Л. Г. Синичкин. Морские рассказы. Новогодние страд

Л.Г.Синичкин. Морские рассказы.
Новогодние страдания #2. Чёрное море моё.

Хорошо на Чёрном море летом - Сочи, Анапа, Ялта.
Тёплое море и мини-бикини, терпкое вино и plus-size.
Так и было задумано, но мы немного запоздали. Месяца на три-четыре.

А тут уже новороссийский норд-ост, реалити-шоу “девятый вал Айвазовского” в полный рост, SOS от застрявших у Керченского пролива река-море-ков.
День работаем, неделю штормуем.
Чай с лимоном. Картошка с селёдкой. Квашеная капуста.

Перефразируя известного советского капитана, “работа шла безобразно, но первое время в пределах нормы безобразия”.

Вот и вышел я на вахту штормовать.
С ноля часов первого января. В новогоднюю ночь.
Пароход неспешно, как корабль пустыни, три-четыре узла в час, подставив правую скулу северо-восточному ветру (в Новороссийске бора), с волны на волну бредёт по линии Сочи-Феодосия.
Это летом - круиз, а зимой - квест тошнотворный.

Только отсидеться за компьютером с чашкой кофия по новогоднему рецепту не удалось.
От этой болтанки наша пенсионного возраста забортная электроника стала выпадать в осадок.
Ну и начальник рейса принимает решение поднять одну линию для ремонта.
Первого января в ноль часов ноль минут.
Решает он, а поднимать-то мне.

Море, конечно, у нас Чёрное (мини-бикини и вино терпкое), только форма одежды северная.
Кальсоны с начёсом и шерстяные носки, каска с балаклавой и страховочный пояс.
“На нашем бале-маскараде ты будешь как Марина Влади!”

На корме ветер с дождём и мокрым снегом.
Хорошо сейчас на берегу под одеялом с тёплой бабой.
А у нас только снежная, стоит на палубе с пожарным ведром на башке и болтом на двадцать четыре вместо морковки.
Это мой подопечный мальчонка на прошлой вахте изваял.
Его послали вертолётную площадку очистить, а у него творческий зуд. Прямо ранний Церетели.

Вышли мы с Вовой на свою сейсмическую палубу к лебёдкам, пристегнулись.
Я за пульт, мальчонка на подхвате, и начали, помолясь неспешно, вирать родимую косу из пучины морской.
Мы уже второй рейс с этим молодым специалистом вахту тянем, слегка попритёрлись.
Он пацан, конечно, шустрый, только образование у него, как у Винни-Пуха, хорошее, но хромает.
В дипломе-то числится в инженерах, но ни закона Ома, ни правила буравчика не знает.
И с паяльником знаком, но не близко, припой с припевом путает.
Но это ладно, сейчас у нас не коллоквиум, а практические занятия.
Кручу-верчу, намотать хочу.
За полчаса подъёма из шести километров подняли метров шестьсот.
И тут начался новогодний аттракцион, прямо Игорь Кио - иллюзион с исчезновением предметов.

Наша сейсмическая коса - пластиковый шланг, заполненный керосином, с тросами и кабелями внутри, диаметром сантиметров десять, как пожарный шланг, - начинает стремительно истончаться.
Буквально на глазах эта толстая кишка уменьшилась до пары сантиметров в диаметре, будто хер на морозе (буква такая старорусская).
С криком “полундра!” (“не стой под стрелой!” с импортного языка) хватаю Вована и ныряю... нет, не в море - на палубу, за лебёдку.
А вот коса, разорвавшись с характерным щелчком, словно от кнута крутого техасского ковбоя, ныряет как раз за борт, скрывшись в бушующей пучине.

ZZ Top - “Goin’ So Good”

Baby don’t you worry                Не волнуйся детка
I said baby don’t you cry                Говорю тебе детка не плачь
We’re gonna get it together                Будем брать себя в руки
And I know you’re askin’ why                Мне ль ответа не знать

(Я такой же старый, седой бородатый южанин в шляпе, с солёными прибаутками 18+.
Запишите меня в ZZ Top!)

Оставшиеся на лебёдке оборванные троса распушились, как новогодняя ёлка.
Звонок вахтенному навигатору - чтоб засёк координаты места аварии.
Звонок начальнику - чтоб посетил наш бал-маскарад.
Он, конечно, не заставил себя приглашать дважды, и в дежурном тулупе и шлёпанцах на босу ногу выдал спич, большую часть слов из которого Вова услышал впервые в жизни.
Продолжающаяся, словно на танцполе, качка и клокочущее, будто шампанское в бокале, море за бортом придавали нашему night party особую остроту.

Теперь, чтобы выловить оторвавшуюся часть косы, имеющую на конце большой буй с фонарём и отражателем, пароходу потребуется хорошая манёвренность.
Поэтому придётся поднять всё забортное оборудование.
Начальник приказал. Мы с Вовой перешли к соседней лебёдке с другой косой.
Я за пульт, мальчонка на подхвате.
Кручу-верчу, намотать хочу.
Минут через двадцать подъёма под клич “полундра” мы с подельником снова нырнули за лебёдку. В эту колдовскую ночь жизнь пошла зигзагом.
Вторая коса тем же манером рванула за первой и скрылась во мраке ночи.

Теперь уже посетивший нашу с Вовой палубную ячейку бомбистов начальник был облачён в приличествующий происходящим событиям прикид. Красная каска и кирзовые ботинки с железными носами.
Отправив нас к третьей лебёдке, начальник с парой вахтенных пушкарей сам стал на четвёртую.
Тоскливое, хмурое первое январское утро мы встречали под монотонное кружение лебёдок.
И вместо “В лесу родилась ёлочка” наш траурный хоровод колобродил на корме под витающий в воздухе с дождём и снегом “Хор пленённых евреев” Джузеппе Верди.

К двенадцати часам по полудню моя ударная вахта закончилась.
В отличие от первых двух, третью и четвёртую косы подняли целыми.
И я пошёл спать. В качестве снотворного и антистрессового средства употребив припасённый для Нового года стакан коньяка.

Тем временем пароход быстренько догнал дрейфующие в море косы.
В штормовое море спустили катер. С начальником партии на отлов буя пошли старпом и второй механик. Рядовых не брали. Лучше утонуть самому, чем сидеть за утопленника в экипаже.
Заарканив загулявший буй, они завели конец на корму, и сменившая нас вахта принялась неспешно выбирать косу на борт, прошу прощения у дам, задом наперёд.
Как оказалось, оторвавшиеся косы хорошенько запутались, навязав, как водится, затейливых морских узлов.

Когда через двенадцать часов, в ночь с первого на второе, я вышел на вахту, на корме лежала огромная куча из вытащенных кос, которые неспешно раскручивали по стометровым секциям.
Визуальный контроль позволил определить, что аварийно опасных с ржавеющими тросами было немало.
В общем, всю новогоднюю неделю, вплоть до Рождества, мы практически вручную перебирали около тридцати километров сейсмокос, отбрасывая бракованные и собирая новую конфигурацию.

Вся эта катавасия приключилась, конечно, по вине конторских менеджеров, затянувших со списанием старья и покупкой нового оборудования. К нам вопросов нет.
Понятно, что выкатить пять-шесть миллионов долларов на новое оборудование, когда старое ещё работает, нелегко.
Как говорили в перестроечные времена горбачёвские балаболы, экономика должна быть экономной.

Между прочим, это была не первая крупная авария в моей биографии, когда я оказывался в эпицентре событий. И даже не вторая.
Самая эпическая приключилась в середине восьмидесятых в Южно-Китайском море.
Тогда контрактные работы из-за различных организационных и технических коллизий вместо запланированных двух месяцев были растянуты на три.
Назначенная в конторе комиссия по разбору полётов доводы и объяснения пароходских геофизиков даже не захотела слушать, назначив козлами отпущения двух старших геофизиков, в том числе и меня (объяснительную на двенадцать листов даже в руки не взяли).
Приказом нас разжаловали в техники и обязали возместить ущерб (неустойку) в сумме триста двадцать тысяч инвалютных рублей (кто не в курсе, один доллар тогда стоил шестьдесят две копейки). По нынешним временам это в рублях миллионов тридцать будет.

Вы не забыли, у нас ведь ироническая проза!
Из первой зарплаты у меня удержали сорок восемь рублей. Больше по советским законам за раз из моей новой заработной платы вычесть не могли.
На следующий день после того заседания, когда отчёт комиссии отправили в министерство, производственный отдел попросил меня пойти в новый рейс под Магадан техником-геофизиком, исполняя при этом обязанности старшего геофизика (ну ты же сам всё понимаешь...).
А чтоб материально я не пострадал, предложили ещё оформиться по совместительству и техником на пневмопушках.  В сумме получилось даже больше.
По окончании магаданского рейса в должности восстановили.
И вычетов из зарплаты больше не было, хотя сорок восемь рублей так и не вернули.

Ну, а в Чёрном море в Рождественскую ночь я, заступая на вахту за рабочим компьютером (мониторов штук десять), мог себе позволить кружку праздничного кофия (с коньяком), потому что и погода волшебным образом наладилась, и оборудование было доведено до нужных кондиций.
Из дерьма, конечно, конфетку не сделать, но хотя бы анализы в пределах нормы.

Между тем, пока мы водили хороводы на корме, в Голубой бухте на берег штормом выбросило иностранный сухогруз.
И линия прибоя весело разукрасилась новогодней оранжевой мозаикой из марокканских апельсинов.
И ватагой снующих вдоль берега пацанов и бабушек с авоськами.

Голубая бухта. 2024г.