Болезный

Основано на реальных событиях

Мозг, говорят некоторые учёные мужи, эволюционировал в направлении совершения дел великих, а потому на невеликие он внимание не обращает. Но коли невеликие дела тоже необходимы для достижения предела проживания, то для них он выделяет энергию по минимуму. Экономит. Для этого он придумал разные приёмчики, которые ему в этом помогают: увидит грузина, активно размахивающего руками, делает на всю жизнь вывод: все грузины темпераментные, соответственно с ними и следует обращаться; увидит неулыбчивого русского – все русские угрюмые личности. Всё просто, а потому замечательно, и заморачиваться по пустякам не следует. Так что стереотипы штука для мозга полезная, но для человека, ещё и обладающего разумением, – неблагонадёжная, да-да, потому как будучи русским, каждый день, как в зеркало посмотрюсь – весь день ржу-не-могу, что противоречит стереотипу, что представители этого рода человеческого неулыбчивы.
И ведь созданную ленивым мозгом картинку мира никакими способами разрушить нельзя. Как-то в разговоре один мой знакомый заявил, что все русские – пьяницы, а евреи – предатели. Спрашиваю его: «А ты русский?» – «Русский», – говорит.
– А ты пьяница? – спрашиваю.
– Нет, – отвечает, мотая головой из стороны в сторону так, что возникает ощущение, что вот-вот отвалится.
– Значит, не все русские пьяницы? – вкрадчиво так вопросик задаю.
– Все!
– А вот, – говорю, – в жизни мне встречались русские, которые меня предавали, и были в моём окружении евреи, которые не предавали.
– Ну и что, у меня тоже такое было, – утвердительно кивает знакомый.
Так, может, – спрашиваю, – не все евреи предатели?
– Все!
Удивительно живём.
А спортсмены – тайны ведь не открою, да? – балбес на балбесе, потому как «сила есть – ума не надо». Всё тут тоже ясно и понятно. (Только мне иной раз кажется непонятным, что ясно, а что понятно. Понятно?). Пан Спортсмен, в общем, кто помнит туповатого недотёпу из телесериала «Кабачок 13 стульев» – яркий обобщённый образ.
А вот Сашка Лыхин, отчаянный борец с силами земного притяжения в секторе для прыжков в высоту, книжки почитывал, и удовольствие от этого процесса получал, и блеснуть умом в любом, чаще неприличном, конечно, обществе с успехом мог. А тут из последних книжек, под общим названием «Загадки и причуды человеческой психики», равновесие его собственной психики пошатнулось. Не очень-то ему верилось, что бабушка во время пожара из горящего дома вытащила сундук, который потом не смогли поднять два отменно сложенных пожарных, прилично к тому же физически подготовленных. Подня-я-я-ть. А она вынесла! Одна сама. Или другой случай: полярник, испугавшись мишку белого, с испугу с места (из положения сидя, без разбега!) запрыгнул на крыло самолёта, это в тулупе-то и в унтах. Сашка попытался представить себя даже не в унтах, а в спортивной форме, в шиповках, запрыгивающего с разбега на крыло самолёта. Образ в мозгу никак не складывался и сомнения в приведённых примерах только усугублялись. Протрясясь час в автобусе, подъезжая к своей остановке, Сашка уже полностью был уверен, что такого быть не может.
И, неспешно шагая от села в сторону пионерского лагеря, в котором ему предстояло проходить летнюю педагогическую практику, он ярко представлял бабушку с сундуком под мышкой, которая идёт, приплясывая и распевая:

Если с другом вышел в путь,
Если с другом вышел в путь,
Веселей дорога!

А друг, под мышкой который, подпевал:

Без друзей меня чуть-чуть,
Без друзей меня чуть-чуть,
А с друзьями много!

В компании такой шагалось веселее и Сашка споро преодолел недалёкий путь, упёршийся во входные ворота, с двумя дежурными красногалстучными пионерами по ту их сторону.
– Гей, гвардия пионерская, открывай ворота. Быстро! Новый физрук к вам пожаловал, – представился Сашка.
– А у нас уже есть физрук…
– Юрий Афанасьевич?
– Ну да.
– Так Бог меня ему в помощь послал, не справиться ему тут одному с вашей шайкой-лейкой.
– А Бога нет!
– Так наливай… – завопил Сашка слова из студенческой песенки, но вовремя остановился.
– Нам здесь кроме компота ничего не наливают, – понял замысел песни пионер.
– Не подстать компот веселью, – не расстроился кандидат на вакантное место, потому как у него с собой немало было.
– Валерка, сгоняй за Танюшкой, – обратился пионер, что был повыше росточком, к другому. – За Татьяной Ивановной, – поправился дежурный, взглянув на пришлого, – пусть разберётся.
Валерка засучил ногами и скрылся за административным, как понял Сашка, зданием.
– Вот не приняли бы они меня, уехал бы я, пошёл бы в деканат разбираться, а пока то да сё, смена и закончилась бы, – размечтался Сашка. А что будет с зачётом по практике, это его в данный мечтательный момент особо и не волновало. Сезон спортивный выдался на этот раз напряжённым и, как он считал, оказался удачным: мечта – прыгнуть в высоту на 2 метра 5 сантиметров – сбылась; хотелось покоя и восхищения подруг. – «А здесь? – кому я тут нужен со своими два ноль пять…»
Развязавшийся во время весёлой ходьбы шнурок ботинка привлёк Сашкино внимание. Опустившись на одно колено, упёршись грудью в другое, неспешно – а куда торопиться? – начал приводить разболтавшийся атрибут обуви в порядок. Затянув шнурок, принялся уже было завязывать бантик, но возникшее вдруг волнение, выразившееся в дрожании пальцев, сделало это занятие весьма затруднительным. Сашка приподнял глаза и взору его открылись изумительные пальчики, украшавшие стопы возникшего перед ним существа. Что это было Чудо – сомнений у него не возникло. А дальше – взгляд его медленно прошествовал вверх – сердце замерло на мгновение, после чего яростно заколотилось от возникших выше икр и коленок. От коленок в глазах замелькали бабочки, и чёртов шнурок исчез; завязывать стало нечего.
– Выше не полезу, – решил Сашка, а то ум на нет сойдёт.
Но риск примкнуть к партии дурачков не исчез. Чудо присело к исполину, завязывающему шнурок, и на уровне его глаз оказался кусочек тела в вырезе платья, заглянув в который Сашка увидел на груди выпуклости: одна в чашечке лифчика, другая! – почти вывалилась и дразнила Сашку тёмно-коричневым, доходящим до черноты, соском. Господи! Красота-то какая… восторг и божественное опьянение. Захотелось скакать, ликовать от восхищения, безудержно буйствовать, вершить великое.
– Не туда смотришь, в глаза смотреть!
Сашка поднял глаза в два родника, из которых струились ум и доброта, заполняющие внутреннее его пространство теплотой, а внешнее – светом и радостью.
– По какому поводу, вы к нам пожаловали, болезный? – последовал вопрос.
– Почему болезный-то? Никакой я не болезный, ещё я какой здоровёхонький, О-го-го! – какой я здоровёхонький, слона поднять могу.
– Это в другом смысле «болезный». Так какая же нужда привела ваши беспокойные ноги в наш дивный Город Солнца?
– Ага, Кампанеллу начиталась?
– Пришлось. Историю педагогики в эту сессию сдавали.
– А сейчас проходишь пионерскую практику, да?
– Ну да.
– А факультет какой?
– Филологическими мы будем.
– Ну вот и я по той же причине безудержно рвусь в ваш Город Солнца.
– А мы уже полсмены без сна и отдыха, а ты только что соизволил появиться, – прозвучало из уст Танюшки как констатация факта без толИки укоризны.
– Был послан командованием добывать славу для института, – по-военному отрапортовал Сашка.
– Ишь ты! И на каком же поприще ты прославлял нашу Alma mater?
– На поприще борьбы с суровыми силами природы.
– Это какими же? – увела глаза Танюшка вверх-в сторону, пытаясь предположить, с какими силами мог биться далеко не богатырского вида атлет.
– Да есть такой – закон всемирного тяготения
– Ага, значит, в высоту прыгал, – сделала вывод Татьяна Ивановна. – А сейчас вместе будем воспитывать этих обормотов… – кивнула Чудо в сторону белорубашечников, – … спиногрызов… – продолжила она.
– Оглоедов, – добавил повеселевший дежурный, что повыше ростом.
– Разгильдяев и хулиганов – улыбаясь, прибавил другой, что пониже. – И этих, как их… – продолжил он, прищёлкивая пальцами обеих рук, вспоминая недавно выученное слово.
– Шаматонов! – подсказал напарник по дежурству.
– А ещё бездельников и шалопаев, – добавила Татьяна Ивановна. – Выучить! и после сдачи дежурства доложить. Шпаргалки уничтожаются вместе со шпаргалочниками. Ясно? – сдвинула брови на переносице пионерская вожатая.
Шаматоны упоительно закивали головами в знак согласия.
Танюшка повела прыгуна к директору лагеря для представления вновьприбывшего работника и определения его местожительства. Но той на месте не оказалось, старшая воспитательница сообщила, что она уехала в город и будет только завтра.
– С утра приходите! Ранёхонько приехать обещала, – донеслось вслед уходящей парочке.
– Ну что ж, койку мы тебе найдём, а куда её поставить – сам придумаешь. – Пошли!
Путь в поисках временного места жительства пришёлся мимо лагерного стадиона.
– Безопасный сброс пионерской энергии устроили сегодня: Олимпиаду лагеря провели, – сообщила Танюшка. – Кстати, вон видишь место для прыжков в высоту, а ты, может быть никакой и не прыгун? а лазутчик какой из неприятельского лагеря? Докажи!
– Что?
– Что ты прыгун в высоту. Видишь, даже планка установлена, перепрыгни!
Сашка подошёл к стойкам, планка покоилась на высоте чуть выше его пояса.
– Ниже моего достоинства приводить доказательство моей причастности к славной когорте прыгунов в высоту на сей высоте.
– Ух ты! Как заговорил…
– В другой обстановке я по-другому выражаюсь, – сделал попытку оправдаться Сашка.
– Значит, пионерский дух святой, витающий над этим кусочком земного рая, облагораживает твой лексикон – думаю, что мы сработаемся.
Сашкино ликование достигло пика. Восторг рвался вверх, на земле места ему уже явно не хватало.
– Так… значит, такая высота не дотягивает до вашего высокого достоинства… Тогда вот! – Танюшка, встав на как будто специально подготовленную для такого случая тумбу, установила кронштейн на самом близком расстоянии к небесам.
Второй кронштейн на другой стойке Сашка установил сам, так как второй раз смотреть, как вслед за руками поднимается платьице, выставляя на обозрение точёные ножки девушки, было выше его сил. – Если бы Бог был женщиной, то ножки у него были бы именно такими, – пронеслось в голове покорителя вершин.
– Держи! – Танюшка подала один конец планки Сашке, другой осторожно положила на свой кронштейн.
Сашка проделал то же самое и вприпрыжку, на ходу освобождаясь от одежды и обуви, замер на месте отмеренного на глазок разбега. Образ прыжка, так необходимый ему для сосредоточения на действе, никак не возникал. Зато перед глазами манила на подвиг Танюшкина грудь с темно-коричневой ареолой и венчающим её почти чёрным соском.
Вот это допинг!
Ничего неосуществимого для Сашки перестало существовать, он разбежался и – легко! – преодолел планку.
– Ураааа! – запрыгала, хлопая в ладоши, единственная на стадионе зрительница. – Верю, верю! Ты настоящий прыгун!
Опустившись на землю – в прямом и переносном смысле – Сашка измерил взглядом покорённую вдохновением высоту и засомневался в реальности происшедшего: непривычно высоко на фоне голубого неба покоилась нетронутая им планка.
– Ну-ка, давай измерим, насколько ты от земли-матушки оторвался, – предложила Танюшка. А измерителя-то прыжков в секторе и не оказалось, но, используя коробок спичек и листок в клетку из Таниной ученической тетрадки, результат всё-таки удалось замерить. Для верности измерили ещё раз, результат подтвердился. Сашка не верил собственным глазам: «2,16». Два метра шестнадцать сантиметров! – Как? – недоумевал он, – при личном рекорде 2,05, показанном после тщательной разминки, в шиповках, да на резиновом покрытии, а тут… без разминки, босиком, почти на пашне. В голове не укладывалось. Но праздника захотелось.
И под утро приехавшего директора приветствовала доносящаяся из леса, исполняемая молодецким хором, песня:

Так наливай студент студентке,
Студентки тоже пью вино,
Непьющие студентки редки,
Они уж вымерли давно.
Давным-давнооооооо!

Разбор полётов с Сашкой случился сразу по прибытии лесных братьев на территорию лагеря.
Директор была уже в курсе Сашкиных фестивальных фокусов и сразу приступила к делу.
– До вашего, мил-человек, приезда всё у нас было в рамках приличия. Ваше появление сбивает с ритма всю нашу жизнь пионерскую, и что-то я забеспокоилась об успешном окончании смены. Мне нужно без эксцессов закончить её, помоги, а? – перешла на доверительное «ты» директор. – Уедь, а?
– Я человек хоть и безответственный, но добрый, и на помощь всегда рад откликнуться. Только вот закавыка: мне же характеристика нужна о прохождении практики, – включил печальку Сашка.
– Я напишу тебе отличную характеристику! – радостно воскликнула директор, и тут же листок из ящика стола оказался у неё под рукой и лихорадочно стал заполняться буквами.
Буквы творили чудеса: «скромный», «обладает педагогическим тактом», «вежлив», «хороший организатор», «отличный исполнитель», «инициативен», «дисциплинированный», «участвовал в художественной самодеятельности».
Таких слов в свой адрес Сашка никогда не получал. Они теснились, толкались, лезли друг на друга, но всё равно пришлось залезть на следующую страницу, которая и закончилась убористым вердиктом: «заслуживает отличной отметки». Подпись, печать и Сашка на свободе.
Ближе к вечеру Сашка был уже в городе. Шёл по улице, думал о невероятном и поверил и в полярника на крыле самолёта, и в бабушку с её сундуком. «Что вот только такое было у неё в сундуке…», – свербила мысль.
С нею и пришёл Сашка в библиотеку. Достал с полки тяжеленный словарь, нашёл тот, другой смысл: «Болезный – … милый, любезный, дорогой…».