Предчувствие

Чёрная корка небес запеклась до угля, не пропуская ни единой звёздной искорки. Наверное, всё заволокло тяжёлыми тучами – быть снегопаду. Мимо, скорее угадываемые, чем видимые, проносились стаей дикобразов деревья, сливающиеся с небом и уходящие в его бесконечность. Огней не будет за окном ещё очень долго: ближайшая станция только через четыре часа. Улечься бы спать, да сон нейдёт…

Вагон мерно покачивало на стыках рельс, мерное гудение от ветра и скорости действовало на нервы – так пищат лампы при неправильном напряжении. Отвратительно. Навевает воспоминания о рабочем дне в этом грёбаном офисе с холодным освещением, от которого лица у всех зеленеют, как у мертвецов. Тина крутила единственное кольцо на пальце – скорее бы приехать уже, лучше уж в темени идти по улице, нежели слушать этот тошнотворный звук. Чёрт, тут такие же противные лампочки, как и на работе, ну просто нереальное везение!

Отвлечься бы. Стоп, кажется, где-то в сумке лежала книга, которую давно собиралась прочесть, да руки не доходят – точнее, находится тысяча отговорок: устала, дела, потом. «Анна Каренина» - значится на обложке. Иронично. Главное, чтобы к ним под поезд никто не кинулся, а то она вечность не попадёт к родителям. И не избавится от этой гадкой обстановки. Что ж, поехали…

«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Ну что за бред. Охота читать отбивается уже сразу. Можно сразу предсказать сюжет: она разлюбила, завела любовника, хотела уйти от мужа, но любовник её бросил – вот и вся сказочка. Не везёт как-то на нормальные книги мне. А ведь ей столько людей советовало эту книгу: «Ты познаешь, что такое любовь!» Извечные страдания? Этому учит ваша «Анна Каренина»? Нетушки. Тина с глубоким вздохом захлопнула книгу, отчего так жалобно хрустнула в корешке. Хоть сама садись писать свой роман с такими книжками. Телефон вроде ещё заряжен…

Вагон мерно покачивало, в ушах спокойной хрипотцой басил Илья Мазо со своей «Арией таракана». Да уж, Илюха, все мы тут как тараканы: копошимся что-то, пытаемся урвать лакомый кусочек, если решаемся рискнуть. А нет – в страхе копошимся у стен, в сливах да тёмных углах, довольствуясь тем, что перепадёт. Тошно. Сейчас вырвет. Тина рванула молнию сумки и зашарила в потайном кармашке – барбариска спасёт, отвлечёт от этого противного чувства. Отодрав бумажную липучую рубашку со сладкого комочка, девушка отправила его в рот, не обращая внимания на оставшиеся клочки фантика – с этими леденцами всегда одна и та же история, чего там уж. Тошнота поскребла когтями горло и свернулась где-то в районе желудка, убаюканная сладкой слюной. Но ощущение чего-то неизбежного продолжало давить грудь. Что ж такое?

Она оглянулась. Все пассажиры были заняты своими делами, кто чем: сорокалетний пивной бочонок смаковал таранку, зубами отрывая ссохшееся рыбье мясо; неугомонный пацанёнок лет одиннадцати рубился в планшет, периодически что-то показывая сидящей рядом матери – та равнодушно кивала и продолжала листать что-то в телефоне; дремал, обняв гитару, парень с гривой немытых волос, сосульками облепивших его лицо; многие спали… Неужели их ничего не беспокоит? Как они могут быть такими спокойными, когда воздух загустел до такой степени, что его можно нарезать на куски?..

Закрыть глаза. Не хочется смотреть на этих восковых людей с мертвенным цветом кожи и фальшивым спокойствием. Они просто издеваются над ней, играют спектакль. Сейчас вон тот мелкий, например, подпрыгнет и заорёт, что это всё розыгрыш, и на самом деле все люди здесь – манекены. С опущенными глазными шторками как-то спокойнее. Ты вроде в темноте, но это твоя темнота, родная, спутница с рождения. Но всё же…Что-то продолжало покусывать изнутри, шепча о приближении неотвратимого. Тину пробрало дрожью, отчего кожа покрылась неприятными мурашками – она почувствовала, что кто-то оказался рядом с ней.

Девушка резко повернула голову и открыла глаза, уставившись на пустое сиденье рядом. Она могла поклясться хоть жизнью – только что тут кто-то сидел, она это чувствовала, ощущала на себе его пристальный взгляд. Но пустое сиденье словно насмехалось – сходить бы тебе к мозгоправу, дурочка, совсем уже заработалась. Вагон тряхнуло сильнее обычного, свет моргнул – Тина едва не закричала. Ну точно, звоните в дурку, у вас поступление. Девушка усмехнулась и вновь закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья: «Я тоже умею играть, не хуже вас».

В наушниках продолжал мурчать Мазо, уже что-то про саночки. Тина любила, когда песня случайно с чем-то совпадала – будь то настроение или время года. Что-то щекотало руку, и девушка машинально её почесала. Очередное фантомное ощущение, нужно взять отпуск, а то так действительно недолго до жёлтого дома. Но ощущение не исчезло, наоборот: кто-то настойчиво гладил её руку, желая привлечь внимание.

Дёрнув за проводки, Тина выдрала наушники. Хрипловатый бас упал на её колени, где и затаился едва различимым потрескиванием. Но этого девушка не заметила: она уставилась на соседнее сиденье, на котором ровно минуту назад никого не было. Сейчас там сидела бледная женщина с потерянным взглядом. Огромные глаза, обведённые чёрными кругами, ясно очерчивающими глазные впадины, были почти прозрачными. Но это было не единственной странностью: женщины до этого не было в вагоне.

 - Что вам нужно? – огрызнулась Тина, выдирая руку от незнакомки. Рука той была ледяной.

 - Не бойся, донечка, не бойся… - губы женщины едва шевелились, голос был глухим, словно шёл откуда-то изнутри неё.

Отвращение захлёстывало Тину и било через край. Барбариска перестала спасать, дышать было невозможно: воздух стал тяжёлым, пропитался запахом сладкой гнили. Девушка отвела взгляд, мельком оглядев остальных пассажиров, чтобы отвлечься, смягчить подступавший приступ – только не смотреть бы в эти пустые жуткие глаза. Сумасшедшая какая-то пристала. Почему все такие спокойные? Неужели никого не смущает внезапное появление этой грязной полоумной дамочки, да ещё и с такой отталкивающей внешностью?..

Действительно, попутчики продолжали заниматься своим, делая вид, что ничего не поменялось. Ну, да, верно – не к ним же прицепилась какая-то полоумная. К руке вновь прикоснулись.

 - Да отцепитесь вы от меня, кто вы вообще такая?! – заорала Тина, не в силах сдерживать своё отвращение и гнев, и рванулась вверх, чтобы пересесть в другое место, но… тело отказывалось слушаться.

 - Не бойся, не бойся, милая, будешь моей донечкой, не бойся, - словно какое-то заклинание бормотала чокнутая соседка, продолжая гладить своими ледяными ладонями руку Тины. Сил вырваться не было.

Холод обнял всё тело. Женщина смотрела на неё безумным взглядом. Её губы растянулись в жутком оскале и слегка подрагивали, а корпус неподвижно застыл, игнорируя покачивание вагона.

 - Мы теперь всегда буде вместе, родная, не бойся, не бойся, не бойся…
Эта женщина что-то с ней сделала, это из-за неё она не может пошевелиться! Тина попыталась вновь закричать, чтобы привлечь внимание окружающих – ну хоть кто-то же должен ей помочь! Крика не было. Девушка бросила умоляющий взгляд в сторону сидящих – но те даже не повернулись в их сторону, будто всё шло своим чередом.
Женщина будто прочитала её мысли:

 - Они слепы. Не бойся, не бойся, донечка, скоро всё закончится, не бойся… - взгляд её стал ещё безумнее, глаза её горели неестественным огнём, а жуткая улыбка стала ещё шире.

Только теперь Тина увидела, что женщина вся в ссадинах и порезах, а посреди живота поблескивает чёрное мокрое пятно крови.

 - Вот я и дождалась тебя, донечка моя ненаглядная!..  – радость в голосе незнакомки, сменившая жалобный тон, испугала девушку ещё сильнее прежнего.

Тина вновь сделала попытку встать, но… тело больше не принадлежало ей. Оно продолжало сидеть на прежнем месте, свесив голову на плечо, словно бы уснув. Девушку пошатнуло: она смотрела сама на себя.

 - Не бойся, не бойся, теперь я всегда буду с тобой, донечка! – женщина протянула руки к девушке.



Пассажиры продолжали заниматься своими делами, ещё несколько человек легли спать. Вагон равномерно раскачивался и гудел, свет ещё раз моргнул. Никто не замечал, что на одного попутчика стало меньше.