Сполохи. -III. Жердочка

Санкт–Петербург  встретил Эльвиру снежной поземкой. Она налетала на трап,  кружилась и играла с её длинным плащом, залетала в рукава. Ледяные корки  взлетного поля слабо просматривались, заставляли толпу пассажиров идти к автобусу неспешно и осторожно. Кто–то её подтолкнул, и она оказалась в салоне автобуса за спиной верзилы в шикарном сером демисезонном пальто. Мало сказать она удивилась, к этой затаенной реакции добавила звучную иронию: “Какие люди!” Верзила глянул на нее с высоты своего двухметрового роста, буркнул: “Опять Вы!”. Эльвира в целях безопасности отгородилась саквояжем, и стала искать глазами француза, но не нашла. Беспокойство осталось.
 В этот раз Эльвиру никто не встречал, и она неторопливо шла на “выход” по фундаментальным лабиринтам нового Пулковского аэровокзала.  Размах фундаментализма поражал воображение, и Эльвире подумалось: “хочешь посетить другие не уже известные, а параллельные миры, то лучшей стартовой площадки и не придумать”. Она прилетела, казалось, в новое место на Земле, совершенно дезориентировалась в новой реальности, на привокзальной площадке. Услышав за спиной: "Вам куда?", автоматически ответила: "На жердочку!"
 Если вы, приехав в Питер, называете местным таксистам пароль: «жердочка», то вас без лишних расспросов доставят в названное  местечко Невского района.  Местечко это расположено между проспектами: Дальневосточным, Большевиков и улицей Народной. Статус проспекта улица  Народная не заслужила, поскольку не протяженная, но именно улица Народная создала “жердочку” и охраняла ее особые традиции. Они – эти традиции известны со времени образования спальных  кварталов нескольких близ расположенных предприятий. Жители  рабочих кварталов меняются  или умирают, традиции остаются всегда на своем месте. Местная администрация, подчиняясь требованиям времени и пожеланиям культурного слоя граждан, старательно и демократично их пытается изжить:  разбивает парки, строит детские площадки. Они же нагло и откровенно остаются живучими.
 Жердочка  приманивает всех  неудачников Невского района в любое время года и в любую погоду. Неудачники с раннего утра рассаживаются:  на «насесты» в виде скамеек,  на железных оградках,  даже на урнах и на ограждениях клумб и днями напролёт одаривают друг друга вниманием, передавая из рук в руки бутылки с пивом, стаканы с водкой. Только особо уважаемый предупредительный для автотранспорта символ  – серое полушарие, как страж особой цивилизации обходится ими стороной, неудачники даже на него не плюют.  Все остальное вынужденно с ними дружить: и земелька, и травка и песочек, и всякие прутики, пеньки, кустики и деревья.
 Не подумайте, что у неудачников нет совести, они и вежливы и уступчивы.  Они живут в особом мире. Они философы и политики, лирики и физики, каждодневно подпитывают свой мир добротой:  всякого любопытного  в свой мир впускают – потому нет дверей в этот дворец творчества и праздности и он всегда  привлекателен и имеет мастеров и зрителей.
 Эльвира уже видела из окон такси устремленные вверх крылья мостовых опор и приближающиеся вперемежку серые и красноватые коробки  народного музея “жердочки”. Со всех сторон на его невзрачные кварталы наступали монстры – ультра–высотки. С  таксистом разговора не получалось, она cделала последнюю попытку:
 – Да, перемены ощутимые, интересно, а на “жердочке” есть перемены?
 – Вы долго отсутствовали? – с акцентом, но с вежливой интонацией среагировал таксист.
 – Не больше года.
 – Да артистов поубавилось, как и везде. 
 Эльвира вспомнила последний спектакль в этом открытом народном театре. В разговоре с дочерью приходилось отвлекаться на крики и брань за окном. На демократичной  территории стал часто появляться престарелый гражданин в спортивном костюме. Этот незавидно одетый очкарик с каждым днем  вел себя все наглее и наглее. Он осваивал территорию “жердочки” с потрясающим задором, не обращая внимания на хозяев “жердочки”, на их насмешливые  выкрики; появлялся рано утром, а исчезал с каждым днем все позднее и позднее. Кроме тех тренажеров, какие располагались на детских площадках, он активно осваивал горки, турники и песочницы.
 Сначала ведь просто ходил и осматривался, потом на всем детском игровом имуществе начинал отжиматься. Оставались отметины от его рук, и это злило завсегдатаев. Где–то посидит, где–то постоит с протянутыми к небу руками, демонстративно и долго повесит на турнике. Он словно пришелец из других миров: незаметно появлялся, словно опускался с небес, также незаметно возвращался назад.
 Тот  весенний день выдался пасмурным. С Невы  слабый ветер нес снежную поземку, она обволакивала туманом, и выделяла серым подчерком каждое  деревце. И дочь и Эльвира  прильнули к окну.
 – Привет, борзый! – окликнул спортсмена, сидящий на скамейке небрежно одетый, но веселый  мужик.
Приветствие, похоже, не долетело до мишени, мужик  повторил громче. Спортсмен продолжал подтягиваться на турнике, наконец, устав,  спрыгнул на землю. Мужик держал в руках бутылку пива, не пил, ждал ответа. Спортсмен  повернулся  со словами:
 – Давай на спор отожмемся!
 – Мне это надо? – обиженно вякнул мужик, – мозолишь глаза, ушёл бы куда – в другое место.
 – Тебе веселее будет?
 – Слушай, подь сюда!
 Спортсмен спорить не стал, подошел.
 – Вот, чо ты выпендриваешься?  Песок уже сыпется. Жена есть?
 – Есть.
 – А у меня нет. У тебя есть, а ты выпендриваешься.
 – Кому ты нужен, слабохарактерный. Пьёшь,  за здоровье не борешься.
 – Вот я и говорю: приходишь воду мутишь. Знаешь, как на душе тяжко становиться. У тебя все есть и характер и баба, а у меня ничего такого нет.
 Со стороны пятиэтажного панельного дома,  сквозь густые заросли деревьев  донесся окрик:
 – Митяй! Морду бить надо?
 – Хочешь, приходи! – полетел ответ уже проторенной дорожкой.
 Спортсмен хмыкнул,  отмахнулся левой рукой и поспешил  за территорию детской площадки.
 – Куда сбегаешь? Мы и там тебя найдем! – мужик сказал и тут же свою смелость подкрепил большим глотком пива.
 – Зачем? – Спортсмен остановился,  было видно: как у него затряслись руки.
 – Интервью брать будем. Выпьешь? – быстро закупорил бутылку, перевернул и правой рукой взял за горлышко. Протянул бутылку, словно микрофон в сторону спортсмена.– Откуда ты вообще взялся? Ел, спал и вдруг тренироваться начал.
Спортсмен не ответил, поспешил восвояси.
 – Ты плохой!
 Захрустел кустарник почти у стены дома, сидящий на лавке Митяй повернулся на шорох. Через заграждение детской площадки перелазил мальчуган лет пяти, держа обеими руками стеклянную банку. Он поставил стеклянную банку у заграждения, взял в руки толстую корягу, подошел к Митяю совсем близко, уперся одной рукой в его колено.
 – Зачем в деда кидаешься?
Митяй  огляделся. Сопровождения, казалось, у мальчугана  не было.
 – Я не кидался. Я ему микрофон показывал, – ответил  миролюбиво Митяй  с нежностью в голосе.
 – Я все видел. Я тебя накажу: посажу  в мою банку к козявкам. Будешь там сидеть долго–долго.
 – Почему  дед ушёл без тебя, тебя оставил одного? 
 – Он – не мой дедушка!
 Мальчуган корягой ударил по ледяной корке  лужи у ног Митяя. Выпрыгнули из ледяных щелей тяжелые серые брызги. Неудачник оттолкнул мальчугана.
 – Охота мне здесь сидеть мокрым?
 – Здорово, мужики!
К неудачнику  Митяю через всю площадку шел почти голый мужик. Он уже понял, что опоздал на разборки, но все равно торопился и буквально на ходу  вываливался и из майки и из трусов и сердито сплёвывал. Подойдя к скамейке, присел рядом с Митяем.
– Лёш, ты иди, играй, и не мешай! –   оттолкнул мальчугана, одну руку протянул для рукопожатия, другой рукой вырвал у Митяя бутылку пива.
– Зачем спугнул спортсмена?– обратился к Митяю.
– Олег, да пусть смешит улицу Народную.
– Сами вы смешите, – вставился обиженный мальчуган и предупредительно ударил корягой по  лужице.
– Хочет грязью стрельнуть,– высказал намерения мальчугана Митяй.
– Что из него  вырастит?– протяжно вывел вопрос совершенно не замерзающий Олег.
– Да–а–а, – озадачился будущим мальчугана и Митяй.
– Гроза козявок! Где дед? Что ты с ним сделал? – Олег сделал большой протяжный глоток из приятельской бутылки, закурил, позволил обняться голым коленям и с наслаждением втянул дым  сигареты.
За Алёшу ответил Митяй:
– Вон в той стеклянной банке отдыхает.
– Дед мой – не козявка!
Эльвира видела,  как Митяй обхватил руками голову.
«Интересно: доживет Митяй до того времени  когда мальчуган этот станет взрослым?»  –  и тогда и сейчас подумала Эльвира, выходя из такси.