как я жив

Любимая, я безусловно и точно умер, смешавшись с тенями столетних колонн дворца. Нельзя поучать буревестников, сидя в трюме, нельзя в одночасье стареть, не измяв лица. Любимая, здесь всё потрескалось, обветшало. Здесь выбиты стёкла и крыша течёт, увы. Я видел вчера четверых, молодых и шалых. Они так смеялись, как раньше смеялись Вы.
Вот что характерно — травой поросли погосты, но я ещё помню, как пахнут у Вас духи. Достаточно времени, чтобы смотреть на звёзды, придумывать песни и даже писать стихи. Из первого слова побегом дрожит второе. А Вы хороши, Вы несёте себя, как флаг.
Страна не Советов — советчиков — ходит строем. Я думаю — я бы не смог. Извините, так.
Здесь небо стекает по сумрачным водостокам, особенно ночью. Особенно по весне. Посмертие, милая, радостно, но жестоко, когда невозможные сфинксы мурлычут мне. Они не про рай, не про ад. Они где-то между, давно в стороне от людей, от войны, от драм.
Любимая, делаю храм для своей надежды. Возможно, для Вас. Это будет отличный храм.
Внутри — ни свечей, ни икон, а играют дети. Терзает гармонику Павел. Хрипит винил.
И служит заутреню юго-восточный ветер в дырявой тельняшке.
Стучится в ворота Нил.
Любимая, разве Вам больше по нраву крипта? Здесь нет экскурсантов, зато и закрытых касс. Здесь сфинксы поют про бескрайний песок Египта с красивой, весьма древнерусской тоской о вас.
Наверно, в хмельном кабаке за стаканом граппы из темной бутылки, что в среду вручил отлив, я стану батистовым следом кошачьей лапы, и Вы наконец-то узнаете, как я жив.
#svirel_poetry