила, стирала – гладила, ублажала тебя всячески, любила, кстати... Но была всего лишь просто удобной и не более того... А как только новая супружница стала для тебя неудобной – ты опять побежал к своей бывшей жене. Толь, это просто паскудство с твоей стороны.
– Ась, да я знаю, что я тупой баран и нет мне прощения, но... Правда, может, у нас есть еще шанс, а?
– Нет, Толик. Прошу тебя, возвращайся к своей Фаине, а меня не тревожь. Я только вкус к жизни почувствовала, и мне очень хорошо в Заячьем. Поэтому ничего я не хочу восстанавливать и прошу тебя – появляйся в моей жизни как можно реже.
– Ася, но ты знай все-таки, что в любой момент можешь вернуться, с Файкой я поругался жутко, выгнал ее. Ты подумай, Ась, вдруг это было бы самым лучшим нашим совместным решением. Ты вернешься домой, и все будет также, как было до того... Ну, ты сама понимаешь, чего... Ась, клянусь – я не стану больше изменять тебе, не стану! Ась, нам еще даже ребенка не поздно завести, надо только вдвоем захотеть этого!
О, Боже, видимо, этот недоделанный мачо выжил из ума! Теперь уже о детях заговорил!
– Все, Толь, езжай, и помирись с Фаиной, вы как два сапога – пара, вполне стоите друг друга.
– Ась, если вдруг чего помочь надо – ты обращайся обязательно, слышишь! Я тебе помогу! Во всем, в чем хочешь!
Обещаю ему, что если что-то нужно будет – обращусь. Но, закрыв ворота за ним – тут же о нем забываю. Только его мне еще сейчас не хватает, и все.
Вечером перевязываю раны у своего подопечного, обильно намазав их мазью от Таисьи, замечаю, что глаза у него блестят уже совсем по-другому, и что меня особенно радует – нет температуры. Видимо, скоро он пойдет на поправку, и это отлично. Пойдет на поправку, уедет в город, и наконец перестанет представлять для меня опасность, про которую говорила Таисья и которая, по всей видимости, исходит именно от него.
– Завтра отведу вас в баню – обещаю ему – а то вы выглядите, как леший, уж простите.
– Ничего. Я представляю, что я сейчас из себя представляю – усмехается он – вы довольно бесстрашная женщина, если решились помочь мне и не сдавать.
– И все-таки вы лукавите, Олег. Что-то вы помните, просто не хотите мне говорить. Может быть, не до конца доверяете, или у вас есть какие-то еще причины. У вас два выхода – или выздороветь и просто уйти, либо все рассказать мне, и мы вместе подумаем, что делать.
– Ася, вы настойчивы и наверное, это хорошее качество. Но не в данном случае. Мне правда нечем с вами поделиться.
Дома, поужинав, я включаю телевизор, а сама думаю все о том же – о найденном крестике. В голову вдруг приходит идея, бросаю взгляд на часы, решаю, что Толик сам предложил мне помощь, а потому... Ну, и что, что на часах десять вечера. Позвоню ему прямо сейчас.
Кажется, он обрадовался моему звонку – голос его сразу оживился, и он спросил:
– Асенька? Что-то случилось?
– Нет, ничего. Толик, ты сегодня, когда приехал, сказал мне, что я могу попросить тебя о помощи.
– Да, это так, и я от своих слов не отказываюсь. А какая помощь тебе нужна?
– Послушай, я помню, что у тебя был друг в Министерстве Внутренних Дел. Он еще там служит?
– Да, это Димка, он недавно подполковника получил.
– А ты сможешь устроить нам встречу? Мне... нужно поговорить с ним.
– Хорошо, позвоню ему сегодня же. А когда ты сможешь приехать?
– Послезавтра, с утра. Приеду одним днем, как только переговорю с ним – сразу отправлюсь домой.
– Ась, а ты ни в какую историю там не попала?
– Нет, Толя, не переживай, это дело касается дяди.
– Я понял. Давай я с Димкой побеседую, а потом тебе позвоню, ладно?
– Я буду ждать твоего звонка, Толик.
Перезванивает он мне утром.
– Ась, я не стал вчера звонить – поздно уже было, думал, может, спишь. Мы с Димкой заболтались, сцепились, так сказать, языками, я потом на часы – а время уже двенадцать. Подумал, что не стоит тебя беспокоить. В общем, он ждет нас завтра в восемь у себя. Ты успеешь приехать?
– Конечно, успею. Диктуй адрес.
– А может быть, мне приехать, забрать тебя и отвезти в город?
– Нет, Толя, не надо, я и так чувствую себя обязанной тебе...
– Господи, Ася, ну о чем ты говоришь?! Не нужно этого вот!
Он диктует мне адрес, тот самый, где сидит в своем уютном кресле этот подполковник Димка, и я прощаюсь с ним.
Так, завтра мне нужно решить все дела. С самого утра я занимаюсь стиркой, уборкой, а вечером, в сумерках, топлю баньку и осторожно помогаю Олегу спуститься вниз по лестнице.
В бане я даю ему зеркало и говорю, чтобы он держал его – сейчас я стану его брить. Но он аккуратно забирает его и мягко говорит, что он сам. От дяди у меня осталась бритва, так что ему не составляет труда сбрить свою щетину.
После того, как он с удовольствием моется, а я сижу на ступеньках баньки, он зовет меня, и я стригу его густые, отросшие волосы. Подстриженный и побритый, он выглядит моложе своих лет, и я понимаю, что рядом со мной мужчина в полном расцвете сил, и к тому же, довольно симпатичный.
– Олег, когда вы смотрите в зеркало на свое отражение – вы ничего не вспоминаете?
– К сожалению, нет, Ася. В моей бедной голове черно и страшно. Провал...
На чердаке я снова перевязываю его раны и говорю:
– Завтра мне нужно уехать. Я оставлю вам еду и питье, а днем, вернувшись, перевяжу вам раны.
– Эта поездка связана со мной? – я чувствую, как он напрягается.
– Нет. С моим дядей – отвечаю я.
– Ася – он берет меня за руку – спасибо вам. Без вас я умер бы, наверное.
Я киваю и ухожу, а дома раздумываю о том, что этот человек ну никак не может быть преступником. Слишком благородное у него лицо, манеры, привитые в детстве, выдают культурного человека. Говорят, манеры – это навсегда, как езда на велосипеде... Пожалуй, надо еще раз поискать среди пропавших похожего на него.
Я поднимаюсь к нему еще раз со смартфоном, он уже спит, я отключаю вспышку и фотографирую его лицо – тихо и осторожно, чтобы он не услышал.
Знаю, что нельзя фотографировать человека во сне, но вряд ли он разрешит мне делать это днем и будет смотреть в камеру. Интересно, чего же он боится, если так яростно не хочет, чтобы его осмотрели медики, и чтобы я сообщила в полицию?
Дома я собираюсь в поездку – тщательно глажу футболку и джинсы, готовлю еду для Олега, и втайне надеюсь, что все пройдет нормально.
Утром бужу его, чтобы накормить и говорю:
– Олег, прошу вас – носа на улицу не высовывайте, хорошо. Если вас кто-то увидит – вы подставите и себя, и меня.
– Конечно, Ася, я понял. И обещаю вам, что буду сидеть очень тихо. Никто ничего не заподозрит.
– Вот и славно, значит, мне не о чем беспокоиться.
На самом деле, я очень тревожусь. Надеюсь втайне на то, что никому не придет в голову пробраться в мой двор. Тщательно закрываю ворота на два замка, и иду по тропинке через лес на остановку. Какая же все-таки хорошая погода! Я уже совершенно отвыкла от жизни в городе – суетной, шумной, пыльной. В Заячьем настолько свежо и хорошо, что в город ехать совершенно не хочется. Но ради дяди это нужно сделать.
Потому я ускоряю шаг, снова набираю воды в источнике и иду на остановку. В автобусе мне даже удается немного поспать – народу немного, все заняты чем-то своим, тихо переговариваются между собой о деревенском житье – бытье, и я засыпаю под их мерные, укачивающие голоса.
Просыпаюсь уже в городе, быстро доезжаю на автобусе до нужного места, где меня уже ждет Толик. Он, как всегда, хорош, в светлом летнем костюме и в летних туфлях. Но сейчас меня его внешность интересует меньше всего.
В кабинет к Дмитрию Павловичу, другу Толика, мы попадаем быстро и без проблем, видимо, относительно двух таких «важных» визитеров даны четкие указания.
Мужчины улыбаются друг другу, обмениваются крепким рукопожатием, а потом Толик говорит своему другу:
– Дим, вот, познакомься, это Ася. Я тебе говорил о ней.
– Да, я понял. Ася, расскажите, что вас привело ко мне.
– Толь – прошу я бывшего мужа – выйди, пожалуйста. Я хотела бы наедине...
Он делает обиженный вид, но выходит в приемную секретарши своего друга. Эту девушку я видела, когда мы входили сюда, и сразу же разглядела в ней черты Фаины. Толику по душе такие страстные девицы, у которых глаза пылают похотью и вечным желанием. Может, заведет с ней знакомство и отстанет от меня?
Когда мы остаемся наедине, я кратко и четко излагаю суть дела и свои соображения. Мужчина внимательно слушает меня, потирая то покатый лоб, то подбородок, а потом говорит:
– Ася, я все понимаю. Но чем я могу помочь вам в этом деле?
– Дмитрий Павлович...
– Нет-нет, просто Дмитрий или Дима.
– Хорошо, Дима, я хотела просить вас, если это в ваших силах, поднять дело из архива. Мне бы хотелось подробнее узнать заключение судмедэксперта.
– А разве вам оно не предоставлялось?
– Предоставлялось в том виде, в котором предоставляется для близких и родственников, краткое. Но мне бы хотелось более подробно ознакомиться с информацией.
Он задумывается на некоторое время, а потом говорит:
– Давайте сделаем так – я постараюсь сделать все возможное, запрошу дело из архива, и если все получится – обязательно вам позвоню. Вы мне телефон оставьте.
Я диктую ему номер телефона и говорю уже у двери:
– Спасибо вам, Дмитрий.
– Пока не за что, Ася.
– Вы не отказали мне окончательно – уже за это я должна благодарить вас.
– Ася... вмешательство в подобные дела никогда не заканчивается... чем-то приятным... Я имею в виду, что вы можете узнать нечто такое, что может вам совсем не понравиться. Поэтому будьте осторожны и знайте, что в любое время вы можете обратиться ко мне за помощью. Толик мой друг, и я многим ему обязан, для него и его близких я все сделаю.
Еще раз благодарю его и выхожу.
– Ну, как? – Толик смотрит на меня с тревогой в глазах, совершенно не обращая внимания на милую секретаршу в ультракороткой юбке, которая крутится недалеко от него.
– Да все в порядке – отвечаю я – твой друг – настоящий мужик.
– Я рад, что все получилось. Ася, ты позволишь – я отвезу тебя домой, в деревню?
– Да, поедем, буду очень рада, так как немного устала и напряжена.
– Только позволь, сначала заедем в какое-нибудь кафе – я не ел с утра, да и ты, наверное, голодная.
Соглашаюсь, но настаиваю, что за себя заплачу сама. Толик заказывает какой-то салат и горячее, а также компот и сахарные плюшки. Я, почувствовав внезапный голод от пережитого волнения, тоже заказываю себе первое, второе, и сладкое с чаем.
– Ась, возвращайся, а? – просительно говорит он – плохо без тебя, в самом деле. Знаешь пословицу: что имеем – не храним, потерявши – плачем? Так вот это про меня, дурака!
– Толь, я не могу вернуться. Ну, о чем ты говоришь? Нельзя так, Толик, это неправильно – с одной пожил, потом со второй, потом опять к первой побежал.
– Я знаю, Ася. Но все-таки у нас за плечами десять лет совместной жизни. Это же что-то, да значит, разве нет? Неужели ты сможешь это... похоронить?
Услышав это, я горько усмехаюсь.
– Ты с больной головы на здоровую-то не вали. Похоронил это ты, тогда, когда занимался сексом со своей секретаршей прямо в кабинете. Невтерпеж, видать, было. Я теперь, Толик, спасибо говорю тем высшим силам, которые тогда привели меня в этот кабинет. А то так и находилась бы в счастливом неведении относительно твоих шашней, так бы и изображала довольную жизнью кухарку, стряпуху и хозяйку.
В его машине наш разговор продолжается.
– У тебя появился кто-то, да? – спрашивает он и морщинка перерезает его красивый лоб.
– Нет у меня никого – отвечаю я – а если бы даже и был, то это было бы уже не твое, Толя, дело.
Кажется, он совершенно на меня обиделся, потому что замолчал и стал смотреть только вперед, на дорогу.
Но когда мы подъехали к дому, спросил все же:
– Не пригласишь чаю попить?
– Нет, Толик, спасибо тебе за все, но тебе пора, да и время уже три часа дня, начальство потеряет тебя.
– А я отпросился.
– Тогда езжай домой и отдохни.
Я вхожу во двор, закрываю за собой ворота, потом в дом, спешно переодеваюсь и иду на чердак – нужно посмотреть, как мой подопечный коротал тут без меня почти полдня. Поднимаюсь наверх по ступенькам, толкаю дверь и вхожу вовнутрь.
– Олег, я вернулась!
Но на чердаке пусто, и мои слова падают в эту пустоту, звенящими бусинами отталкиваясь от стен.
Часть 9
Куда он мог подеваться? Неужели ослушался меня и вышел? Или... Кто-то пришел за ним? Значит, меня тоже могут... Но кто и как мог догадаться, что у меня на чердаке скрывается человек?
Я внимательно осматриваю чердак. Никаких следов борьбы, все также на своих местах, как и тогда, когда я уехала в город. Не хватает только одного – невольного жителя этого чердака. Выхожу на улицу и в тревоге осматриваю двор. И здесь никаких следов борьбы, сопротивления, драки или чего-то подобного. Все чисто, тихо и ровно, словно бы ничего и не происходило.
В доме – то же самое. Да и глупо было бы рассчитывать на что-то другое, так как окна и двери целы, в дом точно никто не пробрался. Но куда же тогда подевался мой подопечный? Один из вариантов крутится у меня в голове, и даже приносит мне облегчение, когда я думаю об этом. Олег вполне мог почувствовать себя лучше, а потому решил собраться и уйти, так сказать, «по-английски», не прощаясь. Вполне вероятный вариант, хотя с другой стороны – вряд ли бы он так поступил, интеллигент, хорошо воспитан, и вдруг – вот такой уход... Думал, что я не отпущу его? Или испугался того, что я поехала в город по его «душу», так сказать... Да, это вполне возможно...
Что же – это избавляет меня от множества забот и проблем, и возможно, что я смогу избавить саму себя от той самой опасности, о которой говорит Таисья. На всякий случай я поднимаюсь к задней калитке, словно стараюсь найти там, по дороге, следы своего подопечного, даже выхожу наружу, но – ничего, ни малейшего следа того, что Олег проходил тут.
Возвращаюсь домой, с легким сердцем приступаю к домашним делам, иногда мысленно возвращаясь к поездке в город и разговору с бывшим мужем. И речи быть не может о том, чтобы согласиться на его предложение наладить отношения. Ни он, ни я в этом браке не испытали чувства любви, была лишь определенная и своеобразная привязанность, ему было удобно со мной, мне же казалось, что между нами царит все-таки любовь, несмотря ни на что. Но все оказалось игрой, настоящей комедией, и теперь самое главное – не совершать ошибок и не возвращаться к прошлому.
На деревню опускаются сумерки, когда кто-то осторожно скребет пальцем в кухонное окно. Откидываю шторку – Олег! Выхожу во двор, подхватываю его и помогаю войти в дом. Сначала молча усаживаю на стул, на веранде быстро расстилаю постель прямо на диване и провожу его туда. Ходит он медленно, и когда я снимаю бинты с его ран, обнаруживаю, что та
самая, на боку, глубокая, снова открылась. Он стонет чуть слышно, стараясь сдерживаться. Да, с такой раной подолгу ходить нельзя, сначала нужно залечить до конца. Ругаясь негромко, приношу с чердака все, что нужно, обрабатываю рану, потом накладываю повязку с мазью Таисьи, помогаю ему улечься и меряю температуру. Опять поднялась, придется ставить укол... После него ему становится лучше, и я спрашиваю:
– Олег, что произошло? Почему вы ушли?
– К вам пришел мужчина... Я... подумал, что он может... доставить мне неприятности, а следом и вам...
– Что за мужчина? Вы узнали его?
– Нет, конечно! Когда постучали в ворота, я осторожно стал смотреть в окно, оно же как раз на ту сторону выходит. Клянусь, я ничем себя не выдал!
– Я вам верю, верю... Ну, а дальше что?
– Он некоторое время ждал, когда вы, видимо, откроете, а потом перелез через забор и стал ходить по двору, я слышал, как он подошел к двери дома и стучал в нее, потом обошел дом, понял, видимо, что вас нет, и перелез обратно через забор. Я сидел очень тихо и конечно, он никак не мог меня обнаружить. Потом я слышал, как он стучит к вашей соседке, и расспрашивает ее о вас. Я решил, что будет лучше, если я незаметно уйду – он мог вернуться и осмотреть дом, и тогда обнаружил бы меня. Да и мало ли кто, кроме него, мог прийти еще. Потому я осторожно выбрался, прошел на задний двор, а оттуда – в лес. Там я решил дождаться сумерек, а потом вернуться к вам. Простите, Ася, я опять заставил вас беспокоиться!
– Ничего... Я уж подумала, что вы решили уйти, не прощаясь, по-английски...
– Я бы никогда так не поступил. Мне хочется как можно быстрее поправиться, чтобы уже наконец действительно покинуть вас и не доставлять хлопот.
– Да лежите уже... Отдыхайте. Вам надо поправляться, Олег. А уже потом решать проблемы, по мере их поступления. Пока вы не вернетесь к нормальному состоянию – в случае прихода кого-либо ко мне, в подпол, по нашему уговору не спускайтесь – я буду запирать веранду на ключ. Только прошу вас – ни звука.
– Конечно. Спасибо вам еще раз, Ася.
– Олег, вы говорите, что видели этого мужчину в окно. А как он выглядел? Солидного возраста, крепко сбитый?
– Нет, это был молодой мужчина.
Я оставляю его на веранде, укрыв одеялом, и ухожу в дом. Мне немного неловко от ощущения того, что буквально за стенкой спит абсолютно посторонний мужчина, но эти мысли скоро сменяются мыслями о том, что за человек приходил ко мне, и даже имел наглость перелезть через забор. Вариантов три – это Марк, но зная его, я бы не стала верить в то, что он мог сделать это, чтобы убедиться, что я не дома. Второй – это Гоша Маслов, что более вероятнее, он наверняка пришел что-то узнать, удивился, что я не дома, и перелез через забор в попытке понять – прячусь я или действительно отсутствую. Ну, и третий вариант – это кто-то совершенно мне незнакомый. А если это и так, то что же тогда этот незнакомец делал в моем доме. Стукаю себя рукой по лбу – вот я бестолочь! Надо просто пойти к тетке Дуне и поинтересоваться, кто же вчера приходил к ним и спрашивал обо мне. Только вот время уже позднее, старушка и Анютка наверняка отдыхают, так что не стоит их тревожить. Завтра и спрошу.
Но на следующий день я просто не успеваю это сделать – приходит Марк, прямо с утра. Когда видит меня, обнимает крепко в каком-то странном порыве, прижав к себе.
– Ася! Как хорошо, что с тобой все в порядке!
Отстраняюсь от него, высвободившись из объятий.
– Но почему, скажи на милость, со мной что-то должно быть не в порядке, Марк? С чего ты это взял?
– Я... беспокоился. Прости, уехал на учебу, не предупредив тебя, вернулся, пришел вчера – а тебя дома нет. Подумал, случилось чего...
Я сразу понимаю, кто перелез вчера через забор.
– И конечно, не нашел способа что-либо выяснить лучше, чем перелезть через забор, верно? А позвонить?
Он опускает голову и краснеет, как мальчишка.
– Как ты узнала?
– Догадалась, Марк. Прости, но мне не нравится подобное вмешательство в мою жизнь. Если ты звонишь в звонок и стучишь в ворота, и при этом я не открываю, значит, меня нет дома. Не нужно потом проникать в мой двор и ходить по нему, неизвестно с какой целью.
– Прости, Ася, я переживал.
– И переживать не надо, Марк. Я взрослая, самостоятельная женщина, и я сама привыкла справляться со сложностями и проблемами в жизни. Ну вот с чего ты решил, что что-то произошло? Я просто ездила в город, по делам!
– Ася, извини... Просто тебя хочется защитить неизвестно от чего...
Чувствуя, что чувство необоснованного гнева застилает мне мозг, я говорю:
– Марк, прошу тебя, не играй в полицейского там, где не надо этого делать. Прости, у меня много дел, мне нужно идти...
– Ася, извини меня, если можешь, и не сердись.
– Я не сержусь. Но тебя прошу больше так не делать. И тем более, не тревожить моим отсутствием соседей. Тетя Дуня мне как бабушка, она за меня переживает, а тут ты со своими подозрениями...
– Это она тебе рассказала?
Я спохватываюсь – если Марк спросит у тетки Дуни, откуда я знаю о их разговоре, а та скажет, что после моего приезда не видела меня...
– Это не важно – отвечаю холодно – ладно, Марк, прости, мне надо идти.
– Может быть, погуляем вечером?
– Не выйдет – много дел, и хочется просто тишины и отдохнуть после этого. Пока, Марк.
Понурив голову, он отправляется восвояси, а я иду к себе. Может быть, зря я с ним так, и он действительно искренне переживал за меня, но честно говоря, такое внимание уж очень подозрительно. Мы не настолько близкие люди, чтобы ради меня преодолевать забор с целью узнать что-либо. А может быть, после слов Таисьи о том, что мне нельзя никому доверять, я стала слишком подозрительной? Но она права, хотя я до сих пор и не знаю, в чем дело, мне нужно быть осторожной.
Я делаю Олегу перевязку и кормлю его. Он ест уже с большим удовольствием, а потом откидывается на подушки и снова засыпает. Да, вчерашний побег, что ни говори, видимо, вымотал его и морально, и физически. Я же устраиваюсь с ноутбуком перед телевизором. Попробую загрузить в поисковик фото Олега, глядишь, мне повезет, и я хотя бы узнаю, кто это. Но поиски не дают никаких результатов. Что же происходит? Ведь не может человек витать в безвоздушном пространстве! В наше современное время всемирной паутины под названием интернет, у любого человека должны быть хотя бы соцсети! Но никаких совпадений по Олегу я не нахожу – ни среди мертвых, ни среди живых. Все это кажется мне очень странным, и я начинаю склоняться к мысли, что он все-таки бежал из колонии. Ведь именно там не дозволено пользоваться интернетом, насколько я знаю, так что можно остаться неизвестным для всех окружающих. Может быть, именно поэтому он говорит, что не помнит ничего – хочет как можно дольше скрыть, что сидел в тюрьме? Как же докопаться до истины?
Впрочем, сейчас это отступает на второй план, если сведений о нем нет, придется их где-то отыскать, только позже. Сейчас самое главное – узнать результаты от Дмитрия, если конечно, у него получится поднять дело из архива. Тут я действительно вся в нетерпении – кажется, что время идет очень и очень медленно. Впрочем, я даже не знаю, сколько времени нужно будет Дмитрию, чтобы изучить заключение судмедэксперта и потом показать мне копию.
День проходит спокойно, никто меня не тревожит, я могу заняться домом, огородом и Олегом. По-прежнему его самая страшная рана заживает крайне медленно, а его побег снова спровоцировал кровотечение. Потому я меняю повязки как можно чаще, а мазь накладываю погуще.
На следующий день, во второй половине, собираюсь сходить в лес, что за забором. В этом есть очень большая необходимость – в интернете я вычитала про гриб чагу, отвар его был бы очень необходим Олегу. Спросила у тетки Дуни, и она ответила, что ранняя чага появляется в дальнем лесу, как она называет тот, что за забором.
– Ты только принеси, девка, а я тебе такую настойку сделаю – закачаешься. На водке. И для иммунитета хороша, и общетонизирующее, и для метаболита этого самого, будь он неладен.
– Спасибо, тетя Дуня, вот схожу, соберу и принесу вам.
– Я тебе сейчас объясню, какой брать надо...
Она долго рассказывает мне, как именно найти чагу, как определить по виду, подходит ли такой гриб, а потом еще раз говорит о том, что самая ранняя появляется в дальнем лесу.
– Не боишься ли пойти туда? – спрашивает меня, пристально глядя в глаза – наши сильно туда не ходят девки, говорят, неприветливый там лес, неуютный...
– Че бояться-то? – пожимаю я плечом – лес, как лес...
Я бесстрашно выхожу за забор, держа за спиной ружье на всякий случай. Оделась я удобно – спортивный костюм, кроссовки, бейсболка. Узкая тропинка ведет меня вперед, и чем дальше я отхожу, тем больше понимаю, что не так страшен черт, как его малюют. Да, немного неприветлив этот лес, слишком густ и темен, много гнуса, но... вряд ли представляет какую-то опасность для человека. Когда нахожу то, что нужно, срезаю, складываю в бумажный мешочек, и решаю прогуляться еще чуть подальше – теперь, когда пропал первоначальный страх, этот лес, можно сказать, даже привлекает меня.
Решаю дойти до огромной, уродливо загнутой сосны, сухой и неприветливой, и когда почти подхожу к ней, слышу какие-то тихие голоса. С бьющимся сердцем быстро прячусь за дерево, в надежде, что мои шаги остались неуслышанными.
– Гош! – раздается тихо и, чтобы убедиться в том, что голос женский, мне вовсе приходится сдерживать дыхание – Гош, когда мы уедем, а?
– Агния, послушай, ну что тебя не устраивает? Ведь все же хорошо – ты у этого старого козла, как у Христа за пазухой...
– Гошенька, ты меня любишь? Скажи, любишь?
– Агния, ну о чем разговор? – мужчина прерывается на поцелуй – конечно, люблю, разве я тебе это не доказал?
– Тогда давай уедем, прошу тебя, давай уедем! Мне страшно рядом с ним, как ты не понимаешь?!
– Агния, детка, пока я рядом – тебе нечего бояться...
Далее голоса затихают, и я слышу, как разговор прерывается поцелуями и жарким шепотом. Ну, и дела! Оказывается, Агния готова сорваться и уехать в неизвестность с Гошей, лишь бы не быть рядом с Масловым – старшим!
И тут я вспоминаю, как видела две фигуры, выходящие из леса. И эти фигуры мне кого-то напоминали. Теперь стало понятно, кого... Значит, Агния Маслова изменяет своему гражданскому мужу... Весело... Еще веселее то, что изменяет она ему с его сыном.
Раздумывая над всем этим, я успеваю прислушиваться к разговору, который возобновляется после серии поцелуев.
– Гош, когда вы покончите с этой охотой, а? Все это очень, очень опасно!
– Агния, да успокойся ты, ну, пожалуйста, не переживай так, моя девочка! Скоро все это закончится, потом наступит осень, а в новый сезон нас с тобой, я надеюсь, тут уже не будет. Старый хрыч и не подозревает, куда иногда утекают его денежки. Он ослабил бдительность, потому что целиком доверяет мне, поэтому, если мы хотим с тобой жить в достатке, нам придется еще немного потерпеть. Я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты ни в чем не нуждалась!
– Значит, ждать до зимы, Гоша?
– Да, дорогая, до зимы придется потерпеть.
– Это так долго!
– Милая, имей терпение! Надо усыпить бдительность отца, тогда мы сможем спокойно убежать... А теперь – пора идти, мы и так уже слишком долго отсутствуем. Вернемся по разным тропинкам – вместе нельзя, не дай бог, кто увидит. У многих окна ведь на задние дворы выходят. Пойдешь первая вон по той тропинке, а я потом приду.
– Гоша! – с отчаянием выкрикивает Агния – ну, неужели ты так спокойно можешь терпеть то, что каждую ночь я ложусь в постель с твоим отцом!
– Любимая моя, терпение вознаграждается! Прошу тебя, послушай меня, так будет лучше. Совсем немного осталось – время пролетит быстро...
Они еще долго целуются, не в силах оторваться друг от друга, а потом Агния уходит. Через некоторое время следом за ней на боковую тропку сворачивает и Георгий. Я шумно выдыхаю – осталась незамеченной для них, и это очень хорошо!
Тоже медленно иду по тропинке в сторону дома – пора выбираться отсюда. То, что я увидела, абсолютно не укладывается в моей голове. Какие еще тайны скрываются за окнами добротных деревенских домов? Как говорится, в каждой избушке – свои погремушки. Вот и моя не стала исключением. Интересно, почему охота для Агнии – это такое страшное дело? Странно, я не считала, что она настолько жалостлива. По-моему, она из тех женщин, которая при необходимости перерубит курице голову, и при этом глазом не моргнет. И вообще, живя со своим Данилой, уже давно должна была бы привыкнуть к тому, что охота – это неотъемлемая часть его жизни.
Я спускаюсь к своему дому, и сначала захожу к тетке Дуне, отдаю ей чагу. Та довольно качает головой:
– То, что надо собрала, девка! Молодец! Сегодня приготовлю и надо будет тебе ее десять дней в темноте выстаивать. Спрячь в чулан. Потом по каплям принимай.
На следующий день она отдает мне темную стеклянную бутылку с настойкой, я благодарю ее, одаривая купленными в городе фруктами, а она сначала отмахивается от гостинца, а потом все-таки принимает.
Анютка, хитро глядя на меня, спрашивает:
– Аська, а зачем тебе эта чага? Ты же ветеринар, врач почти и народные методы лечения не приемлешь. Или я не права?
– Начиталась – отвечаю я ей – ничего плохого в этой чаге нет, хочу с помощью нее иммунную защиту усилить, да и все.
– Ох, Асенька! – подруга грозит мне пальцем – что-то ты темнишь!
А через несколько дней мне наконец звонит Дмитрий.
– Ася, здравствуйте. Я смог вытащить дело вашего дяди из архива. Отправлю заключение судмедэксперта вам на почту? Так удобно будет?
– Да, очень удобно!
– Тогда диктуйте почту. У меня просьба к вам – как только ознакомитесь с документами, позвоните мне.
– Конечно, позвоню. Я вам очень благодарна, Дмитрий!
Скоро мне на электронку приходит письмо от Дмитрия. С нетерпением открываю его – внутри файлы. Честно говоря, я немного не то чтобы разочарована тем, что прочитала в них – совсем нет... Просто, развернутое заключение судмедэкспертов похоже на ту копию, что я получила от них. Все то же самое, ничего нового...
Минут тридцать я внимательно изучаю буквально каждую буковку этого документа, в надежде найти что-то такое, что породит во мне зерна сомнения, относительно этого заключения. Но ничего не нахожу. Звоню Дмитрию и благодарю его за то, что он сделал для меня.
– Ну что вы, Ася... Тем более, я чувствую в вашем голосе разочарование и готов поспорить на что угодно, что ничего нового вы не узнали, верно?
– Так и есть... Почему-то я думала, что с этим не все чисто...
– И тут вы правы, Ася. Меня всегда удивляла развитая женская интуиция.
Я настораживаюсь:
– Что вы имеете ввиду?
– Дело в том, Ася, что в документе-то все в порядке. Я тоже изучил кое-какие документы по делу вашего дяди, и один момент показался мне очень странным. В процессе проведения экспертизы один из экспертов был отстранен от работы и в дальнейшем уволился по собственному желанию... На его место пришел другой, некто Егоров, подпись которого вы также видите в заключении наряду с другими.
Продолжение на канале Дзен
Ловушка для зайцев
© Copyright: Юлия Васильевна Королева, 2024
Свидетельство о публикации №224112100227
Свидетельство о публикации №224112100227
Рецензии