2. Печальный дом

        Из большой комнаты - вход в кабинет, где высокие до потолка стояли книжные стеллажи, и стол, приставленный торцом к стене, и стул – на нём сидел профессор. Свет с улицы, чуть приглушённый шторой, падал на фотопортрет, стоящий перед ним на столе. 
        Последние два года он чаще всего проводил время в своём кабинете. Третья комната, небольшая, была когда-то уютной семейной спальней. Но холодящая дрожь до сих пор пробивала его, когда он входил туда; и профессор выбирал ночевать у себя же в кабинете, на узеньком диване.
        Профессор смотрел на фотографию своей жены. Смотрел? Это не очень точное слово, - он пребывал наедине с её образом. Случайные колыхания шторы меняли освещённость портрета, изображение при этом как будто оживало. Ломающая логику надежда, что вдруг черты её лица придут в движение, она улыбнётся ему – эта мистическая надежда как наваждение вырывала его из состояния здравого смысла, а когда отпускало, у него капали слёзы, он не стеснялся и не сдерживал их.
        Они были вместе почти сорок лет, это была его первая и единственная женщина в жизни. Мужчина он был привлекательный, чуть выше среднего роста, в меру плотного, можно сказать – собранного телосложения. Движения его были размеренные, взгляд излучал внимательность, способность проникать в глубину явлений. Конечно, бывало и такое, что он засматривался на хорошеньких, привлекательных студенток, тем более, когда некоторые пытались кокетничать с ним. Но дальше улыбки, больше адресованной самому же себе, дело не заходило. Он улыбался, понимая, что мужской инстинкт есть и его не отменишь, но никакие соблазны флирта его не увлекали, - это не было ему свойственно, и не было в этом для него никаких мотивов самоутверждения. Он внутренне собирался после подобных мимолётных ситуаций, вспоминал свою жену и переводил внимание на текущую работу.
        Горе, отчаяние, опустошение души – он переживал мужественно в первые дни после ухода жены. Он, как и всякий человек понимал, что кто-то из них уйдёт первым. И когда возраст подходил к шестидесяти, его мысли часто уводили его внимание в тему смерти. И болезни, которые вдруг обнаруживались то у него, то у жены, напоминали о том, что больше чем половина жизни прожита. Он принимал смерть как природное явление, смотрел на неё без страха, без эмоций, - как на явление, о котором нет смысла заботиться или бояться, если оно неотвратимо. Он даже чуть с усмешкой и лёгким высокомерием относился к коллегам, которые говорили о смерти слишком уж эмоционально и испуганно. Про себя он думал, что как зрелый человек, он спокойно и с пониманием переживёт, если что, уход своей любимой жены, и даже, - иногда такие мысли мелькали, - подаст пример достойного переживания неизбежного.
        Но случилось то, что потрясло его – он потерял смысл жизни. Были такие периоды, которые длились не мгновенья, а долгие минуты, когда он просто и искренне не понимал, зачем ему держаться за эту жизнь. Он не видел разницы – что он здесь, что его нет, - для него это было всё равно. Это были жуткие леденящие и мертвящие душу переживания, такие, как будто холодное Мироздание гулко смеётся над ним, над его биологической суетой. Минуты отчаяния, казалось, длились очень долго, и когда такое состояние захватывало его, он думал, что другого больше и не наступит. Только его рациональный ум, и мысли о сыне, который жил со своей семьёй, только это удерживало его от непоправимого поступка.
        Со временем ему стало легче, такие давящие состояние наступали реже и проходили легче, они ему уже были знакомы. Но когда, как ему казалось, он овладевал своими горестными эмоциями, брал их под контроль рационального ума, неожиданно возникал от того же ума вопрос, который ставил его в тупик: зачем теперь ему придётся жить в одиночестве, какой в этом смысл? Зачем всё это? - после долгих, и радостных и, временами, трудных, лет совместной жизни, после искренних стараний, положенных на познание и принятие друг друга, когда все те проявления её характера, что раньше его беспокоили, вызывали раздражение и порой – ссоры, в последние года заиграли как грани её неповторимого существа. И он любил её, свою жену, и испытывал вдохновение от каждого её жеста, от каждого её слова, - и после этого – одиночество - зачем? Он не мог найти логический выход из этого тупика, и только научный подход убеждал его, что эту тему лучше сейчас отложить, пожить и вернуться к этому вопросу позже. Работа была благом и радостью для него; и часто он, как только просыпался и приводил себя в порядок, спешил в свой институт, и там уже и пил чай и завтракал, лишь бы меньше находиться одному в своём печальном доме.

Продолжение http://proza.ru/2024/11/24/98