Геннадий Лутков. Поэт. Лимон и иволга

             ГЕННАДИЙ ЛУТКОВ, ПОЭТ. ЛИМОН И ИВОЛГА

   Прочитала как-то в Интернете очерк Александра Нестругина о поэте Геннадии Яковлевиче Луткове (1931-1994) и вспомнила его.   
   Геннадий Лутков. Поэт. Работал на Воронежском областном радио. Это был худощавый светловолосый мужчина. Интересный собеседник. Умел пошутить, разговаривая с кем-то, улыбался. Но наблюдательным людям видна была в нём некая грустинка или печаль.
   Мы были в одной творческой компании. Отсюда наше знакомство.
   У меня сохранился сборник его стихов "Если перестану удивляться" (Центрально-Чернозёмное книжное издательство. Воронеж - 1965).

Рассветным ветром
Иволга взъерошена
От клюва
И до самого хвоста.
С прозрачного
И влажного листа
Она склевала
Белую горошину.

Как прост
И сложен
В таинстве своём
Весёлый мир,
В котором мы живём,
И неразгаданный,
И удивительный,
И каждый раз
По-новому увиденный.

Он не застывший.
Мне не надоест
Искать неуловимые
       Приметы.
Есть в этом мире
Грозные ракеты,
Но есть роса!
И иволга в нём
Есть!
И птицы
На ладонь мою
Садятся,
Ко мне ручьи
Сбегаются, звеня.
И я
Не перестану удивляться.
А если
Перестану удивляться,
То значит – точка.
Значит –
Нет меня!

   Если бы стихотворения можно было облекать в какие-нибудь цвета, то я бы эту оду окружающему нас миру назвала бы лазурной. Есть лазурные мечты. К сожалению, нет даты под стихотворением. Но можно с уверенностью сказать, что написано оно было Геннадием Лутковым позже, когда он оказался на свободе.
   Конечно, мы знали, что Геннадий с группой старшеклассников (надеюсь, не ошибаюсь, что он ещё учился в школе) был арестован в 1949 году. Их обвинили в принадлежности к контрреволюционной организации - "Коммунистическая партия молодёжи". 
   Чекистов - соратников большевика-коммуниста Иосифа Джугашвили, назвавшего себя Сталиным, в невинности разговоров и планов на будущее той молодёжи не убедило даже название партии "коммунистическая".

                РОССИЯ, НЕ ТВОЯ ВИНА…

   Стихотворение Г. Луткова из названного сборника "Нас поймут" (глава "Мы остаёмся сыновьями"):

Чтоб тот, кто будет после нас,
Кто трудное продолжит дело,
Нас понял -
Мы должны сейчас
Сказать о том, что в нас болело.
"Науки нашей
Корифей...
Отец народов...
Гений...
Кормчий..."
Гремели похвалы всё громче
Всё откровенней,
Всё прямей.

Он правил круто и сурово,
Среди друзей искал врагов.
Но в нас советская основа
Была первейшей из основ.
Что без суда
Был суд над нами,
Вина,
Россия,
Не твоя.

Не пасынки, а сыновья,
Мы остаёмся сыновьями,
И чтобы тот,
Кто после нас
Продолжит начатое дело,
Всё понял –
Мы должны сейчас
Сказать о том, что в нас болело.

   Геннадий не рассказывал о том, что пришлось ему пережить за пять лет в лагерях в Сибири и в Казахстане. По крайней мере - не рассказывал на всех перекрёстках. Но это есть в его стихах.
   Лишь один случай. Два месяца они – не пасынки России, а сыновья – копали лютой зимой в степи траншею; «шкура с ладоней лезла». В короткие перерывы он «грелся в костровой золе».       

     ПО СТАРЫМ ДОРОГАМ
Дней далёких аукнется эхо,
Позовёт широкий большак
По знакомым местам проехать,
Посмотреть – что оно и как…

И сказать о себе неловко,
Но ведь правда же, чёрт возьми:
Эту фабрику под Дубовкой
Я построил!
Ну, ну, дыми!

И мои зелёные улицы
Затопила золотом рань.
Почему так сейчас волнуюсь я,
Казахстанский город Сарань*?

Городов я проехал много,
Но без этой встречи – не мог.
Здесь начало моей тревоги,
Неоконченность первых дорог.

Не хочу рядиться в доспехи,
Только нужен мне непокой.
Необычной юности вехи
Я хочу потрогать рукой.
   (* Нашла в энциклопедическом словаре вот это: «Сарань, город с 1954 г. в Карагандинской области. Добыча угля»)

                ЛИМОН В КАМЕРЕ

   Вспоминаю одно событие. Мы что-то праздновали. Собрались у одного из друзей. Наевшись, напившись и наговорившись, часть гостей ушла. Геннадий уйти не торопился. Он рассказал чуть-чуть, как измывались в лагере над "контрреволюционерами". И о том, что никаких вестей из дома не пропускали; посылки были большой редкостью. Посылочные ящики попадали в камеру уже сильно потрошёнными.
   Однажды такую посылку принёс охранник. Когда её стали вытряхивать на кровать, из неё выкатился лимон.
   Геннадий, рассказывая о лимоне, о его пупырышках и о том, как заворожённо на него смотрели сотоварищи-сокамерники, был так взволнован, что у него прерывался голос и дрожали руки.
   И он прочитал нам стихотворение "Пять лет не видел он..."; оно есть и в названном выше сборнике:

   Пять лет не видел он
   Большой Земли,
   Пять лет он бредил
   Мамой и Рязанью.
   Его с Таймыра ночью привезли,
   Из парня выбивали показанья.
   Я помню эту встречу и теперь,
   Давились мы овсянкою горячей,
   И услыхали -
   Скрежетнула дверь...
   И в камеру втащили передачу.
   Когда посыпались на одеяло
   Баранки,
   Синеватый рафинад,
   Такое у него в глазах стояло,
   Как будто перед ним
   Разрыли клад.
   Лимон
   О спинку койки стукнул глухо,
   Тяжёл,
   В бугринках твёрдых,
   Золотист.
   И он закрыл глаза
   И нюхал,
   Нюхал,
   И слёзы
   По его щекам лились.
   Я слов,
   Чтоб успокоить,
   Не подыскивал,
   Я понял,
   В ту минуту, потрясён,
   Что можно плакать
   Не над гробом близкого,
   Что можно плакать,
   Нюхая лимон.

   Слушая стихотворение, мы плакали и жалели несчастных мальчиков, из которых СВОИ ЖЕ, А НЕ НЕМЕЦКИЕ ФАШИСТЫ, выбивали показания. И тогда, и теперь мне кажется, что Геннадий рассказал о себе, что именно ему прислали родные в посылке лимон. А того персонажа из Рязани он просто придумал. Но утверждать не могу; это лишь моя догадка.

   А как выбивали показания, кто в это не верит, прочитайте книгу "Огонь, мерцающий в сосуде..." (Москва. "Педагогика-Пресс. 1995). Это о русском поэте Николае Алексеевиче Заболоцком (1903-1958); здесь его стихи, поэмы, письма, и многое о нём.
   Его, к тому времени уже известного поэта, арестовали в 1938 году, и почти десять лет он провёл в лагерях и на поселении, кстати, был и в Казахстане, как и Геннадий Лутков. Он так и не признал себя виновным и причастным к контрреволюционной деятельности.
   "Но избиение и пытки, голод и бессонница, - написано в названной книге, - привели лишь к тому, что Заболоцкого пришлось отправить в психиатрическую больницу". Странно, что не убили. Потом его не били, но постоянно пугали.
   И ещё из книги "Огонь...":
   " В то время "физические воздействия" при допросах разрешались вполне официально и широко применялись в следственной практике".

   И никто ведь не извинился перед такими, как поэты Николай Гумилев, Николай Заболоцкий, Геннадий Лутков, Ярослав Смеляков… А также перед миллионами других (не только поэтов) жертв палача Сталина и поддерживающих его коммунистов и беспартийных.
   О Ярославе Васильевиче Смелякове (1912/13 – 1972) сейчас, если и вспоминают, то редко. Жаль! Из «Нового энциклопедического словаря»: «Русский поэт. Романтика комсомольской юности, темы труда, преемственности поколений… Сборники «Работа и любовь» (1932); цикл стихов «Разговор о главном» (1959), «День России» (1967).
   Суровый жизненный опыт Смелякова, как жертвы политических репрессий (в 1934-37; 1948-55), отразился в стихах-новеллах, стихах- воспоминаниях (опубликованы в 1987 г.)».
  Арестован первый раз, когда ему был 21 (или ещё не было) год. Читала в его биографическом очерке, что арестовывали его три раза, не разрешали потом жить в Москве.
 
                ЖЕРТВА «КОРМЧЕГО» - БОРИС БАТУЕВ

    Среди тех миллионов «врагов народа», то есть политических заключённых, был ещё один воронежский парень - Борис Батуев. Он был арестован тогда же, когда и Геннадий Лутков. Где находился и сколько, не знаю. После освобождения учился и стал журналистом.
   Я хорошо знала Бориса Батуева, когда он был начальником общественно-политической редакции Воронежского областного телевидения; работала в его редакции. Я только-только окончила университет; опыта работы - никакого.
   Вспоминаю ту свою работу с большим смущением; могу себе представить, сколько нелестных слов выслушивал Батуев о своей молодой сотруднице. Но своих сотрудников он в обиду не давал, защищал, помогал. К счастью для телезрителей-воронежцев, на местном телевидении я проработала совсем недолго. Нет, не выгнали; уехала.

   А ещё наш начальник Борис требовал искать для передач разные темы – интересные для общественности; чтобы можно было к рассказам о повседневной жизни страны и области добавлять  что-то из прошлого.
  В те годы ещё никто не знал, что за горизонтом формируется то, что потом назовут «всемирной паутиной», Интернетом, с его обширной базой информаций на все вкусы. Как известно, в СССР первые компьютеры (не для личного пользования ещё) появились в 1986 году.
  А потому до интернетной эры народ за информацией шёл в архивы, библиотеки; искал её в книгах. Я всегда много читала. Воспользовавшись требованием начальника, как только появлялось в работе «окно», я шла в областной архив.

  Замечательное место – архивы! Мои блокноты заполнялись разными фактами из истории Руси-России, Воронежа и его окрестностей; событиями, фамилиями, датами.
  На «летучках» в нашем отделе каждый сотрудник делился своими идеями, темами для новых передач. Я рассказывала, что нашла в архиве. Потом все предложения наш начальник сортировал; отобранное становилось своеобразным сценарием. И с этим сценарием Борис Батуев шёл к председателю телекомитета (возможно, должность называлась по-другому) - согласовывать. Цензура в ту пору была жёсткой.

   Конечно, этих парней коммунистическая система сломала. Она это умела - ломать людей физически и психически. У меня было такое впечатление, что Геннадий ходил, полностью не выправляя спину. Наверное, его тоже били. Внешне это был энергичный, доброжелательный  мужчина. И всё-таки, изуродовав ему юность, его надломили!
  По свидетельству знавших Н. Заболоцкого, после освобождения поэт никогда не поддерживал разговоров о том, что происходило в стране, о коммунистической партии, о советской власти. Сломали! И стихи его всё больше о природе.

   К мученикам надо бы проявлять больше уважения. Николай Заболоцкий, Геннадий Лутков, Борис Батуев, Осип Мандельштам, который за стихи, вроде бы, против Сталина, был арестован и сослан в Воронеж; через три года вновь арестован и отправлен куда-то по этапу; где-то по дороге и сгинул…
  Список жертв советской власти, коммунистов советского разлива - длинный.
  Очень жаль этих людей. Они, молодые, здоровые, могли бы, работая по своим профессиям, принести стране много пользы. А их гноили в тюрьмах, на лесоповалах, на разных стройках (каналы и прочее).
  И это после Великой Отечественной войны, унёсшей в небытие почти 30 миллионов советских граждан – больше молодых, работоспособных, детородных.

                СТРАННО: ЗА СПИНОЙ – НИКОГО

Ты молод!
И всё наверстаешь с лихвою,
За то, что сумел сохранить, -
    Держись.
Громко
Захлопнули
Дверь за мною.
Дверь в ту, уж слишком нелёгкую,
Жизнь…

Нет,
Это больше,
Чем просто – радость!
Посёлок,
Как в праздник,
Шумный,
Цветной.
Шагаю я улицей
И оглядываюсь:
Странно,
Что нет никого
За спиной.

Есть что-то большое
И очень главное
В том
Что к цветку
Потянулась рука.
Как будто вернувшись
Из долгого плаванья,
Я чувствую твёрдость
Материка.
Иду я
Уверенно,
Молодо,
Гулко,
Познавший цену
Трудной любви.
Мне расковали не только
Руки,
Мне расковали мысли мои.

   В упомянутом выше очерке Александра Нестругина написано о том, что Анатолий Жигулин (арестован вместе с Лутковым и другими школьниками) обвинял Геннадия в том, что он всех их выдал; то есть - в стукачестве.
  Никто из родных и друзей Геннадия в это не верил и не верит. Из литературы на такие темы можно сделать вывод, что стукачей, даже если для вида их арестовывали, никогда не отправляли в суровую Сибирь.
   Домысли А. Жигулина сродни с жуткой ситуацией, связанной с группой юных патриотов «Молодая гвардия», действовавшей в г. Краснодоне против фашистов в годы Великой Отечественной войны. Обвинили в предательстве человека (все фамилии можно прочитать в литературе об этом), не виновного ни в чём. Пострадала его семья – уже после войны. А потом выяснилось, что предал ту подпольную группу другой человек.

   Нельзя огульно никого ни в чём обвинять. Только суд должен искать улики вины.
   Насколько я поняла, у Жигулина не было доказательств, а только предположения. И это напоминает мне анекдот, который ходил между советскими писателями и даже где-то описан. Я слышала его именно от писателя.   
   В эпоху, когда советская власть всячески поддерживала стукачество, не избежали этого и писатели. И вот такой - то ли анекдот, то ли быль.
   Идёт собрание. К трибуне выходит некая дама, не литератор, но каким-то боком имеющая отношение к писательскому миру.
   - Я точно не уверена, - говорит она, - но мне кажется, что писатель А (называет фамилию) - враг народа.
    Слово предоставляют писателю А. Он говорит:
   - Я точно не уверен, но мне кажется, что Д (называет её) - проститутка.

   А вот Борис Батуев, по моим наблюдениям, был более уверенным в себе. Он не боялся спорить с руководством телецентра. Возможно, некой задиристостью он поддерживал себя, подпитывал силу духа. Да, и в СССР уже менялась атмосфера.
   Как-то я получила от знакомой из Воронежа письмо, в котором было сообщение, что Борис Батуев трагически погиб. Телевизионная бригада, в которой находился и он, возвращалась из творческой командировки. Дело было ранней весной, на дорогах было скользко.
  На мосту машина потеряла управление и рухнула в речку верхом вниз. Лёд на реке уже подтаял; в машину стала поступать вода. Когда водителю удалось выбраться из машины, было уже поздно - Батуев захлебнулся. Другие выжили, а он погиб.

   Для Воронежского радио Геннадий Лутков готовил рассказы о своих земляках, чем-то удививших наш мир, который трудно уже чем-то удивить; читал свои стихи и лирические произведения коллег по перу.
   И у него много стихов о природе, о запахах травы и цветов, о восходах и закатах… Очень может быть, что те несчастные воронежские мальчики – жертвы произвола советской власти – из своих тюремных камер не видели Солнца; возможно, в их камеры вообще не проникал дневной свет. И запахи были совсем иными.

   Вот часть из его стихотворения «Город Калач»:
Калач!
Какое вкусное
Названье!
Румяное,
Душистое названье!
Проснулся городок
Росистой ранью
Туман в лога
Сметаною налит.

И дышит тёплое
И розовое небо,
Ты слышишь,
Дышит степь.
И запах хлеба
На десять,
Двадцать,
Сотню вёрст стоит…

Вон городок
Вокруг горы свернулся,
От солнца летнего
И пылен,
И горяч,
Молочный,
Хлебный,
Яблочный,
Медовый,
И зноем подрумяненный,
Подовый,
Лежит
Чуть-чуть дымящийся Калач.
   (Калач – город (с 1945 г.) в Воронежской области. Основан в ХVIII веке)

                ОНИ - БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ - ВЫЖИЛИ
            
   На сборнике стихов «Если перестану удивляться» написано: "Дорогому брату моему Свету. Геннадий Лутков, 28.Х - 65 г.". Мне этот экземпляр сборника подарили.
   Свет - это Святослав Михайлович Прошин (1928-1986), двоюродный брат Геннадия; кинорежиссёр, писатель. Он не родился в Воронеже, но в этом городе прошли его детство и юность;  окончил Воронежский педагогический институт, немного работал в школе. Однако его манило кино, и он уехал в Москву, окончил сценарный факультет ВГИКа. Сценарии писал, но больше работал кинорежиссёром - снимал документальные и научно-популярные фильмы.

   Говорят: человек в течение жизни ходит по кругу - потому что Земля круглая.
   Прошли годы, и Святослав Прошин вновь вернулся в Воронеж. Работать. Предполагалось, что там откроют киностудию документальных фильмов, а он будет директором. А пока он, как кинорежиссёр, работал на Воронежском телевидении – снимал сюжеты и фильмы на разные темы.
   Как констатация факта: киностудия в Воронеже так и не появилась. Но выяснилось это через несколько лет.
   Большую часть своей жизни Святослав Прошин прожил в Москве. Но умер и похоронен в Воронеже. То кладбище когда-то было на окраине, но потом рядом появились новые микрорайоны, и кладбище теперь - часть города. Здесь же похоронен и Борис Батуев.

  Его захоронение показалось мне таким... несчастным, если можно так сказать о могиле - чуть ли не на основной дороге кладбища. На могиле была дощечка с фамилией и цепь. Несколько лет назад я попросила знакомую – жительницу Воронежа (могилы её родных на том же кладбище), при случае посмотреть, в каком состоянии захоронение Бориса Батуева, объяснив, где искать.
  Она не нашла могилу. А найти её было не трудно. Вероятно, его перезахоронили – там же или на другом кладбище. Не знаю, где похоронен Геннадий Лутков.
   Пусть земля будет всем им пухом!

   С восхищением я вспоминаю Геннадия Луткова и Бориса Батуева. Они были талантливыми людьми. Никогда не выступали против советской власти. Принимали власть коммунистов, как данность. Не знаю, был ли Геннадий членом коммунистической партии, а Борис – был. Возможно, то было осознанное решение, или – необходимость, потому что начальником общественно-политической редакции областного телевидения не мог быть беспартийный.

   Забавная история в ту пору. В эфир я не выходила. Никогда этого не хотела. Занималась только редакторской работой, готовила передачи, а вели их другие сотрудники.
  Но однажды всё же в эфире была. Накануне того дня я зашла в универмаг. Без всякой надежды купить себе что-то новенькое. Был поздний вечер. Вдруг на прилавок продавщица вывалила (именно так) гору вещей. Вероятно, магазин не выполнял план, а потому «выбросили» дефицит.
  Я сразу же ухватилась за тёплую кофточку. Она была белой; оригинальность ей придавали пышная вязка и пуговицы. Они переливались всеми цветами радуги, были большими. Молодым всё к лицу!

  Конечно, на следующий день я явилась в отдел в обновке. Коллеги оценили кофточку. Начинаем работать. А в коридоре суматоха. Рывком открывается наша дверь, вбегает взволнованная сотрудница – выпускающий редактор. Оказалось, опаздывала диктор. Надо было найти кого-то, кто смог бы, имея «приличный вид», выйти в эфир и объявить программу телепередач.
  Выбор пал на меня. Или – на мою кофточку. Конечно, я отнекивалась. Но не могла ослушаться начальника редакции. На репетицию текста было лишь несколько минут. В студии меня усадили за стол, положили передо мной листок с программой и показали на камеру: «Смотреть только на ту, у которой горит красный огонёк».

  Мы справились: редактор, телеоператоры и я. Всё прошло нормально. Потом одна из моих знакомых рассказала: «Сижу и пью чай. Собираюсь на работу. Включила телевизор. И вдруг – ты. Я чуть не подавилась печеньем от неожиданности. Ты хорошо смотрелась. Где отхватила такую красивую кофту?».
  Борис Батуев (говорил, что переживал), смеясь, сказал: «Будешь запасным диктором. Как в футболе – запасной игрок».

   В значительно позже снятом художественном фильме «Зависть Богов» (режиссёр Владимир Меньшов) главная героиня (роль актрисы Веры Алентовой) работает редактором на телевидении. Один из эпизодов: идёт передача, дикторы читают какую-то сногсшибательную политическую новость, которую передаёт ТАСС.
  А телетайп заклинило. Наконец, героиня В. Алентовой получает распечатку текста. Чтобы передать её в студии дикторам, она ползёт с бумажкой в зубах вдоль стола. А сейчас перед дикторами, ведущими разных телепередач стоит ноутбук. И не надо никуда ползти.

  Как-то Геннадий Лутков заинтересовался одной из историй, которую я «откопала» в архиве. Мой рассказ записали на плёнку. Но… Подвёл голос, не подошёл для радио. По словам Геннадия, он слишком певучий, или что-то в этом духе. Сказал, что таким голосом надо рассказывать на ночь детям сказки; будет действовать убаюкивающе.
   И мне не понравилась та запись. Потом я участвовала в радиопередачах, и никто не говорил, что мой голос не подходит для радио. Вероятно, с возмужанием человека голос меняется. За своим такого не замечаю.

   Я рада, что Геннадий Лутков и Борис Батуев выжили в той советской мясорубке. Смогли пожить без наручников. Они были женаты, стали отцами. Слышала, что после смерти Б. Батуева коллеги, друзья помогли его сыну поступить в институт и стать журналистом. Вероятно, есть и внуки.
  Назло «отцу народов», «кормчему», они выжили. Без вины виноватые! И успели сказать, что в них болело. А болело это: суд без суда, несправедливость, издевательства в тюрьме, обида, унижения, украденные годы самой горячей юности.
И чтобы тот,
Кто после нас
Продолжит начатое дело,
Всё понял –
Мы должны сейчас
Сказать о том, что в нас болело.

  Я не думаю, что, когда они вернулись домой, им было легко вписываться в текущую жизнь; что на них где-то косо не смотрели; что им без препятствий удалось поступить в вузы.
 Но, возможно, ничего такого и не было. Радость была: «отец народов» ушёл в мир иной. Пытался захватить с собой, как можно больше, граждан СССР (не взирая на чины, на революционный стаж), но надорвался.
  Они выстояли! И смогли с удвоенной радостью удивляться «весёлому миру», в котором жили: иволге, росе, птицам, ручьям.
Ты молод!
И всё наверстаешь с лихвою,
За то, что сумел сохранить, -
    Держись.

    25 ноября 2024 года.