Ёлка
Лето. Школа. Окна загорожены
Фондом прежним в нижнем этаже.
Здесь когда-то я с весёлой рожею
Времени растрачивал бюджет.
Понапрасну. Год назад Гагарина
На плакате видел средь детей,
Вновь пришёл, привет свой передать ему, —
Где-то делся. Сдунул суховей.
Вот постройка здания высотного,
Тащит кран в вершине монолит,
Девяностый, марта оконцовкою,
Выпуска проставил чёрный шрифт.
Вот — противогаз, и как завязывать,
Марль концы на стриженой главе,
Оголовье и отверстья разные,
Вдох и выдох... так, уже теплей...
Ближе к «здесь», когда свод неба ахает
В миг любой, и гром грохочет в синь,
Рассыпая здания, как шахматы,
С жителями лучшей из Россий.
И в окне учительницей первою
Выставленный следующ — моей —
Новый год, руководит что некто им,
Далее вложённый в Мавзолей.
Ёлка. Ёлка. Ёлка средь Сокольников,
Легендарное «любил детей»,
Вот они, робяты развесёлые,
«Кошки-мышки» бегают
пред ней.
Хоровод. И он — его начальником,
С лысою картавой головой,
Русский. Снова голос из динамиков
Нам звучит его поры лихой.
Грустно стало — эти дети умерли,
Даже те, его кто пережил,
Неотмечены стенными урнами,
Разве что — советами дружин.
Звездануть хотел куском я мергеля,
Как когда-то, в девятьсот восьмом,
В это же окно...
Но всюду — Берия,
Надзирает камеры глазком,
Вероятно. Написать, что-ль, маркером,
Чёрным, их тогда я не имел, —
«Сдайте, Маргарита Александровна,
В вторсырьё отца кровавых дел!
Он плохой был! Он плохой был, слышите!
Я, ваш бывший лучший ученик,
Заявляю — это ненавижу я,
Всё, что здесь, и связано что —
с ним!
Пусть прошла при нём вся ваша молодость,
Гибнуть почему теперь должны
За него, и взрослые, и школьники,
В лапах — И М — развязанной — войны?..».
Тишина. Окурки и разбитые
Горловины, стенки бутылей.
Марево июльское безвидное,
Подпись бывших языком друзей.
Он и дети. Разберут по августу
Окна, и царицу, и приплод,
А пока — с плаката — продолжается
Инфернальный, адский
хоровод.
31.7.—2.8.2024. Школа 18.
Свидетельство о публикации №224112501924