Утратившая сон

Когда-то все тени были телесны. Это был их мир, и каждый его уголок, в котором хоть ненадолго появлялось хотя бы подобие света, тут же оказывался вновь во власти бездонного бархата. Тени не любили делить свои владения и ревностно хранили их от любых посягновений.

Но посягновения продолжались и продолжались. Наглые и неуёмные искорки света прожигали мягкий бархат то тут, то там, заставляя корчится тенистое тело от боли, словно то прокалывало шипами. Доселе спокойная и глубокая тьма шипела от ожогов, бледнела, заращивая раны и теряя силы. А свет не дремал. Озорные искры начали нападать на мягкое тело скоплениями, вгрызаясь в него одновременно, выедая всё большие и большие дыры.

Чем слабее становились тени, тем сильнее напирал свет. И вот уже их пропорция уравнена, и тени, некогда великие тени, владевшие всем этим миром, в ужасе шарахались во всевозможные укрытия. Свет не был жесток и не преследовал тень, не злорадствовал над её бессилием. Он даровал тени право наблюдать жизнь, которую он породил, позволил создать свою. Они разделили время, как делят последний кусок хлеба два голодающих — поровну, ни крошкой больше или меньше.

Но была ещё одна вещь, которую свет даровал теням, как достойному противнику. Волшебное царство, в котором тень могла порождать своих детищ неограниченно, в котором свет был не более, чем фоном событий, пером, наносящим узор. Имя было царству — Сон.

Фо была очень красива. От рождения окружающие говорили, что была она дочерью света — нежная золотистая кожа, мерцавшая в солнечных лучах, тяжёлая коса волос, драгоценным металлом рассыпавшаяся по мягким плечам, когда та, напевая что-то под нос, расчёсывала их. Руки её порхали крыльями птицы, ведавшей, что такое ветренная прохлада высоты. Чистой зелёной листвой сияли её глаза, безбоязненно смотревшие прямо в белое око солнца, и губы — нетронутая нежность утра — распахивались в очередной хвале яркому дню.

Дочь света, прекрасная нежная Фо, любимица солнца, драгоценное сияние, дитя богов — как только не звали её окружающие, заставляя розоветь и отворачиваться от сладких льстивых речей. Хоть они и были правдивы, Фо не могла их терпеть. Она ощущала, как чужие взгляды буквально срывали с неё одежду, жадно ощупывая её хрупкое тело, миллиметр за миллиметром, готовые сожрать за то, что оно прекрасно. Были и те, кто лишь робко касался взглядом или нежно гладил, но такие встречались так редко, как солнечная погода в осенние ливни – это было практически чудом.

Солнечные лучи ласкали её, подобно тёплым материнским ладоням, когда девушка выходила на улицу. И казалось, что шагает она не по твёрдой дороге или мягкой траве, но по золотой шелковой ленте, выстилавшейся под её легкими ногами. Сияние исходило от её кожи и волос, прихваченных широкой тёмно-синей лентой в цвет сарафана. Словно невесомый палантин, сотканный из лучей, окружал её.

Фо любила свет, а свет любил её. И лишь тени с завистливой грустью высматривали солнечную девушку издалека, боясь касаться любимицы света – страшна могла оказаться кара. И лишь в её снах могли тени прикоснуться хотя бы мимолётно к золотистой головке спящей. И даже эти лёгкие касания не оставались без внимания света: нещадно выжигал он очередной кусочек уже шрамистой, не такой бархатной плоти, какой некогда обладала тьма. Никто не смел вредить его любимице, пусть даже во сне.

Тень и свет, свет и тень сменяли друг друга, тень синела от слабости и пряталась в рощах и прохладе ручьёв, в глубоких расселинах ледяных вершин, на самом дне океанов… Ничто не спасало тьму от прекрасного сияния, преследовавшего её денно и нощно в каждом из её самых потаённых убежищ.

— Свет, я оставлю твою любимицу в покое. Но знай, что наступит такой день, когда придётся тебе об этом пожалеть, — решилась тьма, окутанная призрачной синевой предупредить того, кто победил её. – Я исполню твою просьбу и более не коснусь этого дитя.

— Довольно пустых угроз, — отмахнулся лучом свет от шёпота тьмы, затаившейся в еловом лесу, — с дитя ничего не случится, и ему будет лишь лучше, если ты больше не посмеешь его касаться.

Тени лишь беззвучно улыбнулись, собираясь с терпением. Они знали, что будет так, как сказано.

Сменяли свет и тени друг друга на постах. Но даже по ночам теперь свет внимательно следил за тьмой, щурясь миллионами своих древних искорок-глаз. Но тьма более не подходила к Фо. Не то что прикоснуться к ней – даже к её дому не приближалась она, а если девушка выбиралась куда-то вечером или ночью – почтительно отступала на много шагов.

Люди начали перешёптываться, что с ней что-то не так. Даже самые близкие едва сдерживали чувство страха, когда сияющая девушка обращалась к ним или просто подходила ближе обычного. Фо становилась всё более одинокой.

Однако тяготило её не только одиночество. Она больше не могла спать. Глаза резало от бесконечных потоков света. Даже опустив веки, Фо не могла отдохнуть – веки не давали тень, и свет продолжал преследовать её даже там. Сна не было, и девушка не забывалась даже на час. Короткие зависания, которыми теперь дробился её вечный день, не давали отдыха. Под глазами девушки, несмотря на то, что тьма не смела к ней даже приблизиться, залегли глубокие тени.

— Что с ней происходит?! – вопил свет, выжигая тени из очередного убежища.

Но тьма молчала, смиренно терпя невыносимую боль и зализывая по ночам раны на скалистом морском побережье. А любимица света гасла с каждым часом, несмотря на все его ласки.

— Послушай, тьма, — обречённо обратился свет спустя ещё несколько дней, — я знаю, что ты верно исполняешь обещание. Но Фо стало лишь хуже. Прошу, сделай всё, как было. Я более не в силах наблюдать, как она сгорает у меня на глазах. Молю тебя…

— Ладно, — безразлично согласились тени, ликуя где-то в своей синей глубине. – Но запомни: если ты помешаешь, Фо исчезнет навсегда.

— Что угодно сделай, лишь бы она жила! – отчаянно замерцал собеседник тьмы, казавшийся более жалким, нежели израненная им тысячи раз тьма.

Тени безмолвно затаились, в ожидании ночи. И стоило лишь минуте в минуте наступить этому времени, как к дому Фо приблизился тёмный человек. Бледная кожа не ведала жаркой ласки солнца, острый профиль не выдавал эмоций. Длинные чёрные волосы прядями прикрывали тёмно-синие глаза, казавшиеся практически чёрными. Длинные ресницы тёмной леди прятали её взгляд в ещё большей тени.

— Откройте, юная леди, — густой голос пришедшей послышался сразу после сдержанного и чёткого стука в дверь.

— Уже довольно поздно для каки бы то ни было гостей, тем более таких, как вы, — сдерживая испуг, заметила Фо, приоткрыв дверь.

— Это каких же? – улыбнулась незваная гостья, делая шаг в сторону девушки.

Та отступила, прикрыв дверь и прислонившись к ней всем телом.

— Незнакомцев, которых боится сам свет.

— Неужели свет может бояться чего-то? – ухмыльнулась тёмная леди.

Фо неуверенно покачала головой, но тут же спохватилась: её жеста не было видно. Однако гостья продолжала, угадав её ответ.

— Свет боится лишь того, что он видит, юная леди, — снисходительно заметила она, — меня же ему видеть не позволено, хоть и действую я с его подачи. Так что позвольте мне войти и помочь вам, милая Фо.

Девушка вздрогнула, открыла дверь, однако всё ещё не позволяя войти незнакомке. Она загородила собой проём, вытянувшись по диагонали и опершись плечом о косяк.

— Чем же вы способны мне помочь и с чего взяли, что ваша помощь мне нужна?

— Тени под вашими глазами, дитя света, слишком уж вальяжно там устроились, — сощурившись, заметила пришедшая.

Тяжёлый прерывистый вздох вырвался из груди измученной Фо, их взгляды перекрестились.

— Как ваше имя? – сдавшись, спросила она наконец.

— Это не важно, любезная Фо, — ласково проговорила та и протянула ей руку. – Если вы позволите помочь вам, я исчезну, как дурной сон.

— Отчего ж дурной? – насторожилась девушка, с тревогой пытаясь рассмотреть иссиня-чёрные глаза ночной гостьи.

— Оттого, дорогая, что вы больны. И, уйдя, хворь станет лишь воспоминанием, как дурной сон. А с этим пропадёт и необходимость во мне. – Терпеливые объяснения бархатистого голоса успокоили растревоженную Фо и незнакомка нежно сжала её руки своими, внимательно смотря ей прямо в глаза.

Тёплые руки тёмной леди казались невесомыми, хоть и обнимали хрупкие кисти девушки словно опутывали бархатом. Разливающееся по всему телу тепло внушало спокойствие, волна страха и тревоги улеглась, а на смену им пришло доверие. Гостья прижала к себе Фо, гладя худенькие плечи. Что-то внутри, там, где должна быть душа, надломилось, и девушка расплакалась навзрыд.

— Плачьте, милая, плачьте. Слёзы смоют всю боль, ночная прохлада сопьёт их горечь, а утренний ветер сотрёт их следы с ваших милых щёк, — мягко говорила тёмная леди.

— Мои глаза… снова могут закрыться… — удивлённо прошептала Фо, не поднимая головы.

— Всё верно, Фо. Я ведь обещала помочь вам.

Незнакомка провела девушку в спальню и уложила в смятую бессонницей постель. Дитя света устало опустила голову, следя за гостьей. Та незаметно улыбнулась ей и укрыла одеялом. Она погладила золотистые волосы Фо и склонилась над ней, прикасаясь своими губами к губам девушки. Холодные её губы напоминали глоток воды ночью из лесного ручья, что даже днём не попадал на свет, прячась в тени елей. Фо сонно заморгала, закрыла глаза и уснула. В эту ночь тени под её глазами побледнели, а утерянный без сна блеск изумрудных глаз вновь вернулся к ней наутро.

— Что ты творишь?! — яростно вопил свет на устало клубившиеся тени в овражке ельника. – Ты обещала не касаться её!

— Я выполняю своё обещание, — сухо отвечала тьма, — моих прикосновений нет на ней, лишь моей дочери. И помни: помешаешь – Фо погибнет. Из-за тебя.

Свет поперхнулся очередным возгласом и оставил тьму. Она была права – он дал ей свободу том, как спасать Фо, и мешать не имел права.

На следующую ночь тёмная леди вновь пришла к Фо, оставшись с ней до утра. И тени сошли на нет под глазами дитя света, и прелестные губы вновь распахнулись улыбкой и смехом.

— Прости меня, тьма. Я столько раз причинял тебе боль, а ты спасаешь самое дорогое для меня создание… — стыдливо извинялся свет на следующий день, отыскав тьму в горной расщелине.

Тьма беззвучно шевельнулась в расщелине. Тёмная леди вышла из неё, и отвечала вместо теней:

— Ты был жесток. Но она прощает, несмотря ни на что. Но ты должен знать, что если ты продолжишь так с ней поступать — тьма погибнет. Как и всё в этом мире без неё потеряет свой смысл. Тьма без света, а свет без тьмы – одно пустое ничто.

На всё своё дальнейшее существование запомнил свет эти слова. А юная Фо цвела и продолжала сиять, изредка лишь вспоминая странную гостью по вечерам.