Губители русского театра
На общем собрании гримуборной порешили, что раз весь её состав во втором акте бездельничает, необходимо проводить небольшие банкеты, чтобы скоротать время. Для этого на каждый спектакль назначался дежурный, который обеспечивал праздник.
О том, что в десятой гримёрке во время каждой постановки «Марии Тюдор» проводятся банкеты, вскоре стало известно всем друзьям театра. Порой Шутов, который выходил во втором акте в роли гонца, без слов, возвращаясь, не мог втиснуться в гримёрку, потому что она была переполнена гостями, специально подъезжавшими в театр после антракта, как когда-то до революции, только не на выход любимого актёра, а именно на банкет.
В этот вечер должен был пройти юбилейный, двадцать пятый спектакль, и Гоша хотел порадовать друзей необычными блюдами и напитками. Большинство считает, что коньяк нужно закусывать лимоном или шоколадом. В книгах про аристократов пишут, что к хорошему коньяку лучше всего подходит дорогая сигара. Но Гоша давно убедился в том, что лично для него лучшая закуска к любому коньяку – мармелад. Поэтому он купил две бутылки золотистого «Тетрони» и коробку мармелада-ассорти и, предполагая, что коньяк всё-таки с Кавказа, приготовил бараний шашлык с зеленью и гранатовыми зёрнами.
Кроме банкета и беседы на обычные актёрские темы в этот вечер предстояло обсудить совершенно невероятное событие, произошедшее на недавней премьере. Молодой талантливый актёр, исполнявший одну из главных ролей, не явился на спектакль. Срочные поиски исполнителя не дали результатов, и отдуваться пришлось главному режиссёру, который не знал точного текста и, будучи в шоке, срочно потребовал завтра же устроить собрание труппы. Участники банкета в гримёрке хотели выработать общую позицию.
На банкете высказывались разные мнения по поводу поведения молодого артиста. Кто-то говорил, что «пьянству бой, и пьяных бьют», поднимая бокал с коньяком. Кто-то возражал, что пьют все, главное – знать меру. А Гоша посчитал, что Добрыня Степанов, наверное, гений, потому что только гений может себе позволить не прийти на премьеру, где исполняет главную роль в одном составе. Как было известно Шутову, подобное случилось в истории русского театра лишь однажды, лет сто назад, когда Михаил Чехов, безусловный лидер мировой сцены, ушёл из театра во время спектакля, где играл главную роль.
На следующий день на собрании присутствовала вся труппа, разместившись в репетиционном зале согласно значимости и регалиям. Народные артисты сидели в первых рядах, за ними – заслуженные, потом ведущие, а позади всех – обыкновенные артисты, слово которых не имело принципиального значения. Председателем собрания единогласно была избрана народная артистка Крымова-Заболотная, лауреат всяческих премий и наград и лицо труппы.
Первым выступил директор. Он сказал, что по законам сцены такого артиста, конечно, нужно гнать из театра в три шеи, но есть нюанс: Добрыня играет главные роли в половине репертуара в одном составе. Если отчислить его, то театр окажется в кризисной ситуации минимум на полгода: нужно будет отменить спектакли, на которые билеты уже распроданы, вернуть зрителям деньги, отложить намеченные премьеры и провести вводы на роли, которые до этого играл Степанов. И ещё нужно учесть, что будет большой скандал в прессе, потому что Степанов – любимец зрителей и публика не оставит без внимания увольнение ведущего артиста.
После директора слово взял народный артист по прозвищу Батя, потому что часть работников театра, включая некоторых молодых актёров, были его детьми от разных женщин. Он сказал просто:
– Я служу в театре пятьдесят лет, и в моей практике никогда не было случая, чтобы артист не пришёл играть премьеру. Я в растерянности.
Ему вторила Крымова-Заболотная:
– Меня учили, что уважительной причиной неявки артиста на спектакль может стать только смерть!
Неожиданно в защиту Добрыни выступил заслуженный артист Зиновий Бергман, в прошлом герой-любовник, оставивший след в сердцах зрительниц старшего поколения. Он сказал, что таких артистов, как Степанов, в стране по пальцам пересчитать можно:
– Это талант высочайшей пробы, и если мы его выгоним, то все будем губителями русского театра!
После этих слов председатель собрания Крымова-Заболотная обратилась к виновнику:
– Ну а вы сами, господин Степанов, что можете сказать в своё оправдание?
Добрыня встал, лицо его было искажено страданием, и пробормотал:
– Гоните меня из театра! Моё наказание будет мне только в радость, ибо гад я и сволочь последняя!
Шутов, сидящий в дальнем ряду, почувствовал, что этот монолог что-то ему напоминает, и понял, что тирада очень похожа на слова Мармеладова, которого била жена Катерина Ивановна, когда он вернулся, пропив все деньги.
Слова попросил ведущий мастер сцены, опытный артист Иван Алексеевич Рупперт. Тихим голосом он сказал:
– Резюмируя слова выступивших, предлагаю Степанову вынести строгий выговор.
Тут раздался голос директора:
– И лишить всех премий!
Рупперт посмотрел в его сторону и так же неспешно продолжил:
– Лишить премий. Оставить в труппе.
Теперь уже взвился главный режиссёр:
– А я категорически, категорически против! Я с ним не то что репетировать, я ним на одном поле ср.ть не буду!
– Погодите, погодите, Абрам Сергеевич, у вас стресс, от этого бывает расстройство желудка. Вам нужно это пережить. Попейте пустырника и не принимайте всё так близко к сердцу, мы найдём решение! – постаралась утихомирить разбушевавшегося режиссёра народная артистка.
Когда вопли главного затихли, Рупперт продолжил:
– Оставить в труппе и постепенно сделать вводы во все спектакли, где он работает в одном составе. Впредь, когда Степанов будет получать очередное распределение, всякий раз ставить его на роль в паре с другим актёром.
– Замечательно предложение, взвешенное и мудрое, – заметила председатель, – ставлю на голосование! Кто за предложение Ивана Алексеевича?
Большинство участников собрания проголосовали «за».
Директор сказал:
– Благодарю собравшихся за принятое решение, потому что в административном порядке мне принять меры в отношении Степанова было бы очень трудно. Ну, что Любовь Тихоновна, заканчиваем собрание?
– Погодите, погодите, Андрей Анатольевич! – ответила народная артистка. – Мне кажется, пора поговорить и о самом Иване Алексеевиче, который только что предложил такое замечательное решение нашей проблемы. Он является ведущим артистом труппы, сыграл роли, ставшие событием в театральной жизни города, а звания Заслуженного артиста России до сих пор не имеет. Но мы все знаем, что мешает этому. Мне даже в министерстве говорили: «Ну Любовь Тихоновна, повлияйте на Рупперта: если он перестанет употреблять спиртные напитки хотя бы на некоторые время, мы с удовольствием утвердим документы на получение им звания». Иван Алексеевич, вы артист уникального дарования, даже я постоянно продолжаю у вас учиться! Ну перестаньте вы пить хотя бы на полгода, и мы дадим вам давно заслуженное звание Заслуженного артиста всей нашей любимой страны!
На мгновение наступила тишина. Иван Алексеевич пробубнил себе под нос, но все услышали:
– Вот уж х.юшки!
– Ничего не х.юшки! – воскликнула Любовь Тихоновна хорошо поставленным голосом, перекрывая смешки в задних рядах. – Подумайте не только о себе, но и том, членом какого замечательного коллектива вы являетесь, о том, что вы пример для молодёжи, и о вашем влиянии на общество!
Иван Алексеевич, понимал, что полемика с Крымовой-Заболотной ни к чему, кроме потерянного времени, не приведёт, а ему давно уже хотелось выпить, поэтому он сказал:
– Хорошо, Любовь Тихоновна, я подумаю.
– Подумайте, пожалуйста, Иван Алексеевич. Мы вас всем коллективом просим, – закончила выступление народная артистка.
После этого собрание было завершено, все стали расходиться, а Гоша нагнал в коридоре понурого Добрыню и спросил:
– Ну, мне-то по дружбе скажи честно, почему ты не пришёл играть Ваську Пепла?!
– Я подумал, что если приду после запоя, то это будет хуже, чем если совсем не приду. Понимаешь, у меня что-то с головой происходит, когда выпью. Завтра пойду подошьюсь, принесу справку, может, главный перестанет так сильно на меня обижаться, – ответил Степанов.
– Знаешь, ты, наверное, всё-таки гений, Я бы так не смог, мне слабо заплывать за буйки!
Степанов недоуменно посмотрел на Шутова, а назавтра пришёл в театр с ампулой титурама, вшитой в бедро. С тех пор «за буйки» он больше не «заплывал». А спектакль «Мария Тюдор» просуществовал в репертуаре театра ещё несколько лет и был исполнен в общей сложности семьдесят пять раз. Семьдесят пять спектаклей – семьдесят пять банкетов, которые долго ещё вспоминали любители театра в одном провинциальном городе.
Свидетельство о публикации №224112400147