Полосатое счастье василия халявченко

Василий Халявченко, кадровый, потомственный гаишник начищал асидолом, тосолом и гуталином до блеска свою именную полосатую палочку, полученную в наследство еще от прадеда, гаишника царского режима. В комнату осторожно постучали. В дверях показалась голова его двадцати годовалого оболтуса, несмышленыша, сынишки,гибэдэдэшника Григория.
- Сынишка-несмышленыш, Григорий! - представился сын, как положено, приложив ладонь к козырьку фуражки. – Разрешите войти?
- Василий Халявченко! – в свою очередь представился отец, -Войдите! – великодушно разрешил он.
- Отец! Я должен доложить тебе что-то очень важное! – голос сынишки Григория предательски дрожал. Предательски дрожали и руки и ноги. И весь он предательски дрожал.
- Ты предательски дрожишь? Отчего? Ты предал кого-то? Докладывай! – кивнул головой Василий, не отрываясь от чистки полосатой палочки.
- Отец! Я влюблен! – пылко воскликнул сын, отчего с пальмы испуганно, с гортанным криком, вспорхнул полосатый стерх.

Где-то в небесах пел свою радостную, утреннюю трель соловей. Ему вторила чарующим ржанием старая кобыла из стойла во дворе. Цвиркнул удод. Квакали разбуженные шумом ядовитые жабы.
- Я знал, сын, что это когда-нибудь произойдет! – стараясь казаться спокойным, ответил Василий, откладывая полосатую палочку - Все гаишники когда-нибудь влюбляются. Таков закон природы вещей! Кто она, эта несчастная?
- Ты ее знаешь, отец! Это Галина Сорвинахер. – покраснел сын.
- Галина? Сорвинахер? – отец еще раз отложил полосатую палочку. – Конечно, знаю! Мне ее да не знать! Кто её не знает, эту шлындру! Её каждый гаишник в нашем околотке знает! Интересно: чем она уж так привлекла тебя, сына потомственного гаишника? Как это случилось, сын?
- Случайность, отец. Просто мы оказались в нужной койке в нужный час.

Отец задумался, в очередной раз отложив полосатую палочку в сторону.
- Но ты должен знать, сын, что она только в этом году трижды пересекала двойную сплошную, четырежды нарушала скоростной режим, пятирежды сбивала постового, шестиреджи избивала околоточного, и семирежды проезжала на красный цвет.  У нас в роду никто не пересекал двойную, штрафную, так часто, как она. А про езду с превышением скорости, да еще на красный я вообще молчу. Даже наша бабушка не ездила на красный!. А она ведь дальтоник! К тому же у неё Альцгеймер и паралич! Твой прадед на «русо-балте» лишь однажды пересек двойную сплошную на красный свет, в 1908 году, когда преследовал Соньку Золотою Авторучку.
- Но отец! Разве для любви это имеет значение? У нее такая бездонная грудь! Такие сплошные, двойные ноги! Такие пурпурные ногти!
- Однако, это не дает ей, однако, права нарушать ПДД! – веско вскричал Василий, опрокинув стул, стульчак, стол, гардероб, комод, джакузи, и полосатую палочку. – Извини, погорячился! И потом, если вы поженитесь, я не смогу более штрафовать ее, как не могу штрафовать теперь твою бабушку!  А ведь все вокруг тебя: и этот дом с бассейном, и золотые унитазы в сортирах, и прислуга в золотых ливреях, и Феррари с золотым карданом, который я подарил тебе на совершеннолетие, все это складывается по крохе из штрафов, собранных по крупице твоим дедом, прадедом, мной!

Воцарилась неловкая пауза. Потом еще одна. Потом еще и еще. Через час сын тихо произнес.
- Я знал это отец. Но, тем не менее, я прошу у тебя разрешения на этот союз!
- Я говорю, нет, нет и нет! И еще раз – нет, нет и нет! И еще раз….
- Достаточно, отец! – пылко остановил его сын.
- Прости, сын. Но таков закон нашего рода. Я против кровосмешения. У нее в роду все всегда подло нарушали ПДД! Мой дед Никита штрафовал ее деда Степана в 1924 году, когда тот возил Дзержинского! Степана за это расстреляли в 1937. – Василий встал, снял фуражку и застыл на минуту в немом молчании. Раздался скорбный залп из табельного оружия. От неожиданности Василий сел прямо на полосатую палочку!
- Деда Никиту? – спросил Григорий, пряча в кобуру пистолет.
- Не важно! Кто стрелял? – спросил отец, поднимаясь с пола и отряхивая милицейский халат с кистями и поднимая с пола окровавленную полосатую палочку.
- Это был салют по павшим гаишникам. – ответил сын.
- И Степана тоже! – сказал Василий немного оправившись. Прямо на бухарский ковер ручной работы, взятый им вместо штрафа в 1996 году у таксиста-гастробайтера.
- Тогда…. Отец… Я… - Григорий замялся, - Может, тогда Таисия Сволочук станет моей супругой, чтобы умереть в один день? Она мне тоже мила…
- Тьфу ты! Три тысячи чертей! Штоб мне штрафа не видать! В рот мне полосатую палочку!  – сплюнул в сердцах отец, - Извини за выражения! Но эту-то откуда взялась? Она же лишена прав на год!
 - Так я ж ее сбил вчера! – смутился сынишка, - Случайно, пап! Она переходила двойную, сплошную в неположенном месте: в моей спальне.
- О це дило! It’s another color of Horse! Cынок! – обрадовался неожиданно батя, - ты должен был это сделать, как честный человек. Это я тебе как внук гаишника, как сын гаишника, как шурин гаишника, и как отец сына гибэдэдэшника говорю!

И они оба, по очереди, счастливо обнялись и заплакали от нахлынувшего счастья, сжимая до крови в руках полосатые палочки.