День 9. Витрувианский медведь

День 9
Витрувианский медведь
Мелодрама

Мы понравились друг другу сразу — еще на пробах. Он был уже известный артист и роль его была главнее, поэтому это он выбирал себе партнершу. Он искал ее долго, говорили, месяца два, пока не встретил меня. А как встретил — сразу выбрал. Просто сказал — эту хочу. Эту, совсем еще молоденькую, неопытную, но такую красивую и веселую. Или не так, а примерно так. Почему еще? Может, почувствовал, что я тоже выбрала его сразу? И не потому, что съемки — это уже романтика и надо обязательно выбирать. Хотя вначале я так и думала. Нет, я выбрала его с первого взгляда. Даже еще до этого взгляда, когда смотрела с ним фильмы. Потому что не могла не выбрать — такого большого, уютного, мехового. С горящими глазами, с черной густой щетиной на лице — он отращивал ее для роли, с сильными волосатыми руками, которыми он обнимал меня на пробах, и такой же волосатой грудью — это я увидела уже потом, когда мы снимали постельную сцену. Не совсем постельную — скорее подводную. Где я в мокром белом платье на голое тело, с торчащими сосками и темной впадинкой пупка и все остальное такое бесстыдно-видное, и он на поверхности голый, но под водой, конечно, в трусах. А потом мы смеялись и грелись в сауне, потому что вода в озере была очень холодной, а до этого пили коньяк, чтобы я не боялась сниматься.

В фильме мы были любовниками. И в кадре ходили за руку, обнимались, нежно чмокались, и, конечно, целовались взасос. Но в жизни мы не могли приближаться друг к другу — таков был контракт, чтобы химия в жизни не испортила химию в кадре. За этим строго следили ассистенты режиссера и сам режиссер. Однажды мы попытались сбежать на такси, потому что, когда так рядом, близко, когда химия, когда уже почти совсем любовь и есть не можешь, только бы за руку и никого вокруг, уже невозможно. Но режиссер тут же позвонил ему и вернул нас на съемки.

Однако, мы уже не могли друг без друга. Мы любили друг друга нашими героями, мы прикасались друг к другу их руками, сплетались их телами. Только глаза были наши. И он выглядывал из своих глаз, заползал в меня ими, и я чувствовала, как он ест меня там, внутри.
И только когда был снят последний кадр и съемки совсем закончились, когда все, во главе с режиссером, уехали праздновать, тогда мы сбежали. И всю ночь, за все три месяца, за все страдания, за все невозможности наши и страсти, мы любили, и говорили, любили, говорили, и пили, ели, говорили и любили. И не разошлись даже, когда вернувшаяся пьяная съемочная группа под утро расползалась по своим номерам.

Только утром из моего, нет, теперь из нашего с ним номера, он позвонил своей жене и попросил заехать за ним. Мой любимый лохматый медведь. Но так было надо.

И он уехал, поцеловав меня на прощанье, а я потом долго вспоминала, как он лежал, раскинувшись на моей кровати, как большой витрувианский медведь, и храпел совсем по-звериному, потому что там, внутри носа, у него была сломана перегородка и именно поэтому нос у него был с небольшой горбинкой. Об этом не знала даже его жена. Он рассказал мне по секрету и теперь это была наша с ним маленькая тайна.