Старец Фёдор Кузьмич - Александр 1...

Почти два столетия живет в народной памяти предание об императоре Александре I: будто бы он не умер в 1825 г. в Таганроге, а отрёкся от престола и отправился странствовать по Руси в облике праведного старца Фёдора Кузьмич

    Осенью 1836 г. в Пермской губернии у порога деревенской кузницы появился  пожилой, опрятно одетый крестьянин. Он вежливо попросил кузнеца подковать свою лошадь. Удивлённый складной речью и изысканными манерами незнакомца, кузнец заподозрил неладное: не похож был этот старик на простого мужика. Бдительный ремесленник доложил «куда следует», незнакомца задержали. На допросе он назвался Фёдором Кузьмичом, родства не помнящим. С бродягами в те времена не церемонились: старика высекли плетьми да отправили в Сибирь. Почтенный возраст позволил ему избежать каторжных работ, старцу разрешили странствовать по селам и добывать хлеб насущный обучением ребятишек грамоте, истории и Священному Писанию. От денег Фёдор Кузьмич всегда отказывался, учил лишь за кров и пищу. Старец был начитан и очень набожен, поэтому вскоре прослыл человеком праведной жизни и большого ума.
 
В 1842 г. казак Белоярской станицы Сидоров уговорил Фёдора Кузьмича поселиться по соседству и построил для него избушку. Однажды к Сидорову заехал в гости его друг, казак Берёзин, долго служивший в Петербурге. Увидев Фёдора Кузьмича, старый служака оцепенел от изумления: «Ваше величество! Да как же это?». Старец поспешил укрыться в своей избе, а потрясённый Берёзин божился, что  человек этот — император Александр I. К убежищу Фёдора Кузьмича стали стекаться досужие люди, и старцу пришлось уйти.
В 1849 г. он поселился в селе Краснореченском, у богатого крестьянина Латышева. По воспоминаниям сельчан, особо торжественным для себя Федор Кузьмич почитал день святого Александра Невского, отмечая его словно собственные именины. Старец часто рассказывал, как проходили празднества в честь благоверного князя в Петербурге: про  гуляния горожан, иллюминацию на улицах. Конечно, крестьянин мог бывать в столице, но откуда он знал французский язык, на котором общался с посетившим его иркутским епископом Афанасием?
Кстати, о французах. Старец часто вспоминал войну 1812 г., ход сражений описывал, словно боевой офицер. Рассказывал, как император Александр I слезно молился перед мощами Сергия Радонежского и услышал голос, призывающий доверить Кутузову истребление неприятеля. И кто знает: пересказывал благословенный старец одну из народных легенд, или сам Александр Благословенный делился с крестьянами своими душевными терзаниями? Томский краевед И. Чистяков, лично знавший Федора Кузьмича, писал: «Рассказывал он, что, когда Александр I в 1814 г. въезжал в Париж, под ноги его лошадей постилали шелковые платки и материи, а дамы бросали на дорогу цветы и букеты; что Александру это было очень приятно; во время этого въезда граф Меттерних ехал справа от Александра и имел под собой на седле подушку». Многовато точных деталей и подробностей для простой легенды.
Фёдор Кузьмич рассказывал немало удивительных историй, но была для него одна запретная тема – собственное прошлое. Старец решительно пресекал разговоры о себе как об Александре I, но настоящего имени так и не назвал. Последние годы жизни он провёл в Томске, в особняке купца Хромова. Когда Фёдор Кузьмич лежал на смертном одре, Хромов задал ему мучивший всех вопрос: верно ли говорят, будто ты – император Александр? По словам купца, Фёдор Кузьмич перекрестился и сказал: «Чудны дела твои, Господи… Нет тайны, которая бы не открылась». Похоронили старца на кладбище томского Богородице-Алексеевского монастыря. На могиле установили крест с надписью: «Здесь погребено тело Великого Благословенного старца Фёдора Кузьмича, скончавшегося 20 января 1864 года». Александра I тоже называли Благословенным… В 1984 г. старец Фёдор Кузьмич был канонизирован Русской православной церковью как праведный Феодор Томский.
Перевоплощение государя в «бродягу, родства не помнящего» кажется безумным лишь на первый взгляд. Современники вспоминают, что в последние годы правления Александр I неоднократно выражал желание отречься от постылой власти, много времени проводил в  молитвах. Тяжёлым камнем на совести императора лежала смерть его отца – Павла I, к которой он был косвенно причастен. Немало противоречий и в обстоятельствах смерти самого Александра: одни очевидцы утверждали, что император скончался скоропостижно, другие – будто он мучительно умирал две недели. При этом ни в одном документе не указано точное время смерти. К тому же, по словам очевидцев, мёртвый Александр был совсем не похож на себя: несмотря на обильное бальзамирование (пожелтели даже белые перчатки на руках покойного) лицо императора почернело. Поэтому в народе заговорили: «Чужое тело везут». Эти слова сопровождали траурный кортеж на всём пути от Таганрога в Петербург.
А было ли «чужое тело» захоронено в гробнице Петропавловского собора? Вопрос не праздный. В 1989 г. советский писатель и историк Н. Эйдельман рассказал о найденных им документальных свидетельствах о вскрытии в 1921 г. императорских гробниц. Одна из них оказалась пустой — Александра I. Не потому ли ещё в 1960-е гг. власти трижды отказывали знаменитому антропологу и скульптору М. Герасимову в просьбах об исследовании останков Александра? «Причин не говорят. Словно какая-то стена!», — раздражённо говорил Герасимов своему коллеге. До сих пор не проведена и генетическая экспертиза останков Фёдора Кузьмича, а ведь она может снять все вопросы. В 2008 г. архиепископ Томский и Асиновский Ростислав заявил, что епархия не возражает против экспертизы. За чем же дело стало?
В народе говорили не только об «уходе» Александра I, но и о духовном подвиге его супруги, императрицы Елизаветы Алексеевны, которая не умерла в 1826 г., а затворилась в новгородском Сырковом монастыре под именем Веры Молчальницы. Образ императорской четы, оставившей земные блага и удалившейся от суетного света, так поэтичен и близок русской душе. Благословенный старец и его супруга стали частью русской истории и народных преданий. А предания в экспертизах не нуждаются.
 Первое, о чем следует сказать, так это о том, что и сторонники и противники тождества Александра I и Федора Кузьмича признают здесь наличие неразгаданной тайны. Попытки разгадать эту тайну, предпринятые К. В. Кудряшовым, Н. Кнорингом и великим князем Николаем Михайловичем, так и оставили ее за семью печатями. Их предположения не более чем гипотезы.
Опираясь на сведения о блестящем образовании старца, прекрасном знании им жизни высшего петербургского света начала века, большой осведомленности в событиях Отечественной войны 1812 г., в том числе о вступлении русских войск в Париж, К.В. Кудряшов, а затем Н. Кноринг высказали предположение, что под личиной старца скрывался исчезнувший из Петербурга в конце 20-х годов при невыясненных обстоятельствах блестящий кавалергард, герой военных кампаний против Наполеона Федор Александрович Уваров 2-й. Великий князь Николай Михайлович, апеллируя к тем же данным, а также к некоторому внешнему сходству Федора Кузьмича с Александром I, высказал мысль, что в Сибири скрывался внебрачный сын Павла I от Софьи Степановны Ушаковой, дочери сначала новгородского, а затем петербургского губернатора С.Ф. Ушакова, некто Симеон Великий. Но как бы то ни было все это лишь гипотезы. По поручению великого князя Николая Михайловича в Сибирь, в Томскую губернию, где жил и умер старец, дважды ездил чиновник особых поручений Н. А. Лашков, результаты поездок которого Николай Михайлович обобщил в короткой справке: «Старец появился в Сибири в 1837 году, жил в различных местах, ведя всюду отшельническую жизнь, пользуясь всеобщим уважением окрестного населения (см. подробное донесение Лашкова) и никому не обнаруживая своей личности. Его не раз навещали духовные лица, местные архиереи и случайные путешественники, особенно после его окончательного переселения в Томск. А именно в 1859 г., по приглашению томского купца Семена Феофановича Хромова, старец Федор Кузьмич перебрался к нему на жительство, имея отдельную скромную келью, где он и скончался 20 января 1864 года в глубокой старости. Старшая дочь Хромова, Анна Семеновна Оконишникова, живущая в Томске и любимица старца Федора, рассказывала Пашкову следующее: «Однажды летом (мы жили в Томске, а старец у нас на заимке, в четырех верстах от города) мы с матерью (Хромовой) поехали на заимку к Федору Кузьмичу; был солнечный чудный день. Подъехав к заимке, мы увидели Федора Кузьмича гуляющим по полю по-военному руки назад и марширующим. Когда мы с ним поздоровались, то он нам сказал: «Паннушки, был такой же прекрасный солнечный день, когда я отстал от общества. Где был и кто был, а очутился у вас на полянке». Еще говорила Анна Семеновна и о таком случае: «Подождите меня здесь, у меня гости». Мы отошли немного в сторону от кельи и подождали у лесочка. Прошло около двух часов времени; наконец из кельи, в сопровождении Федора Кузьмича, выходят молодая барыня и офицер в гусарской форме, высокого роста, очень красивый и похожий на покойного наследника Александра Николаевича. Старец проводил их довольно далеко, и, когда они прощались, мне показалось, что гусар поцеловал ему руку, чего он никому не позволял. Пока они не исчезли друг у друга из виду, они все время друг другу кланялись. Проводивши гостей, Федор Кузьмич вернулся к нам с сияющим лицом и сказал моему отцу: «Деды-то как меня знали, отцы-то как меня знали, дети как знали, а внуки и правнуки вот каким видят». Словам Анны Семеновны можно доверять, потому что она почти всегда была с Федором Кузьмичом, в год смерти которого (1864) она имела уже 25 лет от роду».
По другим данным известно, что С.Ф. Хромов, на заимке которого в последние годы своей жизни обитал Федор Кузьмич, дважды бывал в Петербурге — при Александре II и Александре III и передавал во дворец какие-то бумаги, оставшиеся от Федора Кузьмича. Всех, кто общался со старцем, поражал его внешний вид: высокий рост, чистое, замечательно белое лицо, вьющаяся седая борода, седые же вьющиеся волосы, окаймлявшие лысую голову, всегда чистая и опрятная одежда, яркая, правильная, образная речь. Мы оставим в стороне все описанные и оспоренные случаи признания в старце Александра I. Они приводятся в работе Г. Василича. Обратим внимание на детали, и здесь ускользнувшие от исследователей.
Уходя из деревни Зерцалы на новое место жительства, Федор Кузьмич, по свидетельству очевидцев, поставил в местной часовне за иконой Богоматери раскрашенный вензель, изображающий букву «А» с короной над нею и летящим голубем. Описание скромного жилища Федора Кузьмича там же, в Зерцалах, включает и сведения о том, что в углу его кельи над изголовьем постели рядом с иконами висел маленький образок с изображением Александра Невского. Известно, что Александр Невский являлся святым императора Александра I, который и был назван в честь своего великого предка. И еще раз упоминание об Александре Невском в связи с личностью старца встречается в свидетельствах очевидцев. Вот как об этом пишет историк Г. Василич: «По большим праздникам, после обедни, Федор Кузьмич заходил обыкновенно к двум старушкам, Анне и Марфе, и пил у них чай. Старушки эти жили ранее около Печерского монастыря Новгородской губернии, между Изборском и Псковом, занимаясь огородничеством. Сосланные в Сибирь своими господами (кем именно — неизвестно) за какую-то провинность, пришли со старцем в одной партии. В день Александра Невского в этом доме приготовлялись для него пироги и другие деревенские яства. Старец проводил у них все послеобеденное время, и вообще, по сообщениям знавших его, весь этот день был необыкновенно весел, вспоминал о Петербурге, и в этих воспоминаниях проглядывало нечто для него родное и задушевное. «Какие торжества были в этот день в Петербурге, — рассказывал он, — стреляли из пушек, развешивали ковры, вечером по всему городу было освещение и общая радость наполняла сердца человеческие…»
Другие свидетельства отмечают обширные познания старца, владение иностранными языками; есть сведения о его активной переписке и о том, что он получал разного рода информацию о положении дел в России. Среди его корреспондентов значился барон Д. Е. Остен-Сакен, живший в Кременчуге. Письма старца к Остен-Сакену долгое время хранились в его имении в Прилуках (Киевская губерния). Однако попытка обнаружить их не удалась: оказалось, что они исчезли из шкатулки, где лежали долгие годы.
Нельзя не заметить, что многие высказывания Федора Кузьмича о жизни, о людях близки воззрениям Александра в последние годы его жизни. Впрочем, они близки и любому другому просвещенному человеку. Известны его слова: «И цари, и полководцы, и архиереи — такие же люди, как и вы, только Богу угодно было одних наделить властью великою, а другим предназначалось жить под их постоянным покровительством».
По общему мнению, старец отличался большой добротой, отзывчивостью, охотно шел на помощь людям, т.е. отличался теми же чертами, которые выделяли в бытность и Александра I. Старец с удовольствием учил детей грамоте, покорял взрослых своими беседами, рассказами, особенно о военных событиях 1812 г., о жизни Петербурга, но было замечено, что он никогда не упоминал при этом имени императора Павла I и избегал давать характеристики императору Александру. Южнорусское и малороссийское вкрапления в его речь вполне объяснимы долгой жизнью на юге, в частности в Малороссии, как об этом свидетельствуют его связи с южными монастырями, Киево-Печерской лаврой, с местом пребывания Остен-Сакена. И еще две мелкие детали, не замеченные прежде, можно было бы отметить применительно к характеристике старца. Во-первых, он испытывал трогательную нежность к детям, особенно к девочкам: так, живя в деревне Коробейники, на пасеке крестьянина Латышева, он боготворил его маленькую дочку Феоктисту, а позднее, перебравшись на Красную речку, оказывал покровительство сироте Александре, которая познакомилась со старцем, когда ей было всего 12 лет, и оставалась его преданным другом долгие годы. Я это говорю для того, чтобы вспомнить о трагических потерях Александра, который похоронил, кстати в той же Александро-Невской лавре, куда он заезжал перед отъездом в Таганрог, сначала двух малолетних дочерей, а потом и свою любимую 16-летнюю дочь от Нарышкиной. Совпадения эти могут быть случайными, но они способны при известных условиях пролить свет на тайну личности Федора Кузьмича. Во-вторых, однажды, вспоминая о дне своего ухода из общества, он заметил, что стоял прекрасный солнечный день. Изучая записки императрицы о ноябрьских днях в Таганроге, я невольно обратил внимание на ее фразу, в которой Елизавета Алексеевна отметила необычайно теплую для того времени погоду. Здесь было по Реомюру 12°, т.е. 15° по Цельсию. Хотелось бы ввести в широкий оборот и иные факты, детали, которые в совокупности могут приблизить нас к тайне старца Федора Кузьмича. Так, известно, что в семьях доктора Тарасова и графа Остен-Сакена панихиды по усопшему Александру I с 1825 г. не служились. Первая панихида по Александру в этих семьях была отслужена лишь в 1864 г., т.е. после смерти старца Федора Кузьмича.
Многие очевидцы свидетельствовали, что некоторые близкие к царю люди, в том числе В. П. Кочубей, отказались признать в усопшем Александра I. Была смущена и его мать, Мария Федоровна. Специальная комиссия под председательством великого князя Николая Михайловича установила, что Николай I и Федор Кузьмич были в постоянной переписке. Она велась шифром, ключ к которому был обнаружен в фамильном хранилище Романовых. Этот факт был доложен Николаю II. Данные о сличении почерков императора и старца также противоречивы. Вопреки мнению великого князя Николая Михайловича тождество почерков признал занимавшийся этим вопросом известный юрист А. Ф. Кони, а также генерал Дубровин, хорошо знавший почерк Александра I. Причем А. Ф. Кони был совершенно категоричен: «письма императора и записки странника писаны рукой одного и того же человека».
Любопытно, что Николай I позднее уничтожил дневник Елизаветы Алексеевны, переписка Федора Кузьмича с Остен-Сакеном исчезла. Заслуживает внимания недавняя публикация документа барона Н.Н. Врангеля, писателя и публициста, который представил свидетельство сына известного психиатра И. М. Балинского — И. И. Балинского. Это записка, в которой И.И. Балинский передает рассказ швейцара Егора Лаврентьева, служившего в клинике его отца. До этого Лаврентьев долгие годы состоял при усыпальнице Романовых в Петропавловском соборе. Он-то и рассказал, как однажды ночью в 1864 г. в присутствии Александра II, министра двора графа Адальберга была вскрыта гробница Александра I, оказавшаяся пустой, и в нее был помещен гроб, в котором лежал длиннобородый старец. Всем присутствовавшим при этой церемонии было приказано хранить тайну. Служители получили щедрое вознаграждение, а затем были разосланы в разные концы России. Кстати, эта версия, идущая из семьи Балинских, хорошо была известна в русских эмигрантских кругах. Вместе с тем имеются известия, что при последующих вскрытиях гробницы Александра I уже в XX в. обнаруживалось, что она пуста. По данным генерал-адъютанта князя Л. А. Барятинского, Александр II, будучи наследником престола, встречался со старцем. Николай II в качестве наследника престола побывал на могиле старца, как, впрочем, и другие великие князья, посещавшие Сибирь. Известен интерес к этой проблеме и Александра III. По свидетельству Л.Д. Любимова, великий князь Дмитрий Павлович (который был близок с биографом Александра I великим князем Николаем Михайловичем) сообщил автору в Париже, что около 1914-1915 гг. Николай Михайлович в большом волнении признал, что на основании точных данных он пришел к выводу о тождестве императора и старца. Также Любимов сообщил, что в свое время Дмитрий Павлович поинтересовался мнением Николая II по этому делу и император не отрицал реальностей существующей легенды.
Несомненно, что все эти детали ни в коей мере не могут рассматриваться в качестве решающих аргументов в определении личности старца Федора Кузьмича. Однако разгадывание такого рода тайны и не претендует на быстроту и однозначность ответов, здесь важны каждая мелочь, каждое, пусть и спорное, новое наблюдение, и думается, что этот небольшой экскурс будет небесполезным для тех, кто еще вернется к этой темной, но волнующей странице истории русской правящей династии. Условности того допущения, которое сделал Н. К. Шильдер, а вслед за ним и некоторые другие историки, мы можем, конечно, и не принять, но несомненно одно: жизнь и смерть Александра I — это действительно драматическая страница русской истории; еще в большей степени — это драма живой человеческой личности, вынужденной сочетать в себе, кажется, столь несовместимые начала, как «власть» и «человечность».
Очевидно, по какой-то причине Господь не благословил нам окончательно раскрыть тайну Федора Кузьмича, значит  так тому и быть.