Двойники Путина

 
   
 
   Ицик, живя в Израиле, был горячим сторонником Путина и специальной военной операции. Из-за этого он развелся с женой и поссорился с друзьями, занимавшими диаметрально противоположную позицию. Ицик часами напролет с упоением слушал Соловьева, Киселева и других российских пропагандистов. Жена, пока они еще не развелись, безуспешно пыталась с этим бороться, запретить телевизор, как главврач Маргулис у Высоцкого, но ее старания не увенчались успехом по причине упертости Ицика. Примерно через полгода или год после развода (мнения бывших жены и друзей по этому вопросу разнятся) крыша у Ицика окончательно поехала. Впрочем, с ним и раньше случались заскоки. До приезда в Израиль он работал в Союзе на военном заводе, где выпускали оружие для борьбы с сионистским врагом, и давал подписку о неразглашении государственных тайн. Уже тогда близкие замечали в Ицике некоторые странности, например, излишнюю подозрительность к людям. Многих соседей по дому он ошибочно считал стукачами и агентами КГБ. Но тогда Ицик еще не свихнулся до такой степени, как на Земле обетованной.
Однажды в один злополучный день бывшая жена, зайдя к нему, чтобы обсудить какой-то насущный вопрос о разделе их совместно нажитого имущества, застала Ицика в совершенно невменяемом состоянии. Он сидел в кресле напротив включенного телевизора, в котором пропагандисты превозносили непобедимость и славу русского оружия. Взгляд его безумно скользил вокруг, временами замирая на окружающих предметах, руки нервно теребили волосы на голове, а пересохший язык бесконечно бормотал лишь одно слово: "Путин, Путин, Путин".
Впоследствии любовник бывшей жены, небезызвестный в научных кругах психиатр и психоаналитик доктор Зуберман пришел к выводу, что триггером помешательства послужило скорее всего следующее обстоятельство. Ицик случайно перепутал ютуб-каналы, и вместо "Соловьева" включил "профессора Соловья", который поведал ему о том, что Путин умер и лежит в холодильнике, а некий двойник по прозвищу Васильич стал мнимым правителем страны и марионеткой в руках правящего режима. Это сообщение вызвало в душе Ицика эффект разорвавшейся бомбы и послужило предтечей всех дальнейших случившихся с ним галлюцинаторных явлений.
Доктор Зуберман отчасти из-за любви и уважения к возлюбленной, но главным образом из-за профессионального интереса поместил Ицика в свою клинику, и когда благодаря медикаментозным средствам состояние здоровья больного более-менее стабилизировалось провел с ним несколько психоаналитических  бесед, легших затем в основу его научных монографий.
Ицик рассказывал доктору обо всем пережитом как-то непоследовательно, сбивчиво и сумбурно, но тот прекрасно понимал, через какие круги ада пришлось пройти его пациенту. Поэтому не перебивал, проявлял чуткость и терпение, иногда задавая деликатные вопросы с целью лучше осознать услышанное.
"Я, видите ли, доктор, подвержен влиянию извне, особенно воздействию средств массовой информации. Вот, к примеру, внушили мне, что коллективный Запад хочет развалить Россию, я и поверил. Или, допустим, выдвинули тезис: "нет Путина –нет России" –нисколько и не усомнился в его правильности!.. И когда на пресс-конференции виртуальный Путин спросил у невиртуального, много ли у того двойников, а невиртуальный дал ему понять, что он единственный и неповторимый, – я и в этом уверился. И тут как назло, в тот же самый момент появляется передо мной, в моей комнате еще один Путин и заводит со мной небезынтересный разговор.
Представьте себе, доктор, мое смятение, постигший меня в эту минуту когнитивный диссонанс, по вашей терминологии. Ведь прямой эфир смотрю, в телевизоре два Путиных красуются, оба в галстуках, пиджачках, и вдруг откуда ни возьмись материализуется в буквальном смысле из небытия третий Путин в элегантном спортивном костюме фирмы Nike и с буквой Z на правой штанине, такой веселый, стильный, домашний Путин.               
 – Владимир Владимирович? – подобострастно спросил я, не веря своим глазам и терзаясь мучительным сомнением: то ли это фантом, то ли реальный человек.
– Можно просто Вова, – ответил гость и фамильярно потрепал меня по лысеющей шевелюре.
Конечно, доктор, мне не понравилась его бесцеремонность, но зато стало хорошо при мысли, что раз я почувствовал это нагловатое прикосновение к волосам, то, значит, Вова вроде бы не иллюзия, не фантом, а нечто материальное, осязаемое. Но тогда, подумал я, как же он может быть одновременно и там в студии, и здесь у меня на потрепанном диване? Разве такое возможно?
– Очень даже возможно, Ицик, – угадав мысль хозяина и взглянув на Путина в телевизоре, уверенно произнес гость с еле заметной ухмылкой. – Дело в том, что на пресс-конференции выступает Васильич, по прозвищу "говорун", а меня используют в иной функции, в качестве, так сказать, скитальца, путешественника, хотя в наше время особо и не попутешествуешь – арестовать могут. (Последнюю фразу он произнес с явным душевным надрывом).
– Получается, – спросил я с изумлением, – настоящего, истинного Путина и не существует в природе? Или он умер?
– Достоверно неизвестно, Ицик.
– Откуда Вы знаете мое имя?
– Разведка донесла, – хитро ответил Вова Путин.
– Ну, а позвольте поинтересоваться, Владимир Владимирович, – у меня не хватило смелости произнести "Вова". – Чем Вас привлекла моя скромная особа? Почему именно меня изволили почтить своим присутствием?
– Видите ли, Ицик, Вы мне симпатичны как истинный патриот России. Да и с кем встречаться? В Штаты и Европу не поедешь, у Нетаньягу дел невпроворот, а с Вами, Ицик, хоть душу отвести могу!
Я был польщен безмерно. Гость осклабился добродушно, как-то даже не по-путински, без неприятной ухмылочки, выразив на моложавом лице некое искреннее благорасположение к хозяину. Я видел перед собой, доктор, не теперешнего Путина из телевизора, великого властителя Земли, которого страшатся государства и их политики, а Путина образца начала 2000-х, без следов ботекса на физиономии, казавшегося этаким скромным и довольно застенчивым малым. Хорошо бы с таким почаевничать где-нибудь на скромной советской даче с участком четыре или шесть соток, поговорить по душам. Он был бы замечательным дачным соседом, поделился бы безотказно садовым инструментом, лопатой...
– Жарко тут у вас в Израиле,– сказал гость, раздев куртку и обнажив спортивный торс ( Я услужливо поспешил включить кондиционер). – Махнул бы сейчас в ваш Латрун с Алинкой или с Оленькой, – мечтательно проговорил Вова, – виноделию поучиться у монахов. Да вот беда, нельзя светиться ни здесь, ни в Геленджике. Кругом иноагенты, враги, санкции! Ну ничего, переживем как-нибудь.
Я сочувственно вздохнул.
– А ты, Ицик, разведен, разведка докладывала. Так гуляй напропалую, бабенку помоложе возьми. Короче, бери пример с меня!
– А как же традиционные ценности, семья, духовные скрепы и все такое? – осмелился робко возразить я. 
–Семья?.. Обуза для мужчины. Но народ надо воспитывать, внушать ему ценность крепкой семьи, материнства, а не все эти глупости про родителя номер один и два! Народ поймет и схавает. Чем больше детей – тем лучше для страны. Будет кому на войну пойти, с нациками бороться!
На минуту он замолк, а потом, грозно взглянув мне в глаза, проговорил сквозь зубы:
– Ты только смотри у меня, держи язык за зубами, никому про наш разговор ни слова! А то враги вокруг, слышишь? Они только и мечтают о нашей гибели, распаде державы! Правда, я нескольких уже умертвил, но сколько их еще засранцев осталось! Бдительность, Ицик, бдительность прежде всего!
Это были его последние слова. Он исчез, дематериализовался так же внезапно, как и появился. Путин в телевизоре продолжал прямую линию. И тут, доктор, случилось чудо! Смазливая ведущая, с которой я давно хотел переспать, если бы, конечно, это было бы возможно, предоставила слово Ицику из Израиля, то есть мне. Я был ошарашен, удивлен и польщен одновременно. Сам Путин удостоил меня такой чести! Зал застыл в ожидании.
– Владимир Владимирович, – дрожащим голосом произнес я, собираясь с мыслями. Наступила неловкая пауза. – Владимир Владимирыч, – взволнованно повторил я, – разрешите приехать к вам в донецкую или луганскую область и принять участие в специальной военной операции.
– А сколько Вам лет? – спросил Путин.
– Семьдесят с небольшим.
– Да, возраст немолодой, чтобы с автоматом бегать... Но все равно похвально, даже очень! Приезжайте, Ицик, нам нужны такие люди, мы Вам найдем применение!.. Вот, видите, – обратился он к собравшимся, – и в Израиле есть истинные патриоты России!
Зал дружно зааплодировал. Щеки Путина загорелись ботексным румянцем, и он восторженно посмотрел на меня. Соловьев, Киселев, Симоньян стоя хлопали в ладоши. Последняя кокетливо подмигнула мне с экрана правым глазом. Я ответил ей взаимностью, подмигнув левым. Короче, воодушевившись, я уже собрался паковать чемоданы и брать билет на самолет, но перед этим решил немного вздремнуть, отдохнув от разнообразных впечатлений и переживаний уходящего дня.
...Проснулся я глубокой ночью от того, что кто-то дергал меня за яйца. 
–Просыпайся, Ицик, хватит дрыхнуть, – кричал вернувшийся ниоткуда спортивный Путин. – Тебя ожидает великая миссия, и нужно к ней серьезно подготовиться!
– Что же для этого надо делать? – спросонья спросил я, шокированный внезапным появлением вчерашнего гостя.
– Для начала споем гимн России, – ответил тот и затянул с пафосом: "Россия– священная наша держава..."
Он заставил меня подпевать, хотя к стыду своему я плохо знал слова. Это очень раздражало гостя, который толкал меня локтем в бок каждый раз, когда я забывал какое-нибудь слово. Путин требовал при пении проникнуться глубоким смыслом гимна, особенно мыслью: "предками данная мудрость народная".
– Мудрость россиян в их безоговорочной вере, что без Путина нет России, – пояснил Вова.
Многократно пропев с ним гимн, я так и не понял, в чем же состояла мудрость предков. Наверное, в том же, в чем и потомков: хранить верность царю-батюшке. Вызывал сомнение и припев: "Славься, Отечество наше свободное". Ни в Союзе, ни в теперешней России никакой свободы не существовало, и это я хорошо знал. Однако боялся делиться с Путиным подобными соображениями. Ведь можно было получить от него по шее, чего я, естественно, опасался!
– Теперь приступим к основным заповедям путинизма, – изрек мой мучитель.         
– Заповедь первая и самая важная: Запад – враг России и хочет ее развала. Повтори!
Я повторил.
– Молодец! Заповедь вторая: западные ценности для нас неприемлемы. Потом самостоятельно разберешься, если не разобрался, с подробностями – насчет ЛГБТ, наркотиков, родителей номер один и два и т.д.
Заповедь третья. Вся эта вонючая братия – иноагенты, гомики, лесбиянки,  оппозиционеры всех мастей и оттенков – наши непримиримые враги. Борьба с ними – дело чести всякого нормального россиянина! Повтори, Ицик, вторую и третью заповеди.
Я повторил, но гость остался недоволен.
– Вызубришь слово в слово, как я тебе говорил! Мы должны придерживаться единомыслия, никаких отклонений в сторону, слышишь? – и он слегка ущипнул меня за ухо.
– Заповедь четвертая. Чти героев СВО, даже если они кого-то убьют или изнасилуют. Я думаю, тебе все понятно?.. Перейдем к следующей. Произноси имя врагов отечества всуе или не произноси вообще. Ты, надеюсь, врубился, кого я имею в виду? Навального, Кара-Мурзу, Яшина и других мерзавцев. Заповедь шестая. Не прелюбодействуй с женами иноагентов, даже если очень хочется. Иногда такое искушение одолевает и настоящих патриотов! Заповедь под номером семь. Не убивай Путина, его друзей и участников СВО. А если убьешь – уподобишься нацикам.
Восьмая заповедь. Не воруй у Путина, его родных и друзей. А если украдешь – уподобишься США и странам Европы, отбирающим их собственность и финансы. Заповедь девятая. Возлюби Путина, как самого себя.
– А если себя не люблю, то и Путина не смогу полюбить?–спросил я гостя.
 – Себя можешь не любить, а меня любить обязан!.. Последняя, десятая заповедь (их больше, но берем лишь главные). Не сотвори себе кумира, кроме Путина. Не смей, Ицик, делать кумирами оппозиционеров, иноагентов, бандеровцев и т.д! Надеюсь, ты меня понял?
Потом мы десять раз пропели гимн России, и мучитель мой вновь растаял в пространстве Вселенной, оставив меня с головной болью и с кошмарными видениями. То я был среди украинских военнопленных. Нас били и заставляли петь гимн России, а тем, кто пел тихо или не знал слов, доставалось с особенной силой. То маленький карлик-уродец со старческим лицом и паучьими ножками, сжимая цепкими ручонками мою шею, мурлыкал основные заповеди путинизма. Затем он преобразился в парадного Путина из телевизора, который прочитал мне лекцию о вражеском коллективном Западе и о возможном ядерном ударе России по нему, снабдив свою речь цитатами любимого путинского философа Ильина.
Эти видения вызвали у меня ощущение того, что я, Ицик, вроде бы уже и не Ицик, а этакий путиноид, до мозга костей напичканный идеологией путинизма. Я потерял, доктор, осознание собственной целостности, и в моей голове звучали голоса либо всех путиных сразу, либо каждого двойника в отдельности. Я перестал жить в реальном мире, очутился в мире воображаемых призраков и кошмаров.
Когда-то в юности я любил читать Достоевского. Так вот все, что со мной происходило, напоминало истории его героев, общающихся со своими двойниками. С той лишь разницей, что я разговаривал не с чертом, как Иван Карамазов, и не с похожим на меня двойником, как Голядкин, а с чужеродными двойниками, путинскими прихвостнями. Но от этого мне было нисколько не легче, чем им.
Напоследок я расскажу Вам, доктор, о своем самом ужасном кошмаре, воспоминание о котором до сих пор заставляет меня содрогаться от боли. Это такой, знаете ли, сюрреалистический кошмар или кошмар из фильма ужасов.
Взору моему предстала поистине апокалиптическая картина: месиво бездыханных человеческих тел и их фрагментов: детей, стариков, женщин; некоторые полуразложившиеся, другие – сохранявшие на себе следы недавней жизни. Валялись отрезанные головы с выколотыми глазами, детские окровавленные ручонки, мужские и женские гениталии. Меня поразило лицо мертвого ребенка, девочки лет трех-четырех, с обезумевшим взглядом, устремленным к небесам. И на всем этом месиве, заваленном трупами, танцевали или пританцовывали под гром канонады и мощных сирен серийные убийцы с садистскими физиономиями маньяков, жирные попы в темных рясах с тяжелыми зловещими крестами, Гитлер в белом парадном кителе, забрызганном кровью, в обнимку с Путиным в дорогом пальто ведущего итальянского бренда. В нескольких шагах от них расположились хохочущий Чикатило, с наслаждением жующий откусанный сосок своей жертвы, и ветеран СВО, уголовник и некрофил, насилующий труп молодой украинки. Путин с Гитлером одновременно в ритм танцу двигали ногами и вскидывали в нацистском приветствии руками, умудряясь при этом в сумасшедшем грохоте, стоявшем вокруг, переговариваться на волнующие их темы. Гитлер орал Путину в ухо фразы из "Майн кампф", а Путин Гитлеру – из Ильина. Судя по всему, они были очень довольны друг другом.
Вдруг все прекратили танцевать и застыли в ступоре. Чикатило перестал хохотать и жевать, и тоже замер. Некрофил уже не некрофильствовал, а стоял по стойке смирно. Путин с ненавистью смотрел на меня, желая, как мне казалось, испепелить, превратить в прах мое бедное тело. Он, наверно, не хотел, чтобы я наблюдал всю эту вакханалию, "пляску смерти". Это мое предположение вскоре подтвердилось. Грохот канонады и сирен смолк, все вышли из ступора. И тогда Путин произнес, обращаясь к толпе: "За то, что Ицик нарушил установившуюся традицию, пренебрег нормами путинизма и явился на мероприятие государственной важности, куда его никто не приглашал и на котором должны присутствовать только избранные, проверенные и преданные путинисты; подсудимый, то бишь вышеупомянутый Ицик, приговаривается к телесному наказанию согласно неписаному кодексу путинской клики. Приговор обжалованию не подлежит и приводится в исполнение незамедлительно". Путин подозвал некрофила и что-то ему тихо сказал. Тут же ко мне подбежали четверо здоровых участников СВО и повалили на землю. У некрофила в руках оказалась бутылка из-под водки "путинка". Он нагнулся, содрал с меня трусы и штаны и стал толкать бутылку в заднепроходное отверстие. От жуткой боли я потерял сознание.
Очнулся я в кресле своей комнаты со связанными скотчем руками и ногами. Анус горел, все кружилось перед глазами, и я затруднялся определить, в каком мире нахожусь: реальном или воображаемом. В комнате присутствовало по меньшей мере три Путиных. Первый– "публичный", из телевизора, в галстуке и пиджаке. Он сидел за столом и нервно двигал ногами. Второй– "спортивный", который уже посещал меня. Третий– с той страшной вакханалии. Спортивный и вакханальный Путины о чем-то переговаривались в углу комнаты. Был, правда, еще один Путин–на экране телевизора, но он в данном случае выполнял функцию второстепенного персонажа.
– Итак, Ицик, мы тебя поздравляем! –сказал парадный Путин.
– С чем? –удивился я.
– Как с чем? С боевым крещением!
– Так это было боевое крещение?
– И ты его успешно прошел, остался жив.
 – А многие не проходят?
– Ими хоть пруд пруди, –ответил парадный Путин. – Ах да, забыли снять скотч.
– А для чего он?
– Забавный аксессуар посвящения в путинисты. Вова, – обратился он к спортивному Путину, – сними с Ицика скотч.
Вова выполнил приказ шефа, и мои руки и ноги сразу почувствовали облегчение.
– Ицик, –продолжал публичный Путин, – мы тут посовещались и решили, что ты будешь проводником идеологии путинизма в Израиле.
– Это как? –спросил я.
– Очень просто,- ответил он. –Язык у тебя подвешен, сможешь прочитать, например, лекцию или провести беседу в клубах о доблестных героях СВО и их самоотверженной борьбе против украинских нацистов. Сам понимаешь, что здешнему народу, особенно пенсионерам, не мешало бы вправить мозги, чтобы их идеологические взгляды совпадали со взглядами Кремля и "Единой России". Вова, – публичный Путин указал на спортивного, – будет твоим бессменным помощником и консультантом на этом благородном поприще (Вова дружески хлопнул Ицика по плечу). А Фээсбэсович (он указал на третьего "вакханального" Путина), так мы его дружески между собой зовем, займется твоим финансовым обеспечением. Я думаю, двести-триста долларов за лекцию на дороге не валяются? Хорошая прибавка к твоей скромной пенсии, Ицик!– публичный Путин самодовольно ухмыльнулся. – Ну что, по рукам? –обратился он ко мне.
Фээсбэсовский Путин впился в меня сверлящим чекистским взглядом в ожидании ответа.
– Дайте подумать, – дипломатично сказал я, опасаясь новых репрессивных мер в случае отказа.
– Подумай, подумай, – хором произнесли путинцы. Мне показалось, что к ним присоединился и Путин с экрана телевизора. –Только не очень долго, у нас мало времени, – проговорил Путин за столом, нетерпеливо подергивая ногами.
Спортивный Путин переключил телевизор на другую программу, и в комнате раздались громкие звуки песни Шамана: "Я русский, моя кровь от отца". "А у меня от матери-еврейки",–пронеслась мысль в моих мозгах. Спортивный и вакханальный Путины, взявшись за руки, весело и исступленно плясали под музыку. Парадный Путин громко прихлопывал им в такт песни. "Я русский, всему миру назло", – разрывался Шаман. "Значит, и мне назло", – пробормотал я про себя.
Вы, наверно, догадались, доктор, что за время болезни мое мировоззрение и отношение к путинизму в результате перенесенных потрясений претерпели определенные позитивные сдвиги. И поэтому, когда закончилась песня и публичный Путин спросил: "Ну и к чему ты пришел, Ицик?" – я не мог принять предложение путинской братии. Но и сказать открыто о своем неприятии путинизма тоже не решался из-за страха побоев и унижений. Посему мой ответ прозвучал так:
– Я недостоин заниматься столь ответственной деятельностью, не созрел еще.
– И когда ж созреешь? – недоуменно уставился на меня публичный Путин (он был явно разочарован моими словами).
– Не знаю, время покажет.
– Ну ты и фрукт! – с укоризной заметил спортивный Путин. – Отказываешься от такого заманчивого предложения!
– Не ты нам нужен, а мы тебе нужны! – добавил фээсбэсовский.
– Я считал тебя, Ицик, настоящим мужчиной, а ты оказался полным идиотом! – вынес вердикт публичный Путин. – Надул нас, просто нагло надул!
– Повесить бы его за одно место! – рявкнул спортивный.
– А почему за одно? – съехидничал фээсбэсовский.
– Я пахаю, как раб на галерах, – продолжал публичный, –строю тоталитаризм, укрепляю властную вертикаль, борюсь с врагами всех мастей и оттенков! И вот награда!.. Почему же ты не веришь мне, Ицик? Пойми, верить никому нельзя, только мне!
– Потому что у Вас нет души, – осмелился ответить я.
– Политику прежде всего голова нужна, а не душа!– парировал публичный.
– Двушечку бы тебе впаять, Ицик, за эти слова! – отреагировал спортивный.
– Какую двушечку? – воскликнул фээсбэсовский. – Семь лет колонии строгого режима!
–Образумься, Ицик, хоть на старости лет,– продолжал увещевать публичный, – жизнь тебя, как видно, ничему не научила! А я всегда умел жить и обзаводиться нужными связями, угождать начальству! И благодаря этому сделал в отличие от тебя головокружительную карьеру! Так что вступай в наши ряды, пока еще не поздно! Иначе, – тут последовала глубокомысленная пауза, и он злорадно ухмыльнулся, – иначе нажму на ядерную кнопочку, и ты сдохнешь, не успев даже раскаяться! – Глазенки публичного Путина загорелись ненавистью, спортивный и фээсбэсовский Путины громко заржали. – Ну а мы, – радостно завершил тираду публичный, – обязательно попадем в рай!
Он вскочил из-за стола, присоединился к коллегам и стал гоготать вместе с ними. Все три Путина слились воедино и закружились в безумном сатанинском танце, подпрыгивая и вопя песню Шамана: "Мы с тобой в этой комнате, мою душу и тело сожги в этом пламени, люби меня или убей!"
Передо мной был уже один экстатичный Путин, как бы синтезированный из трех других, полностью обнаженный, с подпрыгивающим от возбуждения пенисом. Он напоминал мне вакханального черта с рогами, хвостом и козлиными копытами.
Я проникся к нему, доктор, такой ненавистью, что моментально вскочил с кресла и крепко вцепился руками в его глотку. Он застонал и стал изрыгать проклятия, а потом замертво рухнул на пол моей комнаты. Так я убил Путина в себе..."
...Психиатр и психоаналитик доктор Зуберман написал в компьютере заключительный диагноз Ицика: "диссоциативное расстройство личности в стадии ремиссии, наметился значительный прогресс в состоянии больного..."