11. Ахмат на Оке
Какие именно чувства обуревали Казимира IV Литовского всякий раз, когда он вспоминал о Москве, сказать трудно. Ясно только одно: и зависть и ненависть там точно присутствовали. Особенно сильно эти чувства обострились после того, как в руки польско-литовского короля сам собой упал спелый и очень сочный плод в виде Новгородской Республики со всем её громадным экономическим и территориальным потенциалом. Сам собой упал и тут же сам собой выпал, оставив после себя лишь приятный аромат в воздухе да голодные спазмы в желудке. И произошло это по прихоти внезапно разбогатевшего соседа – Ивана III Московского. Применить силу и вернуть «свое» Казимир не мог, ибо сил то у него, как раз, и не было, зато были зависть и ненависть, да еще – желание обладать тем, чем обладать не получилось. И теперь ему, наследнику древнего спора литовских и московских правителей за гегемонию в русском мире, оставалось только одно – попытаться ослабить своего не в меру осильневшего соседа, причем, ослабить, не пачкаясь в крови самому, лучше всего - чужими руками. А значит, путь у литовской дипломатии был только один – в Орду на поклон. Этот путь был уже проверенный и давно проторенный.
А в Сарае меж тем и без напоминаний из Литвы понимали, что без возвращения под руку хана строптивого русского улуса, без вожделенного русского серебра Большой Орде не встать на ноги никогда. Однако, знать – это одно, а сделать что-то в этом направлении – совсем другое. Да и как и что тут сделаешь, если в то самое время, когда ты громишь своих врагов на Волге и ведешь переговоры с Казимировыми послами о союзе с Литвой, обнаглевшие от безнаказанности россияне у тебя в тылу потрошат твою же собственную столицу.
Погром, учиненный русскими в 1472 году Сараю, был делом из ряда вон выходящим, но уже не новым, можно даже сказать, обычным. Как и прежде, внезапное нападение на столицу орды было совершено ушкуйниками - беспокойным населением Вятки, формально находившимся в то время под рукой московского государя, но в действительности куролесившими на свой страх и риск и только своими силами. И хоть некоторые исследователи уверены, что без молчаливого согласия Москвы вятские ушкуйники на Волгу просто не полезли бы, до сих пор неизвестно точно, была ли эта грубая провокация действительно разработана и претворена в жизнь московскими властями.
Поскольку главным средством передвижения ордынцев во все времена являлась лошадь, а с речным флотом у них было всё очень и очень плохо, ибо он, как приятно сейчас выражаться, «финансировался по остаточному принципу», атака на ордынскую столицу была произведена с реки. Хан в ту пору кочевал верстах в пятидесяти от Сарая и прийти на помощь своим уже не успевал. Русские ограбили город, поживились товарами на городском рынке, взяли пленников и, нагрузив лодьи добычей, отправились восвояси. Попытки ордынских кораблей преградить им путь успехом не увенчались.
Ведали в Москве о готовящемся предприятии или нет, но провокация вятских ушкуйников возымела свое действие. У Ахмата и без России было полно врагов, и к войне на два фронта он явно готов не был, но, тем не менее, после русского набега на его столицу он и на союз с Литвой пошел и к войне с Московией готовиться начал. Иного выхода у хана просто не было. Русских следовало жестоко наказать, причем сделать это нужно было как можно быстрее, иначе на всю степь прослывешь трусом и слабаком. В Москве настроения, царившие в ставке Ахмата, и его воинственные приготовления, разумеется, не остались незамеченными. В воспылавший жаждой мести Сарай срочно отправилось посольство с мирными предложениями и богатыми дарами. Драки с Ордой Иван вроде как не хотел – были другие заботы. Однако предотвратить войну ему не удалось. Ахмат дары принял, московских послов выслушал, но трубить отбой своим ордам не стал. Посланников великого князя было велено взять под стражу. Впрочем, содержали их в сносных условиях. Не те нынче времена были, чтобы пресовать или резать московских послов.
На то, чтобы стянуть со всей степи войска и замириться с соседями, у ордынского хана ушло несколько месяцев. Все это время на Руси тоже шли приготовления. Летом 1472 года, когда степная конница свернула, наконец, свои вежи и двинулась на север, ей на встречу, к берегу Оки, немедленно выступили уже готовые к бою русские полки. Первым к окским переправам выдвинулся боярин Федор Давидович с коломенской ратью. Ему вослед потянулись полки князей Оболенского-Стриги, Даниила Холмского, Василия Верейского Удалого и брата великого князя, Юрия Васильевича. Сам Иван III с конницей царевича Данияра встал в Коломне, чтобы оттуда управлять своим немалым воинством. Всего в тот год на окском рубеже на пространстве в 150 верст расположилось станом громадное войско, насчитывавшее до 180 тысяч ратников. Где именно ордынцы попытаются форсировать Оку, московские воеводы не знали, и потому постарались перекрыть весь рубеж разом.
Как не стерегли Ахмата русские сторожи, но на берег Оки он выскочил внезапно, словно чертик из табакерки. Произошло это в районе города Алексина – далеко не самой мощной русской крепости. В городе в ту пору проживало всего несколько десятков семей. Малая деревянная алексинская цитадель не могла стать серьезной помехой на пути ордынцев к Москве, но Ахмат, не желая оставлять у себя в тылу недобитый русский гарнизон, велел её взять. Исполняя приказ хана, ордынцы густой толпой полезли на городской вал. Серьезного сопротивления со стороны небольшого русского гарнизона не ожидалось, и Алексин ордынцы штурмовали без какой-либо подготовки, что называется, с ходу. 29 июля на невысоком городском валу и стенах крепости ордынцев встретили горожане. И пошла «потеха»! Очень скоро весь вал и ров были завалены телами степняков. Бой был настолько жарким, что это обстоятельство нашло потом свое отражение сразу в нескольких русских летописях. К концу дня у горожан закончились боеприпасы, и им осталось уповать лишь на крепость собственных рук да на помощь с другого берега. А на другом берегу тем временем становилось все более и более многолюдно. Со всех сторон на этот ставший опасным участок окского рубежа в спешном порядке перебрасывались подкрепления. Ордынцы, конечно же, всё это видели, и им приходилось спешить. 30 июля степняки подожгли стены алексинской цитадели и вновь бросились на приступ. На валу и внутри крепости разыгралось последнее кровопролитное сражение. Все защитники города, кто не сумел или не захотел уйти на другой берег, погибли в бою.
Потратив на штурм неподатливой русской крепости почти двое суток, и не желая больше терять драгоценное время, Ахмат в тот же день погнал своих всадников за Оку. Однако время им уже было упущено безвозвратно. Переправившихся через Оку ордынцев Юрий Васильевич Дмитровский и Василий Верейский Удалой кого посекли, кого затолкали обратно в воду, после чего, в ожидании повторных атак, начали строить свое войско прямо на берегу, у кромки воды. К месту несостоявшегося прорыва меж тем все шли и шли свежие русские полки. Вскоре от рева русских труб и мелькания знамен у Ахмата заложило уши и зарябило в глазах. Неприятно удивленный огромным количеством хорошо вооруженных российских ратников, он отступил от берега и той же ночью велел сворачивать стан. Под покровом ночи, отчаянно работая ногайками и молотя своих коней пятками, ордынцы кинулись наутек и так стремительно растворились в степи, что великокняжеским воеводам никого не удалось нагнать.
Справедливости ради, отметим, что главной причиной поспешного отступления ордынцев большинство историков называют внезапное нападение небольшого отряда соперников Ахмата на его ставку. Ордынский правитель не мог более терять время и воинов в боях с русскими. Все это теперь потребовались ему для зачистки Поволжья. Хотя, с другой стороны, чего толку спешить, если твоя ставка уже разгромлена? Спеши, не спеши – все равно вернешься к руинам. А вот использовать это неприятное событие как благовидный предлог для отступления – дело другое. Это уже «по пацански». Вот Ахмат и драпанул, сохранив и свое лицо, и хорошую мину на нем.
Как и следовало ожидать, союзник Большой Орды, Казимир IV, на помощь Ахмату не пришел. Король отговорился тем, что был занят на венгерском рубеже и не имел возможности поддержать ордынцев своим войском.
Орда растворилась в степях, но спокойнее от этого на душе у русских не стало. Мощный прилив из Великой Степи дал понять московским властям, что на южном рубеже назревает большая буря. Желая на время разборок с Большой Ордой обезопасить себя со стороны Казани, Иван утвердил не нарушаемый пока, но и не очень прочный мир с казанцами и сманил к себе на службу еще одного татарского царевича, сына Мустафы, Муртозу, выделив ему в удел Новгородок Рязанский с волостями.
В 1472 году, 16 сентября, в возрасте 32 лет умер дмитровский князь Юрий Васильевич Молодой. Торжественные похороны состоялись в Архангельском соборе московского кремля в присутствии срочно вернувшегося из Ростова великого князя Ивана III и его братьев. Говорили, что Иван Васильевич брата Юрия любил и потому на его похоронах рыдал неподдельно. Юрий умер бездетным, и в своем завещании о Дмитрове ничего не указал - видимо боялся раздоров между братьями. Выморочные Дмитров, Серпухов и Можайск Иван присоединил к великому княжению, что вызвало законное, в общем-то, неудовольствие со стороны младших братьев. В конце концов, сошлись на том, что великий князь уступит Андрею Большому Тарусу, Борису – Вышгород, а Андрею Меньшому вдовая великая княгиня передаст городок Романов.
Свидетельство о публикации №224112400465