Ключ. Часть 8

— Я что попала в мыльную оперу? — Орала я на ничего не понимающую Любу, которая сидела на детской крутящейся качели и смиренно выслушивала мою тираду. — Что сложного было сказать: «Ой, извини, как оказалось, мы идеальные доноры друг для друга. Знаешь почему? О, мы оказывается брат и сестра!».
— Вообще-то сиблинги не всегда идеальные доноры, — невозмутимо заметила она, слегка раскачиваясь в разные стороны. Я остановила ее ногой, и чуть не поплатилась за это потерей равновесия.
— Да прекрати ты кататься, у меня сейчас голова закружится!
Дождей не было почти неделю, поэтому качели и скамьи успели высохнуть. И все равно садиться на них не было никакого желания.
Солнце находилось в зените. Небольшие облачка постоянно скрывали его. Ветер тоже не давал забыть, что скоро придет зима.
— Скажи, пожалуйста, как я могу вам доверять?
— Да? — Наигранно удивилась Люба. — Доверять нам не можешь? А, может, это мы не можем доверять тебе? Это ведь ты наши секреты разведывала, врывалась в наше личное пространство, рылась в нашем нижнем белье, можно сказать!
На это мне нечего было ответить. Как-то так получилось, что она оказалась права. Но признавать этого не было никакого желания. Так что я просто отвела взгляд.
— Неприятно, когда тебе тычут в лицо твоими поступками? — Продолжала она наседать.
— Слушай, ты какой-то неправильный психолог! Ты заставляешь меня чувствовать себя хуже, а должно быть наоборот.
— Слава Богу, я еще не психолог. И у меня будет шанс стать правильным специалистом, не волнуйся.
Меня злила эта ее способность сходу парировать все мои выпады. Я сложила руки на груди, ногти впились в ладони. В конце улицы показалась мамочка с коляской. Может, они сейчас придут сюда, и все нам испортят. Хотя, что именно испортят? Тем более на детской площадке именно мы можем им все испортить.
Трава вокруг площадки сильно выросла, и даже приближающаяся зима ее не пугала. Горка уже начала ржаветь. С «весов» частично слезла краска. У качелей на цепях были заменены доски для сидений. А «крутилка», на которой сидела Люба, пару недель назад вообще валялась на другом конце площадки. Говорят, местный выпивоха поспорил на бутылку водки, что сможет вытащить ее из земли. И ведь смог же, зараза. Еще одно доказательство силы мотивации.
— Будешь продолжать дуться? — Поинтересовалась Люба. Ответом ей был мой злобный взгляд. — Понятненько, а на что ты злишься, скажи, пожалуйста?
— Та хотя бы на жителей деревни! Посмотри вокруг! У нас в детстве было два турника, и все! Понятно, почему мы всякой опасной ерундой занимались, на нас же все плевать хотели!
— Еще жалобы будут?
— Злюсь на Жабу с ее идиотской контрольной! «Вам нельзя подсматривать в таблицу квадратов. Ее вообще-то выучить нужно было. В следующий раз за шпаргалки выгоню», — попыталась я сымитировать ее голос, только добавила чуть больше мерзотности и высоких ноток. — Она вообще слышит, что ей говорят? Может, она глухая, я не знаю! Уже триста раз сказала ей, что сдаю базовую математику, там задания простые! Пусть попробует выучить все реакции-исключения для азота, посмотрю, как она без шпаргалок будет обходиться!
— Продолжайте, юная леди. Считаю в вашем случае необходим выплеск накопившихся эмоций, — с видом опытного специалиста сказала Люба.
 О, как же после этого я разошлась. Под удар попали все: и мама, скрывающая какие-то расследования, и Никита со своими дружками, и Слава со своей заботой, и Сережа, вечно стесняющийся и робкий, и учителя, пугающие экзаменами.
— Еще кто? — По-театральному взбудоражено спросила Люба. — На кого ты злишься, Зуко?
— О, нет, не дождешься! Ведь я злюсь не на себя! А на тебя! Сначала винила меня ни пойми в чем, кричала, срывалась, а теперь сидишь, сама невинность. Перекинула на меня свою злобу и сидит довольная! Скрываешь какие-то секреты, хотя у меня все детально спрашивала, даже то, что я сначала не хотела говорить. А еще… еще… меня бесит, что пока я страдала после убийства дяди и, наверное, не отошла до сих пор, ты нашла в себе силы быть активной, жизнерадостной. А я — нет! Почему у тебя все получается, а я так не могу?
— Дорогуша, я три года занималась с клиническим психологом и психотерапевтом, чтобы мне стало лучше. Ты думаешь, почему я выбрала эту профессию? Именно потому что мне самой когда-то помог хороший специалист. Вот и все. А про то, что все получается — ты, верно, забыла, что единственный симпатичный и при том хороший парень на районе, оказался моим братом?
Забавно, но мне и правда стало легче, когда я все это высказала. И Люба это понимала. Сидела с видом довольного кота у опрокинутой елки.
— Твой источник внутренней энергии иссяк? — Спросила она и протянула руку. — Лучше дай мне еще раз посмотреть то сообщение.
Вчера вечером Сережа огорошил меня одним наблюдением:
«Слушай, помнишь ту синюю машину, на которой приехала твоя мама? Я тут подумал, и вроде как вспомнил ее. Около полугода назад, летом, к нам приезжал один мужик на похожей тачке. Спрашивал про отца, не остались ли у нас какие-то его вещи, типа книг или дисков. Странный какой-то, мама его тряпкой погнала и запретила мне отвечать, если еще раз приедет».
Все это показалось мне странным. Как будто этот следователь собирал сведения от кого угодно. При этом искал что-то конкретное. И теперь втянул в это наших с Любой мам. А ведь у нас только все наладилось…
— Знаешь, вот это уже кажется мне очень странным. Этот мужик меня пугает, — призналась Люба, возвращая мне телефон.
— Ты его еще не видела! Может, он совсем не страшный, — попыталась пошутить я.
— Меня пугают его действия. Делу уже сколько лет. К чему его ворошить?
Я проводила взглядом летящую против ветра чайку.
— Неужели тебе не хочется, чтобы убийца наших родных получил по заслугам?
Люба не ответила. Пожала плечами, сжала губы и махнула рукой. Мы еще немного посидели и направились по домам. Нужно было много чего обдумать.
***
Как же я ошибалась, когда считала Жабу своей главной угрозой в школе. Когда я возвращалась из женского туалета в кабинет, уже близилось время начала урока, коридоры были почти пусты. Из-за поворота мне навстречу вышла компания гогочущих парней и остановилась, едва завидев меня.
— Вы поглядите, что за крошка, — сказал один из них. Узнать голос оказалось нетрудно, это он звонил мне недавно. — Ходи, оглядывайся, девочка. Нажаловалась папочке и думаешь, это сойдет тебе с рук?
— Он мне не отец. И нечего меня запугивать.
На самом деле я очень боялась. Их пятеро, а я одна. Если решат подкараулить на улице, мне от них не уйти.
Я обошла их и направилась в класс.
— Посмотрим, быстро ли ты бегаешь! — Крикнули мне в спину, но я быстро закрыла за собой дверь. Не хватало, чтобы Сережа опять услышал. Хотя было бы неплохо попросить его проводить меня до дома.
Следующие дня два я только и делала, что оглядывалась. Любой прохожий казался мне преследователем, любой поворот таил в себе угрозу. Сколько бы я ни убеждала себя в обратном. Когда вечером Слава предложил прогуляться до магазина, мне пришлось уговаривать его остаться сегодня дома. Мне было так тревожно, что в какой-то момент даже мама не выдержала и дала мне успокоительное. Но на их вопросы я отвечала кратко — пугает грядущее сочинение, только и всего.
Забавно, как легко взрослые верят тебе в одном случае и как быстро раскрывают ложь в другом. Например, мою маму никогда нельзя было обмануть, сказав про плохое самочувствие. Но всегда любое плохое настроение или тревогу я могу спокойно приписать контрольным или экзаменам, и расспрашивать про это дальше не будут.
Забавно еще и то, что любой факт, начинающийся с этого самого «забавно», можно легко заменить на «печально», и смысл не изменится.
Но на третий день случилось нечто удивительное. В кабинете географии, когда наш урок подошел к концу и мы принялись складывать контурные карты и учебники, в кабинет вошел Никита. Игнорируя гневные выпады Ираиды, он продолжил идти прямо к моей парте.
— Я хотел… хотел… — Слова давались ему тяжело, губы то и дело презрительно поджимались. — Хотел извиниться. Ничего между нами не было, я все выдумал. И хотел извиниться.
Весь его класс, казалось, максимально набился в дверной проем, чтобы это увидеть. Что уж говорить про наших, которые так и обомлели.
— Ну, продолжай, — я решила подумать, как бы на моем месте ответила Люба. — Ты хотел, но не извинился.
Со стороны наших мальчиков раздалось поддерживающее улюлюканье. Челюсть Никиты так и сжалась от злости. Было приятно наблюдать, как напрягаются все его лицевые мышцы, чтобы произнести ненавистные для него слова.
— Прости меня. Пожалуйста.
Мне кажется, Люба заставила бы его повторить какими-то такими словами: «Что? Повтори, а то я не расслышала». Но это было совсем уж не по мне. Все-таки я христианка, как можно отказать в такой просьбе, пусть и не искренней.
— Я прощаю тебя. Слышишь? Прощаю. Только скажи своим дружкам не трогать меня, ладно? Твой Сиплый тут недавно угрожать мне начал.
Казалось, он был удивлен. Этот парнишка явно лишь пытался подмазаться к Никите, и вряд ли добивался обильного внимания. Так, был шутом во время вечеринок.
— Конечно, я поговорю с ним. Они тебя не тронут.
Я собрала вещи и торжествующе вышла из кабинета. Наконец, эта эпопея закончилась. Зато началась другая. Позади меня шел Никита, он хотел что-то сказать, но каждый раз толпа мешала. И едва мы вышли, как меня за руку схватила Люба и оттащила в сторону. Сережа за нами не пошел.
Ее подружки тоже подошли. Все говорили, что это было очень круто и интересовались, как мне удалось заставить его извиниться.
— Я ничего не делала. Даже не думала, что он извинится. Просто мой отчим узнал и, видимо, хорошо поговорил с его родителями.
— Да уж, «хорошо» поговорил, — с завистью сказала Вика. Порой она так сильно красилась, что казалась мне на десять лет старше. — Мне бы такого. А то только пьет и футбол смотрит, никакой защиты.
— Вика! — Осадила ее Надя, высокая светловолосая девушка, которую я до сих пор считала самой красивой среди наших классов. — Нельзя так говорить!
— Да ладно тебе. Просто сказала. Не пристает — уже хорошо, конечно, но было бы еще лучше, если б что-то полезное делал.
Люба закатила глаза и махнула на них рукой.
— Все равно как-то быстро Никита сдулся. Неужели папочка наругал по попе? — Высказала она мои опасения вслух.
Как бы я ни радовалась тому, что за меня заступился кто-то вроде временно исполняющего отеческие обязанности, все же такие извинения казались мне странными.
— Может, его отец сильно уважает Славу? — Предположила я. Люба пожала плечами, но все в ней говорило, что это объяснение ее не устроило.
— Или боится, — добавила Вика в шутку.
Я не знала его хорошо, но надеялась, что такое он не практикует. Хотя и мама ведь странно вела себя при нем… Нет, это все глупости. Тогда она психовала, а до этого все было нормально. Да и сейчас вновь стало по-прежнему. По утрам перед работой целовала его в щеку, возобновила нашу чайную церемонию и сама на ней подавала всем чай. Да, за ручки не держались, но они ведь и не подростки, чтобы таким заниматься.
— Нет, — я решительно покачала головой. — Слава так проблемы не решает.
Разговор прервал школьный звонок. Я попрощалась и рванула к следующему кабинету.
Ни по истории, ни биологии, ни по географии, ни по каким другим предметам нам ничего не задали, кроме как по алгебре с геометрией. Жаба встала в позу, мол, ее не интересует, что в середине следующей недели у нас будет итоговое сочинение.
Зато мы все тряслись. Это стало единственной темой для разговора между нами, девочками. Мы перебирали произведения или примеры из жизни, которые могли бы помочь в раскрытии тех или иных тем, жаловались друг дружке на несправедливые серьезные темы.
— Да что нам вообще знать о любви? — Жаловалась Вероника, нервно сжимая лямку своего нового фиолетового рюкзака с каким-то аниме рисунком. Ее детские заколочки всегда умиляли меня, хотя многие из-за этого над ней смеялись. Сейчас она заколола свои длинные прядки маленькими заколочками в виде «шарингана» и «бьякугана» из «Наруто». — Как из-за тупости Ромео погубила себя маленькая девочка? Или как Наташа Ростова в «Войне и мире» бегала от одного мужика к другому?
— Напиши про Сакуру и Саске, — предложила Света, близкая подруга Ираиды. Только вот девочки часто ссорились, что не могло радовать. Среди девочек нашего класса Света была самой низкой и при этом самой саркастичной. Некоторые мальчишки называли ее «чихуахуа», мол, такая же маленькая и злая.
— Ой, заткнись. Очень смешно, — скривилась Вероника. — Я до сих пор от этого финала не отошла. Сакура должна была остаться с Наруто…
— Вообще, можно ведь не только из русской литературы приводить примеры, — быстро перевела тему Ираида, пока Веронику совсем не понесло. О своих любимых сериалах та могла говорить бесконечно долго. Я как-то попалась в ее ловушку, пришлось весь урок информатики выслушивать про какие-то корейские дорамы. — В любви можно привести пример Элизабет и Дарси из «Гордости и предубеждения».
— А ненависть где? — Спросила Марина, самая спортивная среди нас. Она редко посещала занятия, так как постоянно разъезжала по разным танцевальным соревнованиям.
— Ну… Может, мистер Беннет, — вставила и я свое слово, когда многие пожали плечами. — Хотя это не говорится напрямую, но, мне кажется, он старался быть как можно дальше от миссис Беннет и всячески выказывал презрение. Типа, он же часто осаждал ее своими высокопарностями.
— Притянуто за уши, — возразила Света.
Так мы и спорили все перемены. Одни только мальчишки оставались в стороне, будто это их вовсе не касалось. Иногда мне становилось жаль, что я не могу относиться ко всему так же спокойно. Понятное дело, почему это не тревожило Сережу. Когда у тебя есть заботы с младшими братьями и сестрой, за которыми ухаживаешь в основном ты, школьные дела уже не кажутся катастрофой. Но у Влада, например, таких проблем не было — младший сын в семье образованных родителей, не курит, на вечеринках, если и пьет, то напивается сильнее всех. Его родителям будто бы все равно на его оценки и школьные успехи. Только и слышно от него про прохождение очередной игры, особенно про ассасинов.
А я так не могла. Если я плохо напишу это сочинение, то мама мне этого никогда не простит. Если и не выгонит из дома — потому что формально он Славин — то разговаривать точно перестанет. В голове постоянно мелькали картинки, как я, одинокая и покинутая, сижу под дверью их спальни, как котенок, и жду ее прощения. Такие мысли часто начинали меня преследовать перед сном, живот сразу сводила тяжелая боль, я много крутилась перед сном. И после мне снились кошмары, в основном, про то, как мама от меня отрекается и выкидывает на мороз.
В день сочинения меня ужасно воротило от одного вида еды. С утра мама приготовила бутерброды с маслом и сыром. Я только пила чай, пока меня буквально упрашивали что-нибудь съесть.
— Ты должна позавтракать! — Говорил Слава. Казалось, будто ему не все равно. Обычно в это время он уже шел к машине, но сейчас он задержался ради меня. — Ты же в обморок рухнешь прям перед бланком. И тогда все будет зря!
Я судорожно кивнула.
Мама взяла меня за руку. Вот теперь я удивилась. Ей тоже было будто бы не все равно именно на меня.
— Солнышко мое, не волнуйся так. Ты все знаешь, все напишешь. Но если не поешь, то просто не сосредоточишься.
Я заставила себя проглотить целый бутерброд, хотя на глаза наворачивались слезы. Мне хотелось, чтобы так было всегда — я, мама и папа, оба переживают за меня, а не за какие-то там оценки, оба любят меня, поддерживают и помогают. Только нужно не только перед экзаменами. Да и отчим — не папа.
— Пойдем, я подброшу тебя до школы, — предложил Сережа, когда я закончила.
В машине он включил радио и обогрев. Дрожала я, правда не от холода.
— Ты разве не опаздываешь на работу? — Спросила я, не заметив, как перешла на «ты».
— Пфф, я начальник. Когда прихожу, тогда и начинается рабочий день. Это, как говорится, остальные рано пришли, — улыбнулся он мне.
Это было невероятно приятно. На душе вдруг стало так тепло, я даже перестала дрожать. Мама не провожала меня даже на экзамены в девятом классе, а тут тратят время, чтобы довести меня до школы. Я закрыла глаза и представила, что Слава мой настоящий папа, что моя заветная детская мечта сбылась. Правда, пришлось вспомнить о том, что тогда у меня есть еще два старших брата, но это ничего. Так даже лучше. Довольно одиноко, когда вы с мамой остаетесь одни, а три новых члена семьи — очень даже неплохо.
Когда мы подъехали к школе, я несколько раз промазала по кнопке ремня.
— Вот и все, — вздохнула я, не решаясь выйти. Перед школой стояла группка моих одноклассников, но я все равно к ним не спешила. Школа была для нас пуста — никакой привычной толпы перед школьными воротами не было.
— Все будет хорошо, — заверил меня Слава и положил руку на плечо. — Мужайся, казак — атаманом будешь.
— Терпи, казак, — поправила я и хмыкнула.
— Разве? Забыл, получается. Вот это старость, представляешь?
Конечно, он ничего не забыл и не перепутал. Просто хотел отвлечь меня.
— Извини, что я так замешкалась с завтраком и тебе пришлось меня везти, — сказала я и уже настроилась выходить.
— Что значит «пришлось»? Я сам захотел тебя отвезти. Это ж событие — дочка сдает первый экзамен! Я вечером еще тортик куплю — ну, просто сказочный. Обалдеешь.
Моя рука на мгновение замерла на дверной ручке. Не поворачиваясь, я поблагодарила и попрощалась, а затем выскочила из машины. Слава помахал мне и уехал.
«Дочка», — крутилась у меня в голове. Будто он прочел мои мысли. Что-то часто люди стали их читать. Может, не такие уж они и сложные? Или, как сказала бы Люба, это очередная моя когнитивная ошибка.
Раньше бы на это я ответила со смехом, но не сомневаясь: «Это не когнитивная ошибка, это я — сплошная ошибка», но не теперь. С этого дня я не ошибка. Я — дочка.
***
Увидев темы, я пришла в ужас. Взглянула на Сережу, сидящего за соседней партой. Он сделал мне удивленную мину, затем улыбнулся и подмигнул. Видимо, его темы напугали не так, как меня.
«Верность и измена» — какая-нибудь Анна Каренина подойдет. «Равнодушие и отзывчивость» — кажется, у нас было похожее сочинение на уроке, когда мы репетировали данное событие. Тогда мою работу назвали лучшей, так что тема даже неплохая. «Цели и средства» — вообще непонятная. Про что тут можно написать? Ладно, может, что-то и можно, но на это нужно больше времени. Хм… Остались «Смелость и трусость» и «Человек и общество». Если с последним стало понятно сразу — это тема явно мимо, то над смелостью я задумалась.
В голове сплыл один момент, который не позволил бы мне выбрать иную тему. Мне было лет шесть, мы еще жили здесь. Мы с дядей были на лугу, вывели пастись коз. Я бегала, не в меру счастливая, наперегонки с маленьким козленком. Дядя кричал, чтобы я была осторожна. Но что могло случится ясным летним днем на открытом лугу? Мне казалось, что именно здесь место для беспечности, поэтому спокойно убегала от дяди вслед за беспечным козленком. Как вдруг передо мной промчался конь, огромный гнедой жеребец. Но потом будто передумал, развернулся и помчал на меня. Так страшно мне еще не было. Я замерла на месте, наблюдая, как грациозно и красиво несется на меня эта страшная сила. Козленок был умнее — резко побежал в другую сторону, к своей маме. Помню, чей-то голос вдали, может, даже крик. Или это были мои же мысли? Это плохо отложилось в голове. Но хорошо запомнилось другое. Дядя повалил меня, накрыл собой. Из-под его руки я видела, как конь встал на дыбы, лязгнул его в плечо, заржал и умчался прочь. Или его согнал его хозяин. Это тоже смутно осталось в памяти. Но то, как дядя накрыл меня собой плотно засело в голове. Я даже помню горьковато-древесный запах, исходивший от его одежды. После этого ему пришлось забинтовать почти полтела — плечо и пара ребер были сломаны, врачи даже удивились, как они не задели сердце. Удивительный поступок и поразительная любовь. Когда я плакала и просила у него прощения, он только смеялся и говорил, что предупреждал об опасности, и впредь я всегда должна слушаться страших, но он ни о чем не жалеет. Он говорил, что главное — моя жизнь. Говорил, что я — самое ценное для него.
А ведь он так и не оправился до самой гибели. Все еще ходил криво, все еще страдал от боли в районе сердца. И долгое время мне казалось, что я виновата в его гибели. Что если бы не тот случай с конем, то он был бы в хорошей форме и не дал бы себя убить. Не знаю, насколько это так. Просто однажды, почти сразу как мы переехали в город, зашла в маленькую церквушку возле школы и так разрыдалась, что бедная свечница больше часа проводила со мной сеанс психотерапии. Она тогда сказала: «Ты виновата в этом настолько же, насколько виновны бабка с дедкой в том, что не уследили за Колобком». Некоторые вещи просто случаются, и мы не можем знать, что было бы, если б что-то пошло иначе. Это просто не в наших силах.
Конечно, я не описывала в сочинении ничего, кроме конкретного случая с конем. Попыталась описать настолько красочно и детально, будто это случилось только что. Перечитала, подправила ошибки, но потом вдруг ужаснулась. Я же не знаю, что писать в трусости! Мой взгляд метнулся к часам. О, ужас! Прошел почти час.
Я оглянулась на ребят. Все склонились над листами и что-то быстро писали. Сережа тоже внимательно работал над сочинением. Никто не сидел, как я, и не паниковал. Руки тут же принялись дрожать. Нужно ли сменить тему? Выбрать другую? В чистовик я еще ничего не вносила, и время есть. Только идей никаких… Тем более я уже так красиво все описала.
Все, кроме трусости. Кого бы мне ни удалось вспомнить, все никак не сходились по смыслу с первой «храброй» частью. А ведь смысловая линия крайне важна для сочинения. Нельзя же написать, что храбрый хороший только потому что храбрый, а вот трусливый — плохой, потому что он не храбрый. Бред же! Хотя на самом деле я понимала, что даже такую мысль смог бы донести кто-то более талантливый, нежели я.
Мое место было на последней парте у стены, нас рассаживали учителя строго по списку. Так что и в окно посмотреть я не могла — все время натыкалась на пишущих ребят и начинала волноваться. Вдох-выдох. Вдох-выдох! О, НЕТ! Кто-то уже переносил сочинение на чистовик! Время показывало, что прошло полтора часа, не мудрено!
Я попыталась глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. Решение проблемы не представлялось чем-то легким. Но, поднатужив свои нервные окончания, я сумела добиться того самого яркого, почти шокового озарения.
Онегин! Как же я не любила этого напыщенного пижона, испортившего жизнь стольким людям. Да, принято винить Ольгу за легкомыслие, ведь где это видано, чтобы женщина хоть где-то была невиновна. И раньше я тоже ее винила в том, что она быстро забыла Ленского. Но откуда мы знаем, что она чувствовала и как переживала? Она лишь отвечала на ухаживания Онегина, который умел быть обольстительным, когда хотел. Гордыня и баловство толкнули Евгения оскорбить друга, а добавившаяся к ним трусость не позволила закончить дуэль мирно. Ведь тогда про него стали бы пускать слухи, тогда бы он перестал быть таким замечательным в глазах других людей. Он струсил спасти друга ценой своей пресловутой чести, что явно контрастировало с поступком дяди, рискнувшим своей жизнью ради меня. Это я сделала своим главным тезисом.
После того, как я несколько раз перечитала сочинение и перепроверила ошибки, в том числе и логические, настало время переносить все в чистовик. Многие одноклассники к этому времени уже сдали свои работы. Но до конца экзамена оставалось еще полтора часа, так что я особо не переживала.
Вышла я предпоследняя. Зато в работе была уверена. Каким же усталым, должно быть взглядом, я провожала Сережу, когда он все написал еще два часа назад! Узнать бы у него, как он написал. Забрав телефон, я направилась к выходу, но тут, к моему удивлению, меня с ног сбила Люба.
— КАК ТЫ НАПИСАЛА? — Прокричала она мне на ухо. — Я выбрала про равнодушие, а теперь думаю — не дура ли? У нас почти все это выбрали, а, значит, это простая тема. Я теперь волнуюсь! ВОЛНУЮСЬ! Вдруг я опозорюсь на самой простой теме? Какой ужас — какой ужас!
Она принялась ходить по холлу школы прямо напротив дверей в гардеробную, где другие наши однокашники ожидали друзей.
— Думаю, нужно успокоиться! — Люба коснулась висков, помассировала их и стряхнула руки. — Все хорошо! Мы все сдадим! Это же как шторы, верно? На шторы же мы сдавали, так и тут сдадим, что страшного, верно?
Очень странно, но я сейчас была абсолютно спокойна. С улыбкой наблюдала, как подруга носится из одного конца в другой, абсолютно уверенная в том, что у нее все будет хорошо. Это я ей и прокричала, когда поймала проходящую мимо за плечи.
— А ЧТО НАПИСАЛА ТЫ?
— Девочки, вы ненормальные? — Вышла из комнаты Женя и покрутила пальцем у виска. — Другие еще пишут сочинения.
— Они на другом конце школы, отвянь, Косолапая, — ответила ей Люба и хотела замахнуться на нее балеткой, когда та отвернулась. Но я вовремя ее остановила.
— Мировой психолог, — заметила я, за что она наградила меня яростным взглядом. — Хорошо-хорошо, я отвечу, ласковая ты моя. Я выбрала тему «Смелость и трусость».
Люба посмотрела на меня, как на врага народа.
— Сложная тема… Наверное, только самые умные ребята решились ее взять.
— Так, не загоняйся! — Приказным тоном сказала я. — Ты умная, начитанная. Уверена, ты все написала на отлично.
Она хотела уже что-то ответить мне, но тут мне пришло несколько сообщений — выходя из аудитории, я включила звук на телефоне. Они приходили один за другим, и я никак не могла их проигнорировать.
— Спам? — Встревожилась Люба.
Я покачала головой. Это были сообщения от Сережи.
«Срочно».
«Пожалуйста, ответить мне».
«Ответь, как придешь с сочинения».
«Пожалуйста, позвони, как освободишься».
«Если просто не читаешь, тебе же хуже».
«Отвечай».
«Отвечай!».
И еще несколько в таком же духе. Мы переглянулись, и я тут же набрала его номер. Судя по его голосу, он бежал:
— Извини, надеюсь, ты выключила звук на экзамене, — тут же, задыхаясь, выпалил он.
— Что с тобой? У тебя все хорошо? — Спросила я. Люба прижалась ухом к телефону.
— Да. Да, если можно так сказать. Я тут такое узнал… Короче, бегу к школе, расскажу лично. Но это срочно.
— Да что такого могло случится за пару часов? — Меня действительно начинала пугать эта ситуация.
— Это касается твоего дяди.