Трамвай

- Харин. П.Э. – прочитал он, прищурившись. – Харин, значит? А так и не скажешь!

- Поговори мне. – бородатый старик злобно зыркнул глазами из-под мохнатых бровей. Не злые брови были, впрочем. Больше так – для виду, для солидности. Или уставшие больно – Оплачивай проезд давай, умник.

Чёрный сделал шаг вперёд и приметил, что сидящий напротив него, скорее, не старик даже, а просто давно не брившийся и уставший человек лет средних. Хоть и седой. Серое только напялил всё. Чёрт-те что напялил, если честно. Или это форма такая у них нынче? Кто их разберёт... Да еще и в трамвае было темновато. Только жёлтые лампочки горели. Две-три, не больше, под потолком. Такие – в тяжёлых плафонах с толстым стеклом, матовым. Подобная на голову упадёт – не обрадуешься. Впрочем, оглянувшись на двери, откуда он только что вошёл, стало ясно, за ними-то и вовсе - кромешная тьма. Здесь было всё ж уютнее. Здесь был свет. На него и шёл.

- А сдача-то у вас имеется? – он усмехнулся и замер перед вагоновожатым, нависая над ним. Тот даже не шелохнулся. Только руку вперёд выставил. Костлявую, усталую... Бывалую, такую, руку. Опытную. Чёрный порылся в кармане и вынул пару монет. Взглянул на них в тусклом свете электрической лампы и размашисто опустил в протянутую ладонь. Монетки звякнули и исчезли. Чёрный вздохнул.

- Н-да… Вот как оно, значит. Билетик-то дадите? Или как?

- Или как. – хрипло ответил Харин и закашлялся. От него пахнуло, то ли сигаретным дымом, то ли сажей какой-то. И еще пылью. Чёрный поморщился.

- Н-да… Никакого порядка, – заключил он – Бардак…
Повернулся на пятках своих потёртых казаков – старых, но любимых, добротных - и сделал шаг по салону.

- Ну и что тут у нас?

В глубине трамвая, почти в самом заднем ряду сидел человек. Чёрный обрадовался. Улыбнулся. И уверенной походкой - к нему. Он всегда так ходил. Словно маршировал, но при этом не как солдафон какой на плацу, а свободно, что ли, красиво даже. Гордо.
Человек сидел, глядя перед собой и держась обеими руками за поручень сиденья. На Чёрного не взглянул вовсе.

- Чёрный.

Тот медленно поднял глаза на протянутую руку и несколько мгновений словно размышлял, что бы это могло значить. Затем посмотрел Чёрному прямо в глаза. Ему вдруг показалось, что человек этот заплачет сейчас, но он лишь немного привстал и вдруг резко кивнул и коротко, но крепко пожал ему ладонь. Хорошо пожал. Честно, в общем:

- Смирнов. Николай Иванович. – сказал он тихим, но уверенным голосом. - А вы правда Чёрный?

- Чернее некуда. – отчеканил Чёрный и уселся на сиденье через проход.

- А звать-то вас как?

- А так и зовите – Чёрный. Сколько себя помню, всегда так и звали, чего уж там…

- Нет, это как-то неправильно, – сказал Смирнов – имя-то у вас есть? А, впрочем, как скажете, ей-богу… Чёрный так Чёрный. – он опустил руку обратно на поручень и сник.

- Ну вот и славненько, – рявкнул Чёрный – люблю понятливых людей! Не на суде же пока, в конце концов, верно?

Смирнов не ответил. Только хмыкнул или вздохнул вроде.

Чёрный наклонил голову и стал рассматривать его, изучая. Тот был в сером пальто, не новом, но по моде, и довольно изношенных, но аккуратно выглаженных брюках с почти идеальными стрелками. На шее был повязан серый платок, а туфли, как показалось Чёрному, были на босу ногу.

- Шеф, когда отправление? – крикнул Чёрный в сторону вагоновожатого, продолжая сверлить Смирнова взглядом. Впрочем, тот будто не замечал его присутствия – вновь ушёл весь в себя и замер, держась за поручень – стартуем по расписанию?

- Всегда по расписанию. – отозвался Харин хрипло.

- Спорный вопрос.

- Чего говоришь? – Чёрный перегнулся через проход и ухватился за ту же спинку сиденья, что и Смирнов. Спинка была обтянута дерматином, и он коричневато блестел в жёлтом свете ламп, протёртый тысячами побывавших здесь спин.

- Спорный, говорю, вопрос, – отозвался Николай Иванович, не поворачиваясь к нему – с расписанием этим вашим.

- Оно не наше. – спокойно ответил Харин – Очень даже общее.

- А коли общее, то может где ознакомиться можно заранее, подскажете?! – вдруг прокричал Смирнов, подскочив с места. Но тут же потупился и опустился обратно, опять вперив глаза в спинку сиденья перед собой.

- Спокойно, товарищи, – Чёрный встал и, перешагнув через проход, сел на то самое сиденье перед Смирновым, повернувшись лицом к нему, развалился поудобнее так, поувереннее, и тоном почти наставительным, нарочито начальничьим таким добавил – попрошу без конфликтов в общественном транспорте!

- Меня, – вдруг он обратился к Николаю Ивановичу почти шёпотом – если уж на то пошло, тоже, не очень-то радует – расписание вот это.
И подмигнул ему заговорщицки. Но тот лишь на секунду поднял глаза и снова поник.

- И хочу напомнить, – опять прохрипел Харин – что я всё еще жду от вас плату за проезд.

- А я уже сказал, что нету у меня мелочи. Давайте сдачу. – сказал Смирнов куда-то в пол, так, что даже сидящий рядом Чёрный еле расслышал.

- Может вы разменяете? – спросил Харин, обращаясь, видимо, к Чёрному, хотя всё также сидел на своём месте и даже, кажется, головы не повернул.

- Это можно, отчего ж не разменять, – отозвался Чёрный – что там у тебя?

- У меня только сто. – сквозь зубы процедил Смирнов.

- Ну дела! – протянул Чёрный – С такими замашками тебе бы, уважаемый, на такси ездить, а не…

- Ой, да прекратите уже!

Он резко встал и, порывшись в кармане пальто, вынул бумажку. Протянул Чёрному:

- Меняете или нет? Ну?

- Тише-тише! – Чёрный тоже поднялся и вытянулся напротив. Он был чуть выше Смирнова и значительно шире его в плечах. – Для тебя найдётся, не нервничай только.

- Я и не нервничаю. – куда спокойнее сказал Смирнов. – Давайте уже покончим с этим.

Он пересчитал горсть бумажек и монет, полученных от Чёрного и быстрым шагом прошёл к Харину:

- Вот. Держите. Всё точно?

Тот не глядя взял деньги и ничего не сказал. 

Смирнов вдруг стушевался, замер было, но, не дождавшись ответа, повторил, словно отвечая самому себе:

- Всё точно…

И вернулся на своё место. И Чёрный тоже присел. Помолчали.

- Давайте познакомимся что ли, я не знаю? – сказал Смирнов, вздыхая и откинувшись на спинку своего сиденья. Он вроде немного расслабился.

- Так, как будто, уже…

- Ну тогда поговорим. Вы чем занимаетесь?   

- Нет уж, мил человек, давай сам сперва, коли начал – Чёрный прищурился и улыбнулся.

- Могу и я, – Николай Иванович расстегнул пальто и снял с шеи платок. – я преподаватель. Профессор. Кандидат наук.

- Ух ты ж – кандида-ат – протянул Чёрный.

- Кандидат. – спокойно повторил Смирнов. – Так и не защитился. – он потёр нос и стал что-то нашаривать во внутреннем кармане.

- А каких наук, будете-с?

- Самых банальных. Экономических.

- У-у… - расстроился Чёрный – а я уж понадеялся, вдруг философских каких, всегда, веришь, хотел с философами подискутировать.

- Ну извините, что подвёл. – улыбнулся Смирнов, вытаскивая из кармана пачку сигарет.

- Но-но! – отозвался Харин – не наглейте!

Смирнов на миг задумался, глядя на зажатую в руках пачку, и убрал её обратно.

- Извините, я машинально.

- И где? – спросил Чёрный – в нашем, что ли?

- В нашем. Уже двадцать лет всё в нашем.

- Неслабо.

- Это точно, – согласился Смирнов – ну а вы?

Но Чёрный не успел ответить.

В этот момент в заднюю дверь, в ту, что прямо возле них, вошёл мальчик. “Совсем юнец – лет шести, не больше” – подумал Чёрный – “И это в пижаме он, что ли?”. Мальчик боязливо глянул на пассажиров и ничего не сказал.

А через мгновение за ним по ступенькам вбежала женщина. Мокрая насквозь – так что с неё лилось. Капало прямо на пол.

- Вроде бы и дождя не было… – процедил сквозь зубы Смирнов, глядя на неё.

А Чёрный поднялся с места и стоял теперь в проходе прямо его загородив. Но молчал. Смирнов сейчас его только со спины видел. А женщину с ребенком и вовсе перестал. У Чёрного плечи широченные. Так весь проход и перекрыл ими.

- Вы то с ним куда, уважаемая? – вдруг громко спросил Чёрный. С болью спросил. С укором даже.

Женщина не ответила. Встала в проходе прямёхонько под лампой и стояла. И только с длинных её светлых волос текли и текли капли на плечи и поблёскивали на свету. Искрились. А мальчик минутку помедлил и тихо так, бочком, стал протискиваться мимо Чёрного по проходу, тоже ни слова не говоря. Тот замер, но мальчика пропустил. Он прошёл мимо места, где сидел Николай Иванович и прямо к Харину.
Смирнов проводил ребенка глазами и наблюдал теперь, как тот протянул вагоновожатому монеты и сел там же – рядом с ним. И всё молча.

- Вы-то куда? – повторил Чёрный, но уже словно себе под нос. И присел. Посмотрел на Смирнова, пожал плечами. Вздохнул.

Женщина молчала. Так и стояла посреди прохода, и под ногами её уже целая лужа набежала. Чёрный точно видел теперь – насквозь промокшая была – до нитки. Потом вдруг вздрогнула и тоже пошла в голову трамвая. Но на Харина не взглянула. Просто села рядом с мальчиком, обняла одной рукой и к себе притянула, прижала.

- Бардак… – сказал Чёрный. И плечи свои огромные ссутулил. Уменьшился даже весь, будто бы. Сжался.

А Смирнов встал и тоже туда – к женщине с мальчиком. Ничего не говорил. Только на Харина зыркнул исподлобья. Пальто своё снял - женщине на плечи накинул.

- И верно бардак. – сказал он, вернувшись и сев рядом с Чёрным.

- Проезд оплатить надо бы. – тихо буркнул Харин.

И тут уже Чёрный не выдержал. Вскочил, взвился весь, закипел:

- Да заткнись ты уже, ради бога, милый человек! – закричал.

И сделал несколько шагов в его сторону. Уверенных своих шагов. Маршевых. Строгих. Но тут Харин вдруг резко поднялся ему навстречу и Чёрный осёкся.

- Стой. – сказал он коротко.

Не зло сказал. Но так, что Чёрный сразу остановился. Побледнел и даже, как будто, запнулся. Подвели любимые казаки – подвернулись. Он открыл было рот, что-то еще хотел, но так ничего и не вышло. Плюнул только под ноги и там и присел в середине трамвая. А Харин так и стоял – огромный - на весь проход. Куда больше Чёрного теперь казался. Хоть и сутулый. Весь в своей бороде и бровях седых тонул. Глыба.

- Извините его, – сказал Смирнов – это он сгоряча.

- Скоро отправляемся уже. – сказал Харин спокойно. И пошёл в самую голову трамвая.

Смирнов встал и подошёл к Чёрному. Присел к нему и протянул сигарету:

- Хотите?

- Не хочу. – сказал Чёрный и взял сигарету. Понюхал и за ухо спрятал.

- А я вот так и не смог бросить. Хоть минздрав и предупреждает…

- Злой он. – сказал Чёрный – Почему люди злые?

- Он не злой, нет, не думаю… – ответил Смирнов и тоже понюхал сигарету, но курить не стал.

- Вы не берите в голову. Бросьте. Не время и не место. Не стоит…. А что до злых – есть у меня теория на этот счёт. Хотите послушать?

- Валяй, – ответил Чёрный и отвернулся к окну – всё равно без дела сидим. Тошно.

- Ну сами посудите, - начал Смирнов - Вот взять человеческую жизнь. Как тут не быть злым? Вот родился ты – вырвали тебя уже, заметьте, из тепла и уюта, где ты был относительно счастлив хотя бы девять месяцев – вытащили – ревёшь от ужаса и боли, а тебя еще и по заду – хвать! – он натянуто усмехнулся. Чёрный не шевелился. Всё в окно смотрел.

- Но это еще только начало. Тут пока всё относительно неплохо. Если повезло и родился в нормальной семье, то светят тебе, дай бог, три-четыре годка счастья. Счастья и свободы. И то, заметьте, не всем так везёт, но, представим, что таки свезло на этот раз. Живёшь в своё удовольствие аж четыре годика. На руках тебя носят и с ложечки кормят. Блаженство! Ну а дальше, скажите мне, что?

- Что? – грустно спросил Чёрный по-прежнему не поворачиваясь.

- А дальше – всё! – всплеснул руками Смирнов – Вот, прям, всё! Конец! Кончилась ваша свобода. Кончилось счастье. Дальше вас куда? Правильно – в детсад. И пошло-поехало. Закрутились, так сказать, жернова-колёса системы! Были вы человек, а начали из вас ковать – “Единицу Общества”! – он многозначительно поднял указательный палец, но Чёрный так и не двигался – не хотелось ему сейчас.

- И вот с этого момента вы больше себе не принадлежите. Всё. Финиш. Дальше вы уже ресурс, а не человек. Юнит, так сказать. Часть механизма. Сначала вас пару лет в детском саду на лёгких еще настройках погоняют, а дальше – будьте добры на десять-одиннадцать лет в школу пожалуйте. И тут уже за вас плотняком возьмутся. Шесть дней в неделю – всё ваше отрочество – с утра до вечера будут из вас лепить то, что задумано, пока вы нужную форму не примете, ну, или не сломаетесь. Скольких школа сломала? А?

- Скольких? – спросил Чёрный, наконец повернувшись.

- Многих. Очень многих. И не придуривайтесь, будто не понимаете. А потом как школа кончилась – добро пожаловать дальше. Тут уж выбор есть, нечего сказать. Хочешь – армия. Хочешь - ПТУ с вузами… А хочешь – можешь сразу в основную когорту – и пахать! И пахать до упора! Пока не испашешься. А там…

- А мне в школе нравилось, – задумчиво сказал Чёрный – только учился я плохо…

- А мне нет, хоть я и хорошо, – грустно заметил Смирнов – класса до четвёртого ещё ничего, а потом…

- А женщины? – прервал его Чёрный, но, как будто, всё о своём о чём-то думал. Далёком…

- А что женщины? С женщинами вообще проще. Они еще со школы прямо - уже могут весь этот цикл сначала начинать – новых, так сказать, юнитов плодить…

- Бардак… – протянул Чёрный. Но уже отворачиваться не стал. Вздохнул и голову кулаком подпёр. Сидел - смотрел на Николая Ивановича. И глаза у него тоже были чёрные-чёрные. Глубокие. Это Смирнов заметил.

- Ещё бы! Вот так и получается, что жизни той - сколько? Как пуповину-то откромсали, так пару лет тебе пожить и даётся. А дальше – это уже не твоя жизнь. Это уже винтиком в механизме. И так, пока не сточишься окончательно.

- Или не сопьёшься…

- Можно и так, – согласился Смирнов – вот потому-то все и злые такие. Как тут не злиться-то? Коли жизни-то и нет никакой, по правде говоря…

- А говоришь, не философ, – Чёрный грустно так улыбнулся, похлопал его по плечу и потянулся – а сам вон как задвигаешь.

- Кому это всё надо только, не понятно…

- А я вообще, философ, знаешь, как думаю? – вдруг сказал Чёрный, подобравшись. И оживился немного даже - Я думаю, игра это всё, что ли.

- В смысле?

- А в прямом. Скучно ему там. Ну, то есть, даже не там, а, как бы, везде, понимаешь?

- Пока не очень. – отозвался Николай Иванович.

- Я так думаю, – продолжил Чёрный – вот есть вещи – непостижимые. Вечность. Бесконечность. Космос, там, бог и так далее… А я думаю, если есть нечто, что за всем этим стоит – ну или создало всё это, или оно вообще всем этим и является – ну, то есть, такая штука в себе, Ding an sich, будь она неладна, вроде как!

- Брр, – вздрогнул Смирнов – это я-то философ, по-вашему?

- Нет, ну ты послушай. И вот эта штука – не знаю, живое оно, или как сказать – не постижимая она ж в наших понятиях – она как бы представляет из себя вообще всё, что есть. Она всё это создала, и она этим же и является. Миром, как бы. Вселенной. Всем, в общем. Понимаешь?

- Ну и?

- Ну и вот если это так, то, выходит, всё, так сказать, сущее, включая и нас с тобой, профессор, – это лишь часть этой самой штуки – ну или тоже она сама, получается.

- Пока не очень понимаю, - сказал Смирнов и снова понюхал сигарету. Хорошо пахла, чертовка. Сейчас бы…

- Ну смотри, - пояснил Чёрный - если более приземлённо – то, вот представь – это, допустим, ну, пусть существо, чтоб проще было. Существо, значит, которое представляет собой весь мир. Всё что в мире есть – материальное и нематериальное – все понятия, такие как время, пространство и так далее – это всё – оно и есть.

- Су-ще-ство? – проговорил Николай Иванович по слогам – Ну, допустим. И?

- И вот оно это, пускай, существо – существует, значит. И существует оно, по-нашему говоря – вечность. Всё что может происходить – с ним уже произошло. Всё что можно создать – им уже создано. Всё что можно познать – познано. Что тогда будет, как считаешь?

- Не знаю, – поморщился Смирнов – уныло как-то, выходит.

- Вооот! – оживился Чёрный – Вот! О том и речь. Скучно ему! Скучно! А чтобы не было скучно, остаётся одно – обмануть себя!

- Как это?

- Очень просто! Заставить себя не знать то, что знаешь. Создать интригу. Игру. Начать играть и забыть, что играешь.

- Точнее, забыть, что сам создал правила. Так?

- Верно, философ! Начинаешь понимать! Придумываешь жизни, которые ограничены условным понятием, таким как “время” и начинаешь в эти жизни играть. Проходить их, значит, от начала до конца, каждый раз заставляя себя верить в то, что не понимаешь, что происходит.

- Симуляция?

- Ну вроде того. Такая вот игра. Миллиарды персонажей одновременно. Миллиарды сценариев. Люди, животные, растения, вирусы – да всё что угодно – играй за что хочешь и за всё сразу. И для достоверности, главное, забудь…

- Забудь, что играешь. – закончил за него Николай Иванович.

- Именно. А иначе – скучно…

- К бабушке!

Смирнов выронил сигарету, а Чёрный привстал с места и сказал:

- Не понял?

- Мы едем к бабушке – повторила женщина. Голос у неё был высокий, писклявый такой даже, но не противный. Надорванный, какой-то, разве. И затараторила вдруг:
 
- Есть такая бабушка. Она лечит. Мне на работе рассказали. У Ирки из бухгалтерии муж пил. Всё пропил. До последнего. И с циррозом слёг. Врачи сказали – всё. А Ирка та к бабушке съездила. Она пошептала и мужа вылечила. Она всех лечит. Её там все знают. Все у неё лечатся. И Ромика она вылечит. Врачи не вылечили, а она вылечит. Мы приедем, она пошепчет и Ромика вылечит!

- Мам… - мальчик посмотрел на женщину и нахмурил свой маленький лоб – ну не надо, мам. – и голос у него совсем не детский был. Словно взрослый говорил. С опытом. Разве что высокий ещё голос – не сломавшийся.

- А Елена Степановна сказала, что она даже денег не берёт. Всем просто так помогает, представляете? У Елены Степановны свояк раком болел – она вылечила, слышите? Бесплатно! Пошептала, и как рукой!

- Маам! – мальчик взял женщину за руку. Она всё так и сидела мокрая, даже в пальто, что Смирнов накинул – насквозь. Глаза её бегали, и всё твердила что-то про бабку, врачей, больницы… И мальчика к себе рукой жала. И снова про бабку и про Елену Степановну. И других еще каких-то чудом пролеченных да спасённых. А вода так и текла, и по волосам, и по щекам…

Харин возник рядом и протянул руку. Женщина не смотрела. Она вообще ни на кого не смотрела. Даже на сына. Перед собой только. И держала его рукой, вроде как пыталась прижать поближе, но так неуклюже выходило всё, неумело… Тщетно.

Харин ждал. Николай Иванович замер на своем месте, а Чёрный весь потянулся – вглядывался, щурясь, но в их сторону не шёл. Наблюдал. Видел, как мальчик запустил руку в карман пальто, наброшенного на плечи женщины, и вытащил оттуда две монеты. Зажал их в кулачке и повернулся. Посмотрел. Нашел глазами Смирнова. Тот едва заметно кивнул. Харин придвинул свою ладонь поближе. Мальчик положил в нее монеты и обнял женщину. И она умолкла. Только так и смотрела перед собой.

- Она не понимает. Она это - сама… - сказал Харин, словно извиняясь, пожал плечами и пошёл на своё место.

Трамвай лязгнул и тронулся. Мягко. Поплыл. Только мигнули на мгновение жёлтые тяжелые лампы под потолком. Чёрный прильнул к стеклу и пытался высмотреть там, во мраке, опоры моста и темноту реки, несущейся внизу. Смирнов вынул ещё одну сигарету, но опять не закурил. Откинулся на сидении и смотрел куда-то вверх, на тусклый свет и блестящие поручни трамвая.

- Пошло оно, знаете куда? – вдруг сказал он.

- Кто? – не понял Чёрный.

- Существо это ваше... Пошло оно, со своей скукой!