Ступень IV Зависимость. 3

  Принято полагать, что инстинкт самосохранения присутствует в каждом из нас с рождения. Стоит на страже и включается при первых признаках опасности.
  Мне же, похоже, попалась его бракованная версия.
 
  Как правило, на звонки с незнакомых номеров я не отвечаю. Как и многие в наше время. Не знаю даже, найдётся ли хоть один человек (или нечеловек), имеющий телефон и ни разу не сталкивавшийся с рекламными звонками.
– Да.
  Но в любом правиле иногда случаются исключения. Особенно когда мысли заняты совсем другой – и достаточно крупной – проблемой.
– Это Макс. Привет.
  Я подвис. Искажения динамика, делающего любой звук немного синтетическим, не помешали мне узнать этот голос, даже если бы звонивший решил не представляться. Особенности манеры говорить и вести себя тех, с кем мы связываем особо негативные события в своей жизни, вообще удивительно быстро въедаются в память. Потому, наверное, психотерапевты никогда не лишатся работы, пока будет жив хоть один разумный человек на земле.
– Занят? – не дождавшись реакции, уточнил звонящий.
– Не… а что? Погоди, кто тебе д…
…дал мой номер. Глупый вопрос. Олег, кто ещё. Есть вопрос получше: зачем?
– Сейчас скину адрес, подъезжай часа через полтора-два.
  Я нахмурился:
– На кой чёрт?
– Узнаешь на месте.
  Звонок оборвался прежде, чем я закончил вдох, чтобы выразить своё отношение ко всем любителям раздавать указания. Ловкий ход.
– Ага. Щас. Побежал уже, а волосы назад, – рыкнул я экрану. Телефон в ответ выплюнул уведомление о новом сообщении: адрес, название остановки.
  Хорошо бездушной технике: ни тебе лишних мыслей, ни проблем, ни переживаний. Работаешь себе, пока заряд имеется…
  Открыв онлайн-карты, я вбил полученные координаты. Другой конец города, самая окраина. Глянул на время: почти семь вечера..
  Совсем ошалел! Или решил, что я бронированный и мне пофигу морские знаки настолько, чтоб кататься последними рейсами в зажопье спального района?! Я вызвал список звонков, нажал набор последнего.
– Слушаю.
– Ты во мне камикадзе разглядел, или я чего-то не догоняю?! Я не попрусь туда на ночь глядя! Я как, по-твоему, потом домой буду добираться?!
– Попрёшься, – невозмутимо ответил Макс. – Или я притащу тебя туда за шиворот. Будешь выдвигаться – отпишись.
– Да пошёл ты н...
Договаривал я непечатный адрес уже "в лицо" экрану, светящемуся сообщением "вызов завершён". Охренел. В край, это точно. Команды он мне, сyка, даёт, чабан патлатый! Я бросил телефон на диван рядом с собой. Тот "блинчиком" отскочил от сиденья и ухнул в кипу сваленной в углу одежды. Не было у меня вчера сил и желания складывать её аккуратно, после таких-то весёлых событий.
…и ведь какое интересное совпадение! Стоило мне снова вляпаться в нечеловечью историю – Олежа уже в курсе, так мало того – успел поднять на уши и своего приятеля-кровососа.
  Мда. Дёргай меня кто-нибудь по поводу раздолбая с вечными проблемами, я б тоже не стремился проявлять особый такт и любезность.
  Несколько долгих секунд я жёг взглядом чернеющий из рукава ветровки уголок смартфона, – вот оно мне надо? – но затем ругнулся и всё-таки полез его доставать.
  Олег, естественно, трубку не взял. Чуял седалищным нервом, по какому поводу я трезвоню. Я додержал вызов до автоматического "абонент не отвечает" и нажал сброс. Система автоматически свернула приложение "телефонной книги", и на экране вновь появилась карта с последним искомым адресом. Первая вспышка злости потихоньку улеглась, из-под неё выкарабкалось обыкновенное раздражение, следом за которым уже показало свой чуткий нос привычное любопытство.
  Да, в хронологии событий я с высокой вероятностью прав. Каким бы боком это у него ни вышло, Олег узнал о моём вчерашнем знакомстве с гипнотизёршей и седеющим ЧОПовцем (или кто он там). Узнал – и позвонил Максу, в восторг его, очевидно, не приведя. Иных вариантов, как Макс узнал мой номер телефона и с чего вдруг позвонил, я придумать попросту не мог.
  Это всё ладно, но зачем он заставляет меня ехать к чёрту на рога? Что там такого важного? Кроме, может быть, близости весьма удобного лесочка, где легко прикопать внезапно омертвевшую тушку. Я поёжился. Нет. Хотел бы черноглазый демон меня угробить – сделал бы это без звонка и предупреждений. Опыт избавления от улик у него, я даже не сомневался, был, и богатый, и в гораздо менее удобных условиях. А значит, причина вытаскивать меня в ночь за три района от родной берлоги иная. И вопрос "какая именно?" действовал на меня посильнее самой сладкой морковки на самого голодного ослика.
  Ловкий ход. Ловкий и хитрый.
  Я снова ругнулся. На сей раз почти беззлобно.



– Итак?..
  Мы свернули с обочины на какую-то узкую улицу. Местный проезд, по обеим сторонам теснились невысокие – не более двух этажей – жилые здания на один-два подъезда. Большая их часть представляла собой грустное зрелище обшарпанных деревянных стен и оконных рам с облупившейся краской и местами выбитыми стёклами.
– В целом всё верно.
Кое-где в окнах ещё горел свет, в меру своих скромных сил пытавшийся помочь в освещении улиц, но на деле мало в этом преуспевавший. Фонарей вообще не наблюдалось, вокруг царил почти непроглядный мрак.
  Я покосился на Макса. Случайный лучик из ближайшего окна скользнул по чёрным глазам, на мгновение сделав их светящимися, как у кошек. В следующий миг наваждение исчезло.
– И сводить меня к этому твоему экстрасенсу – тоже Олежина идея?
– Нет.
  Макс указал на едва приметный проход между торцами двух домов, в который я тут же послушно свернул. Противный ночной ветер здесь, на окраине, в окружении низкорослых построек ощущался особенно сильно. Когда-то по юности мне нравились пустыри, промзона и захолустья спальных районов – есть в них своя непередаваемая постапокалиптическая атмосфера, заставляющая вспомнить ощущения от чтения страшных историй, – но не сегодня. Сегодня я ощутил стойкое желание сесть в следующий автобус и вернуться домой сразу, как вышел на нужной остановке.
– Не думал, что вампиры водят дружбу с гадалками, – пробормотал я, оглядываясь по сторонам. Без особой надежды: запомнить маршрут в настолько однообразных декорациях, да ещё в сумерках – задача совсем не простая.
  Черноглазый сморщился. На бледном лице в обрамлении чёрных волос и поднятого воротника гримаса недовольства приобрела вид угрожающей злобной маски:
– Он не гадалка и не экстрасенс. Просто человек, способный чуять паранормальное в других. И не называй меня вампиром, будь добр.
  Я изумлённо выгнул бровь. Хотел уже поинтересоваться, что, собственно, его так раздражает в простом слове, но не успел. Неожиданно резко остановившись, Макс дёрнул меня за плечо назад так, что я едва не потерял равновесие.
  Единственное, что я смог рассмотреть в следующее мгновение – размытое серо-бурое пятно, пролетевшее совсем рядом, и клацнувшие в считанных сантиметрах от моего носа белоснежные собачьи клыки. Я застыл и потрясённо вылупился на замершего в паре метров от нас недовольно ворчащего здоровенного пса. Выражение оскаленной морды со светло-серыми ушами и чёрным шнобелем нельзя было назвать приветливым. В голову полезли непрошенные картины последствий повторного прыжка этой зверюги. Даже если махина с алабая размером не сумеет вцепиться в меня зубами – ничего страшного, она просто сомнёт меня своим весом!
  Я не раз видел действительно больших собак. В детстве даже был "знаком" с английским догом, вымахавшим примерно той же высоты, но добродушное существо из моего детства, обожавшее вылизывать всех, кто только попадался на пути его здоровущего языка, и близко не обладало хотя бы похожим сложением. У стоящего напротив меня пса была завидная бойцовская комплекция, характерная скорее для питбуля. Неестественного для собак цвета желтовато-зелёные глаза смотрели то на меня, то на Макса, из глотки вырывалось глухое клокотание, бурая шерсть на загривке стояла дыбом.
– Фу! – зачем-то ляпнул я. Ничего другого в голову не пришло.
  Команда подействовала на зверя несколько… неожиданно, я бы сказал. Не знаю, какой реакции я ожидал, но пёс вдруг прекратил скалиться, в немом изумлении широко раскрыл горящие зенки и… громко возмущённо чихнул.
  А совсем рядом вдруг раздался громкий искренний смех. Я осторожно обернулся, стараясь не выпускать псину из виду. Макс хохотал, запрокинув голову, едва ли не до слёз. Пёс завёл уши назад, чем в сочетании с удивлённым взглядом приобрёл выражение поруганной невинности, и издал протяжное "ур-р-р".
– Макс? – негромко позвал я. – У тебя всё в порядке?
– Знакомься, Лёша, это Женя, – чуть успокоившись, сквозь смех махнул рукой тот. – Жень, чудо, что только что тебе "фу"-кнуло, зовётся Алексом.
  Псина смерила меня очень человеческим оценивающим взглядом. Ни грамма прежней агрессии – только снисходительность и пренебрежение.
– Да ладно тебе, – с улыбкой хмыкнул черноглазый. – Другие вообще в обморок хлопаются. Ты, знаешь ли, не чихуа-хуа.
   Это уж точно. При более детальном рассмотрении стало ясно, что телосложение у зверюги по имени "Женя" на самом деле лишь напоминало собачье. Локти на передних лапах находились гораздо ниже, чем положено, плечи развёрнуты в стороны, а не вперёд, как у всех нормальных четвероногих, отчего грудная клетка казалась шире, а лапы в целом были куда более мускулистыми, чем сухие жилистые собачьи конечности. Наверняка я упустил ещё немало деталей, но в темноте рассмотреть даже вышеперечисленное было достижением.
– Макс. Это, прости, ЧТО?
– А на что похоже?
– На собаку, – честно ответил я.
  "Собаке" моё заявление не понравилось, и мне тут же продемонстрировали звериный вариант голливудской улыбки. Макс усмехнулся:
– Это полиморф. Можешь называть оборотнем, хотя это не вполне верно. А лучше Женей, – заметив недовольно наморщившийся нос зверя, добавил Макс.
  Замечательно. Оборотень. Ещё один.
– И в чём разница, оборотень или полиморф?
  Зверюга тем временем вытянула нос в мою сторону, и, не сводя с меня пристального взгляда, поводила им по воздуху, знакомясь или запоминая запах, уж не знаю.
– Полиморфы сохраняют разум во всех формах.
– Оно ещё и разумное?!
  Зверь в ответ рыкнул. И что-то в интонации этого короткого возгласа подсказывало мне, что меня только что обозвали не особо цензурным синонимом "идиота". Я рефлекторно поднял руки. Это, может, им, двоим нелюдям, комфортно в обществе друг друга. Я же в темноте двора на окраине жизни в их компании ощущал себя загнанным в угол кроликом в окружении волков – то ли сытых и всего лишь забавляющихся, то ли хорошо скрывающих свой голод.
– Умилительно, – вдруг раздалось за моей спиной.
  Я ругнулся. Прямо за нами стоял Артур. Скрестив на груди руки и привалившись спиной к стене дома – даже в темноте я легко узнал его не столько по облику, сколько по исходящему от него ощущению тотальной уверенности в себе. Хотя и во внешности его мало что изменилось, насколько получалось рассмотреть. Чувство беззащитности с отметки "семь баллов" разом подскочило до девяти из десяти возможных. Вообще-то удивительно: ещё минуту назад я был уверен, что исчерпал свою способность пугаться окончательно с пару дней назад. Но заметив одинаковое неприятное удивление на… лицах этих двоих, я занервничал ещё сильнее: слишком неприятным оказался факт, что ни вампир, ни зверь с их наверняка одинаково чуткими носами и ушами не заметили приближение незваного гостя.
– Ты-то здесь чего забыл? – не особо любезным тоном поинтересовался Макс.
– А этого я уже где-то видел, – проигнорировал вопрос Артур, глядя на меня. – "Сотрудник" или так, игрушка?
– Шёл бы ты отсюда, а?
  Лицо Макса превратилось в наспех слепленную маску спокойствия. И я буквально кожей ощущал, что одно неверное слово – и это спокойствие разлетится мелкими острыми осколками. Закоренелая злоба вроде той, что скрывалась под "маской" Макса, обычно пестуется годами, если не десятилетиями. И, видимо, даже века практики в актёрском мастерстве не всегда способны скрыть эмоции подобной силы.
  Артур в притворном изумлении изогнул бровь и тут же сухо улыбнулся:
– Я? А может, это тебе стоило бы поостеречься гулять в подобных местах?
– Ты мне угрожать вздумал?
– Делать мне больше нечего, – фыркнул Артур и перевёл взгляд на меня. Неприятный взгляд. Оценивающий. Общий для многих нелюдей, как я уже успел узнать.
  Женя, усевшаяся на землю неподалёку от Макса, за весь диалог не издала ни звука – лишь наблюдала, опустив голову и сканируя нового знакомого жёлто-зелёными зенками. Жаль, я не умею читать по звериным мордам, но всё же готов спорить: ни неприязни, ни раздражения она не испытывала. Только любопытство и готовность встрять в разборку, если до неё дойдёт.
– Надо как-нибудь встретиться, поболтать, – Артур перевёл взгляд на Макса, оттолкнулся плечом от стены.
– О чём?
– Есть пара вопросов.
– Я тебе не мальчик, бегать по свистку.
– Я помню, – Артур криво улыбнулся. – Больше нет. Но, полагаю, тебе всё же будет интересно послушать.
  Макс промолчал. Арчи же, выдержав театральную паузу, бросил на меня ещё один внимательный взгляд, затем отвернулся и… растворился в темноте.
– Великолепно, – спустя пару секунд отрезюмировал я. В глотке пересохло.
  Женя, вытянув нос и отведя уши назад, издала короткий выразительный рык. Макс рассеянно потрепал её по загривку. Довольно фамильярное обращение с разумным, пусть и покрытым шерстью существом.
– Неправильное слово, - пробормотал Макс.
– А что значит, "больше нет"?
  Женя поднялась на все четыре лапы и ткнулась носом в его рукав. Макс протянул было руку, собираясь вновь растрепать звериный загривок, но Женя увернулась и аккуратно прищипнула подол его куртки передними зубами. Черноглазый глянул на неё и вздохнул:
– Да, да. До связи.
  Зверь гавкнул – получилось очень похоже на "ага!" – и потрусил куда-то в сумрак трущоб. Я проводил её задумчивым взглядом.
– Всегда думал, что оборотни – кровожадные безмозглые твари.
– Кровожадных-безмозглых и без них хватает, – Макс поправил куртку. – Пойдём. И так потеряли уйму времени.

– И сколько их таких в округе?
– Кого?
  Я махнул головой в сторону, в которую убежала серо-бурая зверюга. Макс пожал плечами.
– Не считал.
– Так вот куда столько грибников пропадает…
– И часто ты видишь новости о нападениях диких зверей? На серийного маньяка растерзанный таким зверем труп не спихнёшь.
– Зато легко спихнёшь на нападение бездомных собак.
  Макс вздохнул и покачал головой:
– Когда начинаются рейды по отлову бродячих животных, обязательно подстреливают пару-другую щенков-оборотней. Они тоже не идиоты, чтобы подставляться под облавы. К тому же у нас за городом навалом лесов.
– Нет, ну так то лес… а то город. Людей же легче ловить, нет?
– Ты полагаешь, для оборотня непосильный труд выследить в лесу зайца? Или поймать на болоте утку? Или в крайнем случае курицу из сарая стащить?
– А разве животные для них в сравнении с человечиной – не вроде диеты из овсянки?
– Это не значит, что все они жрут человечину как ненормальные, – проворчал Макс. – Если безопаснее сожрать зайца или оленя, ни один идиот не станет компрометировать и себя, и всех своих сородичей, особенно в нынешнее время, с камерами на каждом углу. И это уже не говоря о вкусовых качествах твоих сородичей в последние годы.
  Я аж споткнулся:
– В смысле? Мы для вас уже недостаточно вкусные?
– Ты то, что ты ешь, – Макс покосился на меня, не сбавляя шаг. – А образ жизни современных людей очень далёк от здорового.
  Вот и думай, радоваться после таких заявлений или возмущаться. С одной стороны, это же здорово, когда хищник не хочет тратить на тебя силы, потому что полагает тебя не вписывающимся в рамки деликатесов, а с другой – это даже как-то обидненько…
  Но долго размышлять мне об этом не пришлось: скоро мы оказались на месте.
  Обычная двухподъездная двухэтажная "деревяшка", которую в своё время пытались то ли утеплить, то ли укрепить, обмазав фасад серой с синим штукатуркой прямо поверх бруса. Прямо перед домом растянулась широкая зелёная полоса с яблонями в два ряда. С виду здание не отличалось от сотен точно таких же по всему городу. За исключением одной детали – почти у всех местных двухэтажек имелся дополнительный выход в торце здания.
  Старенькое побитое непогодой крылечко, похожее скорее на служебный ход. Металлические перила, местами изъеденные ржавчиной практически насквозь, бетонные ступеньки в выбоинах, трещинах и сколах. Зато входная дверь на таком колоритном фоне смотрелась более чем аккуратно: недавно покрашенная, стальная, с тем самым ригельным замком, который стоял практически на всех подъездных дверях до введения в широкий оборот домофонов.
– Пришли, – объявил Макс, уверенно берясь за ручку.
– Тут что, запираться не принято?
– Нет необходимости, – вампир потянул дверь на себя.
– Почему?
  Вместо ответа он приглашающе махнул рукой. Я недоверчиво покосился на тёмный проём. В тот момент я думал, что готов ко всему вплоть до появления самого Мефистофеля или спецэффектов с языками пламени и молниями во все стороны. Ничего такого в узком тамбуре максимум в два квадрата длиной меня не ждало. Сразу за второй дверью в конце его находилась маленькая прихожая. Вместо привычного голого плафона с единственной тусклой лампочкой за освещение отвечали две свечки в чугунном витом подсвечнике на тумбочке справа от двери.
  А прямо напротив входа сидело… чудище. Иначе назвать его я не смог. Огромная, больше полутора метров высотой псина практически чёрного цвета сидела и внимательно смотрела на меня янтарного цвета глазами, фосфоресцирующими в темноте. Даже принимая во внимание габариты Жени, эта зверюга выглядела гораздо внушительнее. Особенно со своей лоснящейся короткой чёрной шкурой…
  Я остолбенел.
  Абсолютно квадратная голова с массивными челюстями. Короткие острые уши настороженно подрагивали, ловя малейшие звуки, мощная грудь могла бы стать отличным тараном при атаке, а сухощавые длинные лапы и огромные ступни в два моих кулака каждая, снабжённые загнутыми чёрными когтями, выглядели как идеальный разгонный механизм.
  На мои плечи легли чьи-то руки и аккуратно, но настойчиво сдвинули меня, почти безвольного, в сторонку.
– Вопросы об открытых дверях сняты?
  Пёс опустил голову, не сводя с меня внимательного взгляда, вытянул вперёд нос и издал низкий протяжный звук. Не подвывание и не рык – какой-то потусторонний рокот.
– Дай… угадаю, - выдавил я, рефлекторно вжимаясь спиной в стенку. – Это тоже не собака.
– Ну почему, собака, – философски пожал плечами Макс. – Четыре ноги, морда, хвост. Привет, Араб.
  Услышав своё имя, пёс прижал уши к голове, поднялся на ноги и принялся хлестать себя по бокам хвостом-плетью. Вместе с ним из стороны в сторону заходила вся задняя часть – вполне себе обычное проявление собачьей радости. Я бы, может, даже слегка расслабился от умиления, если бы не горящие углями зенки.
  Макс протянул руку, и пёс с удовольствием ткнулся в раскрытую ладонь носом, после чего вскинул огромные лапы ему на плечи, предприняв попытку вылизать все подвернувшиеся части лица. Макс сморщился, уворачиваясь от собачьих нежностей, и осторожно снял со своих плеч звериные лапы:
– Отвали, Араб. Где хозяин?
  Пёс звонко гавкнул и отошёл, давая нам пространство. Говорить по-человечьи он не умел – и на том спасибо, иначе я стопроцентно рехнулся бы на месте.
– Смотри-ка, кто нас навестил.
  Мы с Максом одновременно подняли глаза на голос. Из непроглядной черноты дверного проёма слева не торопясь вышел высокий худощавый старик. Даже не худощавый – высушенный. Живая иллюстрация жертв Бухенвальда. Тонкие узловатые руки мгновенно напомнили мне палки-конечности огородного пугала. С сутуленных весьма и весьма почтенным возрастом плеч свисала мягкая клетчатая рубашка, из-под неё, держась на выпирающих костях таза только благодаря туго затянутым завязкам, виднелись тёмные брюки. Ступни – босы. Лицо… оно выглядело бы самым обычным старческим лицом, вдоль и поперёк изрезанным глубокими морщинами – настоящими шрамами от нанесённых временем ран, – если бы не полоска ткани, закрывающая оба глаза.
  Слепой.
– Здравствуй, Длак, – поприветствовал Макс.
– Давно тебя слышно не было, – в ответ проворчал старик. – Сколько прошло? Год?
  Голос его был негромким и сиплым. Не скрипучим и срывающимся, как бывает у людей очень преклонного возраста. Подобный голос подошёл бы скорее молчуну, перенёсшему серьёзный ларингит.
– Полгода. Пришёл бы раньше, да решил, что невежливо тащить на хвосте ракшаса к твоему порогу, не предупредив, – Макс сделал неопределённый жест. – А предупреждать времени не было.
– Ракша-ас… – недовольно передразнил старик и устало оперся костлявой рукой о дверной косяк. – Мне эта заморская нечисть… Ну и привёл бы! Глядишь, нашли б тему-то общую. Когда я против гостей возражал?
  По лицу Макса скользнула нехорошая улыбка, тут же, впрочем, бесследно исчезнув:
– Кстати о гостях.
  Пёс, минутой ранее усевшийся у ног хозяина, перевёл взгляд глаз-угольков с Макса на меня. Волосы у меня на загривке мгновенно поднялись дыбом. Готов поставить на кон хоть все деньги мира: собачьего в этих двух горящих из полумрака зенках было не больше, чем здоровья в пачке сигарет.
– Кто такой?
– Мой вопрос.
  Несколько бесконечно долгих секунд светящиеся глаза внимательно рассматривали меня, потом вдруг старик – Длак, как его назвал Макс, – хмыкнул, и пёс тут же отвёл от меня взгляд.
– Проходите.
  Длак неторопясь скрылся в темноте дверного проёма. Пёс последовал за ним.
– "Мой вопрос"? – вполголоса переспросил я, поворачиваясь к Максу.
– Сделай себе одолжение, – вместо ответа посоветовал тот. –  Постарайся не открывать сегодня рта без надобности. Или хотя бы не спрашивай ни о чём. Иначе можешь не расплатиться за ответы.
  Я ошеломлённо захлопнул пасть. Макс удовлетворённо кивнул и последовал за стариком в густой мрак слева. Я шагнул за ним.
  Впереди под потолком тускло замигала лампочка, превращая абсолютную тьму наконец в подобие жилого помещения.
– А освещение всё ветшает... - протянул вампир, оглядываясь.
– Проводку надо менять, – махнул рукой старик, усаживаясь в потрёпанного вида кресло с некогда светлой обивкой с подобием восточного орнамента.
  Комната, где мы оказались, выглядела пустой, будто из неё вот-вот вынесут остатки мебели и начнут ремонт. Обои непонятного грязного цвета растрескались и начали облазить, тёмная штукатурка на потолке – местами тоже, как и краска на деревянных откосах и оконных рамах. Из мебели присутствовали только кресло (в нём уже сидел хозяин дома), диван напротив него да одинокий древний стул в дальнем углу. На полу перед креслом ершился остатками ворса ковёр, окно закрывали пожелтевшие, но всё ещё плотные шторы.
– Что, юноша, не слишком вдохновили хоромы? – усмехнулся старик.
  Я обернулся. Седая голова склонена на грудь, одна рука треплет по загривку пса, не сводящего с меня внимательного взгляда.
– Когда-нибудь я загоню сюда бригаду, – ответил вместо меня Макс. – Аж смотреть больно.
– Лишнее, – отмахнулся Длак.
  Ремонт комнате (если не всей квартире) действительно требовался – и требовался, судя по всему, уже очень давно. Даже учитывая незрячесть хозяина, жильё пребывало в крайней степени запустения. Не знаю, насколько реально будет выжить здесь зимой: даже сейчас, в едва наклюнувшейся предосенней прохладе по комнате гулял ощутимый сквозняк.
– Присаживайся, – Макс кивнул мне на диван, сам взял стул, поставил поближе к креслу хозяина и сел.
  Я молча устроился на диване – поближе к двери. Рефлекс. Пёс, наблюдавший за мной, насмешливо сверкнул глазами, и я едва удержался от крепкого словца.
– Итак, – старик и пёс одновременно повернулись к Максу. – С чем пришёл?
– Хочу, чтобы ты сказал мне, что он такое.
  Я удивлённо вскинул брови – в каком смысле "что"?! – но заставил себя молчать, помня недавний настойчивый совет держать рот закрытым. Не без усилия. Макс даже не повернулся в мою сторону. 
– Скидок я тебе не дам, – произнёс старик.
– Знаю.
– Надеюсь, ты сегодня хорошо поел.
  Макс молча улыбнулся. Бесцветной, пластиковой улыбкой. Таким же безжизненным, искусственным, как манекен, он показался мне во время нашего первого разговора у него дома. Отвратительное, нагоняющее первобытный страх чувство. Нечто очень схожее ощущаешь, глядя на чересчур похожего на человека говорящего робота. Длак со вздохом поднялся с кресла.
– Ну, иди-к сюда, юнец.
  Живая, очень человеческая манера его движений – движений усталого слепого старика, резко контрастировавшая с синтетической неподвижностью черноглазого, – лишь усилила это ощущение. Пёс поднял было морду к хозяину, но тут же вновь перевёл взгляд на меня.
  Я неуверенно покосился на Макса. Старик, будто увидев мой взгляд, усмехнулся:
– Не смотри ты на него так, не съем я тебя.
  Да кто вас всех знает... За последнее время каждый второй, встреченный мной, только и думает, что отгрызть от меня кусок-другой. Я поднялся и нехотя приблизился к старику. Как оказалось, он был выше меня всего на несколько сантиметров, хотя поначалу мне показалось, что разница в нашем росте гораздо больше. Возможно, такую иллюзию создавала его худоба.
– Повернись спиной и стой спокойно.
  Я послушно развернулся. Сухая мозолистая ладонь легла на мой лоб, второй старик упёрся мне в спину между лопатками. Мне приходилось как-то бывать на сеансе у эзотерика: в детстве после затянувшейся болезни мать по совету какой-то подруги повела. Посещение оного, к слову, ускорить выздоровление не помогло, зато артистизм самого колдуна-целителя и, мягко говоря, необычность обстановки его "кабинета" оставили в моей неокрепшей детской психике неизгладимый след.
  В детстве я видел лишь хорошего актёра. А вот с кем меня столкнул случай теперь…
  Уже через пару секунд я начал ощущать едва заметное тепло, разливающееся по позвоночнику от ладони старика. Следом за ним появилось лёгкое покалывание в спине от шеи до поясницы. Тепло постепенно тяжелело, растекаясь по коже, покалывание становилось всё более неприятным, переходящим в болезненное. Очень скоро раскалённые иголки кололи по всей длине моего бедного хребта. Когда стало совсем уж невыносимо горячо, я невольно сморщился и пошевелился.
– Стой смирно, – буркнул старик.
  И вдруг в позвоночник мне будто вбили раскалённый стальной прут. Я едва не взвыл от боли и попытался дёрнуться, но обнаружил, что не в состоянии даже пошевелиться. Не хотели слушаться ни руки, ни ноги, ни даже язык. Губы онемели, под зажмуренными веками темнота поплыла багровыми пятнами. Я попытался расслабиться, но "прут" в позвоночнике тут же напомнил о себе новой вспышкой боли. Жар пополз по коже, разлился от спины по всему телу, раскалённым свинцом обволок руки и ноги. Если бы какой-то мизерной частью своего сознания я не знал, что всё ещё нахожусь в полупустой комнате в квартире старика – решил бы, что горю. Очень захотелось завопить, но…
  Вот как должен себя ощущать паралитик под пытками.
  Дикая агонизирующая боль волнами прокатывалась под кожей, омывала по очереди все внутренности, пока не добралась до головы. Я думал, это никогда не закончится. Начал бы молиться о потере сознания, если б не потерял способность ясно мыслить.
  А в следующую секунду нестерпимый жар вдруг впитался в кожу, в мышцы, растворился в плоти, потёк постепенно смягчающимся теплом по жилам и вскоре собрался в пульсирующую где-то внутри меня сеть, охватывающую всё тело от макушки до пальцев ног. Быстрый поначалу, но медленно утихающий ритм успокаивал и убаюкивал моё измученное предшествовавшей пыткой сознание. Центром этой пульсации всё ещё был, как ни странно, позвоночник, будто стержень не просто физической оболочки – всего моего существа. Вроде бы я когда-то знал, что именно через позвоночник проходит основной энергетический канал человеческого тела, но успел основательно забыть.
  Ладонь у меня на лбу вдруг напряглась, сделалась горячей.
– Я те усну вот! – донеслось до моих ушей, и в тот же миг мозг будто перезапустили. Я с болезненной чёткостью осознал себя, место, где нахожусь, существ, присутствовавших рядом, а главное – тяжесть собственного тела, ошалевшего от всего происходящего и решившего, видимо, отключиться, не советуясь с разумом. "Прут" в спине уже не ощущался раскалённым – лишь некой странной едва ли материальной опорой, благодаря которой я всё ещё мог стоять на ногах.
  Пульсация тепла тоже исчезла – её место заняло странное ощущение внутренней дрожи. Я попытался открыть глаза, но не смог поднять веки, хотел потереть их рукой – кисть неприятно зазудела. Вернулось покалывание. С третьей попытки я смог-таки поднести руку к лицу, но поймал себя на том, что не ощущаю её прикосновения на коже, хотя ладонь явно касалась лица, и не чьего-нибудь, а именно моего.
  Я напрягся,  почти смог пошевелиться. Рука по-прежнему висела вдоль туловища, будто и не двигалась.
  Что это вообще было такое?!
  Ощущение дрожи постепенно ослабевало, пока не исчезло окончательно. Я по-прежнему стоял посреди комнаты, на спине всё ещё ощущалась тяжёлая ладонь старика, вторая лежала на моём плече. Макс, сцепив пальцы в замок, внимательно смотрел на меня почти исподлобья.
– Ну всё-всё, – пробормотал старик. – Пойди присядь. А то ещё в обморок хлопнешься, поднимай тебя потом.
  Я заторможенно потёр лицо, поднял голову, ища глазами диван. Тело одеревенело, конечности слушались с трудом.
– Тихо-тихо, потихоньку, – бормотал старик, поддерживая меня под спину, пока я не сел. И как только он убрал руку, прут в моём позвоночнике мгновенно растаял. В первые секунды ощущение было таким, будто растаял вместе со всем позвоночником.
– И? – подал голос Макс.
– Это человек, – Длак повернулся и поплёлся к своему креслу. – Не в меру любопытный, неосторожный, немного трусливый, как и все люди. Думаю, информация о мелких проблемах со здоровьем тебя не волнует.
– И всё?
– Ты хотел знать, что он такое? Я тебе ответил, что.
  Я открыл глаза. Макс смотрел на старика тяжёлым, пристальным взглядом, тот – сидел, чуть склонив голову в его сторону.
– На него напал суккуб.
– А, эти твари совершенно неразборчивы в еде.
– Очень старый.
– Что, бабку на молоденьких потянуло?
– Длак.
– Скажи-ка мне, – старик оперся на подлокотник своего кресла, – ты так переполошился за мальчишку только из-за внимания к нему какой-то там иномирной швали?
  Макс вдохнул.
– Этой "иномирной швали" под две сотни лет. Смертное тело рассчитано не больше, чем на сотню. Ты представляешь, сколько сил она тратит, чтобы поддерживать его в приемлемом состоянии? Она бы не прожила столько, питаясь обычными людьми.
– И ты предположил, что раз твоя двухсотлетняя сука…
– … не моя.
– Э, да хоть чёрта лысого! Если она проявила интерес к мальчишке – значит, в нём обязательно есть что-то необычное?
– И если есть, мне бы хотелось узнать об этом как минимум вторым. Сразу после тебя, скажем.
  Я ощутил себя коровой на рынке. Пришлось напомнить себе держать пасть на замке.
– Мне бы хотелось тебя порадовать, но нечем, – старик откинулся на спинку. – Это обычный мальчишка. Со своим потенциалом, но вполне в человеческих пределах.
– Значит, либо ты что-то пропустил, либо я.
– Например, присутствие в твоей истории с суккубом ещё одного действующего лица, – в тон ему протянул старик.
– Ты считаешь это важным?
– Не те вопросы задаёшь.
– Тогда поправь меня.
  Длак вздохнул.
– Ты же сам сказал: эта двухсотлетняя сука человеком не наестся. Так был ли он обедом?
  Макс нахмурился. Посмотрел на меня. Я покачал головой:
– Не-не-не, я ваши игры разума у такой-то матери видел, к Олеже все вопросы.
– Незачем, – хмыкнул он в ответ, – без Олежи всё ясно.
– Это хорошо, когда ясно, – кивнул старик. – А то ведь как оно… понабежало в городок наш тихий нечисти. Суккубы, ракшасы… Разбери их всех поди.
– Ракшас "понабежал" следом за своим хозяином, и очень уж давно понабежал. Просто столкнулись мы впервые совсем недавно.
– Конечности откусить пытался?
  Макс криво усмехнулся:
– Скорее проглотить целиком.
– Чем ж ты его так расстроил?
– Я расстроил его хозяина. Точнее, друга его хозяина. По здешнему главе этой "серой" шайки плачет мягкая комната, когда он обо мне вспоминает.
– Ну, тут я тебя успокою: не такая уж ты уникальная снежинка, малыш. Мягкая комната плачет по этому обалдую всякий раз, когда речь заходит о нечеловеках, – старик покачал головой. – Он недолюбливает всё, что имеет зубы и когти.
– Да, я слышал, – Макс вздохнул. – Если так пойдёт, его сожрут свои же.
– Недолго ему осталось землю топтать. Ты лучше о другом беспокойся.
– О чём, например?
– Например, о том, почему по твою душу отправился именно ракшас.
  Макс рассеянно повёл раскрытой ладонью:
– Ронер подсунул мне одного из людей его хозяина. А когда этот мешок с костями окончательно вывел меня из себя, я устроил ему трёпку.
– Трёпку он устроил… – пробухтел старик, при этом пёс завёл на затылок уши и недовольно сморщил сопельник. – Дурень ты, малыш, каких мало дурень. След свой скрываешь из рук вон, ссоришься с кем попало, дичь бьёшь на чужой земле.
  Макс флегматично повёл плечами:
– Тем не менее, пока ещё жив.
– "Пока ещё", – снова передразнил его собеседник. – Не свезёт однажды на демона, чтоб передумал твои косточки глодать поперёк хозяйской воли – тогда вот будешь своё "тем не менее" тянуть.
  Макс на время умолк. Ни одной его мысли за непроницаемыми чёрными глазами я прочесть не мог, но не сомневаюсь, они там были – роились тучей кусачих насекомых, заставляя бледные пальцы задумчиво постукивать по бедру.
– По-твоему выходит, – наконец произнёс черноглазый, – меня и не собирались убивать.
– А ты б, – старик наклонился вперёд, – что почувствовал, будучи дюжей сущностью из необозримо далёкого мира, кою отправили проучить щенка, прожившего вдесятеро меньше, да ещё в мирке тысячекратно безопаснее?
– Оскорбился бы, наверное.
– Ну вот и он оскорбился. Или ты считаешь, что от смерти отвернул благодаря своей удали?
– Скорее что мне сказочно повезло.
  Поначалу я слушал их диалог вполуха, понимая чуть меньше, чем ничего. Но по мере того, как шок и усталость отступали, начал понемногу втягиваться, искать точки соприкосновения с тем, что видел и слышал ранее. Первым, что приходило в голову, было воспоминание о девушке с великолепными каштановыми волосами – той, что веселилась в компании оборотней, когда Макс повёл меня показать мертвяка-курьера. Той, что "ест врагов целиком". Я хорошо помнил нервную собранность, напряжение, в котором пребывал Макс в её присутствии. А ещё лучше – собственные ощущения, когда заглянул в её глаза.
  Насколько же легко чудовища скрываются под личиной обычных смертных двуногих приматов, среди которых им приходится жить. И как же эта необходимость, наверное, их раздражает…
– Сказочно везёт твоим недоброжелателям, малыш, – вздохнул Длак. – Что ты видишь меньше, чем слепой старик, второй десяток лет не вылезающий из своей норы.
– В сравнении с тобой мы все как слепые котята, – тихо ответил черноглазый. – Иначе я бы сюда не приходил.
  Пёс у кресла старика чихнул.
– На все вопросы, с которыми пришёл сегодня, ты мог легко найти ответы сам.
– А ты продолжил бы сидеть и обижаться, что старика никто не навещает, – усмехнулся Макс. – Своими ногами-то уйти позволишь?
– Да уйдёшь-уйдёшь, – привычно проворчал слепой, – А то ж ещё испугаешься да исчезнешь с концами.
  Макс покачал головой, потом со вздохом поднялся, подошёл к креслу и сел на пол прямо перед ним, подогнув под себя ногу.
– По крайней мере, хоть кого-то опечалит моя безвременная кончина.
  Я тихо хмыкнул.
– Парня-то отпусти, – старик подвинулся поближе к краю кресла. – Сердечко, не ровён час, подведёт.
  Я покосился на пса – так и есть: внимательно уставился на меня, ожидая реакции.
– Да пусть сидит, если хочет, – Макс качнул головой. – Может, что-нибудь полезное поймёт.
– Как знаешь, – старик вздохнул и потянулся к повязке.
  Я видел слепых людей и раньше – всяких. И тех, чьи радужки закрывала непроницаемая белая плёнка, и таких, чьи нормальные с виду глаза глядят в пустоту, и калек с навечно закрытыми над пустыми глазницами веками. У Длака глаз не было. Совсем. На их месте зияли две тёмные дыры – без век, без бровей, просто два провала в черепе. Чернота на дне каждой казалась бездонной, чёрно-синие нити сосудов сползали в эту пропасть и просто тонули в ней. Старик чуть повернул ко мне лицо, и я невольно отпрянул. Моя реакция – подозреваю, не самая неожиданная, – заставила его странно улыбнуться. В тот момент я уже не сомневался, что каким-то необъяснимым образом он видит. Видит абсолютно всё вокруг и даже больше. И отсутствие органов зрения ему нисколько не мешает.
– Не старайся вглядеться в пустоту, мальчик.
  Он наклонился к Максу, и тот вздрогнул, совсем как я несколькими секундами ранее. Но если я шарахнулся от неожиданности, то Макса пугало что-то иное, нежели перспектива созерцать изуродованное лицо с близкого расстояния. Длак обхватил ладонями голову вампира и придвинулся ближе, едва не соприкоснувшись с ним лбами. Макс напрягся всем телом, болезненно сощурился, кажется, даже сжал зубы. Но глаза не закрыл. Я даже думать не хотел, что могло пугать пятисотлетнего кровопийцу в немощном слепом старике. Хотя бы потому, что ещё помнил раскалённый прут в собственном позвоночнике.
  Прошло не больше пяти секунд прежде, чем я заметил начавшиеся изменения. Старческие пигментные пятна – первое, что исчезло с тыльной стороны кистей, следом стала пропадать узловатость суставов на пальцах, шрамы-морщины вокруг рта и пустых глазниц разглаживались, очень-очень медленно, но уже вполне заметно лицо и руки сухого старика постепенно… молодели. Я заворожено наблюдал за происходящим, не в силах оторваться: то, что, если верить науке, биологически невозможно, происходило прямо у меня на глазах. Для существа, выглядевшего столетним старцем меньше минуты назад, время повернулось вспять.
  Морщась, как от сильной боли, но не закрывая при этом глаз, вампир схватился за держащие его голову руки. Ещё несколько секунд – и плечи черноглазого задрожали. Он оскалился, но не издал ни звука, не начал вырываться. И без того бледная кожа приобрела сероватый оттенок, под глазами, превращаясь в иссиня-чёрные круги, проступили мелкие сосуды. А старик выглядел уже лет на сорок с хвостиком. Короткие седые волосы стали чуть длиннее. Сначала я решил, что мне мерещится, пока не заметил на пепельно-белой ещё секунду назад макушке только что отросшие тёмные корни.
  В какой-то момент руки старика на голове вампира разжались, и тот едва не упал ничком, в последний момент опершись локтем о пол. Длак медленно втянул носом воздух и с мягкой мечтательной улыбкой так же медленно выдохнул.
– Смотри, не убежал, – даже голос старика заметно помолодел, стал насыщеннее, на полтона ниже. Пёс, сидевший всё это время чуть в стороне от кресла, наклонил голову и звонко гавкнул.
– Это же... – я ругнулся. Когда я успел пододвинуться к самому краю дивана? – Макс, ты…
– Уходи, – не поднимая головы, почти шёпотом посоветовал вампир. – И быстро.
– Я бы послушался, мальчик, – сочувственно улыбнулся мне "старик", нашаривая брошенную на подлокотник кресла повязку.
  Просить дважды меня и не пришлось.


  Не помню, как вышел на улицу. И как прошёл несколько кварталов – тоже. Помнил лишь ощущение пристального взгляда с того места, где чернели пустые глазницы. Я подставил лицо свежему прохладному ветру. Оказывается, можно искренне радоваться, даже оказавшись ночью в трущобах чужого района…
…сyка.
  Сколько ещё неведомой грёбаной хрени мой разум выдержит прежде, чем окончательно превратится в труху?
  Какая-то тёмно-серая иномарка неожиданно басовито загудела клаксоном: светофор устало моргал жёлтым. Я не отреагировал на жесты за лобовым стеклом, с сосредоточенностью лунатика переходя дорогу. Машин почти не было, а те, что ещё ездили, носились по полупустой трассе на бешеных скоростях. Да и шут с ними.
  В каждом углу, за каждой дверью по монстру. Маскируются, ждут, подкарауливают. И потихоньку пожирают нас по кусочку, по капельке – каждый сраный день, каждую ночь. А мы даже и не в курсе.
  Я свернул во двор. Воспалённый разум бунтовал против рёва моторов, требовал тишины, темноты и забвения. Покоя – хотя бы на пару мгновений! Между бетонным забором слева и фасадом здания справа росла полоса тополей, а между тополями и забором вилась узенькая едва приметная дорожка. Не зарастёт народная тропа. Гул одиночных машин стал казаться сонным, приглушённым.
  Жизненную энергию. Не мясо и даже не кровь – старик поглощал саму жизненную энергию. Превращая вампира – кровососа, демона, нечисть – в живую мумию.
  А что бы на его месте стало со мной?..
  Я ушёл в свои мысли так глубоко, что не услышал шагов за спиной. А когда почувствовал чужую руку на затылке и в следующий миг познакомился лбом с бетонным забором, сетовать на невнимательность было поздно. От удара в голове загудело, перед глазами замелькали цветные вспышки, кожа лба онемела – хорошо если обойдётся простым рассечением кожи. Я осоловело оперся о забор рукой, пытаясь удержать равновесие, схватился за разбитую голову. Меня тут же грубо потянули за куртку, развернули и толкнули спиной к бетону. Да что у вас у всех за страсть-то такая, в забор впечатывать?! Лица противника я не видел – мутные круги всё ещё плавали перед глазами, – различил лишь, что был он невысоким и крепким. Щёлкнуло лезвие выкидного ножа.
– Бабки гони.
  В ответ я со вкусом выругался. Был слишком зол, чтобы бояться. Напавший мгновенно сгруппировался, но нанести удар не успел: кто-то схватил его сзади локтем поперёк горла. Говнюк тут же махнул ножом назад, но был пойман за запястье, хрипло вскрикнул и выронил оружие.
– Жив?
– Ты что, скотина, меня как живца использовал?! – сквозь зубы прорычал я. Зрение постепенно прояснялось, голова стала тяжёлой – явный признак надвигающейся боли.
  Лицо Макса стало не просто бледнее обычного – оно буквально казалось сделанным из серой бумаги. Кости черепа отчётливо проступали под кожей, густые тени под глазами, скулами и на висках создавали жуткую безобразную маску. Я уже видел его в похожем состоянии. В нашу первую встречу.
  Урод в его руках резко выгнулся, попытавшись ударить противника затылком в нос, но промахнулся. Не меняя захвата, вампир дёрнул воротник его мастерки и молча, оскалившись лишь в последний миг, наклонился к его шее. Головорез начал кричать, но захлебнулся, едва издав первый звук. Дёргаться бесполезно – я знал. Помнил. Но чующий приближение смерти человек отказывался это понимать. Он продолжал вырываться, биться хорьком в силке, пока не ослабел настолько, что стал неспособен стоять на ногах самостоятельно.
  Прошло жалких четыре секунды.
  Вампир оторвался от жертвы, тяжело дыша. Глаза грабителя-неудачника наполовину закатились, руки безвольно обвисли вдоль туловища. Даже в темноте на побелевшей шее отчётливо алела страшная рваная рана.
– Иди домой, – услышал я тихий голос.
– Ты его убиваешь… – зачем-то заспорил я.
  Вампир посмотрел на меня исподлобья. Нечеловеческая голодная злоба в этом взгляде едва не физически скребла мне глотку когтями.
– Хочешь быть следующим? – ласково произнёс он.
  Я попятился и замотал головой – и тут же пожалел об этом, зашипел, опять хватаясь за разбитую голову. Онемение почти прошло, на его место уверенно вползала острая мигрень.
  Будь благодарен, что жив, Клёст.
  Не произнеся больше ни звука, я повернулся и побрёл в сторону гудящей машинами трассы.
  Будь благодарен. И не задавай лишних вопросов.