8. Враг номер один

8. ВРАГ НОМЕР ОДИН. То, что великий князь московский Иван III несколько лет терпел самоуправства и дерзости новгородцев и, даже, не пытался, по примеру всех своих предшественников, угрожать республике всевозможными карами, в Новгороде весьма опрометчиво восприняли, как его слабость и неуверенность в собственных силах. Неправильно понятое зловещее молчание великого князя и абсолютная безнаказанность, с коей они плевали на все приказы и рекомендации московских чиновников, обретавшихся в их городе, толкало буйноголовых вечников и на вовсе безрассудные поступки. В конечном итоге в городе вновь, как в лучшие времена, установилась власть вече, которое само вершило суд, само принимало законы, само заключало или разрывало договора с европейскими правителями. Протесты из Москвы игнорировались полностью. Новгородцы осмелели настолько, что даже отважились захватить часть великокняжеских владений, граничивших с их республикой. Все указывало на то, что Москву они рассматривали, как потенциального противника. Для этого, собственно и были нужны все эти закулисные пересылки с литовским государем.

А Иван III молчал. Он не созывал рати, не перекрывал подвоз низовского хлеба на север, не насылал на республику анафем и отлучений от имени митрополита. Иван ждал и молчал: молчал, потому что, все это время он воевал с Казанью, а мы с вами уже знаем, что он не любил начинать новое предприятие, не закончив старое. Иван был слишком осторожен и расчетлив для того, чтобы вести войну на два фронта. Иногда, впрочем, он давал понять неразумным вечникам, что недоволен их поведением, и что, если они не одумаются, то наказание будет серьезным и неотвратимым. Посаднику новгородскому, Василию Ананьину, прибывшему в Москву с  какими-то земскими делами, он весьма недвусмысленно заявил: «Скажи новгородцам, что терпению бывает конец и, что мое не продолжится». Еще одно предостережение в Новгород пришло из Пскова, которому великий князь велел готовить городское ополчение для скорой войны с вечевой республикой. Псковитяне, не желая ссориться ни с Москвой, ни с Новгородом, сообщили обо всем соседям и попытались примирить тех с московским государем, но все их усилия оказались тщетны. Новгородцы подчиняться великому князю и соблюдать прежние договоренности с ним отказались наотрез. После этого более рассудительный Псков был вынужден сообщить в Москву, что готов присоединиться к общерусскому ополчению, если в том возникнет необходимость.

Тем временем «оппозиция» новгородская - а такая была, есть и будет во все времена - решила, что ей пора брать быка за рога. Промедление для неё было смерти подобно. Упустишь момент, и ни о какой «оранжевой революции» не может быть и речи. Тебя возьмут за причинное место  и в лучшем случае сошлют туда, где холодно и безлюдно. О том же, во что может вылиться случай худший, вообще страшно было подумать. А следовательно, нужно как можно быстрее качнуться на Запад – «заграница нам поможет».

Действовали «оппозиционеры» смело и решительно. Безжалостно сжигая за собой мосты и воплощая в жизнь принцип «все или ничего», новгородская знать, уже не скрываясь, пошла на переговоры с Казимиром и с его согласия приняла к себе на «кормление» литовского вассала – князя Михаила Олельковича Киевского, который доводился Ивану III двоюродным братом. Новгородцам киевский князь приглянулся именно тем, что от Москвы он никак не зависел, но шанс без драки договориться со своим царственным родственником имел неплохой, и это притом, что с Казимиром отношения у него были тоже не ахти какие теплые. Михаил был православным и унии с Ватиканом не признавал, что, конечно же, не могло приветствоваться королём-католиком. Следовательно, и в этом направлении, по мнению «оппозиционеров», он, скорее всего, будет вести независимую политику. Короче выбор был сделан «нейтральный». Новгородцы надеялись, что им удастся сыграть на вековом соперничестве между Москвой и Вильно, как это им уже не раз удавалось в прошлом. Поддерживая то одну, то другую из противоборствующих сторон, самому можно будет довольно долго оставаться в стороне. Вечники в тот раз не учли лишь одно обстоятельство: подобная схема могла дать результат только при условии равенства сил Литвы и Московской Руси. А равенство это к тому времени уже успело кануть в лету.

8 ноября 1470 года киевский князь в сопровождении отряда литовских и польских ратников прибыл в Новгород, где у него тут же, что называется, с порога возникли первые трудности. Вначале ему доложили, что его сторонник, архиепископ Иона, который собственно и приглашал Михаила на княжение, внезапно скончался. В городе с новой силой развернулась ожесточенная борьба между «униатами» - сторонниками Казимира и их противниками, ориентировавшимися на Москву и Русскую Церковь. В конечном итоге, новым архиепископом по жребию стал протодьякон Феофил - решительный противник флорентийской унии. Михаил Олелькович потерял возможность опереться на поддержку Церкви и был вынужден править в исключительно нервной обстановке, потому как популярностью новый князь в городе не пользовался. А вскоре он узнал о смерти брата Семёна, которого оставил княжить в Киеве, после чего желание «править» вечевой республикой у него и вовсе испарилось. 15 марта 1471 года Михаил Олелькович бросил все и уехал в Киев, так и не приняв участия в последующем вооружённом противостоянии Новгородской республики с Московским княжеством. Уходя, Михаил сильно хлопнул дверью, подчистую разграбив новгородский пригород - Старую Руссу. Вечники вновь оказались предоставлены сами себе.

В том же 1471 году Иван III предпринял еще одну попытку образумить разгулявшихся вечников, откровенно поговорив с новгородским архиепископом Феофилом, который приехал в Москву для представления митрополиту. Феофил, как и обещал, слово в слово передал своей пастве требования и пожелания великого князя и, видимо, во всех красках рассказал о серьезности намерений центральных властей в случае их невыполнения. В городе немедленно начались брожения. Многие, включая и самого архиепископа, начали склоняться к тому, что с Москвой надо мириться, и чем быстрее, тем лучше. Ну а поскольку мнение, высказанное с епископской кафедры, на Руси дорогого стоило, народ начал сомневаться. И тогда «оппозиция», возглавляемая вдовой посадника Исаака Борецкого, Марфой, пошла напролом. Как гласит народная мудрость: «Сильному да богатому всяк вторит». Вечевая новгородская демократия, как и любая другая демократия, на поверку оказалась недолговечной и к началу 14 века уже рухнула под ударами Золотого Тельца, целиком и полностью уместившись в закромах и кладовых малой кучки местных «олигархов». А денежки в сундуках у Борецких и их сторонников водились, да еще какие! Купить себе голоса на новгородском вече им не составило никакого труда. Сыновья и родственники Марфы швырялись серебром направо и налево и купили-таки себе победу в споре с Филофеем за власть в республике. Новгородцы, все еще верившие в то, что никому кроме них самих судьбу их города не решить, потому как, силенок не хватит, ссыпали подачки Борецких в свои карманы и дали Марфе карт-бланш на переговоры с Литвой.

Посольство в Литву новгородцы собирали по высшему разряду: с дарами, с боярами, с дружиной. Королю Казимиру теперь предлагалось самому стать главой Новгородской Республики при условии соблюдения им её древних уставов и гражданских свобод. Разумеется, дальновидный Казимир IV согласился на все. Куш был слишком велик для того, чтобы кочевряжиться и выдвигать какие-то встречные условия. Вскоре довольные собой и своим королем новгородцы поехали назад. Все были уверены в том, что Иван III не рискнет связываться с Польшей и Литвой, и дело с ним удастся уладить миром. Не желая провоцировать великого князя на необдуманные действия, бояре новгородские велели московских наместников пока не трогать, и даже не выгнали их из города, хоть и лишили всякой власти. Впрочем, памятуя о том, что береженного Бог бережет, на Двину срочно снарядили сильную рать во главе с Василием Шуйским-Гребенкой, дабы защитить эти земли от возможных набегов со стороны Москвы.

Той же весной московский боярин Иван Федорович Товарнов прибыл в Новгород с тем, чтобы поведать новгородскому люду о гневе великого князя Ивана III и, что называется, вынести городу последнее предупреждение. На собранном по этому случаю вече люди Марфы Борецкой не дали никому и рта открыть. Посольство Товарнова закончилось ничем, вече постановило с Москвой не мириться.

Ну, так тому и быть! Как говорится: «Было бы предложено»! Потом не обижайтесь, господа!