Живодёр- 1 часть

 Сначала маленький дисклаймер: сюжет не совсем мой, он уже эксплуатировался поклонниками Конан-Дойла, и в его основе участие самого мэтра в одном из расследований в реальной жизни. Конечно. я не следую канону - скорее просто пользуюсь идеей, но. предупреждая возможные упрёки. хочу об этом предупредить.


Когда жена младше вас тридцатью годами, это уже бедствие. Если она при этом умна, неприятность превращается в катастрофу. Но если при этом в семье царит ревность, причём ревнуете не вы её, что ещё было бы туда-сюда понятно, а она  вас - вот тогда триста шестьдесят пять дней в году, а по високосным триста шестьдесят шесть,  вы возносите благодарность господу Богу за то, что вы ещё живы и не сошли с ума. Например, я возвращаюсь после обхода пациентов. Полагаете, меня ожидает дома горячий обед? Ничуть ни бывало.
-  Смотри, какая прелесть, Джек! -  с порога тащит она меня к столу. -  Это я сфотографировала странгуляционную борозду удавленного насильно. Сама!Вот этими вот руками.Проявила, закрепила, высушила, и ты только посмотри, как...
-  Дорогая, - растерянно бормочу я. - Но я бы хотел сначала...
- Во-первых, -  её палец уставляется мне точно в переносицу. -  Не зови меня "дорогая" - знаешь же, что я этого не терплю, я же не ювелирная безделушка, чтобы быть дорогой или дешевой. - Во-вторых, я не успела снова разогреть тебе бифштекс, потому что ждала тебя гораздо раньше, и Мэри  разогревала, но  он уже остыл, а Мэри я отпустила.  А в-третьих, хотела бы я знать, где и с кем ты так задержался?
- Ну,  видишь ли, у супруги майора Скотти...
- Ах, у супруги майора Скотти?  Интересно, что ты там делал столько времени? Полостную операцию?
-  Ну , нет. Я, собственно, всего лишь  делал ей перевязку...
- Какого места? Руки? Ноги?
- Н-нет, доро... Прости,  я хотел сказать, что это был нарыв в паху.
-Где-где???!!!
Сами понимаете, что после всего этого вопрос о бифштексе безнадёжно отодвигается на задний план, и, чтобы хоть как-то спасти положение и восстановить мир в доме, я вынужден разглядывать отвратительную и по содержанию, и, что уж греха таить, по исполнению неаппетитную фотографию.
Однако , первого мая 19** года обычный порядок вещей был грубо нарушен. Я вернулся около семи  часов, и Рона  - такое своеобразное имя  у моей жены -  открыла мне дверь с явными следами слёз на лице. Должен признаться, я был напуган. Рона прежде никогда не плакала по пустякам, да даже и  позже,  когда,  заболев краснухой, потеряла из-за этого нашего нерождённого первенца, вместо слёз я услышал от неё лишь слова утешения и надежды. Но сегодня, судя по бровям и распухшему носу, она предавалась этому занятию не меньше часа.
-  Что случилось? -  с порога спросил я, ещё не успев положить трость и снять шляпу.
-  Я получила телеграмму от доктора Дегара из Сассекса, -  тихим и всё ещё прерывающимся голосом сказала она. - Ты же помнишь Дегара, Джон? Он не склонен к панике. Но он пишет, что папа при смерти, Мы должны немедленно ехать, Джон.
Трость выпала из моих рук. Отец Роны одновременно являлся моим старинным и самым дорогим другом Шерлоком Холмсом, но он писал мне недели две назад, и с ним, кажется, было всё в порядке.
- Что же случилось? -  спросил я, ища рукой, за что бы ухватиться -  такой сногсшибательной показалась мне весть.
- Он сильно простыл и слёг с бронхитом.  А два дня назад стало совсем плохо. Дегар даже высказывает опасения, что ... - она не договорила.
- Я немедленно иду за билетами, - сказал я решительно. -  Уложи вещи.
В трудное время мужчина должен брать на себя ответственность за семью, и, слава Богу, моя жена понимает это.
Ночь прошла в дороге:  поездом до Хоршема, оттуда кружным путем в Фулворт и тряским дилижансом до самого Чаячьего мыса,  где удалившийся от дел Шерлок Холмс проводил свои дни в "родовом гнезде" -  усадьбе Сэмплиеров, небольшом белёном домике с верандой и узкой круглой башней, окружённом яблоневым садом, порядком запущенным, и луговыми угодьями, занятыми под пчелиное пастбище. Простые добротные ульи виднелись тут и там ещё с подъездной дороги.
Солнце только-только показалось над горизонтом, и вершины холмов окрасились нежно-розовым цветом, а у их подножья всё ещё царили сумерки и длинные тени, когда мы ступили в белую пыль дороги, а дилижанс покатился прочь, скоро скрывшись за облаком этой самой пыли.
Я бывал в гостях у Холмса и прежде и заново узнавал вымощенную жёлтым кирпичом дорожку, разбитые песочные часы, кусты сирени и, конечно, яблони - суковатые, старые, обступающие дом, давящие его, но сейчас удивительно прекрасные в белом и розовом цвету . Главная примета усадьбы на Чаячьем мысу, эти яблони помнили Шерлока Холмса нескладным мальчиком и пускающим пузыри младенцем. Да что там! На верёвке, протянутой между их ветвями, когда-то, возможно, даже сушились мокрые пелёнки и знаменитого сыщика, и нынешнего шефа разведки "Шахматного Министра" Майкрофта Холмса, старшего брата моего знаменитого друга.
Слава Богу, никаких признаков траура при взгляде на усадьбу я не заметил: чисто вымытые окошки не были скрыты ставнями, из одного из них, неплотно закрытого, пузырём выбивалась белая кисейная занавеска, на подоконнике цвели фиалки.
- Все ещё, должно быть, спят, -проговорил я.
-Не все, -покачала головой Рона, указывая на цепочку мокрых капель, тянущуюся от колодца к чёрному ходу. -  Кто-то уже встал и сходил за водой.
Мы прошли по жёлтой кирпичной дорожке к низкому крыльцу чёрного хода и увидели, что дверь не заперта, а  скуластая девчонка лет десяти-одиннадцати в застиранном платьице, подоткнув подол, моет лестницу.
Я кашлянул, чтобы обратить на себя внимание, но ещё не успел и слова сказать, как это пигалица выпрямилась и, уперев руки в боки, напористо заговорила:
-  Если вы из этой проклятой адвокатской конторы, то имейте в виду, господин Сэмплиер отступного не возьмёт, а коли вы будете настаивать, то он велел отвязать собаку. Она сидит на цепи с той стороны дома.
- Но мы вовсе не из адвокатской конторы, -  возразил я, почувствовав некоторое облегчение -  едва ли человек, даже такой отчаянный, как Холмс, станет на смертном одре  отягчать свою душу, натравливая собак на ближнего своего. Скорее всего, дела его не так уж плохи, как написал доктор Дегар в своей телеграмме.
-  Мы из Лондона, - объяснила между тем Рона -  Получили телеграмму о болезни мистер Холмса и поспешили приехать. Это его друг, доктор Уотсон. А я - миссис Уотсон - дочь мистера Холмса.
Несмотря на предельно ясное объяснение, девчонка, похоже, всё-таки запуталась слегка в нашем родстве -  во всяком случае, напористость на её лице сменилась выражением замешательства.
-  Ну, проходите, коли так, - наконец, пробормотала она, отступая. -  Да не поскользнитесь, лестница мокрая.
-  Вы очень любезны, - сказал я.
После улицы в доме казалось темно -  поломойка не сочла нужным проводить нас, и нам пришлось остановиться, чтобы сориентироваться.
Холл, обитый деревом, имел небольшие размеры и форму правильного квадрата с дверями по всем четырем стенам. Через одну из них мы зашли небольшим узким коридором с ответвлением в кухню и к службам, другая - противоположная -  являлась, собственно, парадным ходом и вела на крыльцо, выходящее,в свою очередь, прямо на центральную аллею, две другие двери вели в два крыла : жилое с гостиной , тремя спальнями, столовой и верандой ; и нежилое, где помещались библиотека, оружейная, бывшая детская, волею судеб порой тоже превращаемая в спальню, кабинет, которого Холмс избегал, и в котором никогда не работал, предпочитая библиотеку, и ещё одна комната - со слов Холмса, "запертая комната синей бороды" - бывшая спальня его родителей, где когда-то давно, когда Холмс был ещё ребёнком, разыгралась трагедия, наложившая печать на всю его жизнь. Эта дверь стояла запертой, и я даже никогда не видел, что там внутри.
Обстановка всех перечисленных помещений была строго функциональной,без роскошества, разве что в оружейной ещё со старых времён сохранились длинноворсые персидские ковры, эффектно оттеняющие сдержанный блеск синеватой стали и золотой чеканки развешеного на стене оружия.
- Сюда, - тронул я нужную дверь. - Идём.
Я повернул ручку, и мы оказались прямо в столовой, залитой солнцем, с дубовым столом под песочного цвета скатертью, на которой неторопливо и обстоятельно сервировала завтрак пожилая кудреватая немка с голубыми навыкате глазами  - я её немного знал и поспешил поздороваться, с отвратительным, надо полагать, акцентом произнеся:
- Гутэн морген, Марта.
- Ах! - фрау Готлиб -так её звали -  чуть не выронила чашку из рук. -  Коспотин токтор, вы меня напукали!
-  Марта, -  нетерпеливо спросил я. -  Скажите, Бога ради, что с мистером Холмсом? Я получил телеграмму от доктора Дегара...
-  Не ты получил, а я получила, -  немедленно перебила Рона, стремящаяся к точности даже в мелочах.
Фрау Готлиб не успела ничего ответить, ибо на веранде, куда вела из столовой застеклённая матовым стеклом дверь, что-то стукнуло, и послышался хриплый голос, перемежающейся кашлем:
-  Пусть они пройдут сюда,  Марта, пустите их.
- Прохотите, - повела рукой в приглашающем   жесте фрау Готлиб. -  Он фас софёт.
Шерлок Холмс выглядел живописно:  живя в глуши провинции, он оставил привычку коротко остригать непослушные волосы, постоянно норовящие падать ему на глаза, несмотря на бриолин, и отпустил их до плеч, что в сочетании с худым вытянутым лицом производило эффект неожиданной импозанности - тем более,  что отдельные пряди густо тронула седина, тогда как другие оставались антрацитово -чёрными. Сейчас вся эта грива цвета соли с перцем разметалась по подушке, почти полностью закрыв её. Холмс лежал в постели, широкой, как площадь Пикадили , облачённый в шёлковую пижаму цвета густого чая. Его лицо, никогда не отличавшееся румянцем, было бледно до синевы, губы совсем исчезли, сравнявшись цветом с кожей, а щеки ввалились так, словно были склеены изнутри. При этом его ногти оставались безупречны, а лёгкая неровность щёк свидетельствовала лишь о том, что с момента последнего бритья прошло часов десять -  усы и борода у Холмса отрастали моментально, порой приводя хозяина в раздражение необходимостью бриться два раза в день.
- Неважно выглядите, -  без обиняков сказал я. -  Но на умирающего не похожи. Здравствуйте Холмс!
Он сжал протянутую руку с силой, лишний раз подтверждающей, что смертный час его не так близок, как опасался Дегар.
- Значит,  это мой лекарь так перепугал вас, что вы оба сорвались из Лондона, не медля ни минуты?-  в уголках его глаз мелькнула знакомая насмешка. -  Ну, ничего. Нет худа без добра. Теперь вы мои пленники и погостите здесь не меньше двух недель. Такова воля умирающего, -  и он рассмеялся, но тут же закашлялся, схватившись за бок и весь перекосившись от боли.
- Так это никакая не простуда? -  резко спросила моя жена, о которой я на мгновение забыл. -  Похоже, у тебя рёбра сломаны. Каких это адвокатов ты ожидал с утра пораньше? И за что они должны предложить тебе отступного?
Холмс поднял брови с выражением весёлого изумления:
-  Сыщик в юбке в действии?  Это у Марты Готлиб такой длинный язык? Впрочем, конечно, нет. Это, должно быть, Джуди...
-  Ты нам зубы, пожалуйста, не заговаривай, - строго сказала дочь. - Говори сейчас же, что с тобой случилось?  Джон чуть не поседел за ночь, а я выплакал все глаза.
Пожалуй,  это было  некоторым преувеличением, но женщины вообще склонны преувеличивать.
Со вздохом покорности - неглубоким, впрочем, ибо он явно опасался вдыхать глубоко -  Холмс расстегнул пижамную куртку, и мы увидели широкую циркулярную повязку вокруг его груди с расплывшимся на ней кровавым пятном.
-Что это?!
- Поменьше трагизма, Уотсон. Я всё расскажу за завтраком, если вы поможете мне перебраться вон в то  кресло на колёсах -  удобная вещь, когда тебе не разрешают вставать.
Только теперь я увидел лёгкую инвалидную коляску, стоящую недалеко от постели.
- Я ждал вас и просил Марту подать к завтраку что-нибудь повкуснее, - сказал Холмс. -  Так и знал, что Дегар не утерпит и вызовет вас. Рана пустяковая, но крови, по правде говоря, вытекло многовато -  вот он  и перепугался.
- Уж вижу, что  многовато, -  вздохнул я. - Вы белее бумаги. Но от чего вы здесь, на веранде? Вам не холодно было ночью?
-  Ничуть. Воздуху здесь больше. К тому же, в моей комнате был пожар
- Пожар?!
- Вы разве не слышали, Уотсон? Я обещал всё рассказать за завтраком. Да, с вашего позволения я не стану переодеваться - процедура довольно мучительная, а вы всё-таки свои люди.
- Конечно. Но когда это с вами случилось?
-  Позапрошлой ночью. Но помогите же мне перебраться на эту дьявольскую колесницу!
Я помог ему, а потом мы с Роной отправились в предоставленные нам комнаты, чтобы умыться с дороги и переодеться.
Когда я снова вышел в столовую, на столе уже исходила паром тушёная в травах курица, а Холмс рассматривал на свет бутылку вина. Минуту спустя появилась и Рона. И я чуть не заскрежетал зубами: она опять облачилась в свой эмансипе-брючный костюм со свитером, превращающий внешне привлекательную молодую даму в мальчика-подростка, особенно если прямые длинные волосы,такие же непослушные, как у Холмса, небрежно заталкивались под кепку.
Холмс на костюм отреагировал сдержано - снова чуть шевельнул бровями и осведомился:
- Ты и в Лондоне так ходишь?
-  По временам, - ответила моя супруга и уселась за стол, проигнорировав мою попытку подать ей стул так, как это принято.
Курица оказалась восхитительной -  мы с Роной воздали ей должное, и даже Холмс кое-как проглотил кусок.
-  Всё своё, - похвастался он,  угощая нас. -  Кур держит Марта, вино делаю сам, мёд - с  пасеки. Вот разве что чай привозной, здесь не растёт, но мята и смородина в нём - местные.
Он снова закашлялся.
- Папа, может быть, к делу?-  осторожно спросил Рона.
-Хорошо. Налей мне вина, пожалуйста, -  Холмс, как и его дочь, не слишком церемонился.  Рона покорно наполнила его бокал. 
- Ну, так , - Холмс отпил небольшой глоток и принялся яростно теребить в пальцах мочку  собственного уха. - Начать придётся издалека. Вы, Уотсон, уже знаете кое-кого из моих соседей и представляете себе, как сильны здесь обывательские традиции -  я уж не говорю о деревне.
Так вот, около полугода назад здесь появилась семья, вызвавшая пересуды небывалые:  судите сами, он -египтянин,жрец, или как там они называются, храма Анубиса , вынужден был эмигрировать из-за какого-то локального конфликта у себя на родине, в котором сыграл не последнюю роль. Честно говоря, слышать это странно, потому что человек он тишайший. В жёны же взял англичанку и носит теперь её фамилию: Покет. Миссис Покет подстать своему супругу: тихая, молчаливая, очень вежливая.  Им обоим лет по шестьдесят. У них сын -  единственный и не слишком здоровый физически -  по имени Эхтар, худой, бледный, очень близорукий. Он учился в Лондоне на юриста, но не смог найти работу и приехал помогать родителям по хозяйству. Ему двадцать четыре года, но выглядит едва на двадцать.  Настоящий египтянин  - узкобёдрый,  высокий, сухощавый, с маленькими ступнями и волосами цвета ореха. Нечего и говорить, что в нашем захолустье вся семья моментально попала в немилость. Во-первых, чужаки, что уже преступление. Во-вторых, образованы. В-третьих, к общению не стремятся, в церковь не ходят,  и, в-четвёртых, любые насмешки и вызовы встречают с истинным достоинством  - это уж совсем никуда не годится. Всё равно, что красная тряпка быку.  Кстати, по части насмешек и вызовов больше всех усердствует местная крупная фигура  полковник Роджер Милуок. Он из местных, выслужился из рядовых, что не часто встретишь, и его родня - весьма многочисленная - вся малость пониже полётом. Родственники его боготворят,  потому что он их щедро прикармливает  и, по его собственному выражению, " не чванится".
- И много этих родственников? -  спросила Рона, слушавшая очень внимательно.
- Две большие семьи. Пасечник Рид Милуок с семьей и Говард Дуг, он держит большую ферму в трёх милях отсюда и торгует мясом. Последний полковнику особенно обязан: у него непутёвый сын, чуть не попавший в тюрьму за кражу. Полковнику стоило немалых денег замять дело. Вообще, у этого Дуга четверо сыновей, каждый из которых стоит прочих.  А у Милуока сын и дочь.
Жёны того и другого простые необразованные женщины.
-У Милуока - пасечника?- уточнил я
-Да, полковник вдовец, но живёт вместе с сестрой жены и её детьми.
Я почувствовал, что начинаю путаться во всех этих сыновьях, сёстрах и родственниках, а главное, не мог понять, какова связь между ними и раной Холмса. Но Рона, подперев подбородок, бесстрастно внимала, и я положился на её память на случай, если мне в будущем понадобится консультация. Как и её знаменитый отец, Рона ничего не упускала и ничего не забывала, но была, что я с радостью констатирую, не в пример откровеннее, и я не робел так, обращаясь к ней с тем или иным вопросом, как, бывало, когда-то, в начале нашего знакомства, робел перед Холмсом.
-Все перечисленные, кроме, разве что, миссис Кроу-этой самой сестры жены полковника - явно или скрыто были недовольны тем, что Покеты поселились с ними по соседству, - продолжал Холмс, время от времени всё так же прерываемый  кашлем.-Но худшее началось три недели назад, когда некоторым местным дамам стали приходить подмётные письма  самого оскорбительного содержания. Кроме грубых выражений и мерзких намёков, эти письма содержали какой-то псевдоегипетский псевдорелигиозный бред. И, конечно, авторство тотчас было приписано Эхтару Покету.
Сам Эхтар Покет каждый день ездит в Лондон - в поисках работы или по каким-то другим делам. Возвращаться ему приходится по темноте, потому что удобного дилижанса нет, и он долго добирается от станции. Несколько дней назад, возвращаясь, он наткнулся на свежей труп лошади. Несчастному животному вспороли брюхо и выпустили кишки. В то время, как молодой человек стоял над трупом, охваченный возмущением в адрес неизвестного варвара, его заметил сын пасечника, оказавшийся там по дороге с гулянки. Он, естественно, решил, что лошадь зарезал сам Эхтар, и рассказал об этом в деревне. На следующую ночь аналогичная судьба постигла лучшую лошадь самого пасечника, а ещё через ночь-гнедого жеребца викария. В результате у нас тут сформировался маленький ку-клукс-клан, который и наметил на одну из ночей суд Линча. Они вооружились палками, ножами, а кто и огнестрельным  оружием, пришли к дому Покетов и потребовали выдать им Эхтара, не то они подожгут дом. К сожалению, я не знаю всех заговорщиков - было темно, а на лица они, как и полагается наглым, но трусливым громилам, надели мешки с прорезями для глаз.
Эхтар не мог допустить, чтобы дом родителей подожгли-он вышел на крыльцо. В него полетели камни, но первым приступить к решительным действиям каждый из этих мерзавцев боялся. Воспользовавшись мгновением замешательства, Эхтар перепрыгнул через забор и бросился бежать.
- И он просил помощи у вас? - догадался я.
-А что ему, бедному, было  делать? Он счёл меня здравомыслящим человеком и постучал в мою дверь, умоляя  не спрятать его, нет -  он понимал, как это может быть опасно для меня - но хотя бы пропустить его через дом и чёрный ход, чтобы выиграть у погони немного времени. Куда бы я отпустил его?  Камень попал ему в голову, рассёк кожу, он обливался кровью и еле стоял на ногах. Я впустил его в дом, приготовился к обороне и велел Марте, не медля, бежать за полицией. В некоторых случаях лучший выход - дать делу законный ход.
Пока она бегала, мне в окно бросили облитую керосином паклю, и ковёр на полу загорелся. Я рассвирепел, выскочил на крыльцо и пригрозил, что пристрелю, как собаку, первого, кто приблизится к дому ближе, чем на двадцвть шагов. В руках у меня был карабин, этот аргумент сочли существенным. Приблизиться- то они не приблизились, а вот нож кто-то метнул издалека. Дегар сказал, что повреждена плевра, но само лёгкое, слава Богу, всё-таки не задето. Однако, я потерял сознание, и если бы не подоспевшая полиция, моему гостю пришлось бы худо. Но одного из нападавших на нас-сынка Милуока,  Джона - я хорошо разглядел. Он уже был здесь вчера... с адвокатом.
- А адвоката, конечно, нанял полковник?
- Разумеется. Но жалобу я подал и забирать не собираюсь. Кабы дело касалось одного меня, я бы ещё подумал, стоит ли связываться с официальным судопроизводством. Но этот несчастный парень... а главное, его несчастная мать...
-А где он сейчас? - спросила Рона. - В полиции?
- Да, сидит под замком в местном участке. Начато следствие - и посмотрим, как оно обернётся. Ну а я, -он неожиданно улыбнулся озорной улыбкой, -рад приветствовать в усадьбе на Чаячьем мысу столь же дорогих, сколь и редких гостей.
Мы ещё не успели окончить завтрак, как Марта, заглянув в столовую, сообщила, что пришёл доктор Дегар.
Мы были и прежде знакомы с доктором Дегаром, наша первая встреча носила характер более, чем драматический, на почве соперничества за благосклонность Роны, едва не перешедший в трагедию, хотя закончилось все миром и даже чем-то похожим на дружбу. Но я успел запомнить его, как молодого интеллигентного человека совершенно городской внешности, ничуть  не похожего на стереотип сельского врача. Поэтому сейчас был немного удивлён, увидев высокого плечистого мужчину, типичного селянина, да ещё и густо заросшего курчавым волосом. Здесь было представлено всё: усы, борода, баки  - по большому счёту, голого лица совсем не оставалось  на виду, только сверкали из волосатой гущи, как два драгоценных камня, знакомые веселые и  пронзительные глаза.
Рона восхищённо-и бесцеремонно- уставилась на него неотрывным взглядом. Смотрела- смотрела - и внезапно расхохоталась, повергнув меня  и, уж конечно, самого доктора Дегара-в страшное смущение:
- Боже мой, Пьер, какая вопиющая экзотика! Вы, должно быть, с самого моего отъезда не осквернили эту буйную растительность прикосновением презренного металла?
- Детская непосредственность миссис Уотсон, -с улыбкой заметил Холмс, - сродни чернилам каракатицы. Используется для отвлечения внимания или для зондирования почвы.Не попадайтесь на эту удочку, Дегар.
- Здравствуйте, Пьер, - сказал и я, протягивая ему руку, и тут же заметил с укоризной: - Так вот что у вас в Сассексе считается простудой?
- Ну-у, - замялся Дегар. - Телеграмма - открытый вид связи... Но я очень рад, что вы приехали, доктор Уотсон. Поначалу я, сказать по правде, немного струхнул  - такая кровопотеря в уже немолодом возрасте...
- Но-но, - подал голос Холмс.- Преждевременно считать меня старой развалиной , мне пятидесяти нет.
- Меня беспокоит всё-таки то, что у вас, как вы сами сказали, задета  плевра, - сказал я. -  Может быть, мы с доктором осмотрим вас, так сказать, коллегиально?
- Бог мой, на одного меня врачей будет многовато,- слабо запротестовал Холмс.
Но мы с Дегаром воспользовались тем, что пациент восседал по-прежнему в кресле на колёсах, взяли - и покатили его обратно на веранду, где он пока что обустроил себе спальню. Физически сопротивляться бедняга из-за ранения не мог, а вербальные возражение мы не очень-то слушали.
-  Пойду-ка я пока что пройдусь, - в спину нам сказала Рона. - Подышу воздухом.
" И заодно попаду в историю",-  договорил я за неё, уже наученный печальным опытом. Но,  разумеется, не вслух - упаси Боже.
Рана Холмса, к счастью, в самом деле, не представляла большой опасности - он потерял много крови и ослабел, кроме того, нож, действительно, поцарапал чувствительную плевру-- это и вызывало боль и мучительный кашель. Дегар опасался кровотечения позже, когда движения непоседливого пациента растревожат тромб. Я успокоил его тем, что регенерация Холмса прямо-таки волшебная,  и больше стоит опасаться воспаления раны, когда её наружный просвет затянется. Мы совместно приняли кое-какие меры для пресечения этого и оставили, наконец взмолившегося о пощаде Холмса. Должно быть, мы и впрямь малость переусердствовали, потому что, едва мы закончили перевязку, наш пациент тут же заснул.
- Я пойду? - Дегару, похоже, не очень-то хотелось уходить. Я знал, что причина этому - Рона, Дегар хотел дождаться ее возвращения. Я чувствовал ревность, но успокаивал себя тем, что всегда могу напомнить своему некогда сопернику , что выбор между нами сделан и документально закреплён нашим свидетельством о бракосочетании.
-Как вы узнали адрес, чтобы дать телеграмму? - спросил я. - Неужели Холмс сказал?
-Ну что вы!  Он и говорить-то тогда не мог-то и дело впадал в беспамятство. Тем более, что я ввёл ему порядочное количество кодеина, чтобы подавить кашель. Это фрау Готлиб подсказала, куда написать. А вообще-то, сударь, должен вам заметить, что я возмущён всей этой историей до глубины души. Какое-то дикое средневековье! Мистер Холмс совершенно прав в том, что хочет довести дело до конца-историю необходимо прояснить. Не стоит прятать гниль, если уж она завелась.
-Интересно, кого вы понимаете под "гнилью"?-полюбопытствовал я.
-Да уж не этого несчастного африканца! Нашли злодея, ничего не скажешь! Да как бы он мог зарезать этих лошадей впотьмах, коли он после заката фонарей не видит? Он ведь ужасно близорук,  и, как у всех близоруких, у него просто не может не быть куриной слепоты.
- Насколько сильно близорук?
- В его очках стёкла чуть ли ни полдюйма толщиной - за ними даже не видно, есть ли у него глаза. Судите сами!
-Ну, что ж, - рассудительно заметил я, наливая нам по бокалу вина для разговора.-Чужаки всегда  вызывают подозрения...
-  Э, нет, тут дело не только в том, что он чужак, - покачал головой Дегар.
- А в чём же ещё?
-Да в родственнице полковника. Вы, наверное, уже слышали, что у полковника Милуока живёт молодая женщина. Так вот, этот египтянин имел неосторожность благосклонно взглянуть. Ну, а у полковника на этот счёт свой матримониальный план.
- Откуда вы знаете?
- Из самого достоверного источника-от слуг. Я обслуживаю всю округу, и нет ничего естественнее: вы измеряете пульс и давления старику дворецкому, а его супруга стоит рядом и перемывает косточки всем своим хозяевам.
Я засмеялся живости нарисованной Дегаром картины
- Именно-именно, так оно и бывает, -  покивал сельский доктор.
-;Так что же, вы думаете, что полковник нарочно спровоцировал преследование этого Эхтара Покета, чтобы... что? Вынудить его семью или, хотя бы, его самого уехать? Так?
-Так, да не так,-с сомнением проговорил доктор Дегар. - Может быть, полковник кому-то на что-то и намекнул, но убитые лошади - дело другое, тут он ни при чём, я гарантирую. Полковник сам - страстный лошадник. И, однако же, кто-то их убил.
- Скажите, Пьер, как вы полагаете, Холмс мог быть  в курсе матримониальных планов полковника?
- Да. Думаю, да,  -  пожал плечами Дегар.- Всё это не так уж незаметно, а мистер Холмс - человек наблюдательный и разумный.  Он и на три ярда в землю видит.
- Всё же стоило бы обсудить с ним это, - пробормотал я, но тут через открытое окно до меня донеслись голоса и, невольно прислушиваясь к ним, я почувствовал, как закипаю от гнева: кто-то, судя по голосу, молодой и не слишком трезвый, самым бесцеремонным образом пытался навязаться моей жене.
- Здесь вы со скуки помрёте, - слышал я настырный, из-за опьянения немного  неправильный выговор. – а мы бы с вами могли хорошо провести время -только скажите - уж я-то знаю, как порадовать девчонку, особенно по весне, когда кровь играет. В накладе не будете.
Я не выдержал и, оставив Дегара, выскочил на крыльцо. Рона стояла, облокотившись о калитку чёрного хода, и с непонятной - не то насмешливой, не то задумчивой - полуулыбкой взирала на молодого человека лет тридцати с загорелым и, надо признаться, довольно красивым, но порочным лицом, щёгольски, хотя и на сельский лад, разодетого, с  лёгкой обрюзглостью фигуры, выдававшей в своём владельце горячего поклонника пива.
- Это кто же будет, ваш папаша?-спросил он у Роны, дёрнув в мою сторону подбородком.
Рона внимательно посмотрела на меня, словно и впрямь затрудняясь в идентификации, и ровным тоном ответила:
- Нет, это мой муж.
- Как "муж"?-изумился этот тип, совершенно игнорируя моё присутствие. - Да он же совсем старый! А-а, понимаю... Должно быть, у дедули водятся денежки?
- Молодой человек! - мой голос вибрировал от негодования. - Вы позволяете себе...
Сунув язык за щёку так,  что она оттопырилась, он поднял на меня мутный взгляд и тихо угрожающе процедил сквозь зубы:
-Кэ-э-эк дам в лоб!
Только теперь я понял, что пьян молодой человек преизрядно. А он, решив, должно быть, что устрашил меня достаточно, снова повернулся к Роне:
- Своего сморчка вы не бойтесь.
-  на меня тут ни один не тявкнет. К тому же, он должен понимать, что молодой женщине нужно, может быть, то, что он уже и дать-то не в силах-против природы-то не пойдёшь, и годы берут своё. Верно, старичок? - снова обернулся он ко мне, и я едва расслышал его слова - так ревела к тому времени кровь в моих ушных перепонках.
- Верно, -  ответил я тем не менее.- Годы многое забирают. Но кое-что и дают. Например, на ваше счастье, хладнокровие. Ещё умение себя вести, хотя, впрочем, не надеюсь, что с этим время вам поможет.
-Чего? -молодой человек угрожающий качнулся в мою сторону.
-В самом деле, Джон, - вмешалась моя жена. - Как ты сложно говоришь! Мистер Дуг тебя не понял... Мистер Дуг, - любезно разъяснила она. - Джон только сказал, что, в отличие от него, вы - хам и дурак, и мало надежды, что поумнеете к старости. Заметьте, я не согласна с ним... по последнему пункту. Видите ли, я -  оптимистка, и поэтому думаю, что лет пять тюрьмы, вероятно, пошли бы вам на пользу... Пойдём, Джон, -  и, взяв под руку, она настойчиво потянула меня к двери.
-Ах, ты...! - молодой человек, побагровев от гнева, замахнулся на неё, словно хотел ударить. Возможно, он и не хотел этого, но я не мог рисковать...
- Как ты думаешь,-спросила Рона после пары минут  немного напряжённого молчания. - Он сам встанет или ему помочь?
Доктор Дегар выглянул в окно, но ничего не сказал.
- Подождём ещё немного, - решил я. -  Вернёмся только в дом, хорошо? Возможно, это просто алкогольный сон...
-Напрасно ты вмешался, -  вздохнула моя жена, снова занимая свое место в гостиной. - Мы могли познакомиться поближе...
- Я полагаю, -сказал я сухо - У вас немного разные представления о степени допустимой близости знакомства - не хотелось рисковать.
- Ну, и очень глупо, - фыркнула моя языкатая любимая. - Неужели ты допускаешь, что я...
- Я только вижу, что он вполне способен на насилие, -  перебил я. - И  ему всё равно, кто перед ним. Он мог напугать тебя...
- На-пу-гать? -  на этот раз возмущённо перебила она.
-Ну, пусть не напугать. Сделать тебе больно или неприятно. И хватит об этом. Доктор Дегар, простите, Бога ради, за то, что делаем вас невольным свидетелем...
- Ничего, дело-то житейское, -бормотнул наш гость, слегка покраснев
- Ну, нет, это дело совсем не житейское,-немедленно возразила Рона.-  Я говорю о мистере Дуге, как о персонаже предстоящего расследования  -  и только.
- Это какого расследования? - насторожился я.
- Ну, милый Джон, сам посуди: отец болен и не может сейчас  полноценно работать. А мы? Разве мы можем оставить всё как есть? Этот несчастный Покет...
- Стыдно, -  грустно сказал я, - использовать болезнь отца, как удобный случай для реализации собственной авантюрности. Интересно, чем бы ты оправдалась, будь Холмс здоров?
- Ну, нашла бы,  чем , - заявила нежная леди и рассмеялась таким похожим на отцовский весёлым и беззвучным смехом, что, глядя на неё, я и сам не смог удержать улыбки.- И перестань волноваться по каждому поводу, с твоим полнокровие это просто опасно.
- Ну вот, и ты туда же, - обиделся я.- Да , я старше тебя намного, но ведь я предупреждал, и ты знала об этом, когда.
Она, смеясь, прижала пальцы к моим губам, требуя замолчать.
-Ты в самом лучшем для мужчины возрасте, Джон. И я люблю тебя до безумия - так и знай!
- Мне, однако, пора, - спохватился доктор Дегар, поднимаясь с места.Подозреваю, ему было более, чем неловко на нас смотреть, но он старался этого не показывать. - Еще нужно сделать один визит - не хотелось бы, чтобы гроза застала в пути, - он указал в окно.
Действительно, с пролива накатывала медленная сизая клубящаяся туча. Солнце било из-под неё как-то особенно ярко и тревожно, а плавность и стремительность движения завораживали.
- Здесь бывают страшные грозы, -  сказал Дегар.- Бывает, небо с землёй перемешаются так, что начинает казаться, будто сам ад подобрался под окна. А это, к тому же, первая в году, и она предвещает несчастье.
Я подошёл к окну, чтобы посмотреть, да так и замер, не в силах отвести взгляд от клокочущего неба. По нижнему краю тучи свисали чуть заметные лиловые нити - там уже шёл дождь.
Рона встала за моим плечом - я чувствовал, что она тоже смотрит. Доктор Дегар между тем вышел на крыльцо, огляделся, собираясь ступить на жёлтую дорожку, но в этот миг внезапным порывом ветра сорвало с головы его шляпу, и он бросился за ней, чуть не споткнувшись о всё так же безжизненно лежащего на крыльце пьяного Дуга.
Внезапно он остановился, сразу вдруг потеряв к собственной шляпе всякий интерес, и, склонившись, осторожно потрогал пьяного за плечо. Выпрямился с выражением лица, близким к панике и замахал мне руками, призывая спешно присоединиться к нему.
С заколотившимся от дурного предчувствия сердцем я выскочил на крыльцо.
- Он мёртв, - сказал Дегар, тыча пальцем в сторону лежащего тела. - Он вовсе не спит и не в обмороке - он умер. Я дотронулся до него и почувствовал трупное окоченение.
- Ерунда, - сказал я от страха резче, чем нужно.- Он не мог окоченеть так скоро.
-А вы сами потрогайте, - предложил Дегар.
Присев на корточки, я осторожно тронул тело-настоящим окоченением это, пожалуй, нельзя было назвать, но на ощупь ощущалось сразу - ни с чем живым этот предмет ничего общего иметь не может.
- Вот так так! - растерянно пробормотал я. - Это что же получается?  Я что, я его убил?
- Вряд ли это сделал ты, Джон, -;услышал я у себя над ухом какой-то чересчур бесстрастный голос жены. - Посмотри-ка, что у него под животом.
Я за плечо с натугой перевернул мертвеца-он и в самом деле ворочался как деревянный - и мы оба - я и доктор Дегар -ахнули: живот Дуга был распорот от конца грудины до самого лобка, петли кишок потянулись клейкими лентами, облипая травой и дорожной пылью, а кровь, скопившаяся в брюшине, выплеснулась мне на ноги,  как выплёскивается суп из кастрюли.
- Господи! - только и смог я выговорить после повисшей паузы. - Это уму непостижимо!
- Тем хуже для ума, - отрезала Рона.- Придётся постигать .
- Постигать -это само собой, - сказал я, у которого , не смотря на кровавое зрелище, от сердца отлегло. - Но сначала придётся вызвать полицию.