1969

Близился Новый Год, и с этим были связаны  специфические проблемы. Например, для меня, как человека, блюдущего семейные традиции, установка домашней новогодней елки, причем не абы какой, а большой – от пола до потолка, - и пушистой, была императивом. А где ее возьмешь, если на елочных базарах, раскинувшихся по всем районам Москвы, в какое время на них ни загляни, можно обнаружить лишь убогие остатки распроданных елочных партий; это был тонкий, «чахоточный», ствол с торчащей из него парой худосочных  ветвей, да и то зачастую поломанных?
Несколько лет с елками мне сильно везло: я попадал на «левых» продавцов - шоферов; возвращаясь из загородной поездки, он заходил в придорожный лес,  рубил елочку покрасивее (а то и несколько),  привозил в Москву, и вечером, где-нибудь в тихом переулке продавал случайному прохожему за сумму, кратную цене поллитровки. Отличные елки мне удавалось покупать не только у себя в Новогиреево, но даже в центре – в одном из арбатских переулков (в последнем случае с завязанной елкой я ехал домой на метро, рискуя наскочить на патруль, проверявший наличие  квитанции елочного базара, но все обошлось).
Но в 1969 году уже минули предновогодние дни, а «левая» елка мне ни разу не попалась. С ущербным чувством понесенного поражения, вечером 30 декабря после работы я поехал в центр, чтобы, обойдя елочные базары, купить три «чахоточных» деревца, и, привязав их стволами друг к другу, соорудить одну новогоднюю елку. А что мне еще оставалось делать?
Однако, зайдя на первый же базар (во Вспольном переулке), я обнаружил на нем целую толпу оживленно переговаривавшихся людей; как оказалось, эта публика ожидала прибытия последней (в этом сезоне) партии елок; машина должна была прибыть с минуты на минуту.
Я тотчас записался в очередь: мой номер был где-то шестидесятый, но в ожидаемой партии была целая сотня елок (в каждой очереди всегда обнаруживались осведомленные люди), поэтому я решил сделать ставку именно на эту торговую точку.
Между тем время шло, а машина все не появлялась; самые нетерпеливые даже вышли в переулок, чтобы ее встретить первыми; некоторые отбежали в ближайший магазин, чтобы погреться (мороз был градусов, эдак,  двенадцать), я же согревался, энергично постукивая ногой об ногу, и растирая ладонями уши, щеки и нос. Остальные топтались поблизости, рассказывая друг другу о памятных случаях приобретения новогодней елки; таковые  имели место быть почти в каждой жизни.
По прошествии часа, несколько покупателей в качестве парламентеров отправились в каморку к продавцам:
- Будет машина сегодня? – спросила немолодая женщина голосом, срывавшимся от сотрясавшего ее озноба.
- Три часа назад нам позвонили, сообщив, что выехали (в те времена мобильной связи еще не было); должны уже были прибыть…Может быть, попали в аварию. Пока нам не позвонят, мы не уйдем. – проскрипела продавщица откровенно недружелюбно (чтобы больше не спрашивали).
Прошло еще полчаса томительного ожидания, и вдруг кто-то из наблюдателей, дежуривших в переулке, крикнул:
- Едут!
И действительно, вскоре, медленно разворачиваясь, в ворота въехал ЗИЛ, в кузове которого возвышалась копна свежесрубленных елок, многократно перетянутая пеньковым канатом. Машина остановилась у площадки базара для выгрузки, а разом повеселевшая публика около будки продавцов принялась расстанавливаться по очередности.
Я тоже воспрянул духом, но меня беспокоил большой номер моей очереди; елок-то привезли много, а что, если грузчики часть товара умыкнут и спрячут, чтобы продать налево? Тогда я опять останусь ни с чем.
И я направился на площадку, чтобы проследить за разгрузкой. Не сговариваясь, - видимо, из тех же соображений, вместе со мною последовали еще двое покупателей. Наше появление, судя по кидаемым в нашу сторону злобным взглядам,  было крайне негативно  встречено  молодым рыжим мужиком, который забрался на елочный стог для выгрузки товара. Пьяно покачиваясь на  своей зыбкой опоре, первую же елку он с силой метнул в нашу сторону, стараясь попасть по лицу, но случился недолет. Тогда он ухватил их целую охапку, и бросил с разворота; покатившись, елки уперлись нам в ноги; пришлось отступить на несколько шагов, но мы не ушли, проследив процесс разгрузки до самого финала.
Когда я вез в метро мою двухметровую, пушистую, бережно завязанную красавицу-елку, ароматом  ее хвои и смолистым духом был наполнен весь вагон.
                Июль 2024 г.