Жадная свекровь

Инна Марковна, мама Андрея, невестку, то есть меня, приняла хорошо. Поначалу мы жили вместе в трехкомнатной квартире. Но долго терпеть меня она была не намерена.

– Снимайте однокомнатную квартиру, живите отдельно, – категорично заявила она. – Завтра же переезжайте. Нам с отцом нужен покой.

– Мама, разве мы вам с отцом мешаем? Это ведь и моя квартира тоже, – пытался возразить Андрей. – Мы с утра уходим на работу. Нас весь день нет дома. Детей нет. Кто мешает?

– Вот именно, – заявила мать. – Это пока нет. А появятся, и что я буду с вами делать? У отца давление. Не хватало еще из-за вас нервничать.

Андрей не стал спорить с матерью и на следующий же день мы переехали в съемную квартиру. Я не обижалась на свекровь. Наоборот, старалась во всем ей угождать. С радостью встречала ее, когда она заходила к нам проведать как мы живем, как она говорила.

– Готовишь мужу? Или полуголодный ходит? – спрашивала она каждый раз.

– Конечно готовлю. Как без этого?

– Интересно, когда успеваешь? – подозрительно и недоверчиво смотрела на меня свекровь.

Нет, она не придиралась, она просто учила меня жизни.

– Слушай-ка что, – говорила она, когда у нее было хорошее настроение, – а приготовь-ка мне сырники, как ты умеешь. Я их так люблю.

И это несмотря на то, что я еле ходила, была уже на последнем месяце. Мы с мужем ждали двойню. Когда на свет появились внук и внучка, их бабушка, моя свекровь, никак не отреагировала. Особой радости, как бывает у других, у нее не случилось.

– На меня не рассчитывайте. Мне никто не помогал, – сразу же заявила она. – Сами родили, сами и воспитывайте.

Так и пурхалась я с двумя малышами одна. Муж тоже не помогал, пропадал на работе. Даже за подгузниками не поехал в аптеку, когда они закончились и необходимы были. Он устал и хотел спать.

Шло время, дети подрастали. Однажды Инна Марковна пришла к нам в гости.

Дети бегали по гостиной, играя с игрушечным поездом, и шумно смеялись. Но ее лицо даже не дрогнуло, наоборот – глаза сузились, как у кошки перед прыжком.

– Как тебе это не надоело, Марина? – проговорила она холодно. – Они же у тебя на голове сидят.

– Мам, они же просто играют, – вмешался Андрей. – Им нужно чуть-чуть побегать.

Она одарила его взглядом, полным раздражения, но промолчала. Я знала, что этот взгляд – только начало. Она не была злой в открытую, но я к тому времени уже научилась видеть за ее молчаливыми репликами подводные камни. Отношения с свекровью давно стали для меня бесконечным вызовом на прочность.

– Андрей, ты бы им чаю налил, – на автомате сказала я, но тут вмешалась свекровь.

– Чай? Зачем? И к тому же, они так легко… разбаловаться могут. Сначала чай, потом еще чего-то захотят, – добавила она, с хитрецой глянув на меня.

Я сдержала себя. Пару лет назад, возможно, я просто промолчала бы, но сейчас понимала: если я молчу, она это воспринимает как слабость.

– У них чай с вареньем. Детям сладкое надо, они растут, – стараясь быть вежливой, сказала я, надеясь хотя бы на чуточку понимания.

– Варенье? Вот именно. Ты посмотри на себя, Марина, ты сама уже выросла на сладком. И детям своим, значит, то же самое. Баловство это, ерунда. Я в их возрасте горькую кашу ела, и ничего, выросла, – заявила она, словно перед ней сидели не внуки, а мои порочные привычки, которые она должна искоренить.

Я смотрела на Андрея в надежде, что он поддержит меня, но он как будто растворился в своем телефоне. А свекровь уже шла дальше – пересчитывала все, что я «не так» делаю для детей. И каждое ее замечание было как камешек, брошенный в мою сторону.

– Кстати, завтра мы на день рождения едем к Юле, – прервала я ее монолог о пользе голодных диет. Юля – сестра Андрея и дочка Инны Марковны.

– Я с вами поеду, – твердо заявила свекровь, игнорируя мое невысказанное желание провести хотя бы этот день без нее. Андрей, почувствовав напряжение, с покорным видом закивал, и я понимала, что спорить будет бесполезно.

На следующий день мы приехали к Юле с огромным пакетом подарков для её дочки. А свекровь приехала налегке, но это её нисколько не смущало. Более того, когда Юля поставила на стол торт, она первой протянула вилку, вырезав самый большой кусок.

– Это детям, мама, – прошептал Андрей.

– Так и что, они съедят этот торт за раз? Нет уж, мне кусочек, мне тоже нужно удовольствие получать от жизни, – с подколкой ответила она, поглаживая самый пышный кусок крема. – Я что, не могу у собственной дочери съесть кусок пирога?

В тот момент меня буквально затрясло от злости. Юля прекрасно все понимала, уж кто-кто, а она-то свою маму знала прекрасно, но все равно деликатно отвернулась, чтобы не смущать всех. Я же решила, что это был последний раз, когда я позволю Инне Марковне так вести себя с нами.

Дома я подошла к Андрею:

– Давай серьезно поговорим, – начала я. – Мне кажется, твоя мама давно не видит во мне ничего, кроме удобной девочки, которую можно попрекнуть и обидеть.

Он оторвал взгляд от телефона и заметил:

– Она просто старается, не обижайся. Её так воспитывали.

– Нет, Андрей, она думает только о себе! Мы с тобой подарки детям купили, а она даже не подумала о внучке, только о себе, – выпалила я, не в силах сдерживать эмоции. – Ты правда не видишь?

– Марина, ну она же в возрасте, люди с годами становятся такими… требовательными, может, – пытался оправдать её Андрей.

– Да не требовательная она, а жадная и эгоистичная. Ты посмотри, ни внимания внукам, ни доброго слова, только в свою сторону всё и направлено.

– Ладно, – наконец выдохнул он, – давай поговорю с ней.

На следующий день мы поехали к ним, был выходной. Андрей попробовал завести разговор с матерью. Я стояла за дверью и прислушивалась, как он осторожно пытался объяснить ей, что она могла бы быть чуть мягче, добрее, особенно к детям.

– Андрей, ты не смей мне указывать! Я тебя растила, ночей не спала, чтобы ты вырос достойным человеком. И это вот теперь награда? И ты смеешь говорить мне, что я для вас ничего не делаю? – возмутилась она.

Он пытался объяснить ей, что речь не о заслугах, а о том, что мы все могли бы быть чуть-чуть теплее друг к другу. Но для неё это оказалось, как красная тряпка. В итоге она встала, бросила что-то вроде «я всегда знала, что ты будешь неблагодарным» и ушла, в другую комнату, громко хлопнув дверью.

В тот вечер мы долго молчали. Он наконец увидел всё то, о чём я столько раз пыталась ему сказать. Её корона, её собственное величие заслоняли для неё всё и всех.

Через несколько дней мы поехали в парк всей семьей – уже без неё. И как же это было освобождающе! Дети смеялись, Андрей, наконец, был спокоен и расслаблен, а я ловила себя на том, что не вспоминаю каждую секунду о том, что бы она сказала по поводу наших веселья и радости. Мы действительно смогли почувствовать себя семьей, без её грубых замечаний и постоянного эгоизма, который витал вокруг нас, как тёмное облако.

И в тот момент я поняла: можно быть вежливой, можно оставаться нейтральной, но иногда нужно поставить границу, чтобы не позволять другим людям за неё заходить. Мы сами должны защищать своё счастье.

С этого момента я стала с ней разговаривать по-другому. Перестала слушать ее бесконечные жалобы и нытье по поводу и без повода.

Шло время. она вроде бы стала вести себя более сдержанно. Но к детям по–прежнему относилась холодно. Однажды мы зашли к ним просто так. Гуляли и, проходя мимо дома свекров, я сама предложила проведать их. Свёкр очень обрадовался нашему приходу, особенно внукам. Он стал играть с ними во дворе. А мы сидели за столом и пили чай. В какой-то момент свекровь вышла на крыльцо и тут же раздался ее вопль:

– А ты куда смотрел?

Мы с Андреем выскочили на улицу и увидели следующую картину: повсюду валялась ботва. А у детей в руках морковка, которой они кормили кроликов. – Вы что наделали, а? – кричала их бабушка, вырывая из их маленьких ручонок морковку. – Кто вам разрешил?

Дети смотрели на нее испуганно и не понимали, почему нельзя покормить кроликов, ведь они так смешно ели эту морковку.

– Да бог с ней, с этой морковкой, Инна, – успокаивал ее Петр Михалыч. – Ну дети ж, что с них взять?

– А ты где был? – не унималась Инна Марковна. – Не усмотрел за ними. Этак они мне весь огород повыдергают. Я для этого что ли старалась, высаживала все?

Она кричала, сожалея о морковке, чуть не плача. А мне было до слез обидно за детей. Из-за какой-то морковки она сорвалась на своих маленьких внучат и готова была на месте прибить их, если бы ей было это позволено.

Петр Михалыч, видя мое состояние, молча увел ее в дом, посмотрев на меня извиняющимся взглядом.

Позже дети сказали мне, что дед им сам разрешил дергать морковку и кормить ею кроликов.

Я вспомнила еще один случай. Когда мы так же были у них и уже собирались уходить, как дед сказал детям:

– Идите ягодку покушайте. Вон на грядках сколько.

– Ты что, с ума что ли сошел? – тут же подскочила к нему Инна Марковна. – А что я варить буду? Я же на варенье ее берегу. Какое там ешьте?

Дети вопросительно посмотрели на меня.

– Пойдемте, дети, мы с папой на рынке сейчас купим вам ягодку.

Мы ушли с неприятным осадком на душе.

– Ты как хочешь, а я не пойду больше сюда, – сказала я Андрею. Он ничего мне не ответил, только тяжело вздохнул.

Приближался Новый год, праздник, который переносит всех в сказку. И мы все радовались. Я весь день возилась на кухне, готовя все самое-самое. К вечеру не чуяла ни ног, ни спины. Зато стол был накрыл по высшему разряду.

– Ну ты, Маринка, как всегда, на высоте, – сказал забежавший поздравить нас и детей друг Андрея Славик.

– Приходите к нам с Аленкой, – сказала я. – Ничего с собой не несите. Все есть.

– Нет, Марин. Спасибо, конечно. Но у нас соберется вся многочисленная родня. Разве что завтра заглянем. Эх, Андрюха, золотая у тебя жена. Не ценишь ты ее.

– Ладно тебе, иди уже к своей, – ответил Андрей.

Дети бегали и смеялись громко, как всегда. Неожиданно дверь открылась, и мы увидели Инну Марковну.

– Бабушка, – бросились к ней дети.

– Я не бабушка, – холодно сказала она, отстраняясь. Ваша бабушка в городе.

Это она про мою маму. Мои родители жили в городе. Но часто приезжали к нам в гости с кучей всяких подарков и вкусностей. В этот Новый год они оставались дома. И мы думали, что отметим праздник в тесном семейном кругу. Но не тут-то было. За час до этого праздник был напрочь испорчен.

– Что тут у нас? – обходила стол Инна Марковна. – Неплохо, неплохо. – Вы же не против, если я возьму у вас немного. Отец будет рад. Спасибо.

И она бесцеремонно взяла кастрюльки и тарелки, перекладывая в них все, что ей понравилось. Затем обернулась ко мне и спросила:

– А шампанское лишнее у вас есть?

– Нет, мы же не пьем, – ответила я растерянно.

– Как же? Новый год же, – удивилась она, раскрыв широко глаза. – Ладно, придется по пути забежать в супермаркет. Ну все, я пошла. С праздником вас, дети.

Я смотрела на закрывшуюся за ней дверь и слезы отчаяния наворачивались на глаза, но на меня смотрели дети. И я, взяв себя в руки, повернулась к ним, улыбаясь.

– Мама, а почему бабушка никогда нам не дарит подарки? – спросил Лешенька.

– Да, мама, почему? Дядя Слава вон сколько подарков принес, а она… – Люсенька всхлипнула и отвернулась.

– Зато дедушка Мороз вам такие подарки подарит, что вам хватит на целый год, – сказала я, присаживаясь на корточки возле них.

– Мамочка, она злая и жадная, – выкрикнула Люся. – Когда к нам дедушка с бабушкой приедут из города?

– Обещали приехать после праздника. У дедушки работа, – сказала я.

Наступило лето. Я очень соскучилась по родителям и решила съездить к ним с детьми. Они очень обрадовались, запрыгали и стали хлопать в ладоши.

В это самое время дверь открылась и на пороге снова появилась Инна Марковна.

– Куда это вы собрались? – спросила она.

– К бабушке своей и дедушке. А ты злая, – выпалила Люся, косо глядя на нее.

– Это что еще за новости? Марина твое воспитание никуда не годится. Что за неуважение вообще к старшим?

– Не вообще, а к тебе, – снова сказала Люся.

– Люсенька нельзя так разговаривать со старшими, – урезонила я дочку. Люся посмотрела на меня своими голубыми глазками и надула губки. Я обняла ее и погладила по голове.

– Мне тоже надо будет в город съездить. Товар закончился, – объявила свекровь. – Пришла вот денег у Андрея попросить.

Это было предсказуемо. Она всегда брала деньги на товар у сына, не интересуясь о том, как у нас самих обстоят дела.

Инна Марковна держала свою точку в поселке. Торговала бельем, постельными принадлежностями. Однажды я зашла к ней на точку просто так.

– Марина, купи вот этот комплект. У тебя ведь и постельного приличного нет. На чем спите – позорище.

– Спасибо, Инна Марковна. Не надо. Мама привозила из города. Лежит еще новенькое.

– Зря. У меня товар высшего качества, не китайский. Я бы тебе недорого продала.

Я повернулась и ушла. А дома сказала Андрею, что его мама хапуга. Могла бы для своего сына постельное просто подарить, а не предлагать по спекулятивной цене. Андрей ничего не ответил. Но впервые за все время ушел из дома, хлопнув дверью. С тех пор всегда так и делал, лишь только речь заходила о его маме.

Я понимала его, кому приятно, когда его маму обвиняют в жадности? Но и терпеть это мне уже становилось невмоготу. Почему она могла бесцеремонно входить в наш дом, устанавливать свои порядки, а я должна все это терпеть. В конце концов, дети наши видели все это. Они уже не были теми несмышленышами, которых можно было отчитать за морковку. Им было по пять лет, и они все понимали.

Наступило лето и я, собрав детей, поехала в город к своим родителям.

Через некоторое время приехала к нам в город и Инна Марковна. Естественно, остановилась у нас. Поведение ее было совсем не такое, каким было там, у себя. Она была милая, доброжелательная.

– Дети, я ничего вам не купила, прямо с автобуса. Хотела хоть соку купить, да по пути ни одного магазина.

Хотя киоски и ларьки были в то время на каждом шагу. В том числе и прямо у нашего дома их было аж целых три.

Все три дня, пока жила у нас, она пропадала по своим делам. Приезжала к вечеру на такси с огромными баулами вещей. И ни разу за все это время не принесла детям ничего. Просто так, только потому, что она все-таки бабушка.

Наступил день ее отъезда. Она с утра заказала такси. Мы сидели за столом, пили чай.

– А колбаски у вас нет что ли? – вдруг спросила она, сверля меня взглядом.

Я молча достала колбасу из холодильника.

– Я с собой возьму в дорогу, а то в кафешки не пойдешь, не оставишь же товар, сопрут еще.

Мы с мамой молча слушали ее.

– А вот конфетки-то могла бы, Мариночка, купить и получше. Все подешевле норовишь…

– А ты могла бы конфеток-то подороже привезти с собой, – сказал вдруг моя мама. Она вообще человек прямой. – Хотя бы для себя, какие любишь. Я уж не говорю о внуках.

Но Инну Марковну это никак не проняло. Наоборот, она взяла горсть конфет из вазы со словами:

– Ничего, в дороге и эти сойдут.

Когда подъехало такси, Инна Марковна обратилась ко мне:

– Поможешь мне сумки спустить до машины.

– Даже и не подумает, – сказала мама. – Девушке таскать такие тяжести не пристало. Позови водителя, он тебе поможет. Доплатишь ему.

– Да ладно, мам, я помогу, – сказала я.

– Еще чего? Как-то же ты сюда их приперла. Вот так же и тащи вниз, – сказала мама. – А ты не позволяй вытирать о себя ноги.

Но я все же помогла свекрови дотащить вещи до лифта. Хотела и вниз помочь спустить, но мама не позволила.

– Ты с ума сошла? А если надорвешься? Да и нельзя тебе поднимать такие тяжести в твоем-то положении.

И правда – я ждала третьего ребенка.

Сейчас я живу в городе. С мужем мы расстались. Дети уже взрослые. Поначалу, когда они были еще маленькие, было трудновато. Но родители были рядом, помогали во всем. Правда однажды я позвонила свекрови:

– Инна Марковна, не могу дозвониться до Андрея.

– Зачем он тебе? Его нет в поселке, уехал.

– Я хотела попросить его помочь. Нужен компьютер. Я не могу себе позволить купить второй. А у родителей уже просить неудобно. Все-таки это и его дети. Раз уж не присылает алименты, пусть хоть компьютер купит.

– Мы без компьютеров жили и учились тоже без них. Ничего с ними не случится. Обойдутся одним.

Вот и весь разговор. За всю жизнь ни–че–го. Сейчас детям по 17 лет. Она ни разу не позвонила, не поинтересовалась, как они. А они, когда речь заходит о второй бабушке, сразу переводят разговор в другое русло. А иногда говорят прямо:

– У нас одна бабушка, которую мы любим и уважаем.

Вот как-то так! Ни себе, как говорится, ни людям. С отцом дети не виделись уже много лет. Ему, как оказалось, тоже не до них. У него своя жизнь, ведь у него мама, которая любила повторять:

– Жен может быть много, а мать одна.

И я понимаю ее, как мать. Ребенок для матери – он всегда ребенок. Даже если ему уже под сорок. Так говорит моя мама. А еще я думаю – если ты любишь своего ребенка, ты примешь его выбор и не будешь вмешиваться в его личное пространство, даже если тебе не по душе этот его выбор.

Семья – как много в этом слове. И мой пример семьи – мои родители. Когда мои дети заведут свои семьи, я никоим образом не стану вмешиваться в их личные жизненные пространства. Это будет их выбор. И этот выбор надо уважать!