Глава 37. Губанов

С Борисом Ивановичем Губановым я встречался не так часто, как с Елисеевым, да и то в основном при обсуждении важных организационно-технических вопросов, где решать должен Главный конструктор.
Самостоятельно докладывал ему лишь раз, перед памятным полетом в Харьков, когда только два Главных — Губанов и Сергеев — смогли преодолеть, казалось бы, непреодолимый организационный барьер, не позволявший реализовать мои нестандартные алгоритмы.
Тогда меня поразило отношение нового Главного ко мне, незнакомому рядовому исполнителю заурядной работы. Едва вошел в кабинет, Борис Иванович встал и вышел из-за стола навстречу:
— Здравствуйте, Анатолий Афанасьевич, присаживайтесь, пожалуйста, — ответил он на мое приветствие и показал жестом на стул за общим столом.
Он подсел рядом, с интересом полистал мой документ, который положил перед ним, задал несколько вопросов, внимательно выслушал мои ответы, чуть задумался и, улыбнувшись, сказал:
— Что-то подобное у нас уже было. Попробуем доказать Сергееву нашу правоту. Готовьте убедительные аргументы. До встречи во Внуково, Анатолий Афанасьевич, — протянул он руку, вставая из-за стола.
Позже меня брали к Главному в основном для пояснений, на случаи, когда возникали технические вопросы, на которые мое руководство, естественно, не могло дать исчерпывающих ответов.
И вот мне вновь предстояло доложить Главному конструктору очень сложный вопрос, который наверняка вызовет бурю эмоций в технических кругах предприятия. Ведь в ряде ситуаций ставились под сомнение решения, принятые при разработке систем МКС «Буран».
Секретарь доложила Борису Ивановичу, и меня пригласили в его кабинет.
— Две с половиной тысячи? — взвесил на руках мой объемистый документ Губанов, — Ничего себе. Вы уверены, что любая из этих ситуаций ведет к аварии, и выхода из нее нет?
— Уверен, Борис Иванович, — твердо ответил ему.
— Я не сомневаюсь в вашей квалификации, Анатолий Афанасьевич, но вы даже не представляете, насколько серьезный вопрос вы поставили, мягко говоря, не вовремя, — несколько удивил Главный. Я не знал, что ответить и лишь молча смотрел на него, — До пуска летного изделия меньше года, а вы выкатили столько проблем. Где же вы были раньше? — спросил он с таким обреченным видом, что невольно почувствовал себя виновником создавшейся ситуации.
— Мой сектор существует всего полтора месяца, Борис Иванович. Мы разрабатываем законы управления АСУ, а это моя инициативная работа. Можно сказать, побочный продукт основной работы, — пояснил Губанову.
— Ничего себе, побочный продукт, — развернул Губанов документ на первой попавшейся странице. Несколько минут он изучал одну из ситуаций, — А почему вы решили, что этот клапан может отказать? — вдруг спросил он, показывая на приведенную в документе схему.
— Любой может отказать, но этот клапан не дублирован, а потому его отказ приведет к тому, что в полностью заправленном баке криогенный компонент начнет интенсивно прогреваться со всеми вытекающими последствиями, — пояснил ему.
— А вы показывали этот материал разработчикам пневмогидравлической схемы?
— Я показал черновой материал только Панарину, а он сразу доложил вам.
— Правильно сделал, — одобрил Губанов действия Панарина.
Он вызвал секретаря и назначил совещание специалистов по единственному вопросу, на который только что попал совершенно случайно. Естественно, на это совещание он пригласил и меня. Очевидно, я не смог скрыть недоумение, почему из двух с половиной тысяч ситуаций для столь солидного совещания выбрана лишь одна. Заметив это, Главный конструктор улыбнулся:
— Давайте сначала детально рассмотрим одну ситуацию. Проверим, согласятся ли с вашими выводами специалисты. Если вы окажетесь правы, создадим комиссию, которая изучит все выявленные вами ситуации и наметит пути решения проблемы, — тут же пояснил он свое решение.

Пользуясь случаем, зашел к Кузнецову. Мы уже давно не виделись с моим бывшим наставником, а потому оба были рады нежданной встрече.
— Говорят, ты уже начальник сектора? — спросил Владимир Александрович, который так и застрял в должности ведущего инженера, — Поздравляю. Рад за тебя, Толя, — крепко пожал он руку.
— Спасибо, Владимир Александрович, — поблагодарил его, — Одна только беда. Никак не отделаюсь от Мазо. Николаев клятвенно обещал от него избавить, а как стал начальником отдела, все обещания позабыл.
— Это на Висю похоже. Он всегда был таким. Они с Мазо два сапога пара, — рассмеялся Кузнецов, конечно же, лучше меня знавший обоих.
— Владимир Александрович, а что слышно у вас в Службе о первом пуске «Бурана»? Сейчас был у Губанова, так он сказал, что совсем скоро. Меньше года осталось, — попытался получить информацию от Кузнецова, наверняка знавшего от своих многочисленных друзей обо всем, что обсуждалось в недрах Службы Главного конструктора.
— Вот Губанова и расспросил бы о подробностях, — рассмеялся Владимир Александрович, — Он тут так все замутил со своими предложениями. Всех на уши поставил. У кого спрашивать о планах, как не у него. Ладно, Толя, пойдем в курилку, заодно и покурим, — предложил он.
То, что рассказал Кузнецов, шокировало, поскольку шло вразрез с теоретическими представлениями о наземной отработке ракет. Так по планам Службы, следом за уже завершенным этапом стендовых испытаний центрального блока ракеты-носителя, где четыре боковушки служили лишь силовыми конструкциями, удерживающими блок с работающими двигателями, должен быть еще один этап, когда на стенде была бы запущена вся двигательная установка «Бурана».
Главный конструктор, в противовес этим планам, предложил очень смелое решение, которое вначале обескуражило всех, включая Генерального:
— Такое даже спьяну трудно придумать, — отозвался, якобы, о предложении Губанова Глушко.
А Губанов «всего лишь» предложил отказаться от второго этапа стендовых испытаний и сразу запустить в полет предназначенную для этих испытаний ракету-носитель.
— Ничего себе! — не удержался, выслушав это известие от Кузнецова, — Как можно запустить стендовое изделие? — изумился я.
— Да оно, Толя, уже не совсем стендовое, — пояснил Владимир Александрович, — Главный, похоже, давно задумал эту аферу. Саша Маркин рассказал, что слышал, как Губанов уговаривал Пензина сделать центральный блок стендового изделия двойного назначения, чтобы годился не только для стендовых испытаний, но и для летных.
— Ну, это куда ни шло, — согласился я, — Но, есть же такое понятие, как объем наземной отработки. А с этим как быть?
— Что ты меня спрашиваешь, Толя? У Губанова и спроси, раз с ним встречаешься. Я с ним еще ни разу не разговаривал, хотя в Службе работаю, — пожаловался Кузнецов.

Пока говорили с Кузнецовым, в курилку зашел Иван Иванович. Вскоре и он подключился к нашему разговору. Поскольку Иван Иванович занимался этими вопросами вплотную, узнали все последние новости Службы.
По словам Ивана Ивановича, все инстанции вроде бы согласились с тем, что, приняв предложение Главного, можно ускорить программу создания МКС «Буран» на целый год, но на деле препятствий столько, что смелая идея практически на грани провала.
Оказалось, что к пуску не будет готов стартовый комплекс. И тогда Губанов предложил провести первый пуск «Бурана» с комплекса стенд-старт. Там тоже проблемы, но они, по крайней мере, разрешимы силами НПО «Энергия».
К тому же изначально было ясно, что орбитальный корабль подготовить не успеют, да и рисковать им не хотелось. Борис Иванович и здесь нашел выход. Вроде бы в министерстве принято решение запустить грузовой макет одного из космических аппаратов.
Но самым нерешаемым, по словам Ивана Ивановича, оказалось предложение Губанова отказаться от проведения огневых технологических испытаний «Бурана» перед пуском.
— Как же вы не можете понять, что это бомба стоит и урчит на старте. Давайте отпустим ее в полет. Случись что, мы же лишимся старта, — аргументировал Главный конструктор свое решение, но пока его так никто и не услышал.
«Да-а-а», — размышлял, слушая Ивана Ивановича, — «А тут еще я со своими аварийными ситуациями. Действительно не вовремя».
Вовремя или нет, но совещание у Главного конструктора все же состоялось. Вел его сам Губанов. Мнение приглашенных специалистов и их руководителей было единодушным — ситуация надуманная и практически невозможна. Слушая выступающих, с трудом сдерживал возмущение. И даже неоднократно порывался вступить с ними в спор, но всякий раз Борис Иванович жестом останавливал. Наконец, он предоставил мне слово.
Как же убедить коллег, что моя задача состоит не в том, чтобы призвать их к ответу, а чтобы вместе с ними заранее найти выход, если такая аварийная ситуация все же возникнет.
Для начала мне удалось показать, что статистические данные о надежности, которые привел один из выступавших, неполные, а потому вводят в заблуждение. Воззвав к авторитету присутствовавшего на совещании признанного специалиста, легко доказал, что нижняя граница надежности находится на уровне «орел-решка» брошенной монеты, определяющей, то ли сработает этот клапан, то ли нет.
— Нам повезет, если этот клапан на летном изделии не откажет. До сих пор в процессе заправок макета и стендового изделия сбоев действительно не было. Но, при достигнутом уровне статистической надежности, это означает лишь одно — отказ возможен и более того момент, когда он произойдет, все ближе, — заявил я под гул голосов присутствующих, — Так утверждает теория надежности, а не я. Меня же интересует только одно — что делать в этом случае? Разбираться с ситуацией на месте? А хватит ли нам времени в обстановке подготовки изделия к пуску? А потому призываю не спорить, возможна эта ситуация или нет. Правильный ответ один — возможна. Более того, очень даже возможна. Так, давайте заранее поищем выход, товарищи специалисты, — закончил я выступление.

После перерыва, который объявил Губанов, повторно выступили все те же, но теперь они утверждали, что ситуация действительно опасная, однако она не приведет к разрушению ракеты. На этот раз возмутился Главный конструктор:
— Приведет или не приведет, увидим. Вы скажите, что делать, если все-таки произойдет конкретный отказ. Георгий Яковлевич, прошу вас, — пригласил он ответить Александрова, разработчика пневмогидравлической системы ракеты.
— Думаю, надо создать мощную гелиевую подушку в баке, чтобы предотвратить вспучивание компонента, — ответил Александров.
— Это предусмотрено нашими схемами? — спросил Губанов.
— Предусмотрено. Но, — осекся Александров и зачем-то посмотрел на своих начальников.
— Объясните ваше «но», товарищ Александров. Или может, ваши руководители объяснят? — нахмурясь, попросил Главный.
— Честно говоря, мы рассматривали такую ситуацию, — неожиданно, под дружный смех присутствующих, заявил Жора.
— Значит, все-таки рассматривали. А полчаса назад утверждали, что она невозможна, — укоризненно взглянув на Жорино начальство, сказал Губанов, — Ну и к какому выводу вы пришли? — с мрачным видом спросил он.
— Чтобы поддерживать давление в этой подушке, потребуется гелиевый поезд, — выдал, наконец, Александров.
— Что за гелиевый поезд? — спросил Губанов.
— Поезд это некоторое количество железнодорожных вагонов с емкостями для гелия. В общем, целый поезд вагонов с гелием. Его можно разместить в районе старта и в нужный момент подать к изделию, — пояснил Александров.
— И где же этот поезд? Кто его заказывал? Почему я впервые об этом слышу? — негодовал Губанов.
— Нет поезда. У нас в стране столько гелия не вырабатывается даже за несколько лет, — обреченно махнул рукой Александров. В кабинете раздались сдержанные смешки, стихшие, едва только Главный поднял голову.
— Совещание окончено. Спасибо. Все свободны, — объявил он.
— Ну, ты даешь, Зарецкий! И так проблем выше крыши. Зачем ты еще эту вытащил? — набросился на меня Жора, едва вышли из кабинета.
— Губанов сам на нее попал. Абсолютно случайно, — успокоил его.
«Вот заварил кашу. Что же будет, если такие совещания будут проводить по каждой из двух с половиной тысяч ситуаций. Какие тут пуски, сплошные совещания», — мрачно размышлял по дороге из ЛКК в наш МИК.

К счастью, опасения оказались напрасными. Главный конструктор, убедившись, что выявленные нами аварийные ситуации не миф, а реальность, создал комиссию во главе с Филиным Главным. Эта комиссия и занялась «чисткой аварий», приведенных в нашем документе. Мне трудно было отслеживать результаты работы специалистов, особенно, когда эту важную работу переносили на полигон, куда мне не было доступа.
Но, побывав на ее первых заседаниях, был удивлен тем, что столь ответственные решения зачастую принимались с формулировкой «по мнению специалистов». А сами заседания разительно напоминали то единственное, которое провел Главный конструктор, когда эти же специалисты в течение заседания легко изменили свое первоначальное мнение на диаметрально противоположное.
Что ж, специалисты — те же эксперты. А это значит, что их мнение можно оценивать, причем, не только качественно, но и количественно. Методики экспертных оценок существуют и достаточно неплохо проработаны. И не надо собирать никаких совещаний — со специалистами должны работать тоже специалисты, но в области экспертных систем. Это принципиально.
В этом случае мнение эксперта анонимно и фактически растворено в мнении его коллег, таких же специалистов. А когда над мнением эксперта не довлеет политика, он более искренен и точен в своих оценках. Значит, применяя такую методику, можно существенно повысить достоверность экспертной оценки любой из аварийных ситуаций.
Разумеется, я тут же добавил еще один штришок к своей будущей модели ракетно-космического комплекса.
Увы. То памятное совещание оказалось моим последним личным контактом с Главным конструктором. С его заместителем, Филиным Главным, мне довелось общаться и позже, но лишь по поводу моих научных публикаций. Их местом работы вскоре надолго стал полигон. Окажись я там, уверен, что моя карьера в НПО «Энергия» сложилась бы иначе.
Вспоминая те горячие деньки накануне главных событий, постепенно осознал, в общем-то, очевидный для меня факт, с которым кто-то согласится, а кто-то, быть может, и нет.
Но, мне кажется, не сложись в НПО «Энергия» этот мощный таран Губанов-Филин, не состоялись бы те два пуска ракеты-носителя «Энергия», последний из которых вывел на орбиту беспилотный «Буран», удививший мир своей автоматической посадкой.