Глава 14. Государственные мужи

   Стоит ли демократия всех этих страданий? И вообще, что это такое -  "демократия"? Все козыри снова были в тех же руках,  а все беды опять выпали  на долю обычных людей, которые вроде должны были "выиграть". Ивар не мог не возвращаться к этому вопросу снова и снова  длинными лагерными вечерами.


   Как случилось, что страна, пусть несовершенная, неправедная, грубая, но все же  "обитаемая", оказалась отброшена в каменный век,  с людьми  в многоэтажных бетонных пещерах, где свечи и керосинки заменили электричество, где центральное отопление и газовые печи не включались годами.


   Всё началось в 1985 году, с честолюбивого Горбачева, млевшего от славословия "Запада". Он провозгласил "перестройку" (черт знает, что это значило), некую "гласность" и эру "нового мЫшления".


   Забавно, но его терминология почти дословно совпадала с той, что использовали китайцы на пленуме своей компартии в 1978 году. Ивару довелось переводить с английского материалы пленума, и он не понимал восхищения западных политиков именно горбачевской "перестройкой", а не китайской.


    Генеральный секретарь  Горбачев потел на первой пресс-конференции с западными журналистами, задававшими острые, провокационные вопросы, и казавшимися "свободными", по сравнению с вышколенными советскими коллегами. Он запинался, прел и явно был не в своей тарелке. Позднее, когда он освоился с ролью "великого реформатора",  он сделался надменен и самоуверен.


   Можно ли было предвидеть плоды его политики, анализируя личные качества
"государственного мужа"? Сейчас Ивар верил, что да.


   Более того, он предполагал взаимосвязь между "плодами" и характерами Президента СССР и его супруги, которую легче было наблюдать.


   Раиса Горбачева приспособилась к положению "первой дамы" с перебором.
Она появлялась на публике делано "изысканной" и медлительно "элитарной".
Когда жену французского президента Миттерана "угощали" симфоническим
концертом в Москве, леди Раиса с королевским достоинством поместилась в
кресло и молвила:
   "Хочу послушать Чайковского…"


   Она могла бы проявить и побольше уважения  к своей гостье сказав, к примеру: "Не сыграете ли вы Чайковского для..." или нечто в этом роде. В конце концов,  "Виртуозами Москвы" потчевали именно Миттераншу.


   Ан нет, она выбрала именно это размеренно-надменное "Хочу - послушать - Чайковского". Чего ожидать от женщины с подобными представлениями о "величии"?  Чего ожидать от человека женящегося на такой женщине? Впрочем, задним умом все мы крепки.


   Следующий перл леди Раиса выдала почти тут же:
   "Дайте ей книгу!"
   Первая леди имела в виду книгу отзывов, где выдающиеся гости помещали свои отзывы. У бедной жены французского президента не было имени, или леди Раиса (кто-то утверждал, что она доктор философии) не додумалась до иной "формулы вежливости"?


   Что ожидать от таких людей в политике? Кажется, только коммунистическая доктрина гласила, что личность лидера - ничто, а воля "масс" - всё. Это не всегда верно, думал теперь Ивар.


   Когда армян резали в Сумгаите, Горбачев заявил, что "ничего не слышал".
Как всегда, он был где-то за границей, или в самолете, или сидел  у себя на "толчке" и кто-то там не доложил. Войска вмешались с непоправимым запозданием.


   Было ли совпадением, что именно при таком президенте огромная страна
треснула и расщепилась на части, полные неприязни к России, если не сказать
более.


 Хаос, происходивший от горбачевской политики, "на ура" встречали за границей и нарекали большим завоеванием демократии.


   А где Горбачев сейчас? Почему Запад не скандирует "Перестройка - Горбачев"
и тысячные массовки не машут ему цветами? Когда "великий человек" теряет
кресло, делавшее его великим, его забывают. Таковы правила игры, называемой   
политикой.


   Ельцин, как оказалось, был ничуть не лучше. Но в далеком 1989 никто не замечал "симптомчиков". Вся страна, Ирина с Иваром  в том числе, были захвачены его борьбой с Горбачем,  "маневры" и пустопорожняя риторика которого уже претили.


   Тогда Борис Ельцин играл на контрасте. Полностью заседания Советского парламента  показывали  по ночам, и Ирина с Иваром, за счет сна  "дежурили"
по очереди возле телеэкрана, опасаясь пропустить что-то важное.


   Горбачев держался  надменно. Он повышал голос на Сахарова, академика, диссидента, лауреата Нобелевской премии, словно тот был мальчишкой-школьником. Ельцин страдал за правое дело.


   Его лишили места в парламенте, казалось, всё кончено, и вдруг - вся страна затаила дыхание - заика-юрист из Сибири отдает свой мандат Ельцину!
Добро побеждало, зло вынуждено было отступить.


   Ельцин вставал по стойке смирно, когда кто-нибудь из депутатов обращался к нему, такого внимания от Горбачева никто не видел. Позднее, когда Ельцина избрали председателем парламента и президентом России, он забросил свои популистские штучки и сделался ещё более отдаленным, чем Горбачев.


  Однажды Рязанов, знаменитый режиссер, добился эксклюзивного интервью
с Ельциным. Его операторы засели в Московской квартире президента и ожидали приезда из Кремля нового "большого человека".


   Семья Ельцина были милые простые люди, как вы и я. Две его дочери были милые. Одна даже показала,  как она готовит котлеты, она всегда сама жарит котлеты, как ваша или моя жена. Был только один "сбой", подмеченный глупой камерой. Доченька не сняла золотых часов, да и рукава всё время сползали в красный фарш. Она лепила  красные мячики,  рискуя  замесить в них свои кольца, пришлепывала их и опускала в фырчащее масло.


   Затем все уселись за стол. Подали чай, но никто и не подумал к нему притронуться, все ожидали приезда "большого человека". Уж чай простыл, как вдруг от окна закричали: "Едет, его машина едет!" Быстро принесли горячий чай - но не для Рязанова, хотя он сидел за тем же столом...  Мелочь? Да, мелочь.


   Ельцин был нетерпелив за застольным интервью.
   "Папа", - с упреком одергивала  дочь, едва президентская рука накрывала пестрое пасхальное яйцо. (Был канун ортодоксальной Пасхи и разговляться ещё
не полагалось.) Борис Ельцин отдергивал руку.


   "Папа", - повторяла дочь, едва его рука зависала над куском желтой пасхи.
   Борис Ельцин отдергивал руку.

   Вместо разговоров с  режиссером, который свалился на него со своими
киношниками, большому человеку хотелось бы тяпнуть рюмку водки после длинного рабочего дня, и закусить горячей котлетой.


   "Папа", - вновь предостерегала дочь, едва он тянулся к пасхальным реквизитам.
   Жены Ельцина на картинке не было видно. Она производила впечатление
женщины тихой, без амбиций.


   Годы спустя, когда пошатнувшееся здоровье превратило "сибирского медведя"
в плохо держащую равновесие гротескную фигуру, казалось, вечность жующую язык прежде,  чем  поставить подпись, он все равно упрямо цеплялся за власть.


   Вечно восторженный и снисходительный к Ельцину  Запад, вдруг проникся
объективностью. "Би-би-си" показала давно отснятый ролик, где суммировались
все ляпсусы "царя Бориса".


***


   "Что ты так переживаешь из-за этого?" - внезапно прервала его Ирина.
   Ивар и сам себя спрашивал "отчего?". У него не было ни миллионов в России,
ни заводов, ни поместий, ни каких-либо иных "интересов"  Он и сам не знал ответа - "отчего".


   Демократизацию, говорят, устроили во имя народа. И народ,  которому обрыдло житие при "зрелом",  перезрелом и, наконец, загнившем социализме поверил. Коммунисты были виноваты во всем, все читали диссидентов и ахали.


   А кто был коммунистом? Горбачев был коммунистом, Ельцин был, Шеварднадзе, горбачевский министр иностранных дел, всю жизнь был коммунистом.
 
   Как-то после "перестройки", журналисты спросили великого политика Шеварднадзе, что он, на заре карьеры думал о Сталине.

   Государственный деятель поиграл рукой, словно вертел в пальцах электрическую лампочку.
        "Я тогда маленький был, -  ответил он, - уже не помню".

   На деле, он в то время верховодил ЛКСМ в Кутаиси, втором по значению городе в Грузии.

***


 Ну и что? Когда бывший коммунист Шеварднадзе пулями и штыками прогнал  грузинского президента Гамсахурдия, между прочим, всенародно избранного, весь демократический мир "отнесся с пониманием".


   Господин Шеварднадзе вначале совестился величать себя президентом и изобрел новый титул - "глава государства". Он и оставался "главой" пока народ не "созрел" до проведения выборов.


   Сразу же "главу государства" признали десятки стран, а вот республику президента Гамсахурдия признали почему-то лишь Литва и Украина.

    Ивар не понимал, что это за игры.
   Демократия диссидента Гамсахурдия, миру не понравилась, демократия бывшего коммуниста Шеварднадзе - не смотря на пули и снаряды - сразу пришлась по душе.


   Стал ли народ жить лучше? Черта с два, опять все прибрала к рукам мафия и политическая верхушка, причем,  граница между ними была весьма условна.


   Несколько лет спустя, когда "демократия" в Грузии укрепилась и даже ввели
национальную валюту "лари", жена господина Шеварднадзе, Манана, сорвала бурю оваций в парламенте.

 Полная женщина стояла на трибуне, отважно вскидывала голову со скромно сиявшими бриллиантовыми сережками, и на полном серьезе заявляла, что "бережливая хозяйка" может прокормить свою семью на восемь лари в месяц, да ещё и "отложить".


   Очевидно, женщина совершенно не ориентировалась в действительности
того, другого, народного мира.


   Как бы то ни было, её речь была замечательно патриотична и большинство парламентариев, столь же смутно представлявших, что такое лари, когда есть доллары, разразились аплодисментами.


   Таким образом, Ивар насчитывал по меньшей мере два типа демократии:
один - выражавший волю обитателей страны, так сказать "непосредственную демократию",  и другой - демократию, устраивавшую другие страны, иными словами - "одобренную демократию".
   

   "Эти мысли до добра не доведут", - говорил себе Ивар.
    Всё равно он не мог изменить мир.
   "Но я не хочу, чтобы меня держали за дурака в этом мире", -  противоречил
мятежный внутренний голос. "Ты и так в дураках", - усмехался вечно спорящий
с ним невидимый циник.

***