К размышлениям Гельвеция о добродетели

«Если добродетель не становится страстью, мы её не соблюдаем. Мы всегда лишь пытаемся её соблюдать, поддаваясь порыву».
Гельвеций. «Записные книжки» (1,75*).

В этой вполне реалистической мысли Гельвеция выражено обычное или бытующее у большинства отношение к собственной добродетели. Конечно, оно противоречит наставлениям всех, считающих себя  нравственно мыслящими, людей и, прежде всего,  педагогов и духовных лиц, определяющих добродетель как  «постоянное деятельное направление воли к исполнению нравственного закона» (2),  положительное нравственное качество человека (3), его высокую нравственность (4) и моральную чистоту (5).
Согласно определению, данному в Энциклопедических словарях, добродетель – это «деятельное добро, делание добра», и она «деятельно противостоит пороку» (6), являясь вовсе не порывистой страстью, как считал Гельвеций,  а, как это указано и в Википедии, «постоянной направленностью воли на то, что с точки зрения морали есть добро» (7).
Но можно ли постоянно делать добро и никогда не делать зла, даже при постоянной направленности на высокие нравственные чувства? Конечно, нет. Душа человека греховна, не беспорочна.
Итак, Гельвеций связывал добродетель со страстью. Последуем далее за его размышлениями не только о добродетели, но и о связанных с нею страстях или порывах.
В своей первой книге «Об уме», изданной в 1758 году, уже в главе II наш философ специально обращается к страстям как источнику заблуждений, т.е. не только добродетелей. Эта глава так и названа прямо: «О заблуждениях, вызываемых страстями» и уже в первом её абзаце читаем:

«Страсти вводят нас в заблуждение, так как они сосредоточивают все наше внимание на одной стороне рассматриваемого предмета и не дают нам возможности исследовать его всесторонне».

После этого справедливого утверждения, Гельвеций приводит в том же абзаце один замечательный пример:

«Вот король, жаждущий прослыть победителем? Военные успехи, говорит он, влекут меня на край света: я буду воевать, я одержу победу, я унижу гордость моих врагов; я закую их руки в кандалы, и страх перед моим именем, как непреодолимая твердыня, оградит моё государство от их вторжения. Опьянённый этой надеждой, он забывает, что счастье изменчиво, что тяжесть лишений почти одинаково ложится на победителя и на побеждённого; он сознаёт, что благосостояние его подданных служит лишь предлогом его воинственному пылу, что гордость заставляет его поднимать оружие и развёртывать знамёна; всё его внимание сосредоточено на колеснице победителя и на триумфальных торжествах» (1, 158).
Как видим, король может заблуждаться в порыве своей гордыни. Уповая на страх врага перед его именем и его армией, он может не учесть бесстрашие или мужество противника,  и надежда на быструю победу оказывается иллюзией.

«Иллюзия – непременное следствие страстей, глубина которых измеряется степенью ослепления, в которое они нас погружают» (1,158).
В главе III «О недостаточном знании» Гельвеций замечает:

В то же время «мужество народа является обыкновенно следствием его телесного здоровья, слепой веры в свои силы, скрывающей от человека половину угрожающей ему опасности, или следствием пламенной любви к родине, - любви, заставляющей пренебрегать опасностью» (1. 165-166).

В главе IV «О средствах утвердиться в добродетели», в первом абзаце, Гельвеций, говоря о добродетели государя, верно замечает, что «его добродетель зависит исключительно от справедливости или несправедливости его выбора» и далее, во втором и третьем абзаце он пишет:
«Если хочешь поступать честно, принимай в расчёт и верь только общественному интересу, а не окружающим людям. Личный интерес часто вводит их в заблуждение.
Так, например, при дворах этот интерес не называет ли благоразумием лживость, глупостью – правду, которую считают там по меньшей мере сумасшествием и не могут рассматривать иначе?» (1, 204).
И далее:

«…в вопросе о добродетели надо считаться не с теми частными сообществами, в которых мы живём, а только с интересом общества в целом. Тот, кто станет действовать таким образом, будет всегда совершать поступки или непосредственно полезные обществу в целом, или выгодные частным лицам без вреда для государства» (1, 206).

В главе XIII «О честности в различные эпохи и у различных народов» Гельвеций даёт свое определение гражданской добродетели:

«Общее заключение из всего сказанного мной то, что добродетель есть не что иное, как желание счастья людям, и что поэтому честность, которую я рассматриваю как осуществлённую добродетель, является у всех народов и при различных формах правления не чем иным, как привычкой к полезным для своего государства поступкам» (1, 247). В продолжение сказанного Гельвеций делает следующее примечание:

«Понятно, что нет необходимости указывать, что я здесь говорю о добродетели ГРАЖДАНСКОЙ, А НЕ РЕЛИГИОЗНОЙ, которая ставит себе иные цели, предписывает себе иные обязанности и стремится к более возвышенным предметам» (1,248).


Примечание: В скобках первая цифра - номер источника в нижеприведённом списке, а вторая - страница из этого источника.

ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ ИСТОЧНИКИ

1. Гельвеций. Сочинения. В 2-х томах.- М.: «Мысль», 1974.
2. См. «Добродетель» в Википедии.
3. Толковый словарь русского языка. Под ред. Д.И. Ушакова. М: ОГИЗ, 1935.
4. Ожегов С.И. Словарь русского языка под ред. Н.Ю. Шведовой. – М. «Русский язык», 1984.
5. Словарь русского языка под ред. А.П. Евгеньевой, Т.1. – М.: «Русский язык», 1981.
6. Энциклопедический словарь — М.: Гардарики. Под редакцией А.А. Ивина. 2004.
7. Философский энциклопедический словарь. 2010 (электронный ресурс).