Глава 13. Цветочки демократии

   Катю Иванову поймали и посадили в сумасшедший дом. С некоторых пор Ирина получала тревожащие новости о Кате, и вот, писал Генри,  женщина окончательно  рехнулась. Письмо из Грузии пришло сегодня утром.


   Генри ходил проведать друзей, которые все ещё работали в одном из немногих  государственных  учреждений,  не всплывших  "вверх брюхом" после  декларации независимости республикой. Он не был знаком  с Катей, но помнил,
что Ирина неплохо к ней относилась, и потому передал всё как есть.


   Всё началось со слухов, что руководство задумало "сокращение штатов".
Катя, как и все не владеющие грузинским, должна была оказаться  в первых
рядах увольняемых, ибо всю документацию теперь следовало вести на
 "государственном языке".


   Однако, первое время реальность такого оборота дел не ощущалась. В конце
концов,  для программиста  куда важнее английский. "Русские" успокаивали себя рассуждениями, что ни один начальник не вышвырнет на улицу опытных,
серьёзных  программистов. Компьютеру всё равно, на каком языке ты говоришь, если не знаешь "компьютерного".


   Затем "шипение" усилилось. "Вы ведь не забыли, что это такое?" - спрашивал Генри. Ирина и Ивар не забыли, что такое "шипение".


   Грузины глядят на тебя, словно ты должен им миллион, а может это не ты, а твой отец или дед им должен. Им всё равно. Может быть, ты ничего не должен, а  наоборот, они должны два миллиона, Им все равно, и они глядят на тебя, будто ты должен миллион и само твое существование доставляет им страдание.


   И они "шипят". Это вовсе не звук, здесь нет ничего "технического", это скорее "аура". Она держится в воздухе,  она в кривящихся губах, она в напряжении ноздрей, в искусственном, подкарауливающем выражении глаз.


   И они толкуют о бедах, которые "русские" принесли на их обожаемую землю
двести шестнадцать лет назад, когда был заключен Георгиевский трактат.


  И их глубоко обижало само присутствие Кати в их комнате, обижало, что она
отбирает "место" у кого-то из ихних, милых, милых юношей и девушек.


  Пытаясь отгородиться от  "шипения",  Катя  с головой влезала в свой монитор и пахала, как папа Карло, "набивая" и ассемблируя новые программы, отлаживая их, переписывая и "прогоняя" заново.


   Говорили, что в следующем месяце уволят трех программистов... Начальство
жаждало крови и лично, с часами в руках, контролировало  на дверях приход и уход сотрудников. (Это было единственно доступное им занятие.)


   Газета, лежащая на столе, расценивалась как вызов, телефонный звонок из
города - как измена делу. Катя  жила с ощущением, что когда она заходит в
туалет, под дверью кто-то торчит с секундомером.


   И несмотря на все она верила, что хороших программистов никто не тронет.
К сожалению, она забыла прописную истину, что все программы в мире
давно написаны, и процветает эра "пользователей" с "мышью" в руке.


   Катя думала, что оценивать её будут по труду, а не по её русскому происхождению. Две молодые армянки из её комнаты оказались более проницательны. Они нащупали "контакты" в Москве и перебрались в Россию сразу, как только нашли там работу. Они не "думали", они не "рассуждали", они - чувствовали и реагировали соответственно.


   Катя с маленьким сыном, дочерью-подростком и своей квартирой в Тбилиси
всё сомневалась. "А где я буду жить в Москве?" - говорила она. Армянки пожимали плечами: "Ну, а мы где жить будем?" Они продали свои квартиры за сколько смогли и "слиняли".

 Катя решила остаться и вкалывать ещё больше, чем прежде. "Маленькая Грузия быстрее встанет на ноги, - думала она, - чем большая Россия".

   Когда её уволили. она закатила скандал и грозила обратиться в суд, и писала жалобы, и говорила, что у неё двое детей и всё такое прочее в "советском" духе, на  что сегодня,  в демократической Грузии, никто не обращал внимания.


   Она осталась одна, без работы, без сбережений, без куска хлеба. Одно время
к ней заглядывал бывший муж и оставлял долларов тридцать-сорок  в месяц для мальчика (девочка была от первого брака), но затем и он перестал появляться.


   "Её детей подкармливали соседи, - вслух зачитывала Ирина,  - а Катя ударилась
в религию".


   Но что может дать церковь, кроме доброго слова, а словами детей не накормишь.


   Кто-то из лагеря рассказал Ирине о грузинке из Рустави, которая выбросилась с третьего этажа и свела счеты с жизнью. Она тоже жила одна с двумя детишками и они, не переставая, просили есть.


 Обычно она отсылала их во двор, надеясь, что кто-нибудь даст им яблоко или кусок хлеба. Как-то раз дети отказались идти во двор и разревелись, и просили кушать. И плакали они так громко, что она не могла больше этого переносить и не могла больше бить, чтобы они замолчали.


 "Ладно, -  сказала женщина, - сидите тихо, я приготовлю обед. - Она набрала воды в кастрюлю и поставила  её на керосиновую плитку, чтоб вскипела. Затем она оделась, вышла во двор и вскоре вернулась, пряча что-то в карманах.


"Это фасоль, я сварю вам фасоль, - сказала она, - идите в другую комнату и посидите тихо".


 Детишки повиновались. Она стояла и смотрела на кастрюлю, она неотрывно смотрела на закипающую воду. Затем фасоль начала подскакивать и стучаться  в металлическое дно кастрюли, а вода кипела все быстрее и быстрее. Она слышала как дети сорвались с места, но до того как они прибежали в кухню, она открыла окно и выбросилась на улицу. Позднее полиция нашла гравий со двора во все ещё кипевшей кастрюле.


   Кате "повезло" несколько больше. Ей пришло откровение, что Бог не позволит людям, правящим этой страной, убить её детей. Она бродила по улицам, одетая в странные одежды, которые сама мастерила из старомодного тряпья.  Затем ей открылось, что она - целительница, и её предназначение - избавить род людской от хвори и что самой ей не надо хлеба, ибо небесная энергия позволит ей жить вечно.


   Соседи, когда у них находилась лишняя ложка супа или корка хлеба, ловили её детей на улице и кормили их. Мальчик ходил в лохмотьях и не умывался неделями, его длинноногая сестра выросла из своего платья, смотрела по сторонам испуганными и голодными глазами, и имела все перспективы сделаться шлюхой. Катя же проповедовала на улицах, выглядела измождено и дико.


   На той же улице, в какой-то сотне метров от её дома, располагался штаб Армии спасения. Ранее, в бытность журналистом, Ивар часто встречался с их капитаном, американцем Робертом Ли. Он открыл в Тбилиси несколько столовых для нуждающихся, хотя Катя вряд ли что слышала про них.


   Кроме того, нужно было ещё зарегистрироваться, для получения бесплатного обеда  в Армии спасения,  получить у местных властей какие-то справки, на что Катя в её теперешнем состоянии была не способна. С другой стороны, может, и самих столовых давно уже не было.


   Когда это было? Три года назад капитан жаловался в интервью, что, возможно, придется закрыть столовые из-за расходов.


   "Грузинские власти не понимают, что мы благотворительная, а не коммерческая организация, -  говорил капитан. - Они заставляют переплачивать за  электричество, за аренду помещений, за хранение на складах доставляемых нам продуктов. Мы пришли помочь их же народу, а они..."


  Как бы там ни было, но Катин разум отказывался воспринимать новую жизнь,
и хороший, опытный специалист попал в дурдом. Что случилось с её детьми,
никто не знал, сообщал Генри.


   Сам он в порядке, разработал новый комплекс упражнений для лечения нервных расстройств и оздоровления всего организма. Его семья тоже в порядке. Правда, они вынуждены были продать машину (ту, что брат купил, после того как бандиты вышвырнули его из "старой" - хорошо хоть не убили).


   Машина, конечно, большое удобство, но они не могли платить за бензин и за гараж. Приходилось держать машину под окнами, а это прямая дорога к инфаркту - ему надоело прислушиваться к каждому шороху по ночам и гоняться за ворами, "снимавшими" все, что можно было отвинтить и унести.
   В этом смысле он рад, что машину продали.


   Недавно он встретил одного из приятелей Ивара, кажется, его зовут Егором.
Он стал каким-то отекшим и нездорово жирным. Всё время смотрел поверх головы Генри и механически отвечал на любые вопросы. Генри полегчало, когда они распрощались.


   "Как ваши дела с политическим убежищем?" спрашивал Генри. "Держитесь.
Для порядочных людей нет будущего в "банановой республике Грузии". Нувариши покупают Ниссан-патрули под цвет своих штиблет, а бедняки едят хлеб с кипятком, в то время как весь цивилизованный мир аплодирует новой "демократии" ".

***