На веранде

Утро. Очень хорошо — не так жарко, как днём, когда солнце выжигает на теле красные болезненные следы. Мягкий, прохладный туман обступает всё кругом, а в нём золотятся солнечные лучи. Семена трав усыпаны густо росою, и эти травы — словно заснувшее посреди поляны облако, лохматое и золотое.

Завтрак проходит на веранде: деревянная пристройка имеет круговой обзор из-за углового окна, тонкой стеклянной лентой опоясывающей её. Здесь можно сидеть за белым столом, на котором стоит ваза с розами, обмотанная бечёвкой для красоты.

Из окна виден соседский дом с выцветшей краской. И на нём солнце оставило свои отпечатки: краска выгорела, местами чуть ли не до белизны. Лишь лёгкий голубой налёт едва заметен на некоторых чешуйках некогда синей краски. Рядом с домом, на углу участка, растёт черешня, и отсюда заметно, как её встряхивают, обклёвывая алеющие ягоды, скворцы, воробьи и сороки. Отсюда же видно крыльцо дома, и как по нему снуют соседи, иногда забавно переругиваясь то между собой, то с птицами.

День перевалил далеко за полдень, и облака, до этого просто ворчавшие и тяжело ворочавшиеся, вдруг озаряют всё оранжевыми зарницами и разражаются сильным ливнем. Вокруг всё резко темнеет, поднимается сильный ветер, качает макушки кустов и деревьев, едва-едва не ломая их. Так проходит полчаса, и успокоившиеся тучи, излившие все запасы злых слёз, растворяются и светлеют. Ветер унимается, и капли становятся маленькими и робкими.

По крыше мягко шуршит дождь, воздух стал легче, чище, голубее. Омытая от пыли листва сменила тёмно-зелёный, матово-серый, пахнущий пылью цвет на весёлый, ярко-зелёный глянец. Нерешительно выглядывает в прореху синей тучи солнце: можно ли вернуться на своё место, осушить влагу и начать вновь выжигать свои отметины – побелевшей краской на доме соседей; увядшей веткой клематиса, безжизненно упавшей на забор; выгоревшими прядками волос, делающими причёску будто бы мелированной; красными пятнами ожогов на бледной с зимы коже; пожелтевшим листком вишни, золотой рыбкой тихо скользнувшим вниз…

На веранде пахнет деревом, смолой и влажной свежестью дождя. Мухи надоедливо брюзжат и тычутся в стёкла слепыми щенками – проснулись от тяжёлого жаркого сна, почувствовав прохладу. Солнце вступает в силу, и в его размягчённых ладонях, остуженных дождевыми каплями, сияют и колышутся колосья ячменя и овса, вперемешку растущих за окном.

Птицы, от жары днём молчащие, распелись во весь голос, приветствуя живительную влагу, переливают звонкие трели из одной стороны в другую, чирикают, свистят, тивкают на разные лады.

Под окнами раскинулись ароматными разноцветными облаками кусты цветов: ярко-красные тяжёлые гроздья роз, нежно-розовые, персиковые, жёлтые, красные с белой бархатной внешней стороной лепестка, даже зелёные есть здесь розы; с картофельного поля смотрят бледно-сиреневые цветки, тараща ярко-жёлтые, узкие как у кошек, зрачки; высокие фиолетовые колонны резных колокольчиков; розовато-белые юбочки малышек маргариток с золотящимися пыльцой серединками; лиловые цветы петуний, похожие на открытый рот, очерченный пухлыми губами; розовые трубочки вейгелы выглядывают из-под отросших молодых побегов, дразнят молочными язычками-пестиками; мохнатые веера спиреи разжигают крохотные горошинки бутонов, превращая их в малиновые реснитчатые глазки…

Сделай себе кофе: пара ложек дешёвых, пахнущих жжёным, гранул; полкружки кипятка из старого железного чайника, чей носик приплюснут и не носит шляпку-свисток – он придерживается старомодного стиля, предпочитая молчаливо пыхтеть и выкипать на плиту. Кипяток растворяет гранулы, становится тёмно-коричневым, почти чёрным. Шарообразные бисеринки капель отскакивают от кофе и обжигают руку, сливаясь с её загорелой кожей. Доливаешь кружку доверху молоком – и не слишком горячо, и вкусно. Белое молоко обращает тёмную жидкость в крохотный водоворот, высветляя его и немного охлаждая.

Тихонько пьёшь, вслушиваешься, принюхиваешься к окружающему, сливаешься с ним. Где-то стукнула дверца машины, следом приветственно залаял пёс, встречая хозяина. Ветер играется с густыми кронами берёз, шелестит длинными зелёными косами, то расплетая, то вновь заплетая их, смешивает шелест этих высоких белоснежных дев с шёпотом ячменя, овса, с лепетом нежных роз. Кукушка решила прочистить горло, и парное «ку-ку» перемежается сиплым уродливым хохотом: «У-ха-ха-ха!» Ей из ближайшего озера хором отвечают лягушки, превращая смех в вокальное выступление скрипучих дверей.

День заканчивается так же, как и начался – туманом. Солнце устало падает в плотную занавесь тучи, не успевшей уйти с горизонта, свет медленно меркнет. Сумерки незаметно гасят остатки розоватого золота лучей, заменяя их на лёгкую синеву. И чем сильнее она наливается цветом, тем виднее клубящиеся завитки тумана, дыбарем вставшие в низинах и незаметно протягивающиеся выше. Становится всё темнее и темнее, белое полотно тумана уже не прячась ползет вперёд, укутывая деревья и травы, скрывая их от любопытного взора того, кто не спит. На очистившемся к ночи небе ярко загораются игольчатые точки звёзд. Они рассыпаны кругом тонкого, ещё бледно-зелёного неспелого месяца. Он ещё молод, он ещё растёт, но совсем скоро нальется силой и затмит собой своих колючих подруг.