Untermensch - человек с нашифкой OST

Вновь весна ворвалась без спроса в ещё затворённую зимою морозами дверь. Она ворвалась внезапно, заполонив мир весёлым щебетаньем прилетевших с юга птах, журчанием, пробивающим брешь в толще окостенелого за зиму льда, ручейков, наполнила воздух свежестью и силой пробуждения. Деревья, мрачно стоящие под сводом неба, приобрели спокойствие. Ещё две недели назад они спали и злые буйные снежные февральские ветры выкручивали им ветви- руки, иногда отламывая их и деревья не могли противиться злодеянию зимы поскольку, находясь в состоянии сомнамбулического сна, не могли постоять за себя всецело, поддаваясь стихии. Но теперь, когда солнце стало прогревать землю и вылизывать на возвышенностях снег, деревья приобрели уверенность в завтрашнем дне и, хотя почки ещё не проклюнулись, но кора – это кожа деревьев, дышала и мелкий бисер испарины блестел на солнце и древесный живой аромат придавал воздуху некоторую горьковатость и восторженность.
   Мишка Тереков был самым младшим в семье. Семья была не шибко какая большая, обыкновенная для российской глубинки. Было у него ещё два старших брата да две сестры. Матвей самый старший, заканчивал техникум в Брянске. Сестра Вера училась в медучилище. Ване было шестнадцать, работал в колхозе, помогал отцу. Жутко Ванька лошадей любил, и они его любили. Тамара, самая старшая, жила в Ставропольском крае в 80- ти километров от Минвод, выйдя замуж родила девочку. Мишка родился там, на Северном Кавказе в Китаевке, Новоселецкого района. Прожил он там недолго, в начале 1930-х они всем семейством переехали в Брянскую область, Мишке в ту пору было толи шесть, толи семь лет. Только Тамара там осталась. Причины переезда Мишке было не известны, родители об этом не говорили ну а что касательно Мишки, так он был рад перемене. Что проку от знойного лета и колючей зимой степи, толи дело лес, зимой согревающий, а летом дающий прохладу и массу полезного: грибов, ягод. Кому не известны в России заповедные брянские леса? И всё же Мишке часто грезились воспоминания о той далёкой Родине той земле, где ему была дарована жизнь. Он вспомнил Эльбрус, который в ясную погоду был хорошо виден из села, он вспоминал этот хмельной вечерний горный воздух, веющий лавинной волной, он видел гордых орлов, медленно парящих в высокой вышине, выискивающих добычу для своих птенцов.
  Он, как и вся голозадая пацанва, довольно рано выучился скакать без седла на коне. Казак без коня – не казак. Казак и конь- это взаимная любовь… И вот однажды эта любовь повернулась к Мишке задом. Молодой жеребёнок, взбрыкнув неожиданно задними копытами, ударил Мишке в грудь, да так здорово, что поломал пару рёбер. Мишка на силу отдышался и лишь тогда понял старую кавказскую поговорку, которую постоянно повторял отец – Не подходи к кусающему спереди, а к лягающему сзади.
      -Эх, Родина как ты велика и разнообразна… - Думал Мишка.
     Шла весна 1941 года. Весну Мишка любил. Весна вселяла новые надежды. Впереди счастливая, полная радости и благополучия жизнь. Этим летом Мишке исполнялось14 лет. Он собирался оканчивать семилетку и идти по стопам Матвея, но ещё никто не знал, что будет летом и как распорядится судьба жизнью каждого не только Мишкиной, но и миллионов других жизней огромной страны СССР. Ну а пока весна… Учёбу Мишка совмещал с работой. Особенно Мишка любил пасти скот. Выгонишь по утру скот на луг, когда роса жемчужными бусами лежит на траве, сядешь под дубок, вырежешь дудку – свистелку из липы, подбираешь себе мотивы, которые наносит шумящий в листве ветер. Хорошо и никто не мешает думы свои думать о высоком небе, о том, что там в далях дальних, где звёзд мириады блёстками мерцают в бесконечной бездне не ведомых миров.
      Так бы и шли дни безмятежно и праведно, но грянула война. Собрала она, проклятая всех в одночасье дома, только Тамара выбраться не смогла, муж Тамары был военный и с первых дней оказался в строю, она же с дочерью была слишком далеко, чтобы повидаться в лютую годину со всеми, может быть в последний раз.
      В понедельник приехали Матвей и Вера. Матвей был в новенькой форме с погонами младшего лейтенанта. Мишка восторженно смотрел на старшего брата, мечтая в будущем быть похожим на него. Сели за стол, выпили, поговорили о том о сём. В сознании каждого было одно – всеобщая беда… Прощались сухо. Во дворе отец, обняв Матвея, произнёс
  - Ну что ж сынок, или грудь в крестах или голова в кустах…
      Мать кинулась на шею Матвею. Целуя и причитая,
     - Ты уж береги там себя сынок…
Матвей улыбнулся и сказал - Да, конечно, мам…
Затем повернулся и потопал к машине, которая его уже ждала, Мать всплакнув в платок, перекрестила сына в спину. Так и остался в памяти Мишки Матвей уходящий от родного порога в никуда.
Вера уехала на следующий день, она была военнообязанная и была приписана к госпиталю.
Немцы волной прокатились на Восток. Не войдя в Денисовку, запрятанную в могучих брянских лесах и большая часть Брянщины осталась советской, оказавшиеся на вражьей и в то же время на своей территории, работали колхозы. По мере возможности, перегоняя скот через линию ещё не устоявшегося фронта. Партизанское движение в брянских лесах было велико, а желание немцев, захватить Москву броском было ещё больше, поэтому немцев по-настоящему жители Денисовки увидели лишь в1942 году, когда фрицам дали по зубам под Москвой они начали откатываться назад, формируя свои тылы. Мощное партизанское движение усугубляло жизнь немецких войск. Эшелоны с оружием и продовольствием не всегда доходили до фронта. Гибла военная техника, внося беспорядок и хаос в чёткую военную жизнь немецких войск. Немцы большие любители порядка решили навести его огнём и мечом. Разъярённая неудачей немецкая армия отыгрывалась на местном населении, осмелившимся сопротивляться и мешать солдатам великого Рейха захватывать и порабощать варваров. Немцы, рикошетом отскочив от стен Москвы ударили бронетехникой по деревням, оставшихся в тылу. Их неистово бесили красные советские флаги, развивающиеся над действующими сельсоветами. Партизаны, используя огромные лесные массивы достаточно успешно действовали и долго не позволяли немцам совать свой нос в партизанские районы. И лишь весной 1942 года докатилось немецкое полчище и до родной Мишкиной Динисовки. Танки с ходу въехав в Динисовку, стали жечь и уничтожать дома и расстреливать людей.
Мишка пас скот за селом на опушке леса, он из далека услышал лязг бронетехники, бросив скот, он поскакал на встречу шуму и выскочив на открытое место, увидел вдалеке квадратные башни танков, развернув коня, Мишка поскакал в село, подскочив к сельсовету, спрыгнул с коня вбежал в двери, где сидел отец с Пахомычем, прокричал – Немцы…танки…много…
О зверствах все были наслышаны. Отец сказал, - Скачи к матери, пусть срочно уходят в лес налегке… Всё, давай, дуй…
       Мишка поскакал к дому, предупреждая всех встречающихся об опасности. Подскочив к дому, спрыгнув с коня, бросился в дом, - Мам бросай всё! Немцы! Срочно в лес! 
      Собрав по- быстрому, что под руки попало- еда, плащ от дождя, мать выбежала на улицу, Мишка, проводив её до лесу вскочил на коня и поскакал к стаду в надежде угнать подальше от врага в лес, он не успел с той стороны, где предположительно находился скот, уже отчётливо слышался лязг подъезжающей техники, уже слышны были разрывы снарядов и трескотня пулемётных очередей. Мишка кинулся прочь, конь, чуя беду, скакал без понукания всё далее и далее унося всадника в лес. Ветви больно стегали по лицу, но Мишка в запале не чувствовал боли, он поднял локти выше закрывая лицо, не выпуская поводьев из рук. Вскоре под копытами зачавкала топь, конь перешёл на шаг и вскоре остановился, чутко подёргивая ноздрями и всхрапывая, он скашивал взгляд на седока, как бы спрашивая – «А что дальше делать будем?»
      Разрывов снарядов почти не было слышно. Мишка слез с коня взял его под уздцы и повёл на островок, окружённый болотом. Остров был достаточно велик. Когда был мальчишкой, это было казалось, давным-давно, когда они только переехали на Брянщину с Северного Кавказа, Мишка с мальчишками – новыми друзьями, пошёл в лес за грибами, он до того увлёкся сбором разнообразных по цвету и конфигурации этих удивительных даров природы, (В Ставрополье грибов мало и их там мало кто собирает) что углубился в лес, оторвавшись от ребят и заплутал, вот тогда-то и попал он на этот остров на котором его и нашли спустя три дня. Всыпал ему тогда батька тогда знатно, видимо эта порка пошла на пользу, с тех пор Мишка в лесу никогда не плутал, он научился ориентироваться по солнцу, да и вообще он обладал хорошей природной памятью и довольно скоро изучил окрестности и с удовольствием днями проводил в лесу наблюдая за природой и изумляясь её многообразием и красотой.
     Мишка решил ждать, остров среди болот знали все жители Денисовки. С незапамятных времён, когда враг нападал на Русь Святую, люди прятались в лесах среди болот, чтобы бить потом злого ворога нещадно. Места сбора никто не назначал все знали место среди болот, где можно схоронится.
  Прошло какое –то время, послышалось чавканье шагов и приглушённый говор нескольких человек, мишка увидал отца с Похомычем, Ивана брата своего – они были с лошадьми.
«Где остальные?» - спросил Мишка, - «Где мать?»
«Идут…» - ответил Иван и чихнул.
«Будь здоров Ванька, промочил ноги? Давай костёр разводить, да кашу варить», - произнёс Похомыч и свернул козью ногу закурил смачно.
 «Оно война- войной, а обед по расписанию», - продолжал он, выпуская изо рта клубы сизого дыма.
Набрали сушняка, запалили костёр. Подтянулось и остальное население со своими пожитками, кто чего успел. Всего с бабами да ребятнёй набралось человек пятьдесят. Все, кому повезло, все те, кто волею судьбы остались в живых. Бабы и дети плакали, мужики угрюмо молчали. Ещё не совсем осознавая боль утраты общим стоном и плачем разносилась над лесом и тонула в болотах необъятных Брянских лесов. Долго, долго ещё горели костры и люди вглядывались в дремучую глушь уже сумрачного леса в надежде, что появится ещё кто-нибудь из односельчан, но увы… Более по всей видимости, никто не уцелел, остальных съела война – это гнуснейшее для всего человечества состояние жизнедеятельности людей и нелюдей, сотворённых природой по подобию, рождённых матерями и вскормленных человечьим, отнюдь не волчьим молоком, но поделённых какой-то зловещей силой на хищников с разумом рептилий и людей вынужденных бороться с этим злом. Также как любовь порождает любовь, так и зло порождает зло, ненависть к врагу разрушившего, растоптавшего, пролившего кровь родных и близких. Так лихая судьба делает из мирных людей – людей военных, из хлеборобов – партизан. Казаки- народ отчаянный и в одночасье способные схвативши шашку со стены кинуться в рубку. Мишка Тереков, рождённый в одной из станиц Ставрополья был казаком по рождению, и партизанская жизнь, внезапно ставшая его жизнью нисколько его, не отяготила, наоборот тонизировала его молодое сознание значимостью того состояния, в которое он попал. Ему хотелось подвига, ему хотелось бить фашистов, какое-то могучее чувство праведной злобы накатывало на него, толкая на отчаянные поступки и лишь строгость отца, повелевавшего сознанием молодого парня, сдерживало его от необдуманных поступков.
      Через два дня после вышеописанных событий Мишка с Пахомычем пошли в разведку. Пробираясь через лес, чутко вслушиваясь и всматриваясь вперёд.
-Мишка, ты по перёд батьки в пекло не лезь, ты вон лучше туда, на дубок заползи, листва на нём густая, схорониться легко и высок он достаточно, вишь над массивом лесным выпирает, глянь, что там у нас в селе делается, да шибко ветвями не шебарши, куницей взбирайся, понял? Ну давай с Богом.»
        Мишка кошкой забрался на дуб. До села от края леса было около километра, Мишка обладал довольно острым зрением, но разглядывая знакомые окрестности, не мог найти на открывшемся ландшафте ни одного уцелевшего дома, от всех домов торчали только печные трубы и то уцелевшие местами, весь центр, где ранее был сельсовет и вовсе был пуст. Ни людей, ни фрицев видно не было.
     Мишка с Пахомычем с опаской вышли из леса и стали потихоньку приближаться к селу или скорее к тому, что ранее называлось селом. Проходя мимо развороченных взрывами и разъезженными гусеницами танков хат с ужасом и злобой разглядывали трупы уже остывших односельчан, не успевших скрыться от внезапной беды. Мишка всем своим существом стал осознавать- как хрупка грань, разделяющая жизнь и смерть.
       Похомыч шёл, оглядывая всё это своими остекленевшими глазами и бормотал- «Страшнее человека зверя нет, нет зверя страшнее, нет зверя страшнее…»
       Эту фразу Мишка запомнил навсегда, и дальнейшие перипетии его жизни всё более и более утверждали в нём это высказывание Пахомыча.
        Лишь к вечеру Мишка с Пахомычем вернулись на остров среди болот. Пахомыч рассказал всё, как есть, ничего не скрыл. Люди слушали молча, все слёзы уже были выплаканы, осталось только злость и ненависть.
        Следующим утром отрядом вышли из леса и подошли к селу, чтобы похоронить погибших, да пройти по подвалам разрушенных домов с целью сбора провианта. Отрядом командовал Мишкин отец Пётр Фёдорович, в прошлом председатель сельсовета. Волею судьбы и мать, и брат Ванька остались живы. Отряд состоял из бывших односельчан.      
        Похоронив всех, кого нашли и собрав оставшееся после фашистского погрома пожитки партизаны удалились от греха подальше в лес, обустраивать житье- бытье в новых суровых условиях чрезвычайного положения. Перебрались на остров, стали строить шалаши да рыть землянки. Мишкин отец с Пахомычем, с Иваном Селиным да Никитой Чурсиным составили штаб. Воевать без оружия дело пустое и что бы его добыть надо было что-то предпринимать. А в арсенале отряда на всех было несколько охотничьих ружей, две винтовки да наган. Первая засада, мотоцикл с тремя фрицами, принесла два автомата и пулемёт. Затем ещё пара вылазок привели к успеху. Удалось даже добыть несколько гранат и изготовить фугасы из неразорвавшихся снарядов, для подрыва тяжёлой техники. После месяца довольно спокойного проживания, немцы ожесточили свои действия по поиску и преследованию партизан, начались частые обстрелы лесного массива, по всей вероятности, кто-то из уцелевших жителей Денисовки проболтался о существования острова среди болот в лесу, немцы скрупулёзно готовились к войне и у них имелись карты наших территорий, но не точные, били они по координатам из артиллерии, бомбили самолётами, не жалея снарядов и авиабомб. Отряд, а вместе с ними и Мишка бегали по Брянским лесам, постоянно меняя дислокацию. Нанеся вред захватчикам в одном месте сразу срывались этого района километров на двадцать. В скорости образовалось несколько обустроенных лагерей с районом охвата в несколько сот километров. Присоединялись люди из других сел и солдат окруженцев, появилась связь с другими партизанскими отрядами.
Наладилась связь с подпольем. Однажды Мишке доверили достаточно серьёзную и опасную операцию- нужно было доставить батареи питания, для рации и толовые шашки в один из населенных пунктов в зоне действия отряда. Пошли группой. Группа из четырёх человек должна была отвлечь внимание патрулей и помочь пройти через посты в населенный пункт. Мишке удалось проскользнуть, поскольку он был мальчишка- мальчишкой и не привлёк особого внимания, да и группа прикрытия сработала достаточно толково, устроив пальбу они отвлекли на себя внимание на себя. Быстро найдя нужный адрес и передав котомку с посылкой Мишка быстро ретировался. Но случилось то, чего не должно было случиться, в перестрелке был ранен один из немецких солдат. Группа ушла в лес, и немцы в злобе стали хватать всех, кто попадался под руку и это коснулось и Мишки. Орудовали не немцы, а полицаи из Западной Белоруссии и Украины, а они были хуже немцев, поскольку желали всем своим существом показать свою преданность нацистской власти. Задержанных, а их было человек 15 вывели на край села к канаве и расстреляли… Мишке снова повело- пуля, попавшая ему в лоб по касательной, привела его к потере сознания, и он один из первых упал в ров и тела следующих расстрелянных упали на него. Полицаи, а вместе с ними и пара немцев не стали проверять качество выполненной работы, плюнув и покурив они ушли. А ночью Мишка, очухавшись и выбравшись из-под мёртвых тел (в живых никого кроме него не осталось), потихоньку пробрался до леса и пошатываясь добрался до отряда, хотя его уже никто не ждал.
«Видать судьба такая»,- сказал отец, прижав сына к груди. 
    Приближалась зима, вот уже наступила золотая осень.       В один из солнечных осенних дней Мишка сидел в одиночестве у костра, женщины готовили завтрак, отряд отдыхал после очередного бегства от карателей. Мишка решил рассмотреть запал от гранаты, вывернув его из корпуса Ф-1, он вертел его в руках, затем разогнул усики и выдернул кольцо, не отпуская рычажка, он попытался вставить кольцо на место, запал выскользнул и упал на землю. Мишка пытался его подхватить, но боевой механизм уже сработал и в следующую секунду, когда Мишка не успел отдёрнуть руки произошёл взрыв- хлопок, разодрав до костей три Мишкиных пальца. Мишка обалдело глядел на изуродованную руку и глупо улыбался, боли он не чувствовал, боль пришла потом, приведя с собой сеть других испытании несчастий в корне изменив относительно счастливую Мишки Терекова жизнь. Лекарств никаких не было, мать перевязала руку тряпицей. Через три дня рука стало еще хуже, пошло воспаление. Надо было что- то делать. С лекарствами было сложно. В середине ноября выпал снег, делать вылазки, не оставляя следов стало проблематично. Лишь в пасмурные дни, когда шёл обильный снег, партизаны выходили на задания. Мишкина рука сильно болела, мать не находила себе места боясь потерять последыша, оставлять его в лесу равнозначно похоронить. И тогда, посоветовавшись с отцом, мать с Мишкой покинули отряд, находившегося тогда в окрестностях Жуковки. Большого труда составило пробраться незамеченными в населённый пункт, но видно бог был на их стороне. Взяв несколько адресов у партизан, кто имел хоть каких ни будь дальних родственников в Жуковке, Евдокия- мать Мишки, зашла в первый дом на окраине, но приняли их там недружелюбно, люди боялись, немцы нещадно расправлялись с любым, кто имел какую-либо связь партизанами. Лишь в третьем по счёту из даденых адресов мать с сыном нашли приют у старой бабки Екатерины, двоюродной тётки Похомыча. Бабка жила одна, дочка с сыном с началом войны эвакуировались с заводом куда-то за Москву, да и пропала без вести, эшелон, на котором они ехали попал по бомбёжку. Муж дочери погиб в июле 1941 –го. Вот бабка Катя и представила Евдокию с Мишкой за свою дочь, которую тоже звали Дуней, а внука Мишкой. Вот такое благоприятное совпадение, только вот при выправке документов, Мишке пришлось отчество поменять, зятя бабки Кати Николаем звали. Руку бабка Катя Мишке вылечила молитвами да какими- то ей одной известными отварами да примочками. Мишка пошёл уже на поправку, стал подумывать как снова податься в лес, но партизанская активность ожесточила немцев. На частые подрывы на дорогах немцы ответили принятием действенных мер. Они стали разминировать дороги живой колонной набранной из жителей Жуковки, гоняя толпу людей из Жуковки до Дятькова. От каждой хаты по человеку. Мишка ходил и за мать, и за бабку Катю. Кода ему выпадало это испытание, мать провожала его крестя в спину и возможно, что эта вот материнское благословение не допустило смерти коснуться чела Мишки. С декабря по март месяц 1943 года ходил Мишка на разминирование и лишь один раз смерть дохнула на него своим дыханием. Взрыв толкнул землю под ногами вся толпа интуитивно повалилась на землю, но застрочили автоматы, и немецкая брань разразилась, заставляя подняться и продолжать шествие, оставив на дороге семь изуродованных взрывом тел. 
      В марте 1943- го немцы согнали большую часть населения на площадь перед железнодорожным вокзалом, посадили товарники и повезли. В эту толпу попали и Евдокия Мишкой. Трое суток шёл поезд на запад. Вагон был набит битком, дышать было трудно, не хватало воды, людей мучила жажда. Но держались все стойко, будущая неопределённость настраивала на взаимное содружество и взаимопомощь. Мать прижала Мишку к груди и сказала – «Что бы не случилось, Миша помни, что я тебя люблю, ты сынок не должен пропасть, не должен, слышишь…»
   Евдокия говорила это, но своим материнским сердцем чувствовала, что будет разлука и разлука будет долгой, очень долгой. Она интуитивно чувствовала, что ждут её и Мишку тяжёлые испытания и одному богу известно, чем всё это кончится. Их разогнали в разные сектора.
   Первой перевалочной базой пленённого рабочего скота был город Брест- Литовск. Там производилась выбраковка материала для Великого Рейха. На отгороженной колючкой площади размещали народ, раз в сутки, давая пищу- кружка очисток от брюквы и кусок, грамм на сто хлеба с опилками. Брюква была пересолённая изрядно. В центре огороженной площади стояла большая цистерна с водой. Люди опившись водой, заболевали водянкой, пухли, слабели. Многие умирали, но более сильные духом и здоровьем выживали. Через три месяца выживших, а стало быть более здоровых, в их число попал и Мишка, выгнали из-за колючки и погнали в сторону вокзала, когда их выгоняли из ворот Мишка, оглянулся и мельком увидел мать, стоящую в толпе за колючкой, он остановился, хотел что-то крикнуть на последок, но конвоир фриц стукнул его в голову прикладом винтовки, мишка на мгновение потерял сознание, споткнулся, чуть не упав, его подхватили рядом идущие друзья, по несчастью. Когда он пришёл в себя, матери уже видно не было, но она долго ещё стояла перед глазами с обречённой грустью и слезами в глазах.
      Через три часа их измученных и голодных впихнули в товарные вагоны, утрамбовали как селёдку в бочках и повезли в Рейх. Через двое суток измождённые от нехватки воды и духоты люди прибыли город Ульм, там находился концентрационный лагерь, где производилась более тонкая обработка материала для распределения по рабочим местам, в зависимости от квалификации и внешних данных, определялось- кто будет работать на заводах, кто в сельском хозяйстве и, кто далее никуда не поедет…
      Производился внешний осмотр, наличие зубов, чистота кожи, отсутствие дефектов в физическом развитии, разглядывали и рассматривали как обычно рассматривают и разглядывают лошадей или коров при этом приговаривая – «Ферфлюхте руссишь швайн». Три месяца в концлагере Ульм были вечностью, так называемый карантин, а на самом деле- испытание на выживание, то есть естественный отбор по Дарвину, выживал сильнейший, сумевший приспособиться к новым, нечеловеческим условиям жизни. Гитлеровская Германия ещё была достаточно сильна, велась грандиозная подготовка к битве на Курской Дуге. Мощь немецкого оружия ещё блистала зловещей сталью и Советский Союз ещё не переломил ход войны. Союзники ещё колебались, открывать или не открывать второй фронт, посему немцы относились к новым рабам расточительно. Только сильные физически имели право на жизнь. Слабый человек – не человек, унтерменш- это грязь, ничтожество, которому нет места в цивилизованном мире Нового Рейха. Каждому своё – вот лозунг фашизма. Только сильное здоровое тело давало возможность дальнейшего существования – слабаки превращались в чёрный дым крематория.
        Мишка Тереков усвоил это на всю последующую жизнь. И тогда и после войны, он впитал это в себя и научился выживать, одарённый природной силой духа и смекалкой, за счёт бесподобного спокойствия нервной системы и огромной любви к жизни. Мишка видел, как люди от пересолёной скудной пищи наливали живот водой опухали и умирали. Каким-то внутренним чутьём, инстинктом, передавшимся ему генетически по наследству, он выбрать нужное направление, чтобы выжить. Его слабое худое тело требовало движений, и он делал эти движения, идущие изнутри, тонизируя мышцы. Делал глубокие и короткие резкие дыхательные упражнения, отрешаясь от окружающего ужаса. Он впал в состояние покоя, взирая на всё, как будто бы со стороны, он был молчалив и замкнут. Люди впадали в панику, кричали, стонали, выходили из себя. Кто-то бросался на колючую проволоку, чтобы покончить с мучениями в этой жизни. Кто-то что посильнее и понахальнее, пытался отнимать у слабого его скудную пайку, их было мало, но были и такие. Были и сошедшие с ума. Были и такие, которые отказывались бороться за свою жизнь, желающие одного- чтобы скорее всё это кончилось. Мишка взирал на всё это с отчужденным спокойствием. Часто во снах к нему приходили видения горных вершин и орла, парящего над горами, взирающего сверху вниз на колыхание трав и выискивающего себе жертву. Орёл не делал лишних движений могучими крыльями, он просто парил, используя потоки ветров, подымающихся от тёплой земли к холодным пикам молчаливых незыблемых гор. Ему часто виделись сны, которые ему казались явью. Ему казалось, что с ним всё это уже было когда-то очень и очень давно. Он вспоминал свое село Китаевку, мазанные хаты с глиняными полами, густые раскидистые акации, укутывающие от палящего солнца дворы. Ему чудились по воде скачущие кони, а на них голозадые мальчишки счастливые и непринуждённые. Он часто грезил этими счастливыми видениями, вспоминая то время- время свободное, счастливое, время в котором он не был ущемлён ни в чём и ему принадлежало всё: и солнце, и река, и воздух, и горный ветер, и сами горы, и кони, и горечью полыни пахнущая степь. Потом ведения переносили его в дремучие Брянские леса, с его вековыми елями и соснами, с ветвистыми могучими дубами и душистыми, мёдом пахнущими липами, благоухающими травами с жужжащими над ними шмелями и дикими пчёлами, со щебечущими разнопёрыми птахами, с журчащими прозрачными ручьями и тиной подёрнутыми болотами…
Ах счастливое детство, где ты?
Он тогда волен был распоряжаться своей судьбой, и в нём росла непоколебимая вера в то, что он преодолеет всё, что его можно убить, но сломить нельзя! Орёл дерьма клевать не станет – говорили старики и это наставление он запомнил на всю жизнь как символ бытия.
      Горе, трудности, опасность- сближает людей, более слабые тянуться к сильным, чтобы спасти себя, люди вручают свою судьбу в руки более волевого человека, способного решить за всех- жить им или не жить. Человек способный
внушить надежду в души, заселённые страхом может распоряжаться судьбами этих людей, ибо надежда умирает последней. Но не всякий способен организовать массы, подчинить их своему волевому влиянию. И не всякий способен примкнуть к этой массе. Мишка по своему складу был независим и не относился ни к тем, ни к другим, Он не поддавался влиянию из вне и не собирался влиять ни на кого, он жил своей субъективной жизнью. Вольность врождённая в него той землёй на которой он родился, независимость и сила духа не позволяла ему скатиться до стадного чувства.
       Люди, раздавленные обстоятельствами и не выделившие из своей массы лидера, обособлялись с током времени, мирились с обстоятельствами и становились рабами. Не нашлось опытного, способного взять на себя заботу за всех, человека, который бы мог повести за собой. Не нашлось такого, кто бы мог организовать борьбу за свои права – права Человека. Да и не могло найтись, поскольку для такого дела требуется человек, имеющий жизненный и воинский опыт, которым 14-15 летние подростки не обладали, да и не могли ли обладать.
     Немцы народ педантичный и они чётко рассчитали кого, как и где можно использовать. Наиболее матёрых, то есть людей военных, коммунистов, а офицеры почти все были членами ВКПБ или ВЛКСМ- расстреливали. Остальные попадали в лагеря усиленного содержания. Женщин и несовершеннолетних детей, после сортировки и выбраковки- отправляли на работы на заводах и сельхоз работы. Легче писать на чистом листе, пока сознание не замутнено чьим-то влиянием. Молодые, не вставшие на крыло птенцы- легче поддаются дрессировке, даже сокол- эта смелая птица привыкает к кожаной перчатке. Но орёл дерьма клевать не будет- эта мысль гвоздём сидела в Мишкиной голове. Так катилось время, Мишку ничего не трогало, он ничему не удивлялся, он только наблюдал, как бы с высоты парящего орла за всем, что происходило вокруг. Его уже не трогала чужая смерть, он спокойно относился к страданиям других, он не чувствовал и своих страданий. Умирали слабые, больные, умирали люди, впадающие в депрессию, истощённые психически. Мишка жил. Иногда его посещала мысль, а для чего он живёт? Всё равно наступит конец, рано или поздно, но он наступит… он подымал голову, вглядывался в небо, как бы прося ответа и видел, что у неба нет края, оно без начала и конца, он видел плывущие облака и он сливался с небом, которое нельзя загородить колючей проволокой.
   Через три месяца его и других прошедших такой отбор, погрузили в вагоны и повезли на юг Германии в Баварию. В небольшом городке их выгнали из вагонов и загнали очередной раз за колючку. Это был последний карантин, лагерь- распределитель, от куда рабочий скот отправляли по рабочим местам. Через месяц их, слегка откормленных, питание было сносное. С тем расчётом. Чтобы рабы могли работать.
   Мишку отдали на сельхоз работы толстому красномордому со злыми поросячьими глазами Фрицу Зильберу. Фриц долго, со всех сторон разглядел Мишку, заглянул в зубы, затем стукнул по спине, сказал- «гуд» и увёл Мишку с собой. Приведя к дому, он отвёл его в свинарник, показав место в углу, закрыл на замок и удалился. Оставив Мишку наедине с собой со своими мыслями и хрюкающими рядом свиньями. Мишка не помнил, как он уснул, проснулся он рано утром от сильного пинка в зад…
 - «Ауф штейн руссиш швайн. Арбайтен…
Показав на лопату в углу и на свинячью клеть. Так вот началась Мишкина трудовая жизнь на чужой земле. И за каждое непонимание была брань с тумаками в лучшем случае. А вообще, лупил его Фриц тем, что под руки попало.
    Жил Фриц один с женой Мартой, детей в доме не было. Взрослый сын воевал где-то на Восточном фронте в элитных войсках СС, в панцер- дивизион, Фриц любил по бравировать перед соседями, говоря про своего сына. Мишка обучаемый кнутом и палкой стал по не многу понимать немецкий язык в его баварском наречии. У Фрица Было много земли, свой каменный коровник, там же он держал свиней на выкорм, была соломорезка да пара лошадей. Мишке место было отведено рядом со свиньями. Там он спал и ел, отбивая у свиней кусок. Так как за человека Фриц его не считал. Весь световой день Мишка работал, не покладая рук: ухаживал за скотиной, подметал двор, таскал дрова для плиты и печки, вывозил мусор, вычищал за скотиной, работал в поле – в общем вкалывал, не разгибая спины. Он постоянно вынашивал мысль- бежать… Но куда? Кругом немцы, даже там откуда он приехал тоже были немцы. Мишка был философом по натуре и не жаждал крови народу, который стал ему врагом. Он взирал, наблюдал за всем, что его окружало. Он видел. Что люди трудятся, работают, создавая пропитание, занимаются возделыванием земли, откормом скота. У них свои радости и свои горести. Их, этих людей, казалось не касается война, не касаются политические межгосударственные распри. Они вынуждены подчиняться тому государственному аппарату, который забирает воевать их сыновей и поставлять продукты питания для армии Великого Рейха, который в светлом будущем обещает всем счастливого сытого проживания и жизнь свободную от труда, так как арийцы – нация господ, они будут распоряжаться, а работать будут рабы. И вот обещания стали сбываться и рабы появились на землях Германии, в их число и попал Мишка Тереков, некогда свободный русский парень, рождённый в далёкой станице Ставропольского края и попавший в плен на Брянщине.
     Мишка начал припрятывать пищу для побега. Свиньи получали достаточно обильную пищу и жирели на глазах, что им пожрали и спать… А Мишка от зари до зари, да и еда, что у свиней отобьёшь. Фриц был жесток и не упускал случая чтобы наказать своего раба за любую незначительную провинность, он от акта наказания испытывал такое наслаждение, что у него слюни текли, свинячьи маленькие глазки сияли от восторга и весь он трясся от удовольствия всем своим жирным телом. Он хлестал его хлыстом за непонимание его приказаний, за непонимание слов, сказанных на немецком языке, за неуклюжие движения, за то, что Мишка где-тол оступился, за то, что он ещё живой. Когда же Фриц обнаружил тайник с провизией у соломорезки он озверел и начал неистово избивать Мишку, визгливо крича- «Руссишь швайн!» Мишка был хлипок и мал чтобы сопротивляться, но когда хлыст обжёг щёку после очередного удара, он не выдержал и разбежавшись со всей силой, что в нём была боднул головой в толстый живот, Фриц даже не пошатнулся, а Мишкина голова, столкнувшись с рыхлым пузом увязла в складках жира. Немец же вконец озверев схватил Мишку и потащил к соломорезке, желая изрубит дерзкого раба в корм свиньям. Мишка вырвался из волосатых рук немца и бросился бежать. Он просто убегал, не зная куда, пока не оказался на городской площади у дома бургомистра. Мишке повезло. Бургомистр выходил из дома, и Мишка чуть было, не сбив его с ног, споткнулся и растянулся перед ногами бургомистра. Спина, плечи и лицо были рассечены хлыстом и кровь сочилась через рассечённую кожу. Фриц запыхавшись подбежал и начал живо разговаривать с бургомистром показывая пальцем на Мишку. Бургомистр внимательно слушал, кивая головой, затем сказал что-то Фрицу после чего тот удалился.
         Бургомистр не вернул Мишку Фрицу. С месяц Мишка работал на Бургомистра, а затем он его передал в работники другому хозяину. Франц Мильке- высокого роста, худощавый с голубыми глазами и светлыми волосами мужчина, был не словоохотлив, разговаривал мало. Его жена - Эльза, красивая статная женщина лет сорока, была доброй хозяйкой и хорошей матерью. У них было четверо детей. Рождённые через год, старшему Генриху было как Мишке 15 лет, остальным соответственно Вальтеру -14, Фридриху -13, Курту-12. Мишку поселили в сарае, в котором кроме него жили ещё четверо славян. Им выдали нашивки, на которых латинскими буквами было написано «OST» и заставили пришить на грудь к одежде. Утром, как только расцветало их открывали и выводили из сарая на работы. Каждый работал на своего хозяина.
       Франц был человечен и обращался с Мишкой хорошо, без издевательств. Но свой либерализм он вынужден был скрывать, так как любое позитивное отношение к рабочему скоту низшей расы могло привести к тяжёлым последствиям. Любое сочувствие вело к объяснению на первый раз с компетентными органами, а затем и к наказанию за непонимание основ политики национал- социализма. Но пищу Мишка получал качественную. Хозяин часто говорил: - Михаэль, ты вода не пей. В подвале есть бочки с яблочным соком, пей его. У Франца был великолепный яблочный сад. Он сам с любовью относился к каждому деревцу и лелеял их как детей. Всё лето и осень Мишка трудился у Франца, помаленьку привыкая к новым условиям, всё более вникая и понимая немецкую речь и их обычаи. Дети Франца часто подтрунивали над ним. Игры у них были свои и отношение к чужестранцу было высокомерным, ведь они новое поколение нации, они будущее Германии. Это поколение немцев не застало кошмара I- й Мировой войны. Они не понимали, что такое война, но их отец, 50-летний Франц Мильке, попавший в окопы в 1914 году и испытавший на собственной шкуре все негативные явления, которые несёт на себе это гнуснейшее состояние человеческого общества, как война. Он видел кровь и смерть людей, он потерял в этой войне немало друзей и близких родственников, буквально на его руках в муках умер его дядя, брат матери, получивший смертельное ранение в живот от разорвавшегося в окопе снаряда. Погиб и его старший брат Вильгельм, получивший на его глазах штыковое ранение в грудь, когда он пытались атаковать русских. И тогда в окопах он осознал, что грязнее и противнее войны для человека нет ничего. Потом у русских случилась революция, докатилась и до Германии революционная ситуация. Братание с русскими, путаница, неразбериха, хаос. Вот тогда он и понял, что можно всегда договориться. Под солнцем много места на Земле достаточно воздуха и водных просторов и что простому труженику как он ему нечего делить с такими же рабочими и крестьянами. Винтовка и окопы удел таких как он, а за всем этим стоит обособленная кучка олигархов и политиков, сросшихся вместе для решения своих амбиционных задач. Разница тех и других лишь в том, что одних интересуют прежде всего прибыли, а других мировое господство. И те, и другие раздельно существовать не могут – политикам и в их лице государственным чиновникам, для достижения своих целей нужны деньги, а олигархам нужны законы, которые бы способствовали сохранению и приумножению добытых капиталов. Используя эти огромные капиталы, они вооружают и одевают великое множество мирных людей, гипнотизируя их словами о долге перед Отечеством, о внешнем враге, посягнувшем на суверенитет Родины и идущих убивать их матерей, сестёр и детей- заставляют убивать таких же простых работяг, как и они. Прививая патриотизм и гордость за свою страну государство проникает, прежде всего, в сознание молодых, ещё не научившихся мыслить самостоятельно, желающих добыть себе славу, испытать себя. Война — это где всё можно: лишить человека жизни по своему желанию, можно насиловать, убивать, отнимать всё что тебе понравилось, это дисгармония каких-либо правил морали и нравственности. Франц помнил и первый бой и то как его чудо спасло от неминуемой смерти, осколок разорвавшегося снаряда ударил в солдатскую пряжку, он помнил штыковую атаку и того русского, которого он насквозь проткнул штыком. И химическую атаку при Ипре. И это поле, усеянное мёртвыми телами с лицами искажённой гримасой от удушья газом. Он не желал войны, он не хотел, чтобы росли его сыновья,чтобы потом они ушли из дома защищать чужие интересы, они принадлежали только ему и не должны были принадлежать никому, он желал их видеть здоровыми сильными, счастливыми. Францу было жалко этого русского парня, худого, молчаливого со жгучими карими глазами и чёрными, как воронье крыло прямыми жесткими волосами. И когда его сыновья очень зарывались в своих проделках по отношению к Мишке, он ставил их на место объясняя, что слабого легко обидеть. Надо уважать себя и выбирать соперника по себе, соразмерно своей силе, а обижать, издеваться над слабым, не могущим ответить в силу определённых обстоятельств- подло, гнусно и не достойно уважения. Таким образом он прививал своим детям человеколюбие и понимание, он учил их жить, он пытался привить им те качества, которыми обладал сам.
     «Жизнь Длинна и бог знает, может быть через лет 5-10-ть и кто-то из вас могут оказаться в таком же положении, в котором находится этот русский.» - говорил он.
     Мишка чувствовал внутреннее тепло, которое излучал этот немец и это удерживало его от отчаянных поступков. Но внешне Франц не выказывал своих симпатий к Мишке, поскольку всякое лояльное отношение к рабу с варварского Востока могла ему стоить большими неприятностями. Любой донос в органы, осуществляющие контроль за чистоту норм национал – социализма грозил и Францу, и его семье заключением в концлагерь. Мишка с четырьмя такими же, как он сам ребятами жил в сарае. На ночь их закрывали, а утром открывали и они шли на работу каждый к своему хозяину. На груди, на робе у каждого из них была нашивка с коротким словом «OST». Кормились они тоже у хозяев, но отдельно. Пищу им давали на манер как кормят кошек или собак, то есть выносили и ставили на порог, то есть соблюдался определённый этикет, связанный с условиями той жизни. Эльза была доброй женщиной и Мишка, во всяком случае, не голодал. Мишка стал сносно понимать немецкую речь, отвечать на вопросы, которые задавали хозяева и их дети. Человек ко всему привыкает, помаленьку влился и Мишка в новые жизненные условия. Работать приходилось много, но Мишка с детства был приучен к труду, да и те люди, которые по сути были его хозяевами не гнушались простого крестьянского труда. И всё же он чувствовал себя простой рабочей скотиной, как конь или бык. Разница лишь в том, что первый хозяин был жесток и бессердечен используя свою скотину, другой же к нему относился также бережно как к своим коровам и поросятам, чтобы извлечь из этого наибольшую пользу. Вовремя давая корм и отдых, чтобы скотина плодотворно трудилась. Мишкина душа никого не интересовала. Чтобы укрепиться духом, Мишка начал укреплять тело. Он привык вставать с первыми солнечными лучами солнца и делать гимнастику. Он использовал назначенную ему работу в качестве физкультуры, то есть настраивал своё сознание на получение удовольствия от физических нагрузок. Таким образом он отвлекался от действительности и ему грезились – то горные вершины с ледяными шапками на пиках, Эльбрус – который был виден в хорошую погоду из Китаевки, в которой он родился, то лес с его дубами да соснами в Денисовке, где он пас скот. Он зачастую впадал в состояние парения над землёй, подобно орлу, скользящему в потоках воздуха, шелестящего в оперении его крыльев. И чувство силы и независимости от сложившихся обстоятельств, вливались в него. Он вспоминал слова отца, который иногда говаривал, что страшнее зверя, чем человек – нет. Он убеждался в этом неоднократно сам. Тогда, когда он бегал с партизанами по Брянским лесам прячась от немцев, затем жизнь в Жуковке под немцами, наконец контрационные лагеря, где он чудом выжил. Одни люди подавляли других и ощущали в этом наслаждение, другие поступали лояльнее, но вынуждены напускать на себя строгость из-за особых политических условий, третьи из-за собственной трусости, чтобы выжить, а может быть и приобрести репутацию рьяного наци, показывали свою сверх жестокости, для того чтобы после победы Великой Германии урвать себе кусок послаще. Мишка понял это, он понял то что каждый спасается в одиночку, что доверится никому и ничему нельзя предать может любой и каждый, за исключением немногих – сильных духом людей. Он надеялся и верил в силу Советского Союза, но он сам видел, как в считанные часы его родную Денисовку растоптал сапог немецкого солдата, и огромная страна вот уже четвёртый год борется со страной, которая составляла всего на всего не более чем десятую часть её огромной территории. Он попал в такие обстоятельства, что не мог знать, что страна дала по зубам немцам в Сталинграде, что под Курском одержана величайшая победа, уже переломившая ход войны. Мишка жил в изоляции среди мирно жирующих немцев. Он жил по законам, которые были прописаны на данной территории, выдуманы этими людьми исходя из вековых традиций, и он не мог с убеждённостью сказать, что они не правы, сравнивая тот быт, быт советский и этот немецкий европейский быт. Он видел каменные коровники с цементными поилками, дощатыми настилами, стоками из
цемента для навоза. Подворье, вымощенное булыжником, чистенькие ухоженные цветники и газоны перед домом. Отделанные кафелем печи и кухонные плиты – всё сделано рачительно с умом. Общественные дороги, прилегающие к дому, убирались хозяевами домов. Мишка сравнивал был в русской деревне, где навоз лепёшками всегда валялись на дороге. Где помойки за сараем, облепленная зелёными мухами, земляные полы, русская печь на пол хаты, утлые маленькие окна, бревенчатые стены с торчащим мхом. Он понимал, что это не очень удобно, не очень и красиво, и хорошо и в тоже время эта немецкая чопорность, правильность, где плюнуть нигде нельзя- отталкивала, не навала простора русской душе. Мишке чужд был мир порядка и железной дисциплины, что диктовало ограничению простора, где сосед указывал соседу на его недостатки и это не называлось заложить, где каждая мелочь проявлялась сразу и нельзя было ничего утаить. Всё в этом немецком устройстве было правильно и все жили по этим правилам, и никто не стремился их нарушать. Они так привыкли жить и по-другому не могли. Живя здесь в своём мирке, они лишь слышали по радио и вычитывали в своих газетах речи Геббельса, что Россия необъятная страна и каждому немцу хватит земли и рабов, для её обработки, чтобы они немцы- жили безбедно и управляли на своей земле унтерменьшами.
      Но в большинстве своём никто из них не мог представить- что такое Россия и какие на самом деле это просторы. Даже само Советское Централизованное государство не в состоянии было обеспечить целостное управление всех закутков необъятной территории. Существовали такие глубинки, где люди жили, не зная и не слыша ничего ни о революции, ни о войне, в далёкой тайге ведя простой староверческий патриархальный быт. Они, эти немцы- не могли представить сколько таится могучей силы в этой, казалось бы, спящей огромной стране, обладающей огромным потенциалом. Вероятно, верхушке Гитлеровского аппарата казалось, что Россия спящий медведь в берлоге, которого можно обложить и придавить рогатиной. Но они не учли время года – медведь впадает в спячку зимой, а они начали компанию летом, а к зимней охоте охотнички приготовились плохо. Они плохо изучили психологию русского человека. Даже враги советской власти – белогвардейцы, бежавшие в своё время за границу, после нападения немцев на Россию не все обрадовались. А наоборот приняли сторону большевистской России, а некоторые и непосредственно участвовали в победе над врагом Отчизны. Русский человек – это патриот. И единая беда земли русской объединяет всех против общего врага.
     Рано или поздно всё заканчивается, так в трудах и мучениях закончилось и Мишкино рабство, но закончилось он не в мае, а значительно позже…
     Однажды утром Мишка и его сотоварищи проснулись от шума и гвалта, ворота сарая распахнулись и на пороге появились, дымя сигаретами и говоря на непонятном языке два негра и несколько европейцев, оказавшиеся американцами. Смеясь и жестикулируя руками, они начали хлопать пленников по плечам, давая им сигареты и шоколад приговаривая- «Фридом, фридом..» Свобода, бойс. Так Мишка и его друзья по несчастью попали в зону подконтрольную американским войскам. Ещё до сентября месяца Мишка и его сотоварищи трудились уже на разгромленную и уже не Великую Германию. Хотя отношение к рабам резко поменялось, и он начали получать уже деньги за свою работу и значительно лучшее питание, но жутко тянуло домой. Что там с мамой? Как отец, братья, сестры? Ведь столько времени прошло…Что там на Родине? Всё это будоражило Мишкино сознание и он нетерпеливо ждал, когда же ему разрешат вернуться домой. Ему неоднократно предлагали не уезжать в советскую Россию, что его там ждёт тюрьма, нищета и произвол властей, но Мишка ничего слушать не хотел- там дом, там Родина!
  Наконец в начале октября их посадили в машину и отвезли к демаркационной линии и передали из рук в руки советским военным, контролирующим восточные территории Германии. Было Мишке в ту пору 18 лет. Война и лишения затормозили развитие молодого организма, недополучающего рационального питания и изнуряющий труд сказались негативным образом. Выглядел он как 13-й подросток. Но нет худа без добра, возможно это обстоятельство спасло его от репрессий против попавших в плен. Особист глянув на Мишку и упершись в его метрики, сперва не поверил, что ему 18 лет. Затем поинтересовался поподробнее, где родился, где жил и куда поедет на постоянное жительство? Затем хлопнул по плечу и сказал: «Ну иди малец, немцы видно не очень тебя кормили. Ничего, война кончилась, будем жить…»
           Мишка ехал на свою Родину в свою родную Китаевку, где жила сестра Тамара, более ни оком он не знал. Братья, вторая сестра и отец воевали, мать в плену и что с ними пока он не знал. Мишка ехал на Восток, где ждала его свободная счастливая жизнь, во всяком разе он так считал. Туда где высокие горы и свежий ветер и синее небо, и степи и бурные реки Терек да Кубань. Его радовало всё: и эта золотая осень, и эти весёлые просветлённые надеждой на лучшее- лица. Он мчался на встречу неизвестного, счастья на крышах теплушек, он вглядывался в это родное невоенное русское небо в лохматых облаках и сердце стучало в груди с такой силой, что казалось, вот-вот вырвется из неё и вознесётся к далёким звёздам. Колёса выстукивали- свобода, свобода, свобода, свобода… и это ощущение свободы и внутренней, и внешней ещё более его пьянило и вводило в состояние блаженства и восторга…   

                ***
Михаил Тереков со временем возмужал и окреп, окончил ФЗУ в Карачаевске, там же отработал 4 года на шахте, дважды попадал под завал, но его откапывали получил 4 грамоты от Министерства угольной промышленности и от ЦК ВЛКСМ. В начале 1950 –х переехал, найдя мать в освобождённую от немцев Восточную Пруссию, ставшую Калининградской областью. Отучился на механизатора широкого профиля, пахал и засевал землю, живя с матерью, которая вернулась из Австрии, где работала на сельхоз работах, как и он в Германии. Женился, обзавёлся семьёй детьми. В 60-х три года ходил в море на средних рыболовных траулерах- СРТ, ловил рыбу для страны.
Брат- Матвей, младший лейтенант, командир роты, погиб в 1944 году в районе Порхова. Брат Иван, после партизанских подвигов на Брянщине и освобождения её от немцев, попал в действующую армию и пропал без вести, форсируя Вислу.
Сестра Вера после войны приехала в Ленинград с мужем, майором- артиллеристом, направленным туда на новое место службы. Тамара с дочерью осталась на Кавказе, муж погиб, и она работала на животноводческой ферме в совхозе, имея небольшое собственное хозяйство с садом, с грядками и курами. Отец - Пётр Фёдорович, пройдя партизанскими тропами сотни и сотни километров, пересекался с армией Ковпака, после освобождения Брянщины, занялся восстановлением разорённого хозяйства, строительством жилья в сёлах. Ни жена, ни дети после окончания войны не появлялись и его подхватила вдовая солдатка, а он не особенно сопротивлялся - создал другую семью, на что Вера ответила разрывом связи с ним. Это вероятно и повлияло на переезд матери в Калининградскую область вместе с Мишкой. Затем не ужившись со снохой, когда Миша женился, она переехала к Вере в Ленинград.
А сколько таких русских семей прошли через подобные испытания и не было у них никогда никаких стремлений кого-то поработить, у кого –то чего-то отнять. Было одно желание созидать и жить праведно согласно традициям и обычаям, которые им были переданы от предков и учить своё потомство жить той же жизнью.