Одного цвета. Итог

       Старик лежал неподвижно на кровати. Не шелохнувшись. С первого взгляда могло показаться, что он спит, и что даже грудь его как будто чуть вздымается от ровного дыхания. Но рассмотрев поближе, можно было увидеть, что если и спит, то не сомкнув век. Глаза его, чуть прикрытые, были устремлены в одну точку, куда-то далеко вверх. И почему-то понятно было, что это не какая–то определённая точка на потолке, обклееном ещё давно синтетической белой узорчатой плиткой. Она, эта точка, находилась где-то намного выше — на том потолке, который виден всем из любой точки земли. Слеза застыла в морщинках, ближе к виску. При этом старик улыбался. На щеке, тоже густо испещренной морщинами, угадывались следы былых ямочек.
       Врач прибывшей в течении получаса машины скорой помощи констатировал смерть. Он, уже не молодой довольно мужчина, дежуривший на скорой в этот вечерний час, повидавший смертей на своём медицинском веку немало, удивился тому, как сияло необъяснимым светом лицо покойного, как будто оттуда, изнутри, кто-то подсвечивал незримым фонариком.
      «Отмучился болезный», — прошептала, заглянувшая в комнату небольшого росточка преклонного возраста женщина. Как-то робко промолвила, то ли сожалея, то ли раскаиваясь в чём-то, известном только ей.
      «Мамаша, а Вы кто ему будете? — закончив свои нехитрые в подобных случаях эскулаповские дела, спросил доктор, — жена, сестра?» «Да нет, что ты, сынок, — испуганно, так же полушёпотом ответила женщина, — соседка я, соседка. На площадке моя квартира напротив будет». «Понятно, — протянул мужчина, — а родственники есть у него? — мотнул головой в сторону кровати, — жена?» «Жена у него три недели назад померла, сердешная. Так и пролежал все три недели. Не ел ничего. Сначала вроде в здраве был, а потом больно плох стал. Всё про какие-то облачки бредил, да конференции меж.., — женщина запнулась, но выговорила слово, — межзвёздные. Да и чего тут удивляться? Не сумел снести горе–то. Любили они друг друга. Ох, любили! Сорок пять годков почитай прожили вместе. Сколько помню, так и рядом постоянно. Всё за ручку ходили. А бывало на лестнице он её за локоток поддерживал. Оба вежливые, спокойные. Тихо жили. Счастье, оно ведь тишину любит, говорят.» «А дети? — в глазах доктора промелькнул интерес, — дети-то есть у них?» «Да есть, есть конечно, — торопливо проговорила женщина, — её-то схоронили, приезжали все, а к нему–то не знаю, приедут ли, занятые, сказывали. При чинах, да должностях, — женщина спохватилась вдруг, — да конечно приедут, приедут! Хорошие у них дети-то. Только вот не рядом все.» «А много? Много детей у них?» «Да много, — женщина задумалась на секунду, — да ведь не общие. От первых браков ещё. А хорошие, ох хорошие. Вежливые, в родителей пошли. Он-от, кивнула на лежащего, шибко любил всех, и своих, и не своих. Все у него свои. Всегда за всё и за всех переживал. Добрый». Женщина улыбнулась. «А она не добрая?», — врач в ответ тоже улыбнулся. «Да добрая, конечно добрая, — соседка всплеснула руками, — и красавица, каких свет не видывал. И стройненькая. Такой возраст, а в форме всё себя держала, следила за собой, — соседка невольно погладила себя по полным бокам, — как они друг другу подходили, всегда удивлялась. Вот ведь Боженька как сподобил, встретил их вместе. Как рядом, так и светились. Радостно им друг от друга-то было». Женщина перекрестилась и спохватилась: «Ой, заболтала я тебя, сынок, у тебя ведь работа. Поди-ко ждут где.»    
       После того, как проводила бригаду до лестничной площадки, вернулась в квартиру, зашла в комнату, поправила одеяло на покойном, перекрестилась на три висевшие на стене иконы и села в прихожей на стул возле входа — ждать, когда приедут, чтоб забрать труп. Доктор сказал, мол, через час-полтора, не раньше. Что поделать, високосный год, работы у катафалка много.   
       Потом, о чём–то вспомнив, направилась в сторону комнаты. Прикрыла рукой глаза усопшему, ещё раз подоткнула одеяло, и уже на выходе, оглянувшись, и как будто чему–то удивившись, отметила вслух: «Вот ведь добрые–то люди. Жил — улыбался, и умер — улыбается, — и вспомнив, добавила, — и ведь она улыбалась. И как на скорой повезли, улыбалась, и как неделю потом дома прожила. Всё с улыбкой.»
       А в это время, где-то далеко-далеко, на другой планете Земля по летнему полю, держась за руки, шли двое: мальчик и девочка. Мальчик, кудрявый и белобрысый, с ямочками на щеках, одной рукой время от времени поддерживал девочку за локоть, а другой, свободной, срывал на ходу полевые ромашки и передавал своей подруге, которая тут же складывала их в букет.
       Девочка, длиноволосая, в коротком синем сарафанчике, с тонким, но длинным еле заметным шрамом на правой руке, слушала внимательно, что при этом говорил её совсем ещё юный, чуть старше её самой, спутник.
       И мальчик и девочка улыбались. Было видно, что им хорошо вместе.

09.11.2024

©Владимир Плехов