Ожидания

 
Георгий был уже солидного возраста, даже можно сказать очень. И время заметно ускоряло свой бег. Очень как-то стали быстро пролетать дни. Да чего там дни, недели, месяцы. Сменялись времена года, мелькая за окном своими красками. Вот оно, время-то...
Сидя у окна, он прикрывал глаза и тогда время меняло свой ход, и всегда спешило уйти в прошлое... 
 И Георгий вспоминал, словно это было вчера. Летом-то хорошо, даже, можно сказать, здорово. Занятий хоть отбавляй. Не знаю, как там девчонки, а мальчишкам в посёлке было раздольно и привольно. В общем, свобода, куда не посмотри. Причём с самой ранней весны. Только задышит она своим теплом, выглянет весёлое солнышко, и мальчишки – айда на улицу. Слышны были крики друзей под окнами дома:
- Ты чо там сидишь? Смотри, ручьи-то какие. Пойдём кораблики пускать или в снежки играть! Пойдём быстрее!
Ну как тут не выйдешь! Конечно, пойдёшь!
Правда, и зимой они дома тоже особо не засиживались. Даже в те, как говорили, трескучие морозы, когда что-то там под действом стужи, издавало звук, трещало и объявляли в школу не ходить, а улица и друзья всё равно манили. И начинали тогда они рыть в больших сугробах окопы и ходы. Ну и, конечно, что-нибудь непременно отмораживали, и растирали снегом побелевший нос или щёки, и даже порой бежали домой сломя голову, чтобы отогреться.
- Стой куда побежал? – кричали друзья.
- Н-н-н-е-е-е-е м-м-о-о-г-г-у-у-ууу, ззз-а-аа-мё-ё-ё-ззз – слышалось в ответ.
А дома-то – шмыг на русскую печку, и когда согреешься на тёплых кирпичах, – красота.
 …По весне-то ребятня, как воробьи, высыпали на улицу с весёлым гомоном, радуясь пришедшему теплу. Появлялись лопаты, и закипала работа. Начинали прудить «пруды», усердно перегораживать бурные ручьи снегом.
- У чьего дома будем прудить? – спрашивал кто-то. – Только, чур не у мово!
- А чо не у твово?
- У меня отец ругаца будет, даже ремнём может погладить. А увидит, распрудит тут же. Давай вон лучше у тёть Полиного дома.
И какие запруды-то на дороге получались! Лошади, запряжённые в сани, боялись этих запруд.
- Юрка! Ты зачем в запруду полез? Смотри, упадёшь, не выплавишь!
- Да я тут воду хочу разровнять, а то она бугром стоит! – говорил тот, двигая воду лопатой.
- Каким бугром! Мозги у тебя бугром!
И все дружно смеялись.
- Вот уморил, ну ты даёшь! Вода бугром!
 А ещё рыли «обманы». Это такая ямка в плотном снегу на тропинке, заполненная водой и припорошенная снегом. Обувь-то была – чёсанки с галошами. Вот эти галоши и оставались в «обмане», а чёсанки промокали.
- Давай глубже выроем, – предлагал кто-то.
- Хорош, уже и так почти до земли.
- Смотри, а то грохнется кто-нибудь, да не дай бог сломает чево-то.   
- Воды надо побольше из ручья, и снегом получше присыпать, и след сверху сделать.   
- Давай быстрее, и прячемся.
За такие шутки этими галошами можно было и прилично получить, схлопотать – как говорили. 
Многие ждали, когда берёзы, одетые в белые блузки и тельняшки с тёмными полосками, поманят к себе руками-ветками и напоят своей дурманящей живой влагой-соком. И тогда верной компанией, дружно отправлялись в Берёзовую рощу.
- Вы только никому не говорите, в какое место пойдём, – строго говорил предводитель команды.
- Нет, конешно, – поддакивал кто-то, – а   то всю посуду с соком уведут.
И ведь надо же, как всё было чётко расписано в природе: весна-оживление, лето-наслаждение, осень-умиление-замедление, зима-ожидание. Вот так жило в мальчишках тогда детство.
Частенько Геркины мысли возвращались к зиме, и пока ждёшь весны и лета, надо было что-то делать. Кто-то ходил в садик, но среди его друзей таких не было, а вот в школу уже ходили. После дождливой осени все ждали морозов. Ждал их и Герка. Тогда можно было с удовольствием походить по замёрзшим лужам, разглядывая рисунки и белые воздушные пузыри, с наслаждением наступая на них, упиваться их музыкальным хрустом.
- Слушай, а у меня пузыри сильней лопают и лёд хрустит лучше, – хвалились они друг перед другом.    
- Чево у тебя! Послушай, у меня, – и топал ногой. 
С удовольствием можно было погонять палкой пустую консервную банку, вслушиваясь в её жалобные звуки от ударов. И иногда даже разгорались целые хоккейные сражения.
- Пасуй мне. Дай мне… Эх ты, мазила! А я бы точно гол заколотил.
- Заколотил бы. Твоей дубинкой только воробьёв пугать или ворон.
Клюшек-то и шайб тогда не было, но это никого, нисколько, никогда не огорчало.
- Стой! Хорош! Больше не могу, – кричал, кто-нибудь, тяжело дыша. – Вы смотрите, от нас, как от загнанных лошадей, пар идёт.   
Порой можно было добрести до речки. И там вволю покататься в подшитых валенках по замёрзшим первым окрайкам воды, распугивая мелкую рыбёшку.
- А я счас большую рыбину видел! Вот такую! – кричал кто-то и показывал руками.
- Смотрите, а там по речке «сало» плывёт!
- Какое ещё сало? – спрашивал кто-то.
- Льдинки такие маленькие, их ещё «шугой» называют.
- А почему «шугой»?
- Не знай. 
Потом с любопытством понаблюдать за рыбаком, который осторожно крался по тонкому прозрачному льду и вдруг замирал и медленно поднимал большую деревянную колотушку на длинном черенке.  Затем он ловко, молниеносно наносил удар по льду, пытаясь оглушить рыбу. Хрясть! И если удар был успешным, быстро прорубал лёд топором и доставал добычу, блестевшую серебром чешуи в его руках.
- Смотрите, какую рыбину оглоушил.
- Пошли, посмотрим.
- Наверно, язя.
- Не ходи, не мешай, а то он тебя кувалдой-то вместо рыбы по жопе настукает…
 И конечно, все и взрослые, и дети с нетерпением ждали снега. Очень уж порой наскучивали всем не очень весёлые тёмные краски, а душа просила чего-то светлого, ясного. Порой доставали эти колеи и кочки, о которые можно было споткнуться и что-то там получить в виде разбитого калена. Нельзя было с наслаждением прокатиться на сильно дрыгающей и прыгающей по замёрзшей земле телеге. В общем, блаженств и удовольствий было совсем маловато. А их так хотелось заполучить. Детское удовольствие – оно всегда в мечтах, и, безусловно, оно где-то рядом, впереди.
Все ждали первого снега, чтобы он покрыл чёрную землю своей мягкой, пушистой белоснежной шалью. Мальчишки задирали головы, смотрели в небо и с радостью ловили первые звёздочки-снежинки. А те, совершив волшебный сказочный полёт, присаживались на голые детские ладони или шерстяные варежки. На варежке снежинка немного жила, и можно было любоваться её красотой, а на ладони она вмиг превращалась в чуть заметную обычную капельку.
Порой снег мог идти хлопьями, даже очень сильно, как говорили, стеной, а иногда мелко сеял, как из решета. Многие знали, что выпавший днём снег долго не лежит. И люди ждали ночного снега. Свежий, только что выпавший снег называли порошей. Была примета: первый снег выпадает за сорок дней до зимы. А впереди – снежная, морозная зима. Все мальчишки были в ожидании и готовились к встрече с ней. Доставали санки, «баланды», самокаты и лыжи. Короче у кого что есть, а если не было, то приходилось мастерить или просить кого-то сделать.
- Я санки деревянные сделаю.
- А у меня железные есть, отец на работе сварил.
- Мне дед ледянку обещал.
- А мы самокат с братом будем мастерить.
- Дядька на машинно-тракторной станции, короче в МТС, мне из железного прута «баланду» согнёт.
-  А я бы лыжи хотел. Только их купишь-то где? Не больно продают.
- Для меня дедушка постарался. Самодельные сделал, дубовые, тяжеленые. С места не сдвинешь. 
Вот такие разговоры можно было часто слышать в компании друзей. И когда наступала настоящая зима со снегом, все эти предметы и устройства приводились в действие, а у кого их не было, те лихо с писком и визгом скатывались с излюбленных горок кто на чём мог...
Георгий, сидя у окна, медленно старался открывать глаза. Он так не хотел, чтобы уходило от него, то далёкое, но такое прекрасное время.