Малая родина

Этот перешеек – спорная земля,
Русская ли финская родина моя.
Тихие озера, синие леса -
Северной природы скромная краса.
Свежим летним утром так легко дышать!
Что ж так неспокойна, мечется душа?

Финнов поколения прежде жили тут,
Эти земли помнят их крестьянский труд.
Дети их рождались, мирно жизнь текла.
Вдруг войной нарушена тишина была.
После тех сражений
Был сосед - стал враг.
Финны покидали гнезда-хутора.

На такой вот хутор после блиц-войны
Мои дед и бабушка были вселены
Не по доброй воле, пОд воду ушло,
Затопили планово древнее село,
Их дома и бани, огороды, мост…
Говорят, остались церковь и погост.
Все пришлось оставить, и под старость лет
Им «переселенческий» выдали билет.
Ценную бумагу дед всю жизнь хранил.
«Целину освоить» - не хватило сил!

Замер мир в тревоге, на границах рать,
Ждут, когда прикажут гнезда разорять.

Давно мне хотелось разобраться в этом сложном вопросе, где геополитические интересы были поставлены выше интересов простых людей. Это касается и финнов, и русских. Почему так долго существовала Византия, несмотря на то, что ее окружали враждебные племена и государства? Они умели договариваться даже с врагами.

Моих бабушку и дедушку переселили на Карельский перешеек под Койвисто (Приморск) в 1940 году в связи с плановым затоплением их села на реке Ивина после строительства Верхне-Свирской ГЭС. Всю жизнь они с теплотой и любовью вспоминали свое село. На стене висела увеличенная фотография затопленных ныне мест. Берег реки, двухэтажные дома, каменная церковь, кладбище. Ну как смириться с потерей родины, с потерей дома, построенного своими руками, с потерей могил своих предков? Село с пятисотлетней историей ушло под воду, повторяя судьбу Мологи.

Как печален этот вид!
Безымянный остров,
Одинокая стоит
Церковь на погосте.
Нет икон и нет креста,
Колокол утрачен,
У Распятия Христа
Здесь никто не плачет.
И никто «За упокой»
Не поставит свечку.
По-над Ивиной-рекой
Неба купол вечный.

А вокруг на много верст
Ни жилья, ни света,
Только церковь и погост-
Вот и все приметы
Многолюдного села
У широкой речки,
Где играла детвора,
И топились печки.
Каждый праздник на мосту
Всем селом гуляли,
Под гармонь плясали тут,
Песни распевали…

Отшумело, отцвело,
Никого  не сыщешь…
Под водой лежит село,
Словно город Китеж.
Чувство горькое вины,
Тяжесть, боль утраты…
А ведь были мы сильны
И душой богаты.
Как позволили отнять,
То, что было свято?
Только стоит ли искать
Нынче виноватых?

Зло всегда рождает зло,
Лучше будем помнить.
Над затопленным селом
Ставим крест поклонный.
2014

Крест там теперь стоит на острове с остатками развалившейся церкви и небольшой частью кладбища. Остальная под водой Ивинского водохранилища. Затоплено и соседнее село Остречины, где училась в школе моя мама. Крест установили потомки тех, кто вынужден был покинуть село Ивина, в память о своих предках. Многие из них погибли во время войны, на фронтах, в блокаду, на Дороге жизни, в эвакуации, не оправившись от истощения. А тех, кого переселили в Карелию, ждала не менее жестокая участь. Одни погибли во время зимней войны, другие в финских лагерях во время Великой отечественной. Долгое время об этих узниках вообще не принято было говорить. Почему? Не зная правды, не извлечешь уроки, не сделаешь правильные выводы. В этих лагерях умирали от голода и жестокого обращения и взрослые, и дети. Только недавно в 2017 году, благодаря спонсорам, в Петрозаводске был установлен памятник жертвам финских концлагерей. В 17 лагерях, находившихся на территории Карелии, содержалось около 25000 заключенных. Это были, в основном, женщины, старики и дети, жители Карелии и Ленинградской области. Погибло в них от 4000 до 7000 человек.
Светлая память!

Не успели бывшие жители села Ивина обжиться на новом месте. Началась Великая Отечественная война. С севера стремительно наступали … финны. В детстве нам говорили - немцы. Помню, будучи школьницей, я недоумевала: как немцы оказались на севере. Не об’ясняли. Мы с финнами в 60-70 е годы пытались установить добрососедские отношения. А кто старое помянет…. Вот и не поминали.

Уже в августе 1941 года, бросив все, недавние ивинские переселенцы бежали в Ленинград. Какие ценные вещи они взяли с собой? Дедушка был председателем сельсовета. Он открыл колхозный амбар и предлагал всем брать мешки с зерном, чтобы не оставлять врагам. Но не все послушали его совета. Мои взяли 2 мешка, 1 у них по дороге украли, а второй спас их в блокаду. А ценности? Бабушка не могла расстаться со своей зингеровской швейной машинкой 1913 года выпуска, которую ей подарили братья на свадьбу. (Я тоже не могу с ней расстаться, это же память. Машинка еще шьет!). Долго хранила бабушка и отрез шелковой ткани, его тоже подарили. Пыталась подарить мне, чтобы я из него что-нибудь сшила. Но куда я в этом шелке в 70-е годы? В моде был кримплен. Как-то очень трепетно они относились к подаренным вещам. Дедушка прихватил сапожные принадлежности (он умел шить сапоги), фотографии семейные и самовар с несколькими кузнецовскими чашечками и блюдечками. Я помню их уже несколько выцветшие ягодные рисунки. Вот и все ценности, сохранившиеся у них после войны. Очень жалели, что пришлось оставить граммофон и пластинки с записью голоса Шаляпина. Были у бабушки какие-то украшения, но они были обменяны на хлеб. О них она не жалела.

Где-то во Всеволожском районе их поселили в школе. Трудоспособные переселенцы работали на лесозаготовке, маму посылали рыть окопы. Она вспоминала, как немцы с самолетов сбрасывали листовки. Даже запомнила содержание одной из них:
«Девушки и дамочки, не ройте ваши ямочки. Приедут наши таночки, зароют ваши ямочки». С этими листовками немцы призывали идти сдаваться в плен. Девушки хихикали над ними, никто сдаваться не пошел. В ноябре 1941 года наступило самое тяжелое блокадное время. Зима пришла рано. Вспоминала мама и хлеб- дуранду и жуткий холод и обстрелы.  Многие их односельчане умерли тогда. Хоронили их в братских могилах. Такая братская могила находится в Токсово. Там в школе жили беженцы с Ивины. Благодаря неравнодушным людям, таким как Бажуков Александр Иванович, там был установлен памятник с выбитыми на нем именами погибших. Имена многих из них он отыскал сам, проявив невероятное упорство. А сколько родственников нашли друг друга благодаря ему!
На таких людях и стоит наша земля. Низкий ему поклон!

Моих родных эвакуировали по Дороге жизни в конце декабря 1941 года в Вологодскую область. Машину с их родственниками обстреляли, она ушла под лед. Мои чудом уцелели. В Вологодской области в селе Бушуиха бабушка и дедушка работали в колхозе до конца войны. Бабушка была награждена медалью «За доблестный труд во время Великой Отечественной войны». Лежит у нас и медаль «За оборону Ленинграда». Но я так и не узнала, чья она, папина, дедушкина или бабушкина. Не любили они хвастаться наградами.

Мама закончила педагогическое училище в Вологде в 1943 году, а потом работала учителем-воспитателем в Лежском детском доме. С восхищением и любовью вспоминала о своих воспитанниках. Эти дети войны были, как маленькие взрослые, серьезные и ответственные. Они вместе с воспитателями убирали и мыли помещения, стирали свою одежду, заготавливали дрова для детского дома, выращивали овощи, помогали взрослым. Один мальчик три раза убегал на фронт. Его возвращали с каких-то ж/д станций. Он был в мамином классе, и ей за его побеги попадало от директора.

После войны этот детский дом расформировали. Маму направили на работу в школу на Карельский перешеек. Ее родители поехали с ней. А куда еще им было ехать? Ни кола, ни двора.