Persona grata

«УПАДУ В ОБЪЯТЬЯ ТЬМЫ, НАЙДУ В НЕЙ ОТВЕТЫ; МОЙ БЕЗУМНЫЙ МИР ИДЕТ НА МЕНЯ ВОЙНОЙ»

    Stepmother, разумеется, не делала секрета из того, что в предыдущем браке, вступить в который вынудили обстоятельства (преследовавший бедняжку психически неуравновешенный поклонник, умело избегающий столкновения с правоохранительными органами, угомонился только когда девятнадцатилетняя девушка дала интервью Глории Торрадо, что помолвлена с другом детства, согласившимся стать для нее каменной стеной, защищающей от полубезумных фанатов, готовых растерзать кумиршу в клочья), совершенно спонтанно забеременела, поскольку отношения, связывавшие ее и галантного, слегка рассеянного Сая Дедженерса, назвать фиктивными было нельзя, и несмотря на амбиции потеснить Клару Веллединь, Эмили Фоссет, Кимберли Лаузен и стать самой высокооплачиваемой моделью in the world, Джульетта, наслушавшись причитаний подруг о том, как благотворно материнство воздействует на мироощущение женщины, меняя ориентиры и даря смысл просыпаться про утрам с улыбкой (гнусная ложь), поддалась искушению выносить ребенка шесть месяцев, сделать кесарево сечение (небольшой шрам под пупком намного эстетичнее растяжек) и, убедившись, что помещенному дозревать в инкубатор младенцу ничего не грозит, understood, что желанием бросить все, осесть дома, блендерить пюрешки и менять подгузники ее не накрыло, продолжила строить карьеру, и воспитанием Янниса, впоследствии получившего от матери благозвучную фамилию, а от отца - заботу и внимание, сначала занимались мистер и миссис Дежденерс (родители госпожи Кальдерон проживали в Монтеаудио и внучка навещали нечасто), а когда пара, осознав, что их тропинки расходятся, мирно развелась, сохранив дружеские отношения, пятилетний мальчик, восхищавшийся вечно занятым отцом, работающим над диссертациями, отказался оставаться в Рио, выражавшую свою привязанность дорогими подарками, и теперь наверняка гадал, какой прием окажет ему новая семья матери, и я, досадуя на то, что излишне погрузился в собственные переживания и вполуха слушал рассказы мачехи о граничащем с бестактностью своенравии парня, с трепетом ожидал скрипа колес по гравию, дабы выскочить на крыльцо и убедиться: fellow действительно настолько красивый, что при его появлении вас вне зависимости от ориентации посетит намерение опуститься перед ним на колени и начать ублажать этого Аполлончика ртом, утоляя жажду доставить персональному божеству нескончаемое удовольствие, не прося взамен ничего, и когда исполинских размеров юноша (господи, перестань пялиться на его стопы, припоминая дурацкую статейку, что ее размер коррелируется с габаритами члена), в коричневых штанах, джинсовой куртке, и клетчатой зеленой рубашке, держа в одной руке кажущийся кукольным серебристый чемодан, неловко приобнял нервно хихикающую Джульетту и с непроницаемым лицом ответил на рукопожатие отца, я, замешкавшись специально с целью понаблюдать за молодым человеком издалека, подошел самым последним, и едва моя скользкая аки выпрыгнувшая из аквариума рыбешка ладонь соприкоснулась с его чуть шершавыми от регулярного соприкосновения с турниками пальцами (на безымянном тускло поблескивало кольцо из черного камня), я, загипнотизированный  расширяющимися зрачками, окруженными синими как луна в особо морозную ночь радужками, разлетом идеально откорректированных бровей, пробормотал что-то невнятное, вызвав на его губах понимающую усмешку, несмело встал на защиту госпожи Кальдерон, поскольку он начал критиковать приготовленный ею ужин (конечно, стряпня second wife of my father далека от идеальной, но ведь она большую часть своей жизни посвятила хождению по подиумам, питалась одной зеленью, и было бы странно ожидать от woman с подобным бэкграундом безупречно исполненного чизкейка), а проснувшись утром в сильном раздражении, довел себя до разрядки, елозя тазом по обтянутому простыней матрасу, опасаясь, that my fucking morning wood усугубит возникшее between us напряжение, выдаст меня с потрохами (отец, узнав от пасынка, что я - гей, наверное, огорчится), уговаривал себя довольствоваться мимолетными взглядами, словно призрачный воришка, крадущий частички будоражащего разум образа постепенно, фрагмент за фрагментом (за завтраком - изящный треугольник носа, при столкновении в столовой - испещренную рыжеватыми точками проклевывающейся щетины подбородок, глянув украдкой на задремавшего у телевизора гиганта, отсканировать и упрятать в черепную коробку светло-русую челку, прихватив заодно чуть подрагивающий кадык и складку на лбу), собирая собственный фильм, идеализируя предмет поклонения, напрочь утратив связь с реальностью. В предпоследний вечер декабря, когда parents ушли в театр на «Щелкунчика», наказав мне как наиболее ответственному разогреть индейку, если они задержатся, мы, сидя в сгущающихся сумерках на крыльце, болтали о какой-то ерунде (я то и дело задевал собеседника плечом - невзначай, утоляя потребность хотя бы в мимолетном физическом контакте), затем, перекусив чипсами, расположились на пушистом ковре подле елки упаковывать новогодние подарки, и мой сводный брат, никогда не стеснявшийся в выражениях и в шутку посылавший к чертовой бабушке по телефону своих приятелей в присутствии старших, поинтересовавшись, есть ли у меня девушка (затаив дыхание, я мотнул головой и потупив взор, признался в отсутствии опыта, посчитав лишним припоминать неудавшийся пассаж с Фридольфом), раскрашивая свою речь уместными эпитетами, рассказал, как прошлым летом соблазнил отца своего аодалийского друга, напросившись с ним на рыбалку, и даже если бы я имел проблемы с воображением, воспроизвести, опираясь на повествование, картину произошедшего труда не составило: разбив палатку в лесу, они присели передохнуть, и когда зрелый мужчина, опьяненный свежим воздухом и несколькими глотками припасенного в фляге коньяка, потянулся за поцелуем, юноша, вместо того, чтобы отпрянуть, приоткрыл mouth, впуская юркий tongue Волумния, позволил себя раздеть, and though ревность, мешающаяся с горечью оттого, что мой распрекрасный brother оказался тем еще распутником, ослепляла, вынуждая краснеть и стыдливо бормотать, заикаясь «перестань», я совершив рокировку, заменил фигуру Янниса на свою, представляя, что это Гай, а не он, стоит на четвереньках, прогнувшись в пояснице и балдеет от римминга или, перевернувшись на спину, обсасывает fingers партнера, а очнувшись, заметил, что изнывающий от похоти собеседник, приспустил пижамные штаны, и моя любопытная длань уже поглаживала внутреннюю сторону его бедра, с каждой минутой поднимаясь все выше и выше, пока his palm, сжавшая мое запястье, не передвинула кисть руки так, чтобы она накрыла его подрагивающий от возбуждения пенис, и я, ободренный кивком Кальдерона, сомкнул губы вокруг головки, напоминающей шляпку гриба, ощутив солоноватый привкус смазки, задрожал от страха и предвкушения, подняв sight, отметил сосредоточенность, сковавшую his beautiful face и, отринув все сомнения и ужас оттого, что нас могут застать Вигго с Джульеттой, применив все теоретические знания, отложившиеся благодаря регулярному просмотру роликов порнографического содержания, перестал сдерживать себя, понимая, что такой шанс выпадает раз в тысячелетие, и я буду корить себя за трусость, коль оттолкну fellow лишь по той причине, что юридически мы являемся родственниками, тем более что кровные узы нас не связывают, а если бы даже и связывали, сие нельзя счесть достаточным препятствием, поскольку и я, и он находимся не в придуманной фикрайтерами вселенной омегаверса и, следовательно, не способны воспроизвести на свет потомство без участия девушки. Оперевшись локтями о пуфик, я ловил кайф оттого, как аккуратно обходился со мной Яннис, проникая медленно, отвлекая россыпью поцелуев вдоль позвоночника, и, не в силах побороть романтический настрой, я, повернув голову, поймал его губы своими, обрадованно выдохнул, едва наши языки мимолетно соприкоснулись, и в течении четырех невыразимо прекрасных месяцев мы, разыгрывая перед мистером Ланжероном и миссис Кальдерон равнодушие друг к другу, при малейшем удобном случае запирались в захламленном помещении на чердаке, служащем для хранения ненужного хлама и предавались сладострастию с ненасытностью кроликов, и как ценитель любых моментов, проведенных с моим тайным возлюбленным, я с добросовестностью бельчонка, запасающегося орехами на зиму, относил в отведенную специально для этих целей метафорическое дупло (о, сколько похабных ассоциаций вызовет это словосочетание у озабоченных граждан, словивших гиперфикс на всем, что так или иначе связано с пенетрацией) и совместные утренние пробежки по почти пустынному парку Рио-де-Феврейро и восьмидесятисекундной остановкой у выкрашенной в мятный перекладиной («сколько раз ты подтянешься, братишка-хилячок?»), и скручивания на теплом полу возле крытого бассейна, перерастающие в дуракаваляние, оканчивающееся тем, что мы, ошалевшие вкрай, обнаженные, мокрые от пота елозя друг по другу выпачканными в семени животами, посмеиваясь, бежали в душевую и, отфыркиваясь, намыливали each other, и облюбованную им манеру, овладевая мной в миссионерской позе, нависать, не сокращая расстояния и облизывать lips, принуждая меня изгибаться так, чтобы урвать хотя бы shadow of kiss, и его стратегию через каждые пять фрикций менять угол проникновения. Поскольку Яннис являлся моим первым любовником, да и еще и настолько умелым, способным довести до экстаза без стимуляции половых желез, а я, невзирая на все попытки отринуть сентиментальность и просто наслаждаться тем, что дают, превозмочь одолевающий меня романтический настрой не сумел, это привело к тому, что однажды обмолвившись, что мы могли бы поступить в один колледж, перебраться в Скай-Фло и снимать одну квартиру, я, убежденный, что hermano моя идея покажется жизнеспособной, наткнувшись на зловещий оскал, впав в ступор, часа полтора не мог вникнуть в смысл брошенной им фразы, и поскольку трактовка у изречения «ты же стремный!» в гомериканском языке, к сожалению, одна, я, подойдя к зеркалу, умозаключил, что с моей стороны действительно было верхом самонадеянности требовать от Кальдерона-младшего чего-то большего, чем ни к чему не обязывающий секс, но боль от этого осмысления не притупилась, - острые приступы хотения вооружиться острым ножом и снять с себя, будто маску, паскудную физиономию и, как в одном старом триллере, нацепить вместо него вырезанную у кого-нибудь посимпатичнее мордочку, отправиться в ночной клуб кадрить sugar daddies, купировались антидепрессантами, выпрошенными у деликатной мачехи, не догадывающейся, что блондинистая причина моих страданий шляется по барам, разъезжает на новеньком мотоцикле, серфит on the beach every monday и спорит с отчимом, какая бейсбольная команда круче, и устроят ли гомериканцы импичмент безбашенному президенту, неосторожными высказываниями спровоцировавшему эскалацию конфликта севера и юга, заключивших перемирие благодаря мудрости Хрисеиды Тафт. Скорее всего, малоэмпатичный, зацикленный на собственных интересах Яннис вряд ли отдавал себе отчет, что брошенная впопыхах и почти моментально выскользнувшая из чертогов его памяти реплика разредрбанит внутренний мир подростка, всю сознательную life давившего как истерически шмыгающих по мусорным контейнерам тараканов комплексы относительно феминной внешности и недостаточно привлекательной appearance, - probably, this flighty boy не догадывался, отчего мы перестали куролесить, оставаясь наедине, почему я начал избегать его общества и ходить с опущенной головой, вперив снулый взор в ламинат. Окончив старшую школу, я поставил в известность parents (Джульетта предложила звать ее «mommy», и я, благодарный супруге батюшки за покровительство, не обращался к ней так, как она просила, видимо, перенаправив свой инстинкт с не нуждающегося в патронаже сына на ранимого, более эмоционального Гая), что до поступления в колледж мечтаю заняться поисками своего предназначения, и поскольку один из бывших фаворитов госпожи Кальдерон в качестве благодарности за головокружительный роман в Кристобальде презентовал топ-модели приносящие миллионный доход акции добывающих нефть, драгоценные камни и титан компаний, необходимость заботиться о насущном хлебе, подрабатывая кассиром на заправке или официантом в «Макдональдсе» отпала, так как stepmother открыла в «Мидасе» счет на мое имя, куда ежесекундно капало по одному таллеру, that’s why, получив аттестат, я, promised навещать предков twice in a year как минимум, обзавелся гироскутером и велосипедом, ибо считал напрасной тратой времени дрочиться с правами, учитывая, что годика через четыре вождение электромобилей станет прерогативой искусственного интеллекта, перебрался в шикарно обставленные апартаменты поближе к центру (и подальше от черствого Янниса, судя по лощеной физиономии, довольного сложившимися обстоятельствами, мало беспокоящимся о ставшем инвалидом мистере Дедженерсе и не собирающегося покидать особняк), записался на курсы эйсландского и хелльманского языков, de temps en temps созванивался с психотерапевтами, выписывавшими мне гребаные нейролептики, из-за которых либидо снизилось настолько, что при thoughts about sex выворачивало наизнанку, завесил наволочкой mirrors, брился наощупь и, пребывая в объятиях of the darkness, окруженный роем крылатых молоточков, колошматящим свинцовыми бойками лишенную костей плоть, сражался за каждый день under sun, из чистого упрямства не разрешая липкой словно кровь больного гипергликемией меланхолии отправить меня в царство мертвых просто потому, что my first love (тоже мне, редкость) оказалась не просто невзаимной, но и неподобающе жестокой и нет-нет, да и благодарил destiny за то, что подарил (славный сувенир, повесьте, будьте любезны, на гвоздик у камина!) девственность не мелкопакостнику Дольфу Алерамо, а мерзавцу куда большего масштаба, харизматичному полупсихопату, на вопрос «скучаешь по Саю?», беспечно махнувшему рукой и хмыкнувшему «какой со старика прок теперь?», как будто мы говорили о приговоренной к усыплению из-за проблем со здоровьем псине (собачники уже вовсю строчат гневные комментарии, уверяя, что они, дескать, холят и голубят своих питомцев похлеще яжматерей, не сомневающихся, что вокруг их дитачки вращается целая вселенная), а не о человеке, пожертвовавшим многим ради благополучия единственного чада, and, to say the truth, где-то в глубине души, под желеобразной плазмой хандры я восхищался прямолинейным, обаятельным young man, притягивавшим к себе даже закостенелых моралистов вроде меня, выросших на сказках о благородных принцах, готовых без колебаний погибнуть, защищая честь дамы сердца.